НЕДОПИСАННЫЙ ПОРТРЕТ. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, последняя, о мифах, дополняющих образ, с которым нам предстоит попрощаться.
НЕДОПИСАННЫЙ ПОРТРЕТ.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, последняя, о мифах, дополняющих образ, с которым нам предстоит попрощаться.
Во всех предыдущих главах я часто цитировал Церетели. Его речь столь же монументальна и индивидуальна, как пластика. Своими оголенными словами он многое сказал. Я часто приводил выдержки из заказных статей, рискуя "умножить зло". Зачем это делал? Хотел правдиво показать моего героя, не сглаживая острые углы, на которые ему так часто пришлось натыкаться.
Было время, когда никто из сочинителей не стучал настойчиво к нему в дверь. Помните полет в Испанию на открытие Колумба осенью 1995 года? Полный самолет друзей детства и юности, земляков, сокурсников и сотрудников. Клерки летели. И в той толпе среди пассажиров — никого из пишущей братии, не считая меня. А ведь тогда уже звучали раскаты грома, летели снаряды в дальнюю цель — Колумба в США, и в цель ближнюю — в Нижних Мневниках. Там землеройные машины выравнивали берег будущего "парка чудес".
Не было тогда у Церетели "информационной поддержки", щита. Поэтому так безнаказанно накинулись на него "современные художники" и критики, выполняя установку владельцев телеканалов и газет, боровшихся с его другом Лужковым. В те политические кампании втянулись по своей и чужой воле писатели, публицисты, сатирики и карикатуристы, фотографы, охотившиеся за ракурсами, где художник и его монументы выглядели монстрами.
"Подгоняемый неумолимым напором времени, он понастроил на Москве немало отвратительных чудовищ. Сначала бронзовый бестиарий у священной кремлевской стены, потом нарезанного ломтиками, да еще пронзенного рогатиной змееныша на Наполеоновой горе, потом ключевой элемент всей конструкции — кошмарного истукана, над съежившейся Москвой-рекой". Это цитата из "Сказки для идиотов" модного сейчас писателя Акунина. Ясно, кого он имеет в виду в образах «бестиария», "змееныша" и "кошмарного истукана", не зная, в какой последовательности появились они на свет.
На самом деле все произошло не так, как повествуют нам эти «Сказки». Сначала вылупился «змееныш» на Поклонной горе, потом обозначился «бестиарий» на Манежной площади, а еще через год поднялся вровень с Храмом Христа "кошмарный истукан".
Повторяются поныне прежние измышления, вроде "головы Петра, приставленной к телу Колумба", или "пристрастия к лепке черепов вождей". Подобные выпады не раз давали право обратиться в суд. Десятки раз Юрий Лужков судился и всегда выигрывал процессы по защите чести и достоинства. По меньшей мере, раз десять мог бы воспользоваться таким правом и его друг. Но не хотел выступать в роли истца, заниматься судебной волокитой, оправдываться, поэтому безнаказанные выдумщики сочиняли все, что им заблагорассудится.
В самые трудные дни, когда начались демонстрации у памятников, появился памфлет, где утверждалось, что Церетели собирается установить монумент, "посвященный 240-летию со дня основания Севастополя, 145-летию со дня обороны города российской армией и 55-летию со дня героической четырехнедельной обороны города-крепости против превосходящих сил немецко-фашистской армии".
Как видим, издевались не только над Церетели, унижали и высмеивали Юрия Лужкова. Чем только мог, строительством новых домов для моряков, устройством школ, учебниками на русском языке — он помогал русским в Крыму, Севастополю и Черноморскому флоту, оказавшимся в осаде после известного разрыва между Россией и Украиной. Эти акции раздражали Кремль времен Ельцина и Березовского. Ради красного словца не щадили родного отца, глумились над памятью защитников города в дни минувших войн, лишь бы принизить мэра Москвы.
"А потом голоса сообщили мне, что Зураб Церетели проектирует очередной монумент в городе. Не успеешь оглянуться, а на Поклонной горе уже раскинулся Парк Победы. Только успеешь попривыкнуть к кровоточащим фонтанам, и тут тебе, на Манежной площади понаделали лубочных изваяний, как в народе говорят, построили "ограду зверинца".
Раньше от всяких безумных голосов отмахивался, старался не обращать на них внимание. Но после того, как на Москве-реке сел на мель Петр Великий со штурвалом в позе Колумба и с предательски торчащей мачтой, с авиа-огнями далеко в небе, я решил: а вдруг не бред это, а пророчество". Упражнялся в сатире таким не лучшим образом внук известного профессора Московского университета, вращавшийся в среде интеллектуалов и политиков.
Не он один, все, кто брался сочинять пасквили, памфлеты, фельетоны, не утруждал себя проверкой фактов, не заглядывал в энциклопедии, чтобы узнать самое простое — когда и где родился, учился, проявил себя Церетели, прежде чем вышел на простор Москвы. Заглядывали на экраны "всемирной паутины", заполненной клеветой. Там поныне рядом с опровержениями, опубликованными по решению суда, можно почерпнуть информацию о позабытом "медном деле" и "землях в Испании", прочесть мифы, сочиненные известными публицистами и неведомыми авторами, не подписывающими свои выдумки. Вот только одна из них.
"В середине 1960-х годов Зураб Церетели, а вернее его жена Иннеса, происходящая из знатного княжеского рода, получает в наследство во Франции: денежную сумму и два дома в Марселе и Париже. Чтобы не обострять отношений с советским правительством, Церетели дарит властям один из домов. Взамен ему предоставляется возможность распоряжаться полученным состоянием на родине — в Грузии, где в это время оживляется мелкое, частное предпринимательство".
Здесь все — ложь. Из вызова, приведенного выше, мы знаем, что французские родственники Иннесы владели "собственным павильоном" не в Марселе и не в Париже. Посылки, о которых поминала покойная Иннеса, позволяли приодеться молодым в импортные вещи, не более того. Эти посылки в больном воображении завистников превратились в два дома. Даже если бы грузинские родственники получили солидное наследство, ни на какую сделку с ними советское правительство не пошло бы. Оно бы забрало в свои мозолистые руки оба дома, нашло бы способ заставить наследников отказаться от недвижимости и денег. Не такое то было правительство, чтобы дать гражданам распоряжаться валютой.
Зачем художнику "ожившее мелкое, частное предпринимательство на родине", если он с утра до ночи занимался высоко оплачиваемыми государственными заказами, украшал громадные комплексы, работал подолгу за границей. Так, монтаж «Прометея» и «Подсолнухов» в США длился около полугода.
Из подобных блоков недостоверной информации строились изоляторы, куда пытались засадить Церетели, связав его имя с криминалом. Год за годом запускались в эфир и в печать и "медное дело", и "земельные участки в Испании, и "алмазное дело"…
* * *
Интересно наблюдать, как рассеивается туман и глазам дезинформированных граждан открывается истинная красота. Поклонная гора и Манежная площадь заполнились толпами людей, разобравшихся, что к чему. Меняется тон и содержание сообщений СМИ. Журналистка, по неведению написавшая о "голове Петра, приставленной к телу Колумба", сегодня называет Церетели "главным скульптором Москвы". Некогда третируемый художник, которого якобы никто не знал в Америке, чуть ли не умевший рисовать, вдруг предстал монументалистом с мировым именем. И яркой личностью. Где бы ни появлялся он, будьто на приеме или вернисаже, заседании или обсуждении конкурсных проектов памятника Михаилу Булгакову, его фигура невольно обращает на себя внимание. И вдохновляет недавних недоброжелателей написать такой вот словесный портрет, увиденный во время бурного обсуждения в стенах академии:
"Словом, ад. И было видение в аду. Посредине этого бурного человеческого моря появился необыкновенно широкоплечий невысокий человек. От него исходила необыкновенная энергия. Модный пиджак был натянут на мятую и запачканную краской потную майку — видно было, что он прямо от мольберта. Он оглянул зал с восточным покоем и всепониманием в глазах. Кто-то затих, понимая, что его сейчас зарежут. Человек широко улыбнулся, и у зала отлегло. Потом он сказал что-то неразборчивое и склонил голову. Тут особо прозорливые увидели, что в его огромной руке прячется крошечная телефонная трубка, и вся его мимика, собственно, не имеет к залу никакого отношения. Не переставая говорить по телефону, он прошел по залу, поздоровался за руку с сыном скульптора № 07777621 и ласково ущипнул № 0333441.(Проекты выставлялись под номерами. — Л. К.) И вышел через парадную дверь.
Это был Церетели".
К тому дню, как появился этот портрет, Москва увидела с большим опозданием персональную выставку в Новом Манеже. В числе первых побывал на ней и автор приведенного выше пассажа, редактор журнала современной архитектуры, профессиональный искусствовед. Придя на выставку после вернисажа, он увидел «мастера», сидящего за столом в окружении академиков. Они читали газеты и после знакомства с очередной статьей передавали их президенту. Тот ничуть не расстраивался, читал одну за другой критику, где, по словам наблюдателя, ни одно из гордящихся либерализмом изданий не пропустило случая доложить читателям "как плох Церетели", что того самого ничуть не огорчало, даже веселило. Этот наблюдатель, назову его имя, Григорий Ревзин.
Осмотрев выставку после скандала вокруг Петра, когда ваятелю не оставляли права называться художником, клеймили за подражание "французской школе", он сочинил отчет. В сущности, это, на мой взгляд, краткая монография, написанная ярко, в отличие от правильных и скучных, которые предваряют репродукции альбомов "Зураб Церетели". За словами, что удачливого скульптора наконец-то можно похвалить как живописца, следует такое признание:
"У него такая живопись, про которую довольно трудно написать, что она плохая. Я скажу сейчас страшную вещь, после которой коллеги-критики перестанут со мной здороваться. У Церетели есть чувство цвета и композиции. Для русского художника он поразительно образован. Его вещи глубоко профессиональны — в том смысле, в каком сформировался профессионализм художников ХХ века. То есть в смысле внутреннего, переходящего на уровень автоматизма руки знания традиции Ван Гонга, Сезанна, Пикассо, Матисса, Шагала.
Это страстная живопись. Он искренне восхищен цветом, краской, пластикой, У него довольно неожиданные для любимого художника власти образы. Его главный герой — человек-глыба, воздвигающаяся в резком цветовом контрасте с окружающим ее фоном, конфликте, в котором начинает плавиться фактура и героя, и фона. Это известная в ХХ веке мутация романтического героя, что-то вроде Хемингуэя, Фолкнера, Маркеса (возможно, в варианте Отара Чиладзе). Он работает с этим образом превосходно, объединяя необходимую для него понятную суровость с грузинской патриархальной лиричностью".
Так не могут писать в институте теории и истории изобразительных искусств Российской академии художеств. Ни по форме, ни по содержанию. Прошлое не дает свободы. В 1975 году под эгидой этих двух учреждений вышла книга "О модернизме", которая заканчивалась словами:
"Истинный расцвет искусства в буржуазных странах возможен при условии разрыва с авангардизмом. Выход из лабиринтов модернизма для художников буржуазного общества один — обращение к реализму, к искусству высоких гуманистических идеалов. Всякий иной путь означает тупик".
В то самое время Церетели чувствовал себя комфортно в «тупике», выступал как явный модернист, заполняя поверхность стен авангардной мозаикой, абстрактными картинами. И писал все, что хотел, не оглядываясь на социалистический реализм, усвоив уроки "французской школы", множил картины, далекие от " высоких гуманистических идеалов", то есть коммунизма.
И тогда же многие советские художники, обязанные "французской школе", технике письма, открытой в Париже, за исключением закоренелых пейзажистов, писали "тематические картины" во славу партии и советской власти.
"Эта система советского двоемирия (внутри парижская школа, снаружи памятники космонавтики) была основана на том, что один мир никогда не пересекался с другим. Гениальность Церетели заключается в том, что он ухитрился поставить одно на службу другому уже в постсоветском пространстве".
Стоп! Слово — гениальность — соотнеся с именем Церетели, написал не я, пообещав читателям избегать высоких слов. "Одно на службу другому" поставил он задолго до появления "постсоветского пространства". Внутри и снаружи "парижская школа" видна не только на холстах, но и на всех монументальных произведениях времен СССР, начиная с духана в Чиатуре. "Парижская школа" служит ему и в живописи, и в ваянии.
Колумб водит хоровод в саду ЮНЕСКО вместе с фигурами гениев "парижской школы". Разве выпадает он из круга признанных миром исполнителей? Там Колумб стоит в яйце, на пьедестале, сплетенном из парусов каравелл. В увеличенном варианте монумент возвышается в Севилье. Это ли не самая современная пластика, не модернизм? Литеры русские и грузинские, сплетенные в столп, это что — реализм? Андрей Вознесенский по их адресу высказался очень точно, и я хочу напомнить в конце книги его слова: "Какая это конструктивная энергетика! Я понял, это, пожалуй, самое сильное сооружение в Москве. Поразительно, что этот памятник языку мы видим не в галерее Гельмана, не в грезах Мельникова. Он осуществлен был при тоталитаризме. Кто он — представитель культуры -2?Классик? Постмодернист?"
После выставки в Новом Манеже побывал искусствовед на выставке пейзажей известного художника, писавшего парадные портреты вождей. Посмотрел пейзажи и удивляется, почему именно ему выпала честь писать с натуры первых лиц великого государства. И вот к какому выводу приходит:
— Почему Налбандян вдруг стал самым главным непонятно. Причем он и по темпераменту серенький. В какой-то момент думаешь, что он может быть, был вроде Церетели, такой обаятельный армянин, который своей энергетикой восполнял недостатки пластических дарований. Но нет. У Церетели не только паркет под ногами горит, но и в живописи все горит самым темпераментным образом…
Что касается Петра, скажу: нашлись ныне критики, которые определили ему достойное место в искусстве. Пока что их мнение не победило окончательно в общественном сознании, но время поставит все на свое место. А я приведу слова критиков, чтобы они не затерялись в периодике, где впервые появились:
"Петр — несомненно, является выдающимся образцом арт-дизайна. Он сомасштабен по принципу художественного контраста окружающей застройке. Он силуэтен, что очень важно для памятника. Он символичен, а это главная особенность истинного монументализма. Он пространственен, подчиняя себе окружающую среду. Так написал доктор искусствоведения Никита Воронов в грузинском журнале пять лет назад. В московском журнале — ему слова не дали.
Истинна оценка другого московского искусствоведа Александра Сидорова: "Петр — это многосложный ансамбль, включающий наряду с фигурой царя водные феерии, цветовую подсветку, различные мобили, ажурные инженерные конструкции, многое другое, что переводит трехмерное бытие монумента в пространство бесконечных измерений. Можно сказать, что Петр нашел в лице Церетели конгениального потомка, который создал новый невиданный образ и круто изменил неспешный ход иконографии великого реформатора".
* * *
Что пишут и говорят о монументах и картинах Зураба мастера культуры, не раз собиравшиеся за его столом? Многих из них он изваял. В галерее искусств они все в одном зале в бронзе — Андрей Вознесенский, Андрей Дементьев, Георгий Данелия, Владимир Высоцкий… Последний — ничего не успел сочинить о друге, погиб до сооружения столпа из литер. Стихи Андрея Вознесенского о "памятнике языку" я приводил. Но что сказал поэт о Петре? Ничего. Быть такого не может! Ведь он же боролся с теми, кто пытался демонтировать монумент! Да боролся, помог устоять на земле, обещал посмотреть, когда закончат работу, тогда дать оценку. А когда развернулась борьба с "современными художниками", своего мнения о Петре, "Трагедии народов" не высказал, сослался на других. Надеюсь, скажет.
Другой давний друг не скрывает отношения к живописи:
— Я люблю его работы, — признается Георгий Данелия, — У меня дома висит его "Святой Георгий". Пытаться сегодня определить его место в живописи Грузии, России, да и в мировой живописи — бесполезно. Место это, как правило, определяется потом, во времени.
Так считает и сам художник, который, по словам поэта, " у времени в плену". Современники творят легенды, не особенно заботясь об истине.
* * *
Хочу под занавес помянуть несколько устойчивых мифов, дополняющих образ нашего героя. Быть может, они помогут в будущем дописать мною недорисованный портрет.
Миф о «миллионе»
У него два варианта. По первому, якобы миллион рублей запросил Зураб за мозаику фасада Дома политпросвещения в Тбилиси. По тем временам, астрономическую сумму, если учесть, что килограмм черного хлеба стоил десять копеек, бутылка молока — 30 копеек на всей территории СССР, а значит, и в Грузии. Вот он:
"Эдуард Шеварднадзе долго раздумывал, но в конце концов согласился. Других желающих выполнить заказ не нашлось, так как изготовление смальты в Грузии контролировалось Церетели". Не таким всемогущим был первый секретарь ЦК республики, чтобы платить миллион за смальту, цветное стекло, которое в подобной ситуации можно было спокойно заказать в Гусь-Хрустальном. Оттуда, кстати сказать, поступает в Москву смальта для мозаик, которыми украшен двор мастерской.
По второму варианту миллион рублей фигурирует в мифе об… арабской мебели.
"Когда в Грузию привезли безумно дорогой мебельный гарнитур, кому его продать решали на бюро ЦК республиканской компартии. В конце концов Шеварднадзе резюмировал:
— У нас есть только один человек, который в состоянии купить такой гарнитур за миллион рублей.
— Мне эта мебель сто лет не нужна, — сказал Церетели. — Но раз ЦК решил, я куплю.
Эдуард Амвросиевич, бывая не раз в доме друга, видел, какая замечательная мебель заполняет залы и комнаты Зураба Константиновича. И знал, что никакой "арабской мебели" тому не нужно. Не покупал ее дизайнер, хорошо ведающий что почем, какой мебелью стоит заполнять жизненное пространство.
Миф о «зурабках»
"Скульптор-монументалист не признавал денег мельче, раздавал «зурабки» на чай таксистам и официантам.
Выслушав приведенный выше миф, его герой помолчал, что-то вспомнил и произнес одно слово — «зурабчики».
Коснусь в связи с чаевыми отношений с деньгами. У Церетели есть в лексиконе русское слово «жмот». Так вот, к нему оно не относится. Сошлюсь на достоверный эпизод, рассказанный канадской фотожурналисткой Хайди.
— У нас случилась такая с ним история. Я фотографировала его в мастерской, на стройке, с Лужковым, очень много сделала фотографий и привезла ему готовые работы. Он меня спрашивает: "Ну, сколько я тебе должен?" Я отвечаю: "Смотрите сами!" Он достает деньги и дает мне тысячу долларов. А я была не одна, со мной была еще моя подруга, Галя. Так он смотрит на нее и говорит: "Вот и ты возьми тысячу". (Эту Галю он давно знал, еще когда она была ребенком. — Л. К.) И это при том, что многие в Москве, забирая фотографии, даже не спрашивают, сколько они должны. Приятно, что он так уважает чужой труд.
Миф о заводах
У него якобы есть собственные линии по разливу питьевой воды и прочие доходные предприятия.
— Нет у меня таких заводов и линий. Бог свидетель. (Произнося эти слова, осеняет себя крестным знамением.) У меня есть печка, где делаю эмали. Но печки для литья есть у любого приличного скульптура. А большие монументальные вещи я отливаю на государственных заводах.
Миф, что не берет гонораров
"Ходили слухи, что за Петра, работы на Манежной площади, в храме Христа он отказался от гонораров".
На самом деле такая история произошла с композицией "Трагедия народов", по поводу которой сказал, что "за трагедии я денег не беру".
— Как верующий человек я просто не могу позволить получать гонорар за эту тему. Это мои принципы. Я так живу.
Отказался от гонорара за монументы в США, Колумба в Испании, подаренные правительствами СССР и России народам этих стран. За Петра, Храм, "Охотный ряд" — платили заказчики. В этой роли выступали государство, город. Они рассчитывалось не всегда регулярно, не всегда адекватно содеянному, расплачивались, как мы знаем, квадратными метрами, квартирами в муниципальных домах. Ими — рассчитался он в свою очередь за обветшавшие здания, превращенные в музей современного искусства и галерею искусств.
— Авторские гонорары — это деньги, на которые я живу.
Дело не в деньгах. Меня они интересуют не в первую очередь Мне наплевать на деньги! Так можете и написать. И когда я их трачу, получаю больше удовольствия, чем когда их зарабатываю. Главное для меня — сделать работу качественно и в срок, довести до конца, что задумал. Меня так воспитали. Где Церетели — там высокий класс. Я никогда не ставлю на первый план вопрос о деньгах, особенно когда речь идет о таких работах, как Храм.
Миф, что занимается делами, а не искусством
Несколько раз, касаясь этой темы, он в качестве жизненного примера для себя назвал не Пикассо и Шагала, как обычно, а одного из гигантов эпохи Возрождения.
— В принципе, все деловые люди должны быть в чем-то творцами. И художники должны быть деловыми людьми. Многие классики мирового искусства были деловыми людьми. Возьмем Микеланджело. Он сам бегал по карьерам, выбирал гранит, мрамор, выстукивал камень. Чувствовал по звуку, что через двадцать сантиметров внутри идет трещина. Организовывал и контролировал весь процесс — от самого начала до конца. То есть был полноценным творцом. Хотите, назовите его деловым человеком, если вам это нравится.
— Я занимаюсь по-прежнему чистым творчеством — монументальным искусством, дизайном, живописью, мозаикой, эмалью, графикой.
Миф о велосипеде
"Подарил Зураб внуку Васе импортный велосипед, очень дорогой. Но внук стеснялся на нем кататься, потому что у других детей таких велосипедов не было. Тогда Церетели купил такие велосипеды для всех детей Багеби, где находится его загородный дом".
Да, купил Васиным приятелям велосипеды, но не в Багеби, а в Гульрипши. И не импортные, а отечественные, которые продавались в местном промтоварном магазине.
Миф о музее в Багеби
"В поселке Багеби функционирует музей великого скульптора. В банке существует специальный счет, предназначенный для такого музея после смерти Зураба Церетели".
Ничего подобного в природе нет. Покойный отец, Константин Иванович, коллекционировал газеты и журналы, посвященные сыну. Он развешивал публикации на стене комнаты. Эту коллекцию отец называл музеем.
Миф о подарке Фурцевой
"Екатерина Фурцева, министр культуры СССР, не приняла в дар шикарный музыкальный центр, который преподнес ей Церетели. Тогда он подарил ей золоченую чашку с блюдцем, доставшуюся от бабушки. От такого искреннего презента Фурцева не отказалась".
— Что такое "музыкальный центр?" — спросил герой легенды. — Первый раз слышу. Никакой чашки с блюдцем бабушки не дарил. На открытии Дома кино преподнес ей медный крест на цепочке.
Миф о «баньке»
"Нет числа историям о ящиках с коньяком для членов приемных комиссий, пышных застолий с цыганами, приглашениях в личную баньку на Молчановке или просто конвертах с деньгами: "Вы выглядите усталыми, срочно необходим отдых…"
В районе Арбата в маленьком особняке, где помещается отделение дизайна академии, никакой бани, ни русской, ни финской нет. Слушать пение цыган Зураб любит. Приглашал их петь в ресторан, где принимал Сикейроса, в «Метрополь» на "товарищеский ужин по случаю избрания президентом РАХ", ходил в рестораны, где они поют. Конвертами не пользуется. На моих глазах вынул из бумажника сумму, которой не хватало для операции незнакомому художнику, и дал их помощнику, выступавшему в роли ходатая за больного. Фамилию художника помощник президента забыл.
Миф о мозаике "Морской мир"
"Любопытно, что Зураб Константинович умудрялся одаривать не только важных особ, но и государство в целом. Один из таких случаев — мозаика "Морской мир". В Ульяновске каждая республика делала какой-нибудь подарок родине Ильича по случая столетия вождя. Кто присылал ковер, кто картину. Церетели привез на двух машинах 650 мозаичных плит с картинками рыбок. Они изготавливались для какого-то курорта, но оказались не востребованными. Что делать с ними — в Ульяновске никто не знал. Церетели облицевал ими дно бассейна, в воде которого должна была отражаться соседняя гостиница «Венец», как в зеркале. В запарке от Церетели отмахнулись, (ожидалось, что на торжества приедет дорогой Леонид Ильич Брежнев(, а он, не откладывая, нанял рабочих и реализовал идею. Более несуразного сочетания трудно себе представить".
Дарить 651 плиту не было необходимости. Грузия в 1970 была в состоянии внести республиканский вклад в сооружение мемориала Ильича.
Миф о " безотходном производстве"
"Зураб Константинович не раз прибегал к лукавой тактике даров и к методу безотходного производства: не получилось в одном месте, сгодится в другом, а еще лучше, если удастся пристроить изваяние и там, и там. Так появляются произведения-варианты, произведения повторы — "Древо жизни", несколько монументов Колумбу".
Ничего подобного. "Древо жизни" московское отлито из бронзы, "Древо жизни" на берегу Черного моря — одно выполнено на стене, другое, иное по пластике, отлито за много лет до работы в Московском зоопарке.
Два Колумба — никакие не варианты, один выполнен для Испании, другой для Америки. Оба монумента — разные по высоте и пластике, что видно с первого взгляда. Совершенно разные парные монументы в честь Георгиевского трактата.
Миф о "медном деле"
О нем подробно сказано выше. Те, кто его сочинил и распространил, вынуждены были по решению суда дать опровержение. Одно из них помянуто в начале книги. Вот другое: "Следствие не обнаружило корыстного интереса скульптора Церетели". ("Коммерсант-власть", 3 ноября 1998 года.)
Миф о земле в Испании
Лопнул как мыльный пузырь. Испанцы больше не вспоминают в связи с якобы подаренной землей на Средиземном море имена Лужкова и Церетели. Их подписи оказались поддельными. Забудут ли этот криминальный миф наши правдолюбы — не уверен.
Миф о "сладкой жизни" на родине
Якобы в Грузии жил баловнем судьбы, а в России его травят, как грузина. Об этом есть такое признание:
— Были люди, которые хотели уничтожить меня и открыли дело в Тбилиси. Но я не диссидент, я здоровый человек. Я люблю землю, солнце и красивых людей вокруг меня. Помню, у первого лица из Верховного Совета была прямо аллергия на меня, когда он смотрел на мое творчество.
Неверно думать, что Москва постоянно обижала грузинского художника, а земляки восторгались. Сам он так не считает. Вот свидетельство грузинки, давно знающей художника.
"Регалии и встречи в верхах, зарубежные вояжи и заказы, нескрываемая широта жизни — все вызывало раздражение". Вызывало, кроме раздражения, анонимные письма, поступавшие в столицу СССР. Их поток усиливался, когда решалась судьба высоких премий.
Из Тбилиси в самые тяжелые дни, выпавшие на долю Зураба в Москве, подлил масла в огонь, я бы даже сказал, ударил ножом в спину соотечественник, некто Акакий Микадзе, собственный корреспондент "Московский новостей" в Тбилиси:
"Никто не хочет обострять с ним отношения. Хотя обиженных на него немало, в первую очередь это те, у кого, как они утверждают, Церетели выкупил за бесценок работы. Но об этом говорят шепотом".
Этот информатор сочинил несколько подобных выдумок. Он сводил оказавшегося не у дел Эдуарда Шеварднадзе с Джабой Иоселиани, главой Военного совета Грузии. Джаба в свой книге "Третье измерение" написал о сочинителе мифов вот что: "Како Микадзе я считал, если не его человеком, то, по крайней мере, агентом российских спецслужб". В любом случае профессиональный журналист или агент обязан проверять то, о чем заявляет публично…
Миф о «комбинировании»
Художник якобы получил заказ 16 колхозов изготовить статуи. "Чтобы упростить работу, было решено составлять их из двух одинаковых частей верха и низа. Были разработаны два типа ног и два типа туловищ, которые можно было бы комбинировать. Но произошла путаница — в одни колхозы по железной дороге навезли только ноги, в другие только тела. Но потом путаницу исправили".
Подобная легенда о комбинировании увязывает "голову Петра, приставленную к телу Колумба.
Скульптор Александр Бурганов по этому поводу заметил:
— Когда на нашем художественном горизонте появилось это имя, то, удивляясь и радуясь интенсивности и мощи его творчества, одновременно был включен механизм отторжения. Рядом с его именем поплыла легенда о том, что все, мол, он делает не сам, что у него сотни помощников и неизвестно откуда взявшиеся связи. Повторить его успех, ничего не делая, было невозможно, а унизить и создать легенду о художнике-бизнесмене было очень просто.
* * *
Многие, побывав однажды в мастерской, после первого и единственного посещения пишут пространные статьи и интервью. К моему удивлению, Церетели не устает отвечать — где и у кого учился, пользуется ли общественным транспортом, на каком ездит автомобиле, какие носит часы, любит ли животных, какое у него любимое блюдо и вино, какие увлечения, кроме искусства. На банальные вопросы следуют нестандартные ответы.
Часы последнее время носит золотые с дарственной надписью президента России Владимира Путина. Ездит на германском «Мерседесе», английском «Роллс-Ройсе» и американском «Линкольне», самых престижных машинах мира. За рулем последних двух машин сидит сам, чтобы получить удовольствие. А профессиональный водитель Саша отдыхает при этом на заднем сиденье. Автолюбителем Церетели стал в молодости, когда не имел денег, чтобы купить дорогую машину, стоившую годовых зарплат советских трудящихся. Зашел однажды в сберкассу, купил лотерейный билет. И выиграл «Волгу», заветную мечту многих. Кто-то научил его переключать передачи. Но сразу эту механику не усвоил, поэтому однажды в гору повез московских гостей на первой передаче.
Среди любимых блюд называет гречневую кашу. На обед подается типичная грузинская еда: сулугуни, зелень, помидоры и огурцы в натуральном виде, сациви, жареная или обжаренная картошка. На кухне правит в Москве грузинская женщина, которую все зовут тетей Женей. Она непостижимым образом одна способна изготовить обед или ужин на всех, кто умещается за овальным столом в большом зале. Писали, что, мол, ничего кроме минеральной воды не пьет. Это еще один миф, знает Зураб Константинович толк в винах, пьет и водку, и коньяк, и виски хорошего качества. Такой джентльменский набор предлагает гостям, выставляя на столе батарею бутылок.
Кошек в доме нет. Любит собак, крупных, особенно кавказских овчарок. Во дворе живет у забора, через который нетрудно перелезть с московской улицы, свора таких псов. Клинтон подарил щенка ротвейлера, который вырос в громадную злого нрава собаку. Лужков подарил щенка другой крупной породы, мастифа. Такие собаки охотились на львов. Этот пес вырос добрым и незлобивым. Не раз позировал на снимках вместе с хозяином.
Есть увлечение, о каком мало кто знает. Бабочки. Сначала их собирала Иннеса. Потом и сам увлекся, очарованный окраской и формой крыльев. С коробками бабочек случайно попала коробка с жуками. Кто-то из знакомых решил сделать подарок и вместо бабочек по ошибке привез коллекцию жуков. Так она и осталась.
Коллекционировал африканские маски. Это увлечение испытали многие живописцы "парижской школы", учившиеся у неведомых гениев Африки умению обобщать образ.
Каждому бросается в глаза, что носит кольца и браслеты крупной формы, золотые. Есть такие украшения, что сделаны по рисункам Церетели. Легко заметить, президент Российской академии художеств умеет модно и красиво одеваться. По его рисункам делали галстуки. Две дамы-журналистки, побывавшие на Пресне, сочинили: "У него, наверное, тысяча костюмов", они "занимают пол-этажа".
Штанга, попадавшая под ноги посетителям в мастерской, не пылится. Ею пользуется, чтобы держать форму. Может показать «угол», подтянувшись на импровизированном турнике, роль которого играют изваяния.
* * *
Что точно во всех описаниях, так это то, что, выйдя утром во двор, попадает в окружение работников, выполняющих всевозможные задания. Двор за десять лет превратился в музей скульптур, которые они устанавливают и переставляют с места на место. Поток новых изваяний не прекращается. Не останавливается постоянная модернизация дворового пространства. Флигель, четырехэтажный каменный дом во дворе усадьбы, превратился в мастерскую и художественный музей, дополнивший подобный — в залах и комнатах особняка. В Москве насчитывается фактически три музея Зураба Церетели — на Петровке, Пречистенке и Большой Грузинской.
Всех поражает неутомимость, постоянное пребывание в людском поле, частая смена действующих лиц в эпизодах. И число таких сцен. Из них складываются четыре действия пьесы, каждодневно разыгрываемой. Утром — одни фигуры и лица, днем другие, вечером третьи, ночью в заключительном акте появляются особо важные персоны и самые близкие знакомые и друзья. Процитирую довольно точную зарисовку на эту тему:
"Зураб Константинович постоянно окружен людьми. Сначала в мастерскую пришла главный бухгалтер, потом хозяйка картинной галереи Марина Лошак с компанией галеристов из Америки. Затем мы переехали в Российскую академию на Пречистенке. Там Церетели снова взяли в плотное кольцо. На обеде, который происходил в ресторане "Галерея художника" (ресторан плотно примыкает к зданию Академии художеств), пообщался немного с нами, немного с инвесторами (они намерены построить детский "парк чудес"), немного с компанией скульпторов, с мэром Алма-Аты и директором фонда ЮНЕСКО. Потом на огонек заглянул Андрей Вознесенский.
Несмотря на многочисленные тосты, Церетели пил за столом только минеральную воду, хотя как настоящий грузин выпить тоже может, но не в рабочее время. Ел салат с лисичками и озерную форель (предпочитает ее другим блюдам). На десерт снова отдал должное своей любимой голубике говорят, она укрепляет сердечную мышцу.
За весь день вместе мы посетили несколько выставок и деловых встреч. К восьми вечера мы искали свободный стул, чтобы присесть, а Церетели с юношеской живостью перемещался по комнатам и этажам. Помахивая билетами на кубок Кремля, смилостивился над нами: "Приходите завтра, во вторник, у меня будет заседание президиума…"
По поводу помянутой выше хозяйки популярной галереи на Неглинной улице Марины Лошак, тепло принятой, хочу сказать особо. Меня поразил тот визит. Ее муж с точно такой фамилией издает в должности главного редактора газету, размножившую самые злые помянутые выше мифы. Они не раз давали основание истцу подать в суд за клевету. В подшивке "Московских новостей" увековечена легенда о "медном деле", там пропечатана ложь о "парке чудес", о Петре, обо всем, чем занимался художник в Москве. Все множится в том же духе в 2002 году. Церетели преследуется после каждого сообщения о новых замыслах. Все у него не так, все плохо. Любые проекты в Москве, Санкт-Петербурге или за границей — унижаются.
При всем при том супруга главного редактора дорогой гость в доме со своими американскими коллегами.
Сделаю добавление к приведенной выше хронике одного дня. Вернувшись со стадиона, с теннисного корта, хозяин дома может приехать неожиданно с компанией. Тогда застолье длится до глубокой ночи. После долгого ужина и прощания начинается разъезд гостей. Им всем помогают добраться по домам, если они сами не за рулем, дежурные машины.
Мои слова подтверждает еще один посетитель дома на Пресне:
"На ходу он договаривает последние фразы, обещает вернуться и уезжает на поджидавшем его «Мерседесе». Возвратился не один. К себе на обед привез два десятка персон. За длинным столом в дворцовой зале сидели мэр Палермо, Геннадий Бурбулис, депутаты Государственной Думы, губернаторы, архиепископ и архимандрит. Звучали тосты и здравицы, все, включая мэра Палермо, пели "Многие лета".
* * *
Хочу закончить характеристикой графолога. Ему представили для анализа почерк неизвестного художника. Вот что он заключил:
"Человек упрямый, очень энергичный, волевой, невероятно работоспособный. В молодости это был фонтан огня. Безусловный лидер с высоким интеллектом, заполняющим собой большое пространство. Умный, внутренне гибкий, очень самоуверенный. Есть большая вероятность, что он не считается с чужим мнением. Влиять на него — дело нереальное. В своих суждениях размашист и категоричен. Умеет достигать поставленной цели, очень рациональный, организованный, «пробивной». Любит всякого рода излишества, удовольствия. Имеет вкус к риску. В нем нет смирения, ни осторожности. Ему свойственны широкие жесты. Может получать удовольствие, занимаясь устройством чьих-либо дел ради самоутверждения. У него богатое воображение и красочное мировосприятие. В то же время этот человек достаточно традиционен. Привык находиться в центре внимания".
Многое здесь, на мой взгляд, справедливо, только насчет фонтана огня в молодости, употребленном в прошедшем времени, — не соглашусь. Церетели это фонтан, который со временем не иссякает.
Меня поддерживает в этом мнении много повидавший за сто с лишним прожитых лет Борис Ефимов, старейший академик РАХ.
— Я знаю, что далеко не всем нравится то, что он создает как монументалист, скульптор, живописец, дизайнер, график. Что же, это, как известно, дело вкуса, о чем, вопреки поговорке, можно поспорить. Но что для меня абсолютно бесспорно — это неиссякаемая энергия, фантастический масштаб непредсказуемых идей и замыслов — творческих, организационных, строительных".
О них я попытался рассказать в этой книге о художнике Церетели, где сравнительно мало репродукций его работ. Их можно увидеть в альбомах, музеях, на улицах Москвы и других городов. По моим подсчетам, они находятся не в одиннадцати странах, как не раз утверждал мастер. Я насчитал больше: Грузия, Россия, Украина Молдавия, это четыре бывшие республики Советского Союза. А вот так называемое "дальнее зарубежье": Бразилия, Уругвай, США, Япония, Португалия, Франция, Англия, Швеция, Германия, Испания, Болгария, Турция, Сирия, Израиль. Не уверен, что помянул все.
Родственник героя моей книги поэт Церетели в конце ХIХ века писал о братстве Грузии и России, о том, что ждет тех, кто его предаст:
Грузинский и русский народы,
Мы братья.
А кто это братство предаст
И забудет,
Достоин позора навек
И проклятья.
Зураб Церетели — залог этого братства. И заложник, если его в ХХI веке предадут и забудут.
* * *
Заканчиваю тем, с чего начал. "Детским парком чудес" накануне выхода "Сердца на палитре" озаботился Владимир Ресин, которого в Москве зовут "главным прорабом столицы России". Дело в Нижних Мневниках сдвинулось с мертвой точки. И Зураб улетел в Америку. Президент Буш-младший, возможно, встретится с ним. И в США, надеюсь, все образуется с монументом Колумба, модель которого скульптор представлял еще Бушу-старшему. О том, как будут развиваться события, я расскажу во втором издании книги. Оно, надеюсь, при помощи читателей не заставит себя долго ждать.
Конец последней главы, конец книги.