III

III

Через несколько дней Меншиков решил отвлечь внимание противника от Севастополя демонстративным наступлением на базу английской армии — Балаклаву. Он опасался, что союзники предпримут еще одну попытку овладеть городом, а ему необходимо было выиграть время до прихода в Крым крупных подкреплений, которые смогли бы обеспечить русской армии численный перевес над врагом.

Балаклава была прикрыта с суши двумя линиями укреплений, расположенных на высотах вокруг города.

Первую линию составляли четыре редута, в каждом из которых находилось по роте турецкой пехоты, а вторую — траншеи, занятые двумя английскими батальонами. Между обеими линиями находился укрепленный лагерь, в котором были расположены еще один английский батальон и английская кавалерийская дивизия генерала Нолана, состоявшая из двух бригад под командованием генералов Скарлета и Кардигана.

Меншиков назначил для наступления 6 пехотных и 4 кавалерийских полка с приданной им артиллерией под общим командованием генерала Липранди. Этот отряд почти вчетверо превосходил силы противника под Балаклавой, и поэтому перед ним могла быть поставлена более решительная задача, чем простая демонстрация, тем более что русские, держа инициативу в своих руках, могли скорее подтянуть резервы для развития наступления.

Однако Меншиков, не сумев получить точных сведений о силах неприятеля, приказал Липранди лишь захватить передовые редуты и укрепиться в них, отвлекая на себя дивизии союзников из-под Севастополя.

На рассвете 25 октября русские войска атаковали вражеские редуты. Один из них был взят стремительным ударом в штыки, и гарнизон его почти целиком уничтожен. Из остальных — турецкие войска в панике бежали, даже не пытаясь оказать сопротивление. Преследуя врага, кавалерийская бригада генерала Рыжова достигла укрепленного лагеря англичан и атаковала бригаду Скарлета, которая начала было готовиться к контратаке. В этот момент прозвучал сигнал отбоя, — Липранди счел свою задачу выполненной и прекратил бой.

Некоторое время после этого обе стороны оставались в бездействии. Русские укреплялись на захваченной ими позиции. Союзники стягивали к Балаклаве резервы; туда были переброшены из-под Севастополя две английские пехотные дивизии и французская кавалерийская бригада, только что прибывшая в Крым.

Внезапно английскому главнокомандующему, издали наблюдавшему за ходом боя, показалось, будто русские войска отходят с линии редутов, и он отдал приказ своей кавалерии начать преследование. Командир кавалерийской дивизии генерал Нолан был изумлен несообразностью этого приказа с обстановкой на поле боя. Он ясно видел, что русские войска прочно закрепились в редутах, вовсе не собираясь отступать. Атака в этих условиях грозила кавалерии гибелью. Поэтому Нолан медлил с отдачей команды. Но Раглан повторил свой приказ письменно, и бригада Кардигана устремилась в атаку по лощине между двумя высотами, занятыми русскими войсками.

Неожиданность этой явно бессмысленной атаки позволила англичанам прорвать линию обороны и опрокинуть несколько эскадронов Рыжова, стоявших на их пути. Но, доскакав до реки Черная, кавалеристы были встречены контратакой русских резервов и повернули обратно под перекрестным огнем с обеих высот. Удар свежего кавалерийского полка русских во фланг англичанам довершил разгром противника. Бригада Кардигана была истреблена почти полностью, и место ее гибели получило у союзников название «Долина смерти». Была отбита и атака французской кавалерии, попытавшейся прорваться на выручку англичанам.

Балаклавский бой сбросил со счетов английскую кавалерию как активную боевую силу. В дальнейших действиях под Севастополем она уже больше серьезного участия не принимала.

Демонстративное наступление русских на Балаклаву вынудило союзников замедлить свои осадные работы под Севастополем. Подготовка к новой бомбардировке и штурму города была закончена осаждавшими только в начале ноября 1854 г. К этому времени англо-французская экспедиционная армия в Крыму усилилась за счет прибывших подкреплений до 70 тысяч человек (в том числе 42 тысячи французов, 23 тысячи англичан и пять тысяч турок). Она была разделена на два корпуса: осадный (три французских дивизии перед Городской стороной и три английских дивизии с гвардейской английской бригадой в резерве перед Корабельной стороной) и обсервационный[58] (английская и французская дивизии с французской бригадой в резерве на Сапун-горе, а также английская и французская бригады с турецкой дивизией и англо-французской кавалерией в резерве под Балаклавой). Бомбардировка и штурм Севастополя намечались на 6 ноября. Но за день до этого произошло событие, существенно изменившее обстановку в Крыму.

За то время, которое было выиграно русскими в результате Балаклавского боя, к Меншикову подошли две пехотные и одна кавалерийская дивизии, а также большое количество артиллерии и вспомогательных частей. Численность Крымской армии русских достигла 82 тысяч, что позволило ей, наконец, перейти в наступление.

Согласно замыслу русского командования, главный удар должен был быть нанесен в стык осадного и обсервационного корпусов противника, скованных вспомогательными ударами из Севастополя и со стороны Сапун-горы. Прорыв в этот стык выводил русские войска в тыл обоих вражеских корпусов, грозя им окружением и разгромом поодиночке. Правда, осуществление этого прорыва было в высшей степени затруднительным, так как наступающим предстояло подняться на узкое плато между обрывами Сапун-горы и оврагом Килен-балка у развалин древнего селения Инкерман, а затем взять штурмом укрепленную позицию английской дивизии, прикрывавшей выход из дефиле. Но для удара по этой дивизии, насчитывавшей всего 3–4 тысячи человек, Меншиков выделил 12 пехотных полков (35 тысяч человек) под общим командованием генерала Данненберга, из них 7 полков (отряд генерала Соймонова) должны были наступать с Корабельной стороны Севастополя, а 5 полков (отряд генерала Павлова) — со стороны Инкерманских высот. Такое соотношение сил позволяло рассчитывать на успех, тем более что остальные дивизии обсервационного корпуса союзников предполагалось сковать демонстративным наступлением 22-тысячного отряда генерала П. Д. Горчакова[59], а дивизии осадного корпуса противника — вылазкой из Севастополя 3-тысячного отряда генерала Тимофеева. Кроме того, наступление русских полков на направлении главного удара должно было быть поддержано артиллерийским огнем с пароходов, выдвинутых к Инкерманской бухте.

Однако уже самая подготовка сражения русским командованием во многом свела на нет выгоды этого замысла. В общей диспозиции, составленной Меншиковым, задачи отдельных отрядов были определены весьма туманно, и поэтому диспозиции Данненберга, Соймонова и Павлова, которые должны были дополнить общую диспозицию, на деле противоречили и ей и друг другу. В штабе Меншикова не имелось ни карт, ни планов местности, на которой должно было развернуться сражение, и поэтому командирам отрядов предстояло действовать на-глазок. Данненберг должен был принять командование над отрядами Соймонова и Павлова лишь после того, как те соединяться на плато, и поэтому никто из трех генералов не знал, как им согласовать друг с другом свои действия в ходе сражения. Все эти несообразности при установке на механическое исполнение войсками команд свыше, к которой привыкли николаевские генералы, не могли не привести и действительно привели к очень тяжелым последствиям.

Сражение началось на рассвете 5 ноября наступлением из Севастополя отряда Соймонова. Оставив в резерве перед подъемом на плато четыре полка под командованием генерала Жабокритского, Соймонов с остальными тремя полками поднялся на плато, бесшумно снял боевое охранение противника и внезапной атакой выбил английскую дивизию с ее позиции. Но, отступив, англичане открыли по русским колоннам убийственный огонь из своих штуцеров. Одним из первых был смертельно ранен сам Соймонов. Много старших офицеров также выбыло из строя. Управлять войсками оказалось некому. В ожидании резервов три русских полка держались некоторое время на захваченной ими позиции, но затем были выбиты с нее подоспевшими на помощь к англичанам пехотной дивизией и гвардейской бригадой из состава их осадного корпуса. Русские отступили к четырем полкам резерва, которые Жабокритский так и не осмелился двинуть вперед без команды свыше. Команду же эту дать ему никто не мог: Соймонов погиб, а Меншиков и Данненберг не знали о сложившейся обстановке, так как находились при отряде Павлова, задержавшегося при наводке моста через реку Черная и только теперь начавшего переправу.

Чтобы быстрее оказать помощь Соймонову, Павлов направил два своих полка напрямик — по узким горным тропинкам. Внезапность удара помогла этим полкам во второй раз овладеть английской позицией, но контратака превосходящих сил противника заставила отступить и их. Стихийно рассыпавшись из колонн в стрелковые цепи, русские солдаты повторили атаку и вновь отбросили врага. Однако они вынуждены были опять отступить под натиском еще трех английских бригад, прибывших из-под Севастополя. Потеряв связь со своим командованием и не получая новых указаний, оба полка спустились с горы вниз по тем же тропинкам, по которым шли в наступление. Больше в сражении они участия не принимали, потому что Павлов и Данненберг попросту упустили их из своего поля зрения.

Через некоторое время по обходной дороге поднялись остальные три полка Павлова и в третий раз взяли штурмом английскую позицию. Англичане больше резервов не имели: у них оставалась всего одна бригада в траншеях под Севастополем, да еще одна бригада прикрывала Балаклаву. С упорством отчаяния они предпринимали контратаки, но одержать верх не могли. Разбившись на небольшие отряды, русские войска окружали неповоротливые шеренги английских батальонов и уничтожали их штыковыми ударами во фланг и тыл. Так была разгромлена гвардейская бригада англичан. Затем почти полностью была истреблена еще одна английская бригада.

Деморализация в рядах англичан становилась все более явной. Некоторые солдаты искали спасения в бегстве, и офицерам становилось все труднее удерживать своих подчиненных в строю. «Английская армия была уже на волоске, — вспоминал впоследствии об этом один из английских участников сражения, — она едва держалась»[60]. Именно в этот момент Раглан, по рассказам очевидцев, употребил сильное выражение, смысл которого сводился к тому, что «все пропало», и обратился за помощью к французам.

Между тем три русских полка, продолжая теснить англичан, постепенно истощали свои силы. Прибытие свежих войск несомненно обратило бы противника в бегство. Но Меншиков и Данненберг, видя вместо привычных их глазу «нормальных боевых порядков» перемешавшиеся в ожесточенной схватке части, остались пассивными наблюдателями развернувшейся борьбы. Растерявшись, они не могли понять, победа это или поражение, наступила ли решительная минута для выдвижения резервов или, напротив, следует сохранить резервы для прикрытия отступления. Донесений с поля боя они не получали, потому что устаревшая система управления сражением не предусматривала регулярной связи полков с командным пунктом.

Так, русские полки и не получили никаких подкреплений. К англичанам же на помощь подоспела французская дивизия генерала Боске. Чтобы понять, как неожиданно было для русских появление здесь нового противника, следует вспомнить, что замысел сражения полностью исключал возможность участия в нем на направлении главного удара французских частей, которые должны были быть скованы ударами отрядов Тимофеева и Горчакова.

Тимофеев, несмотря на малочисленность своего отряда, блестяще справился с поставленной перед ним задачей. Скрытно выдвинувшись в охват неприятельской позиции, он захватил ее внезапным ударом с фланга, а затем, отступая, заманил преследовавшую его французскую бригаду под огонь орудий главной оборонительной линии, в результате чего неприятель был отброшен с большими потерями. Вылазка Тимофеева произвела на Канробера такое сильное впечатление, что он держал под ружьем все три дивизии своего осадного корпуса до самого конца сражения, ожидая новой атаки русских.

Горчаков же ограничился тем, что построил войска в боевой порядок и открыл по вражеской позиции огонь из артиллерийских орудий, ссылаясь на то, что в его задачу входило лишь «демонстрирование». Видя бездействие Горчакова, Боске после долгих колебаний решился снять с Сапун-горы сначала одну, а потом и другую бригаду своей дивизии, бросив их в атаку против полков Павлова. Русские полки в ожидании резервов держались до последней крайности. Они отбили четыре атаки французов, и только прибытие еще одной французской бригады заставило их, наконец, отступить. Отступление это было прикрыто частями из резерва Соймонова, которые Данненберг только теперь счел возможным ввести в действие. Англичане попытались было выдвинуть свои орудия для преследования отступающих колонн артиллерийским огнем, но русские пароходы меткими выстрелами заставили противника отказаться от этого намерения. Русские войска в порядке отошли на исходные позиции.

Так закончилось Инкерманское сражение. Серьезные пороки военной системы николаевской России, бездарность царских генералов снова проявили себя с полной наглядностью. Наступление русской армии, стоившее ей около 12 тысяч человек убитыми и ранеными, сорвалось. А в то же время около половины войск, выделенных для участия в сражении, так и осталось в бездействии. Потери союзников были значительно меньше.

Однако и англо-французскую экспедиционную армию это сражение поставило в исключительно тяжелое положение. Английская армия была надолго выведена из строя как активная боевая сила. Французским войскам пришлось не только заменить англичан в траншеях под Севастополем, но и позаботиться об усилении обсервационного корпуса, чтобы вновь не оказаться на грани катастрофы. Положение союзников стало еще тяжелее после жестокой бури, разразившейся неделю спустя после Инкерманского сражения. Десятки английских и французских кораблей со снаряжением для войск пошли ко дну или разбились о скалы Крымского побережья. Отказавшись от всяких активных действий против Севастополя, союзники отсиживались в своих укрепленных лагерях, теряя ежедневно сотни людей убитыми и ранеными, а также заболевшими и умершими. К декабрю 1854 г. против русских войск в Крыму, насчитывавших вместе с прибывшими подкреплениями около 95 тыс. человек, оставалось не более 50–55 тыс. французов, англичан и турок. «Мы более не осаждающие — мы осажденные», — заявил генерал Канробе, оценивая сложившуюся обстановку.

И все же новых ударов по деморализованному противнику со стороны русской армии не последовало. Несмотря на глухой ропот солдат и протесты офицеров, Меншиков с согласия царя воздерживался от дальнейших попыток активизировать свои действия. Потеряв веру в победу, царское командование возлагало теперь все свои надежды на то, что англичане и французы с наступлением зимы сами эвакуируются из Крыма. Оно не учитывало, что для правящих кругов Англии и Франции вывести экспедиционную армию союзников из Крыма означало признать свое военное бессилие, а на это они никак не могли пойти при напряженной внутриполитической обстановке в обеих странах. Очень недвусмысленно высказался по этому поводу один из французских генералов, заявивший своему английскому коллеге, что «в случае неудачи у вас слетит министерство, а у нас — династия».

Вот почему, пользуясь бездействием со стороны Меншикова, союзники прилагали все усилия, чтобы остатки их экспедиционной армии удержались на Херсонесском полуострове до прибытия крупных подкреплений. В декабре 1854 г. — январе 1855 г. французское правительство отправило в Крым свыше 30 тысяч солдат и офицеров. Сателлит бонапартистской Франции — Сардинское королевство, объявив по требованию Наполеона III войну России, послало туда же 15-тысячный корпус. Около 10 тысяч солдат набрало для пополнения своей экспедиционной армии в Крыму и английское правительство, оставившее на территории метрополии лишь несколько гвардейских полков. Наконец, в Крым был переброшен с Дуная 35-тысячный турецкий корпус Омер-паши.

Увеличив таким образом свои силы в Крыму почти втрое и вновь обретя численный перевес над русской армией, союзники в начале февраля 1855 г. опять перешли к активным действиям. Борьба за Севастополь разгорелась с новой силой.