Пролог

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пролог

— А вы, папаша, по какому делу? За контру? <…>

— Не знаю, — ответил он наконец, — определить мое поведение как контрреволюцию я, право, затруднился бы. Я ничего не делал. Если это контрреволюция… Впрочем, знаете, каменная глыба, которая лежит посреди улицы, вероятно, думает тоже о себе, что она безвредна, а люди видят в ней помеху движению… Если разобраться…

Б. Лавренев. Седьмой спутник (1927).

Странный юбилей отмечался в минувшем 2003-м: 81 год «философскому пароходу»… На самом деле, пароходов было, как минимум, два и еще множество не менее «философских», если следовать той же логике, поездов — их точное количество до сих пор не берется назвать ни один историк. Многочисленные публикации, историко-документальная выставка, «Философский пароход–2» с делегатами XXI Всемирного философского конгресса на борту, — все эти акции были посвящены одной теме: высылке из Советской России в 1922–1923 гг. большой группы интеллигенции[1].

Факт высылки никогда не замалчивали. Однако ракурс его рассмотрения менялся с каждым новым виражом генерального курса правящей партии (неважно какой — коммунистической или президентской). В соответствии с этим историки либо приветствовали и прославляли «мудрое решение» советского руководства, либо призывали к «покаянию» и скорбели о «жертвах» разыгравшейся в 1922–1923 гг. «интеллектуальной трагедии»[2].

Такое размежевание вызвано, на мой взгляд, безуспешной попыткой решить вопрос о виновности интеллигенции или власти, а также упорным непониманием логики исторического процесса. Чтобы преодолеть возникшие здесь проблемы, мне представляется необходимым, во-первых, уточнить «горизонт» события, т. е. те «фоновые» социокультурные процессы, которые попали в «поле притяжения» изучаемого события, обусловили его специфику. Без их учета историк лишается возможности понять смысл и суть известного ему факта. Во-вторых, нужно, по возможности, избавиться от идеологических штампов и шлейфа мифологем, поскольку в них, как в дымке, оказываются с трудом различимы контуры исторической реальности.