ПИЛСУДСКИЙ
ПИЛСУДСКИЙ
I
В статье этой для людей, знакомых с польскими делами, не будет почти ничего нового. В ней рассказывается жизнь знаменитого государственного деятеля Польши. Если бы это было возможно, я воздержался бы вообще от каких бы то ни было оценок. Жизнь Пилсудского достаточно богата фактами, а факты, как всем известно, «говорят за себя сами».
Читатель знает или увидит, что у нас нет оснований относиться с особой симпатией к польскому маршалу. Но как бы мы к нему ни относились, в истории Польши Пилсудский связал свое имя с событиями огромного, исключительного значения. Для того чтобы найти в ней людей, которые в этом смысле могли бы быть поставлены вровень с ним, надо обратиться даже не к Понятовскому или Костюшко, а к Баторию, к Собескому, к счастливейшим из Ягеллонов. Это необыкновенный человек. Необыкновенны его энергия, его дарования и в особнности его судьба.
Говорю: в особенности судьба. Пилсудский — profiteer de la guerre{1}, разумеется, отнюдь не в грубом и не в вульгарном, а в историческом смысле этого выражения (в таком же, в каком оно может быть отнесено, например, к Людендорфу или к самому Наполеону). Судьба очень легко могла уготовить создателю «боювки» виселицу. Война принесла ему славу, власть, маршальский жезл. Самое же удивительное в участи Пилсудского то, что всего этого он добился, «поставив не на ту лошадь»: случай в истории едва ли не единственный.
Юзеф Пилсудский родился в 1867 году в Жулеве. Он принадлежит к литовскому дворянскому роду. Крепкая, дружная семья Пилсудских была проникнута старинными польскими традициями. Пилсудские были богаты: их имение заключало в себе больше восьми тысяч десятин. Но неудачные агрономические затеи отца, затем случившийся в 1874 году пожар очень уменьшили достаток семьи. Она переехала из имения в Вильно. В виленской гимназии и получил воспитание будущий польский диктатор.
Сам Пилсудский говорил, что основное направление его жизни и деятельности дала эта гимназия. Именно из нее он вынес свою ненависть к России. «Во все мое гимназическое время я страдал беспрерывно. Много позднее ночные мои кошмары облекались в образ русского учителя...» «Я ненавидел врага и стыдился своего бессилия. Мне так хотелось вредить России...»
Слова эти, в своей чрезмерности» звучат непонятно, даже несколько дико. В субъективной искренности Пилсудского сомневаться трудно. Виленская гимназия, породившая такие чувства в душе своего воспитанника, конечно, выдала сама себе аттестат. Но вполне ли соответствовали эти переживания подлинным фактам — другой вопрос. Официозные биографы Пилсудского уделяют целые страницы описанию преследований, которым подвергались в этой гимназии ученики-поляки. Некоторые из биографов, во всяком случае, сгущают краски{2}. Как бы то ни было, из гимназии Пилсудский вышел революционером. Он поступил на медицинский факультет Харьковского университета, скоро был исключен за участие в беспорядках и вернулся в Вильно.
Социалистом Пилсудский стал в 1884 году. В семнадцать лет всякие недоразумения допустимы, но это недоразумение несколько затянулось: не более и не менее как на тридцать четыре года. Точную хронологию дает здесь возможность установить одна забавная сценка, которую описывает в своей книге «Восстановленная Польша» Казимир Смогоржевский{3}. В ноябре 1918 года к Пилсудскому явилась делегация польской социалистической партии и, естественно, назвала его «товарищем Пилсудским». Маршал, бывший, очевидно, в хорошем настроении духа, любезно остановил делегатов.
— Господа, я вам не «товарищ», — сказал он. — Мы когда-то вместе сели в красный трамвай. Но я из него вышел на остановке «Независимость Польши», вы же едете до конца к станции «Социализм». Желаю вам счастливого пути, однако называйте меня, пожалуйста, «паном».
Это заявление Пилсудского, впрочем, не мешает многим социалистам (не только польским) по сей день считать и даже называть за глаза Пилсудского товарищем. По словам Смогоржевского{4}, Пилсудский гордится тем, что никогда в жизни в глаза не видал «Капитала». Сколь отрицательно ни расценивать историческую роль Карла Маркса, трудно поставить это обстоятельство в особенную заслугу Пилсудскому, тем более что он ее разделяет с очень большим числом других людей, среди которых немало убежденных марксистов. Кроме того, у другого исследователя{5} мы находим указание на то, что Пилсудский прочел «Капитал». Во всяком случае, читал ли Маркса Пилсудский или не читал, марксистское (и вообще социалистическое) начало лишь в самой ничтожной степени сказалось в его взглядах. Он был неизмеримо ближе к пану Володыевскому и Конраду Валленроду, чем к Бебелю или Плеханову.
В это время одна из последних добровольческих организаций послала в Вильно делегатов с предложением кружку польской молодежи принять участие в покушении на жизнь императора Александра III. Кружок виленских революционеров (старшему было, вероятно, лет двадцать) обсуждал это предложение, но колебался, какой дать делегатам ответ. Пилсудский высказался решительно против участия в предлагаемом деле, находя, что поляки вообще но заинтересованы в перемене русского государственного строя.
«Еще неизвестно, что нам дала бы эта перемена», — сказал он. Кружок продолжал колебаться. Впрочем, долго колебаться ему не пришлось: о деле стало известно департаменту петиции. Департамент поступил со свойственным ему эклектизмом: каре были подвергнуты и сторонники и противники террористического проекта; Пилсудский был в административном порядке сослан в Сибирь, на Лену.
В ссылке он пробыл пять лет, С русским обществом он там не сблизился. Его близкий друг, известный польский (отчасти и русский) писатель Вацлав Серошевский, рассказывает, что в Сибири нынешний диктатор «узнал всяких русских, от бродяг до министров». Сам Пилсудский впоследствии говорил; «Все они (русские) более или менее скрытые империалисты. Среди них много анархистов, но, странная вещь, республиканцев между ними я совершенно не встречал». Это действительно странно. С какими русскими министрами можно было познакомиться в ссылке на Лене? И неужели все русские ссыльные и ссыльнокаторжные были монархисты и империалисты?