VII
VII
Героическая оборона Севастополя в Крымской войне составила одну из самых замечательных страниц военной истории России. Она изумила весь мир исключительной самоотверженностью и героизмом, которые проявили защитники города. Под градом неприятельских пуль и снарядов, по колено в грязи и воде, без достаточного количества боеприпасов и без теплой одежды зимой, русские солдаты и матросы 349 дней подряд неуклонно восстанавливали и даже расширяли севастопольские укрепления, на своих руках втаскивали туда тяжелые морские орудия, погибали, но не уступали врагу ни пяди родной земли. Роль народа, роль массы рядовых солдат и матросов сказалась здесь во всей своей полноте.
«Сколько людей у вас на бастионе?» — спросил как-то Горчаков одного из севастопольских артиллеристов. И получил ответ, поразительный по тому спокойному, деловому тону, каким он был произнесен: «Дня на три хватит». Это был ответ человека, шедшего на верную смерть. Удивительно ли после этого, что даже враги называли гарнизон Севастополя «стальным»?
Вызов охотников-добровольцев на самое опасное дело— на вылазку — севастопольцы обыкновенно встречали ответом: «Охотников у нас нет — все готовы пойти в охотники; кого назначат или чья очередь, тот и пойдет». Имена многих участников вылазок, прославившихся особенно выдающейся отвагой и мастерством в бою, — Бирюлева, Астапова, Завалишина, Головинского, Даниленко, Кошки, Зубкова, Димченко, Заики, Елисеева, Чумаченко и многих других — знала тогда наперечет вся Россия.
Лейтенант Н. А. Бирюлев, например, на протяжении нескольких месяцев подряд почти каждую ночь принимал участие в вылазках, командуя отрядом добровольцев. Беззаветная храбрость, хорошее знание местности, умение быстро оценить обстановку и принять нужное решение позволяли ему всякий раз бить противника только наверняка. Отряд Бирюлева не знал поражений. Он не раз натыкался в темноте на превосходящие силы врага, многократно бывал отрезанным от своих позиций, но всегда оставался победителем. Именно этот отряд в крупном ночном бою 22 марта 1855 г. сковал английские войска, не дав им двинуться на помощь французам, обращенным в бегство русскими батальонами.
Бирюлев пользовался глубоким уважением и любовью солдат и матросов. На одной из вылазок, когда он столкнулся лицом к лицу с несколькими неприятельскими солдатами, матрос Игнатий Шевченко бросился вперед и грудью заслонил любимого командира от вражеских пуль. Героическая смерть Шевченко произвела большое впечатление на севастопольцев.
Подвиг матроса Игнатия Шевченко. Худ. В. Маковский.
Много отважных подвигов совершил на вылазках и матрос Петр Кошка. Не было в Севастополе человека, который мог бы с такой же ловкостью подобраться незамеченным к траншеям противника, снять часового, добыть «языка», заклепать орудие и т. д. Однажды в бою он взял в плен трех французских солдат. В другой раз он вернулся с вылазки, таща на себе добрый десяток английских штуцеров: ему одному удалось обратить в паническое бегство караул передовой вражеской траншеи.
О том, с какой самоотверженностью сражались под Севастополем русские войска, красноречиво говорят подвиги унтер-офицера Зинченко и солдата Поленова. Зинченко в ожесточенной схватке, несмотря на несколько ран, сумел спасти полковое знамя и жизнь командира своего батальона. Он до последней возможности не оставлял поля боя, продолжая разить врага. Поленов, прижатый неприятельскими солдатами к обрыву, после упорного сопротивления бросился в пропасть, предпочитая смерть плену.
Случаи отказа солдат и матросов покинуть свое место в бою после контузии или ранения были отнюдь не единичными; они насчитывались в Севастополе тысячами. Только с октября 1854 г. по март 1855 г. в строй вернулось с перевязочных пунктов свыше 10 тыс. раненых защитников города. Артиллерист С. Литвинов, например, был серьезно контужен и дважды ранен, но каждый раз после перевязки являлся к своему орудию, категорически отказываясь перевестись в тыловую часть.
Беспримерный героизм проявляли не только непосредственные участники боев, но и минеры под землей, и врачи в госпиталях, и подвозчики снарядов — воодушевление среди защитников Севастополя было всеобщим.
Саперный унтер-офицер Федор Самокатов, работая в контрминной галерее, наткнулся на минную галерею противника и после ожесточенной схватки с четырьмя вражескими минерами обратил их в бегство. Руководивший минными работами штабс-капитан Мельников, солдат саперного батальона Егоров и другие минеры в течение более полугода почти не показывались на поверхности земли, самоотверженно трудясь в подземных галереях. Егоров так и погиб на своем боевом посту, а Мельникова эвакуировали из Севастополя тяжело больным, когда он не в состоянии был уже самостоятельно двигаться.
Столь же самоотверженным был труд севастопольских врачей, фельдшеров, сестер милосердия. В условиях, когда на каждого из них приходилось свыше трехсот больных и раненых, когда не хватало простейших медикаментов, когда выделенные на госпитали средства расхищались царскими интендантами, — они по целым неделям не оставляли перевязочных пунктов или больничных палат, трудясь от зари до зари и ночуя тут же, возле своих пациентов, готовые в любую минуту оказать им необходимую помощь. Примером для медицинского персонала Севастополя был выдающийся русский хирург Н. И. Пирогов, собственноручно сделавший за время пребывания в осажденном городе множество сложнейших операций. Особенно большой любовью среди защитников Севастополя пользовалась первая русская сестра милосердия — Даша, прозванная Севастопольской. Она появилась возле раненых еще на поле сражения при Альме и с тех пор не оставляла их ни на один день. Тысячи русских воинов обязаны были ей своей жизнью.
А какое презрение к смерти, какую изумительную выдержку надо было иметь, чтобы изо дня в день, под градом вражеских снарядов, сидеть у руля баркаса, доверху набитого бочонками пороха, или шагать рядом с подводой, нагруженной боеприпасами, ожидая каждую секунду рокового взрыва!
И при всем этом севастопольцы встречали сыпавшиеся на них снаряды вовсе не с пассивностью обреченных. Пользуясь тем, что запальная трубка у тогдашних разрывных снарядов (бомб) горела 15–20 секунд, в том числе 5—10 секунд после их падения, солдаты и матросы, с риском для жизни, заливали падавшие бомбы водой, забрасывали их песком, скатывали в ров, закрывали шинелями, а иногда даже — во имя спасения товарищей — и собственным телом.
Герои обороны Севастополя — участники смелых вылазок в стан врага. Слева направо: унтер-офицер Афанасий Елисеев, боцман Алексей Рыбаков, квартирмейстер Петр Кошка, матрос Иван Димченко, квартирмейстер Федор Заика. Худ. В. Тимм.
Матрос Михаил Мартынюк бросился в пороховой погреб, чтобы потушить там пожар. Рискуя жизнью, он спас бастион от разрушения при взрыве.
Однажды пятипудовая вражеская бомба угодила рикошетом в зарядный ящик, стоявший у дверей порохового погреба. Взрыв грозил поднять на воздух целую батарею. Тогда артиллерист И. Н. Кандагури, крикнув: «охотники, за мной!», подбежал к ящику, и с помощью двух десятков добровольцев откатил его от погреба, а затем вместе с товарищами бросился на землю. Взрыв не причинил бастиону и его защитникам никакого вреда. Нахимов, находившийся в этот момент на расстоянии всего нескольких десятков шагов от погреба, тотчас же подскакал к месту взрыва, слез с лошади, обнял и расцеловал Кандагури, снял с себя Георгиевский крест и надел его на грудь храбрецу.
Так сражались севастопольцы. Беззаветная храбрость и хладнокровное выполнение своих обязанностей под самым ожесточенным обстрелом противника стали на бастионах Севастополя обычным явлением, вызывая удивление и чувство невольного уважения даже со стороны врага. «Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский», — писал в то время Л. Н. Толстой[79].
Источником героизма и самоотверженности севастопольцев в такой «страде» являлся их горячий патриотизм. По справедливому замечанию Л. Н. Толстого, «из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина»[80]. Такой причиной могла быть для защитников Севастополя только любовь к Родине. Воспринимая оборону города как защиту Родины от нашествия иноземных захватчиков, простые русские люди не щадили сил для отражения этого нашествия и стояли насмерть.
Герои обороны Севастополя — черноморские пластуны. Слева направо: Сидор Белобров, Димитрий Горленко, командир 2-го батальона подполковник Головинский, хорунжий Даниленко, Макар Шульга, Андрей Гиденко, урядник Иван Демяненко, Лука Грещев Худ. В. Тимм.
Совершенно иная картина наблюдалась в лагере союзников, солдаты и матросы которых сражались в Крыму только из страха перед наказанием или в надежде на грабеж. В противоположность боевому содружеству солдат и матросов на бастионах Севастополя, у союзников царила постоянная вражда не только между англичанами и французами, но даже между отдельными родами войск в каждой армии. В противоположность смелому тактическому новаторству защитников города, в боевых приемах союзников господствовали рутина и косность. В противоположность отваге и героической самоотверженности севастопольцев, солдаты и матросы противника формально относились к своим обязанностям на войне, стремились любой ценой уклониться от непосредственного участия в бою. Севастопольцы часто с удивлением отмечали, например, что достаточно было одного залпа по осадным работам, чтобы вражеские солдаты, пользуясь, очевидно, этим благоприятным предлогом, немедленно спрятались в укрытие на всю ночь. В атаки английских и французских солдат гнали нередко пьяными.
В результате, несмотря на все свои усилия в течение почти целого года, две сильнейшие державы того времени так и не смогли взять русский город, не являвшийся даже крепостью в строгом смысле этого слова. Сотни тысяч своих солдат и офицеров потеряли союзники в боях под Севастополем, а поставленной цели не добились. Оставив по стратегическим соображениям Южную сторону города, русские войска держали и ее, и весь Севастопольский рейд под огнем своих батарей Северной стороны.