Забудьте про плюрализм (или ботинок Слободкина)

Забудьте про плюрализм (или ботинок Слободкина)

А выкрутасы продолжались. Президент решил созывать Конституционное совещание, сам определив, кто на него должен прийти. Причем кроме представителей от субъектов федерации были представлены лица от каких-то никому не известных общественных организаций, все из которых были проельцинской ориентации.

Изначально вообще было заявлено, что депутаты на это совещание допущены не будут. Затем все-таки у ельцинских холуев хватило ума отменить столь позорное решение, и этот запрет был снят. Однако то, что там творилось, выходит за все рамки приличия.

Депутата Слободкина, который был правоверным коммунистом и очень порядочным и честным человеком под улюлюканье участников вынесли с трибуны. Он человек невысокого роста, худой и громилам из ельцинского окружения ничего не стоило сделать это. Когда Слободкина несли, он потерял ботинок. Под общий гогот толпы[56], ботинок тоже торжественно вынесли с трибуны.

Именно в этот момент пришедшие на совещание депутаты демонстративно покинули заседание. Владимир Мазаев уходя, спросил у Гайдара: «И это вы называете демократией?» А он потом, как позже стало известно, сообщил своему соседу, что таких, как Мазаев надо расстреливать в первую очередь. Ни больше, ни меньше.

Все-таки, у нас какие-то проблемы с русским языком. Как всю эту шпану можно называть демократами?

А на первом съезде вся эта шушера ходила с важным и умным видом и вещала: «Демократия — это процедура!» А когда в полном соответствии с этой процедурой мы прокатили Гайдара, самодур рыкнул, и они все его поддержали.

А как красиво они заявляли: «Сократ не прав, но я готов отдать свою жизнь за то, чтобы он имел возможность высказать свое мнение!» А теперь они ржали над ботинком Слободкина, затыкая рот всем, кто имел иное, чем у них мнение, забыв, что буквально недавно обвиняли в этом прежнюю власть.

Вот в какой отвратительной атмосфере происходило обсуждение основного закона, в атмосфере нетерпимости и хамства со стороны людей, мнящих себя демократами.

Что касается содержания, то есть самой проблемы Конституционного кризиса, то мое отношение к ней хорошо характеризует заголовок интервью данного мною газете Рабочая трибуна 11.03. 1993 года: «Конституционный кризис — миф для непосвященных».

В нем я сказал: «У нас кризис иного рода — кризис уважения к Конституции со стороны самых высоких вершин власти. Проблема не в противостоянии двух ветвей власти и кажущейся невозможности проводить из-за этого реформы. Она в выборе одного из двух возможных путей развития России: либо латиноамериканизация страны, потеря ею экономического и политического суверенитета, всевластие коррумпированного чиновничества, либо сохранение промышленного потенциала, разумная структурная инвестиционная политика, контроль государства за процессами перехода к рыночным отношениям, что может помочь прекратить спад, покончить с кризисом. … Год Гайдаровских реформ продвинул нас далеко по первому пути. Говорю об этом с сожалением. Наша фракция однозначно выступает за второй».

Собственно говоря, через 20 лет мне практически нечего добавить. Действительно тогда шел спор о путях развития страны, а вовсе не о Конституции. Топорные действия реформаторов разрушали экономику, выбивая людей из нормальной жизни, вгоняя их в нищету и криминал. Парламент, имея на это полное законное право, пытался изменить такой ход реформ.

Вместо того, чтобы конструктивно воспринять критику и начать работать вместе (я уже приводил вполне конкретные меры, предложенные Постановлением 7-го съезда «О социально экономическом положении»), Президент и бывшие «младшие научные сотрудники», ставшие в одночасье членами Правительства, начали компанию с целью лишить нас полномочий и сделать Парламент послушным орудием исполнительной власти. В идеале таким же, каким был в советские времена, когда он служил для всеобщего, как тогда говорили, «одобрямса».

Поэтому и спор по поводу Конституции в основном сводился к вопросу о разделении властей и праве контроля представительных органов власти за исполнительными органами. Такое право есть в любой западной демократии. Комиссии по расследованию различных махинаций, затеваемые в Сенате США, худо — бедно, но помогают иногда разоблачать злоупотребления власть имущих.

А Ельцин и его команда добились того, что в Российской Конституции у Федерального Собрания таких возможностей нет. Это, пожалуй, единственная Конституция из Конституций крупных государств, где контрольные полномочия Парламента отсутствуют.

Но и это не главное, так как есть буква, а есть дух закона. Поэтому, даже, если бы была принята Конституция, разработанная Конституционной комиссией, после расстрела Парламента произвол со стороны властей был уже обеспечен.

Так как, если можно нарушать одну Конституцию, почему нельзя тем же людям нарушать другую? Если во имя «революционной целесообразности» можно один раз пролить кровь, почему нельзя это сделать во второй?

Впрочем, теперь, через 20 лет, когда все мы стали гораздо менее наивными и возможности анализа исторических процессов стали шире, очень многие отмечают, что модернизацию экономики обычно проводят жёсткие авторитарные режимы.

В Китае была площадь Тяньаньмэнь, зато экономика расцвела. В начале книги я уже писал о статье Миграняна, который предостерегал в конце 80-х по поводу увлечения демократией. В определенных случаях диктатура — последняя надежда народа на спасение.

А раз так, то некоторые граждане заявляют о том, что передача всей полноты власти в руки Президента была тогда спасительна для страны.

Что ж авторитаризм вещь иногда действительно необходимая, но в этом случае все очень сильно зависит от личности диктатора, от его ума, чести и совести. К сожалению, Ельцин и его команда всем этим похвастаться могли еще в меньшей степени, чем ранее правящая партия в ее брежневском и более позднем варианте, хотя на плакатах о ней писалось иное.

Ельцин был царствующим, но не властвующим монархом, не способным к какой — то целенаправленной деятельности.

Он был игрушкой в руках вновь народившихся кланов, убогой, созданной в пробирке ускоренной приватизации, буржуазии. Борис Николаевич много пил, подписывал документы не глядя, порой ни во что, не вникая, доверяя очередному проходимцу, правдами и неправдами проникшему к нему в кабинет.

Я уже упоминал о том, что Борис Немцов, который сейчас вновь пытается выйти на политическую сцену и которому выгодно изобразить себя чуть ли не жертвой ельцинского режима, подсчитал, что за время своего царствования Ельцин уволил 45 вице-премьеров, включая и самого Бориса Ефимовича. Какая уж тут твердая рука с командой единомышленников. Поэтому сдаваться Ельцину было никак нельзя.

Есть, правда, и еще одно мнение, вернее даже упрек, с которым некоторые люди обращались именно к нам, сменовцам. Суть упреков такова: «Вам надо было, скрепя сердце, не воевать с Ельциным, а втереться к нему в доверие, подобно Немцовым и Гайдарам. Чем вы были хуже?

Молодые, умные, энергичные! И тогда бы вы, а не эти ***[57], взяли бы политику управления страной в свои руки. Ведь ему все равно было, какая проводится политика. Он бы с удовольствием побыл бы и Генеральным секретарем, если бы ситуация позволяла».

Что ж, если бы тогда мне об этом сказали, я бы с негодованием отверг данный тезис.

«Как, интриговать? Схватки под ковром. Мы за честную политику, мы с открытым забралом» — молодость, молодость.

А сейчас…, сейчас, когда знаю, во что обошлось поражение конструктивных сил стране, иногда задумываюсь, что некие резоны в этом есть. И Бурбулис к нам приглядывался, и Филатов называл странными.

Но, положа руку на сердце, во-первых, мы бы погоду все равно не сделали в общем сонме прихлебал, а во-вторых, я лично не смог бы. Это ж надо бульдожью хватку иметь, чтобы отметать от шефа таких как Чубайс, Коржаков, хитрить, интриговать. А, главное, и жизнь это неумолимо доказывает, в такой борьбе все силы уходят на подковёрную борьбу, а на выработку верных и поэтому архисложно вырабатываемых решений, спасительных для страны, сил бы уже не хватало.

Нет, свои личные проблемы мы бы, применив такую тактику, наверное, решили бы (я уверен, что все бывшие 45 вице-премьеров, уволенных Ельциным, живут неплохо). А вот проблемы страны — нет.

А нам, честно, как на духу говорю, не хотите не верьте, нужно было, как поется в старой песне, только одно:

Была бы наша Родина богатой и счастливою

А выше счастья Родины нет в мире ничего.

А по поводу Конституции еще раз повторю, даже иностранцы понимали, что не в ней суть.

Секретарь Конституционной Комиссии Олег Румянцев, хотя многие и стараются над ним подтрунивать за его чрезмерную приверженность к разработанному комиссией проекту, был реально душой Комиссии и много сделал для популяризации этого проекта и привлечения научных кадров для его создания. В частности, он приглашал в качестве консультантов многих иностранных юристов. В результате завязались очень неплохие связи с испанским специалистом по федеративным отношениям Альваресом Родригесом. Г. С. Жуков, как председатель Комитета по вопросам работы Советов, проводил с ним консультации, и по его протекции Родригес, хорошо знавший русский язык, пригласил меня выступить с лекциями о политической ситуации в России. Проводились они в небольшом городке Леоне на Севере Испании. После лекции мы с ним сели в маленьком уютном летнем кафе под открытым небом.

Оно располагалось на старинной площади, синело небо на фоне яркого солнца. Родригес заказал пиво, разговор шел про все на свете, включая вопрос федеративного устройства наших стран. Специалист есть специалист. И вдруг он с горькой усмешкой сказал мне: «Сергей! Вы в России еще не понимаете, что это такое, деньги и власть. Вы еще молодой, имейте в виду, у вас скоро будет переворот!»