Сражение на р. Свольна

Сражение на р. Свольна

11 августа Удино перевёл на правый берег Свольны, небольшого притока Дриссы, свой авангард, который расположился на позиции между мызою (погостом) Свольна и д. Острый Конец. Сам маршал с корпусом остался на левом берегу; пунктами его связи с авангардом служили только два моста на флангах, на расстоянии почти 2 вёрст один от другого. «Я велел, — пишет маршал, — навести два моста на Сволъне, один в Сволъне, а другой в Остром Конце; моя лёгкая кавалерия с двумя батальонами пехоты направилась на правый берег, выдвинув рекогносцировки к Дриссе и Коханово. Все рапорты и сообщения позволяли думать, что неприятель соединился в Катериново, где он имел мост на высоте Свольны». Удино полагал, что русские намереваются вновь через Якубово двинуться на Себежскую дорогу. «В 11 часов утра я был уведомлён, — пишет он, — что неприятель в силах показался в Свольне. Я тотчас отправился туда и увидел довольно большое развёртывание войск, что позволило мне предположить серьёзную атаку. Вследствие этого я отозвал войска, которые находились на правом берегу, и оставил только по одному батальону на каждом мосту, чтобы удерживать их лишь настолько, насколько будет необходимо, чтобы дразнить противника, с которым я надеялся сражаться с успехом на этом берегу реки».

По словам Витгенштейна, Довре ожидал «по утру нападения, но увидя, что неприятельский авангард остается на прежнем месте и по сделанному обозрению, что только часть неприятельских войск переправилась чрез р. Свольну, он, сходно с данным ему от меня приказаниям, решился атаковать оные и прогнать за реку». С этой целью была произведена усиленная рекогносцировка: войска Гельфрейха и Казачковского (8 батальонов, 15 эскадронов, 21 орудие) стали теснить неприятеля. Дело завязали Гродненский гусарский и казачий Платова 4-го полки, которые в скором времени принудили французских фланкёров и конницу отступить к своей пехоте, расположенной на самом берегу р. Свольны. Приближаясь к реке, гусары и казаки были встречены огнём французской артиллерии, занявшей высоты левого берега, и были вынуждены податься назад. Тогда Довре выдвинул на высоты близ д. Пожарище артиллерию, пехоту авангарда и 5-ю дивизию. Дибич записал: «С самого начала атаки Ямбургский драгунский полк, два эскадрона Гродненских гусар… и два эскадрона Сводных кирасир составили левое крыло русских. Оно растянулось до деревни Храповицкой. Четыре пехотных полка 5-й дивизии и батарейные роты № 5 и 28 находились в центре, шесть эскадронов Гродненского полка разместились позади; правый фланг был образован 23-м и 25-м егерскими полками, лёгкой № 26 ротой и двумя эскадронами Сводных кирасир. Вторая линия заняла позицию позади Мамоновщины; резерв разместился в Палуйковщине».

Удино писал, что «упорство стрелков, особенно на правом фланге, где находился 26-й полк, способствовало охлаждению пыла неприятеля… Тем временем мост в Свольне был отрезан им довольно рано утром». Французы собирались удержать за собой д. Свольну и мост через реку при этой деревне, для чего оставили в этом селении отряд пехоты. Войска правого русского крыла кинулись к мосту, но были встречены сильным огнём французских батарей с левого берега реки и вынуждены остановиться. Во время атаки был убит шеф 25- го егерского полка и бригадный командир полковник С.В. Денисьев, которому «ядром вырвало затылок».

Довре решил, будто сильные французские колонны, стоявшие перед д. Острый Конец, угрожали русскому левому флангу обходом. Для удержания их он послал Казачковского и полковника Дибича с Тенгинским и Эстляндским пехотными полками и батарейной № 14 ротой, которые составил левое крыло русской боевой линии. Казачковский развернул Ямбургский драгунский полк, который своими демонстрациями весьма удачно маскировал батарейную роту до тех пор, пока командовавший ею штабс-капитан К.Э. Нольде 1-й, приблизившись к неприятелю, не открыл огонь. Удачное действие его орудий заставило неприятеля отступить за реку с заметными потерями. Отступая, французы зажгли д. Острый Конец и уничтожили мост.

После этого «Казачковский получил приказ выделить два эскадрона, два батальона и четыре батарейные орудия к правому флангу, который атаковал мызу Свольню, пред которой неприятель упорно оборонялся, переводя свежие войска по мосту, который находился позади». Генерал выслал туда два батальона Тенгинского и Эстляндского полков, 2-й сводно-гренадерский батальон 5-й дивизии и орудия батарейной № 14 роты под начальством Дибича. Тот продвинулся возле зарослей между двумя селениями. «Журнал 1-го корпуса» гласит: «Четыре пушки, составлявшие часть этого отряда, обстреляли косоприцельным огнём колонны поддержки, размещённые возле моста. Три батальона центра и правого фланга повели огонь с удвоенной силой, противник отступил к мызе. Там он был атакован во фланг двумя батальонами, пришедшими слева, которые находились под командой полковника Лялина. Майор Тарбеев выдвинулся в то же время с фронта с 1-й гренадерской ротой Пермского полка. Французы оставили Свольню, предав её огню, и поспешно бросились к мосту. Хвост их колонны, отрезанный полковником Лялиным, был взят в плен». Русские при этом «взяли 200 чел. в плен и большую часть остальных потопили в реке».

Далее в «Журнале» записано, что «артиллерия нашего правого крыла приблизилась к реке, повернула свой огонь против колонн, находившихся у моста, и вынудила их занять более удалённую позицию. Стрелки Пермского, Могилевского полков и 3-го батальона Эстляндского полка, желая использовать это отступательное движение, перешли по мосту, не дожидаясь приказа. Несколько эскадронов кирасирской дивизии Думерка, размещённые недалеко от берега, бросились на них, отбросили их в беспорядке к мосту и перешли его в свою очередь. Эти кирасиры продолжили свою атаку на правом берегу». Дружинин пишет, что солдаты 14-й дивизии, «ревнуя загладить неудачное действие на Сивошином перевозе», бросились на местечко и «штыками очистили, захватив много пленных, кинулись потом по мосту за речку Свольну и, далеко отделившись от оной, подали случай неприятелю послать свою тяжелую кавалерию отрезать от речки наших».

Офицеры Гродненского и Лувенского гусарских полков, 1809–1811. Из “Историческое описание одежды и вооружения… ”

По словам Удино, «один эскадрон кирасир провёл мощную атаку на лёгкую кавалерию и пехоту, которая на мгновение отважилась перейти на эту сторону реки; он их отбросил немного дальше, чем я хотел, потому что, отогнав всё, что ему встретилось, он перешёл мост, ударил на деревню и разбил наголову всё, что там находилось. После этого момента русские более не отважились показать даже одного стрелка». Но не всё было так радужно, как пишет маршал.

В этот момент майор Тарбеев, испросив у Довре разрешения, «взять охотников для подкрепления наших стрелков», вызвал желающих для исполнения этого трудного предприятия. Первым вышел Дружинин, а за ним — вся 1-я гренадерская рота. Тарбеев быстро повёл охотников-гренадер к мосту при Свольне и прибыл туда в тот самый момент, когда французские кирасиры, преследуя русских стрелков, промчались вслед за ними через мост и, миновав мызу, понеслись в атаку на русские войска. Охотники, незамеченные кирасирами, сделали «засаду в строении, уцелевшем от пламени, а более за частоколом, окружавшем находившийся там сад». На выручку русской пехоте подоспел Ридигер с 2 эскадронами Гродненских гусар; он внезапно бросился на французских кирасир, «опрокинув их в миг, переколов и потопив большую часть в реке, остальные же с поспешностию ретировались к высотам». Когда кирасиры, отступая, мчались обратно мимо Свольны, охотники Пермского полка встретили их выстрелами из своих укрытий, так что «немногие по мосту и вброд переправились обратно».

«Остальная часть дивизии Думерка, которая приблизилась к Свольне, чтобы поддержать атаку, отошла вне дальности выстрела русской артиллерии, как только она повернула огонь в эту сторону. Эта прекрасная атака французской кавалерии, которая по неосторожности продвинулась слишком далеко, не принесла никакого успеха, и противник прекратил беспокоить наш правый фланг. Несколько колонн направились к Острому Концу под прикрытием озера, находившегося сбоку. Генерал Казачковский направил против них батарейную № 14 роту и выдвинул Навагинский полк, чтобы поддержать войска, расположенные возле деревни. Эти распоряжения внушили уважение французским колоннам, которые отступили, не сделав атаки».

«Получа приказание неприятеля более за реку не преследовать, — пишет Дружинин, — мы остановились в местечке, и неприятель отретировался, пересылаясь ядрами и картечью — чем и кончилось дело под Свольною». Довре лично поблагодарил майора Тарбеева и велел представить Дружинина к награде. «Собрав гренадер и получа из под убитых и взятых в плен кирасир лошадей, майор Тарбеев и я, верхами на лошадях перед ротою гренадер с пленниками в сумерки прибыли к полку». При этом Дружинин подчеркнул, что «из пехотных полков 5-й дивизии, находившихся тогда для прикрытия орудий, в стрелках была только одна рота Пермского полка на подкрепление 14-й дивизии и была в охотниках, а не по наряду».

Итак, Довре не пошёл за реку, так как неприятель занимал выгодную позицию на противоположном берегу; туда вёл только один мост, а сооружение другого, из-за отсутствия понтонов в корпусе и строевого леса вблизи, заняло бы много времени. «Довре остановил свои войска возле реки. Стрелки Пермского и Эстляндского полков, поддержанные ротой Калужского полка и ротой Навагинского, разместились на левом берегу; первые впереди Свольни, а вторые впереди Острого Конца, где они должны были прикрывать сооружение переправ». «Дабы прогнать неприятельских стрелков от берега реки, приказал он — генерал-майор Довре еще подкрепить стрелков из Калугского и Навагинского полков, после сего неприятель удалился далее пушечного выстрела».

Войска обеих сторон несколько раз покушались переправиться через реку, но каждый раз были отражаемы огнём артиллерии, занимавшей весьма выгодные позиции, как с русской, так и с французской стороны. Это обстоятельство заставило Довре ограничиться одержанным успехом. «Эта небольшая река с очень топкими берегами разделяла французов и русских, — писал Марбо, — и было очевидно, что тот из двух генералов, кто попытается форсировать эту реку в столь неблагоприятном месте, потерпит кровавое поражение. Поэтому ни Витгенштейн, ни Удино не собирались переправляться через Свольну в этом месте… Канонада была весьма ожесточённой и совершенно бесполезной, потому что орудия и той и другой армии были не в состоянии попасть в противника. По этой причине… преимуществом не обладала ни одна из сторон». Марбо посетовал на то, что Удино использовал кавалерию Кастекса для поддержки пехоты, в результате чего «мой полк и 24-й полк конных егерей в течение дня стояли под ядрами русских пушек, убившими и искалечившими многих наших людей».[113]

По словам Д’Альбиньяка, «дело ограничилось канонадой, в которой мы потеряли много людей, потому что русские стреляли из большого калибра; 2-й корпус отвечал из нескольких плохих пушек. Система генерала Дюлолуа, командующего артиллерией 2-го корпуса, заключалась в том, чтобы постоянно держать свою артиллерию в тылу армии из опасения, что она может быть захвачена; такая система не приносила никакого вреда неприятелю, который, напротив, выставлял на батарею огромную артиллерию, уничтожая всё то, что показывалось. Река Свольня, хотя очень маленькая, сильно стиснута крутыми скатами берегов, что очень затрудняло переправу».

Пиль вспоминал, что «у Свольны произошло довольно серьёзное авангардное дело, но дивизии Мерля и Вердье, которые находились в первой линии, не были задействованы; только бригада Мэзона обменялась несколькими ружейными выстрелами и перемешала своих стрелков с русскими стрелками. Дожди предыдущих дней препятствовали маневрированию кавалерии и артиллерии на местности, и без того заболоченной». Удино старался побудить русских к наступлению, но они воздерживались. «Это позволило мне заподозрить, — писал он, — что эта демонстрация маскирует движение на Себежскую дорогу. Соответственно, я отдал приказ ?І-му корпусу направиться в Белое, наблюдая броды в Сивошине и Черковище, а сам со ІІ-м корпусом остался на месте и, видя, что дело превратилось в перестрелку, которая приводит к ранению моих людей и безрезультатно расходует порох, я велел занять позицию вне дальности выстрела, и огонь прекратился».

Турн унд Таксис вспоминал: «Противник разместился позади Свольны, возле маленького города Коханов, и когда маршал хотел перейти эту реку 11-го, он был довольно живо встречен и его авангард отброшен. Вслед затем завязалась канонада без особых результатов, в течение которой баварцы оставались во второй линии позади леса. Поскольку было очевидно, что русские более не хотят позволять нам наступать по своему желанию, а Удино не может решиться форсировать переправу решительной атакой, он решился вечером вновь занять позицию, которую занимал 8-го, что дало повод Сен-Сиру сделать довольно ироническое замечание о манере маршала колебаться». Раненый Казабьянка сказал Марбо, «как сильно он сожалеет, видя столь неважное командование нашим армейским корпусом». Марбо согласился с этим мнением: «Его последние слова были вполне обоснованными, поскольку создавалось впечатление, что наш начальник действовал, не имея никакого плана и никакой методы. Добившись где-нибудь успеха, он преследовал Витгенштейна, не обращая внимания ни на какие препятсвия… Но при малейшем поражении он сразу начинал отступать, и ему казалось, что неприятель был повсюду». Д’Альбиньяк также заметил, что Удино следовало действовать более решительно, «без изменения плана по два или три раза на дню». Аежен вспоминал: «В течение четырёх дней я следовал за этими движениями, в течение которых не произошло ничего примечательного, разве что затруднения с пропитанием армии в этой стране песков, лесов и озёр; и, после неотступного следования за маршалом и генералом Гувьон-Сен-Сиром, который прибыл во главе шестого армейского корпуса, 11-го я поехал обратно, чтобы доставить императору детали, которые он надеялся узнать».[114]

В этом деле французы потеряли 3 офицеров убитыми и 16 ранеными. По словам А. Маага, «общие потери французской стороны составили 200 убитых и 600 раненых, зато 200 русских попали в плен». Удино писал, что, «несмотря на малое число войск, которые были задействованы, мы имеем около 320 человек, выбывших из строя. Полковник Казабьянка, офицер многих отличий, был тяжело ранен, как и майор того же полка… Кирасиры в своей атаке взяли сотню пленных».[115] Пиль вспоминал, что «полковник Казабьянка получил пулю прямо в грудь, а шеф эскадрона дю Плесси также был ранен, но менее тяжело. Маршал приказал отвезти этих офицеров в монастырь белых монахов, в свою главную квартиру, велел лечить их своему личному хирургу, и сам лично им помогал со своей обычной доброжелательностью».[116]

Довре написал, что его войска потеряли около 700 убитых и раненых, а «урон неприятеля, по показанию военнопленных, гораздо значительнее. Число убитых и раненых простирается до 1.500 чел., в числе первых находится генерал Вреде. В плен взято до 300 человек». По словам Витгенштейна, «в сем деле взяты в плен: 3 офицера и до 250 нижних чинов; ущерб их велик, убитыми и ранеными, а особливо потерпели их кирасиры… С нашей стороны урон простирается хотя не более 500 чел. убитыми и ранеными, но чувствителен лишением храброго шефа 25-го егерского полка полковника Денисьева, который убит ядром». Позже он определил потери противника в 300 пленных и 500 убитых и раненых. С русской стороны известны потери и нижних чинов: убито и умерло от ран 58, ранены 258, пропал 51 чел., всего 367 чел.[117] Таким образом, потери противников в этом безрезультатном бою были примерно равны. В награду за дело при Свольне Довре получил орден св. Георгия 3-й степени.

Л. Гувьон Сен-Сир (1764–1830)

В совместном рапорте королю Деруа и Вреде сообщили «состав обоих армейских корпусов» (так они продолжали называть свои дивизии) и пожаловались, что «марши и контрмарши, отсутствие продовольствия, жара и плохие дороги бросили многих солдат в госпитали, и мы потеряли людей больше, чем если бы дали самое кровопролитное сражение». Деруа пишет, что у солдат «обмундирование, особенно башмаки, рубашки, панталоны, гамаши теперь настолько износились, что у большинства свисают вниз лохмотьями, часть из них ходит босиком, так что службой пренебрегают и слоняются вокруг». Вечером Удино приказал дивизии Вреде и бригаде Корбино «двинуться форсированным маршем и перехватить большую дорогу, которая ведёт из Санкт-Петербурга в Полоцк», в Антоново, напротив Сивошино на Дриссе.

По словам свидетеля этого дела, Антоновского, «оно ничего важного и особого не заключало». Шамбрэ писал: «Наш авангард был опрокинут. Впрочем, эта неудача ничего не значила». На это Михайловский-Данилевский возразил: «Напротив, авангардное дело при Свольне имело важные последствия. Заключая из упорности нашей атаки, что к графу Витгенштейну, вероятно, подошли подкрепления, Удино не только отложил повеленное ему Наполеоном наступление, но отошел к Полоцку и начал даже помышлять: не выгоднее ли будет очистить правый берег Двины и отступить на левый».[118]

* * *

В 4 часа утра 11 августа майор Бедряга, взяв 80 гусар эскадрона своего имени, 30 гусар эскадрона майора Чурсова Изюмского полка и 20 казаков полка Родионова 2-го, выступил из мызы Нидер через мызу Дубна к Динабургу на разведку. Пройдя 10 вёрст, он услышал слева от себя выстрелы на посту близ м. Вышки, на правом берегу Двины около р. Дубна, где находился один из его «извещательных постов» под командой поручика Апсеитова. Последний, «когда неприятель напал на его пост близ местечка Вышек, храбро защищал и удержал оный». Бедряга изменил направление своего движения и пошёл на выстрелы. Вскоре он встретился с эскадроном прусских чёрных гусар и, напав на него, «совершенно истребил». При этом отличились поручик Горнескул, который «много способствовал, когда командир полка, майор Бедряга, отрезал эскадрон прусских гусар», и корнет Бедряга, который первый бросился на неприятеля и «своеручно рубил». Было убито более 50 чел., в плен попали 6 унтер-офицеров, 48 рядовых, командир эскадрона ротмистр Майер и лейтенант Фуль, тяжело раненый пикой в бок. С русской стороны были убиты всего 3 лошади.

В тот же день Бедряга выслал на разведку штабс-ротмистра Тенюкова с разъездом «с строгим предписанием, дабы при встрече с неприятелем гораздо в большем количестве отступить назад к своему посту». Оставив на своём посту в мызе Гравера небольшую команду, Тенюков направился с 25 гусарами по дороге к Иозефово. Встретившись возле почтовой станции Плокша с разъездом из 40 прусских чёрных гусар, он смело бросился в атаку, опрокинул, взял в плен 4 гусар и, отправив их с двумя своими гусарами назад, двинулся далее по направлению к Иозефово. Не доходя до этой деревни, разъезд Тенюкова был встречен большим отрядом пехоты и эскадроном прусских гусар, спешившим «в сикурс» тем гусарам, которые были отброшены от Плокшы. Тенюков «и мало не уважая, бросился на оный сикурс, сам своеручно рубил и принудил ретироваться, но при отступлении неприятеля, по несчастию, простелен в грудь пулею на вылет, от коей волею Божиею и помре». Помимо Тенюкова, 1 гусар был убит, 2 легко ранены, а 2 тяжело раненых захвачены в плен. Всего к тому времени полк Бедряги взял до 700 пленных.

Макдональд решил стянуть войска 7-й дивизии к Динабургу и отдал Гранжану приказ: «Если отряды, высланные вчера на разведку по обоим берегам Двины по дорогам из Вышек и Прели, выполнили свою миссию, дайте им приказ возвратиться завтра в Динабург. А именно: 2-я бригада с эскадроном гусар — в Динабург. 1-я и 3-я бригады на их прежней позиции, выделив, как было приказано прежде, два батальона для работ на тет-де-поне. Лёгкая артиллерия и два эскадрона гусар в тет-де-поне; 4-й эскадрон гусар на ферме Лангенишки, за четвёртой верстой на дороге из Динабурга в Друю на левом берегу Двины. Впереди названной фермы дорога из Друи разделяется на две ветви, одна взбирается на берег и идет вдоль леса, левая ветка идёт вдоль Двины, вновь поднимаясь. Сторожевая застава этого эскадрона будет размещена на этом разветвлении, а небольшие посты на каждой дороге. Этот эскадрон расположится по-военному, будет настороже, и свои патрули не будет растягивать далее одной мили от своих ведетов». Узнав о нападении русского отряда на прусских гусар, маршал завершил свой приказ словами: «Потребуйте у князя Радзивилла копию инструкций, данных для разведок, чтобы можно было судить, превысили ли гусары, которые имели несчастье попасть в руки противника, его приказы».

12 августа маршал потребовал от Гранжана «сообщить все обстоятельства, которые сопровождали несчастное событие, случившееся с гусарами 2-й бригады, а также с полковником 11-го полка. Более чем поразительно, что, имея в этой стороне 130 кавалеристов, он выслал на разведку только 50 или 60». Маршал был крайне возмущён поведением этого старшего офицера, который, имея два батальона, не оказал помощи гусарам. Он приказал «следственной комиссии из трёх старших офицеров исследовать поведение командиров двух отрядов 8 и 9 августа» и, в случае необходимости, передать дело в военный трибунал.

Тогда же Макдональд сообщил Бертье, что Витгенштейн занимает позицию между Дриссой и Динабургом, что «одна из его дивизий под командой князя Репнина размещается напротив Друи; наведя мост, часть этой дивизии перешла Двину и продвинулась до Бельмонта и Браслава. Партии, которые я выслал в эту сторону, заметили эти войска. Отряды, высланные по правому берегу, а именно: первый в Кресово имел стычку между этой деревней и Креславом. Он захватил одного офицера, от двенадцати до пятнадцати драгун и гусар и шесть канониров. Второй на дороге из Вышек, на левом берегу Дубны убил или ранил множество гусар и взял несколько пленных. Третий отряд на дороге из Прелей, возле Дубно был менее удачлив. Мы потеряли там от 40 до 50 гусар убитыми, ранеными или пленными. Остатки отряда сумели пробиться сквозь три или четыре эскадрона, которые их окружили. Поскольку эта экспедиция, как кажется, не была проведена со всей предписанной осмотрительностью, и далеко превысила обозначенные для этой разведки границы, а её командир, который попал в плен, потерял голову, я приказал, чтобы было проведено расследование против этого офицера».

В письме к Маре маршал отметил, что «из 80 кавалеристов только половина смогла ускользнуть. Капитан был ранен и взят в плен». Он предложил Граверту: «Если вы имеете в руках пленных капитана и лейтенанта, то можете обменять их на капитана гусар фон Майера и другого офицера, имени которого я не припомню… Мы потеряли от 50 до 60 раненых или пленных из-за ошибки этого капитана… Я был чрезвычайно расстроен этим событием, особенно потому, что приходится наказывать офицера, принадлежащего к столь прославленному полку». Макдональд уже знал, что на поддержку Удино подошёл Сен-Сир, и полагал, что предстоят серьёзные дела, так как «узнал, что князь Витгенштейн отозвал князя Репнина и те партии, которые были на левом берегу, чтобы снова подняться по правому берегу Двины… Я активно работаю над разрушением тет-де-пона в Динабурге. На обоих берегах нашлось большое количество горючих материалов; они превосходно используются при его разрушении». Маршал по-прежнему считал своё пребывание в Динабурге бесполезным, и на сей раз открыто написал Бертье: «Моё присутствие с большей частью 7-й дивизии не имеет никакого иного результата, кроме разрушения построек в Динабурге и тет-де-пона».[119]

* * *

По словам Удино, «неприятель сохранил свою позицию, и было слышно, что он работал всю ночь; предполагают, что он делал несколько мостов». Воспользовавшись наступившей темнотой, маршал к утру 12 августа отвёл 2-й корпус к Волынцам. Он оправдывал это отступление тем, что русские хотят обойти его с правого фланга. Таким образом, он вновь заколебался и уступил инициативу русским. 19-й дивизии маршал велел перейти назад Дриссу и расположиться позади Аазовки, где она была 2 дня тому назад. Соответственно, Деруа отдал приказ о порядке следования своей дивизии,[120] и сообщил королю: «Мой армейский корпус оставил позицию перед Волынцами, вновь перешёл Дриссу и двинулся на Лазовку», а затем к Белому. Поздно вечером Вреде и Корбино прибыли к Антоново. 2-й корпус остался стоять у Волынцев позади Дриссы.

Аежен пишет, что прибыл в Витебск очень поздно вечером: «Тотчас я имел продолжительную беседу с императором, который не одобрял отступления, совершённого маршалом, и хотел, чтобы граф Витгенштейн был отброшен более решительно, убеждая, что, продвинувшись до Опочки и Новоржева, маршал найдёт средства пропитания для своей армии. Объяснив мне план движения, которое он собирался исполнить на Смоленск, он вновь послал меня 13-го к герцогу Реджио, чтобы повторить ему настоятельную просьбу продвинуться в страну и держать там свою армию на той же высоте, где находилась его армия, и сообщить ему, что маршал Макдональд… занимает Митаву, Якобштадт и Динабург и отправляется осаждать Ригу. Я повёз также приказ полковнику инженерных войск Блейну направиться на осаду Риги».[121]

В течение этого дня войска 1 — го корпуса оставались на позиции у Свольны. По словам Антоновского, рано утром войска 14-й дивизии двинулись к р. Свольне, «стали колоннами, в составе которых и 26 полк, и, таким образом, стояли до половины дня, наблюдали движение неприятеля… После полудня 26 егерский полк занял аванпосты, сменив с них 24-й полк, и, под прикрытием нашего полка, начаты работы моста на реке Свольне, уничтоженного французами при отступлении». Дибич записал: «Противник отступил к Волынцам; казачий авангард был выслан, чтобы наблюдать за его отступлением; отряд генерала Балка направился в Тоболки, чтобы прикрыть наш правый фланг». Довре не хотел переходить в наступление до присоединения отряда Гамена. «Полковник Албрехт, который был послан на левый берег Двины, прибыл в Кохановичи. Его экспедиция, малозначительная сама по себе, может, однако, показать отвагу русских партизан и то, насколько их небольшие набеги (incursions) становились утомительными для неприятеля. Он продвинулся до Бельмонта, более чем в пятидесяти верстах от Друи, захватил там су-префекта Мануцци, а также французский пост, который находился в Браславе, и переправился назад через Двину вплавь, не будучи побеспокоен, приведя 80 пленных, взятых в различных стычках”.

Желая разведать, не появились ли неприятельские отряды около Расиц и Клястиц, Довре ещё вечером 30 июля направил эскадрон Ямбургского драгунского полка майора Буткевича в Юховичи, в 7 верстах от м. Свольны. Следуя всю ночь по чрезвычайно неудобной дороге, Буткевич утром прибыл в Юховичи, где неприятеля не обнаружил. Накормив лошадей, он направил разъезды в Расицы и Клястицы. Разъезд, направленный к Клястицам, во время схватки с французской партией захватил в плен 10 чел. Эти разведки выяснили, что часть баварского корпуса, находившаяся около Клястиц, выступила обратно в Полоцк. Буткевич немедленно донёс об этом Довре, а сам остался в Юхновичах, беспрерывно высылая разведки во все стороны до 3 /15 августа, когда он присоединился к отряду полковника Властова.

Витгенштейн написал императору: “Намерения мои есть преследовать неприятеля до р. Двины, но от частых дел с неприятелем имея чувствительный ущерб в людях, нахожу уже довольно ослабевшим корпус мне вверенный”. Поэтому он просил у царя пополнения хотя бы “из рекрутских депо на укомплектование полков”.[122]

Антоновский пишет, что 1/13 августа «по устроенному мосту 14-я дивизия перешла на другую сторону реки Свольны, и в боевом порядке с 7-ми часов утра и до 1-го стояли в ружье и на одном месте. Неприятель все еще смотрел на нас, а мы на него, не мешая ни в чем один другому. Мы ожидали его отступления, и он исполнил желания наши, стал подаваться назад, а мы шли за ним по пятам». В «Журнале 1-го корпуса» записано: «Русские войска на позиции у Свольни, корпус Удино в Волынцах; его авангард прикрывает лесистое дефиле впереди этого города. Граф Витгенштейн прибыл в Пожарище и вновь принял командование. Вечером также прибыл генерал Гамен с девятью из десяти батальонов, которые составляли гарнизон Динабурга. Из числа этих войск восемь пехотных батальонов сформировали два полка, названные 1-м и 2-м Сводными пехотными. Запасный батальон 18-го егерского полка образовал с батальонами 11-го и 36-го егерских полков третий полк, названный Сводным егерским. Это подкрепление, малозначительное само по себе, поскольку насчитывало всего 3.000 боеспособных людей, было очень полезно для обмана неприятеля, который считал эти батальоны комплектными».

Излечившись от раны и отдохнув, Витгенштейн проявил небывалую активность по снабжению своих войск продовольствием и боеприпасами, истраченными в огромных количествах в предыдущих боях. Витебская губерния, опустошённая прохождением обеих противоборствующих армий, могла предоставить весьма скудные средства. Поэтому пришлось обратиться к доставке припасов из Псковской губернии, где находились весьма солидные магазины. Главная сложность состояла в том, чтобы доставить эти продукты к войскам. Большую помощь в этом деле ему оказал Псковский губернатор Шаховский. Из главных магазинов, находившихся в Пскове и Острове, запасы были перевезены в расходные магазины, учреждённые в Люцине и Себеже.[123]

В ночь на 13 августа Вреде велел навести у Антоново мост на Дриссе и утром «произвести сильную рекогносцировку, чтобы разыскать неприятеля или, скорее, чтобы угрожать его левому флангу и отвлечь немного его внимание подальше от маршала герцога Реджио, который находится возле Волынцев». Он сообщил королю: «Генерал Корбино со своей бригадой, сформированной из 7-го и 20-го полков французских шассеров и 8-го польского уланского, поставлен под моё командование; она имеет силу всего лишь 600 человек и находится в довольно плохом состоянии».[124] Майлингер пишет: «13- го с 8 до 10 утра я шёл с Главной квартирой в Белую, где генерал Сен-Сир занял себе квартиру в лежащем справа от главной дороги поместье; оно находилось среди линии форпостов, выставленных бригадой Корбино. Это поместье вместе с экономическими постройками, конюшнями, амбарами и т. п., частично было окружено заборами, кустарниками, рвами и дощатыми перегородками, а замкнутый и просторный четырёхугольный двор имел вход и выход, снабжённый большими деревянными воротами…, так что там можно было некоторое время обороняться против атак кавалерии».

М. Борисов. Реконструкция поручика 26-го егерского полка (на основе записок А.И. Антоновского).

На кивере офицера клеёнчатый чехол. На руках крагены. И чехол и крагены — трофейные, французские, вооружение офицера состоит из сабли. Через левое плечо идет ремень от нагайки. Шпоры на сапогах отсутствуют, т. к. обер-офицерам не полагалось быть верхом

Удино сообщил, что русские остались на позиции у Свольны, и «день прошёл в наблюдениях с одной и с другой стороны». Он решил занять позицию при Полоцке и со 2-м корпусом отступил от Волынцев. Турн унд Таксис и Марбо уверяли, что при отходе в монастыре Волынцы была оставлена часть французских раненых. Удино велел Деруа вернуться из Белого к Лазовке. Деруа отдал приказ о порядке следования своих войск,[125] и сообщил королю: «Вечером 13-го я должен был оставить мою позицию при Белом и вновь двинуться к Лазовке, чтобы получить там последние приказы маршала герцога Реджио, который ретировался из Волынцев на другой берег Дриссы. Вскоре после моего прибытия в Лазовку, около полуночи я получил приказ маршала выступить и продолжить моё движение к Полоцку. Я двигался в течение примерно трёх часов и дал отдых моим очень измученным войскам, когда маршал прислал мне новый приказ отослать артиллерию назад в Полоцк и вновь направиться в Лазовку, которую он считал необходимой. Прежде, чем его исполнить, я должен был дать небольшой отдых моим войскам, которые были утомлены; тогда я получил приказ остаться там, где я нахожусь, и занять позицию». Фабри справедливо заметил, что «движения, которые маршал велел исполнить генералу Деруа, дают нам новое доказательство его нерешительности».

Удино донёс Бертье, что «русский армейский корпус построился в несколько линий на большом плато, которое протянулось вдоль Свольны и доминирует над берегами; эта не очень широкая река очень суживает русло, её берега круты, и она непроходима вброд. Днём русские перевели несколько лёгких войск на левый берег и угрожали моему правому флангу… Между тем, они ничего не предпринимали в центре и, кажется, находились там только для того, чтобы привлечь нас; но я не позволил нашим войскам их атаковать, потому что, приближаясь к Свольне, они подставлялись бы под огонь батарей, которые неприятель разместил на доминирующем правом берегу, огонь которых взял бы их во фланг». Внимательно осмотрев позицию неприятеля, Удино решил, что русские войска вдвое превосходят его собственные, что на ровной и открытой местности особенно опасно превосходство его кавалерии, и потому он не может переправиться через Свольню, «не подставив и не скомпрометировав свои войска». К тому же, 2-й корпус удалён на 8 льё от 6-го корпуса, который наблюдает за Себежской дорогой. «Я думаю, — заключил маршал, — что было бы ошибкой принимать или давать сражение в моей ситуации, и что обязательно следует занять позицию, которая свяжет меня с генералом Сен- Сиром; но прежде чем исполнить это решение, я хотел узнать мнение моих дивизионных генералов, которых я собрал у себя и которые не только единодушно присоединились к нему, но и убедили меня исполнить его».

По мнению Фабри, чтобы устранить последнее неудобство, достаточно было приблизить 6-й корпус и с помощью кавалерии наблюдать за Себежской дорогой. Имея два корпуса сконцентрированными, маршал мог свободно дать сражение русским, если бы они двинулись по этой дороге. Но, разместив свои корпуса на двух различных дорогах, Удино предпочёл отступить, чтобы сблизить их. Хорошо зная настроение Наполеона, маршал должен был отыскать правдоподобный мотив для такого отступления перед лицом неприятеля без единого выстрела. Чтобы снять с себя ответственность, он посчитал необходимым созвать своих генералов на военный совет, и те «не только единогласно присоединились к этому мнению, но и поторопили его в его исполнении».[126]

14 августа дивизия Деруа дождалась подхода 2-го корпуса. Исполняя решение военного совета, войска Удино к утру расположились следующим образом: «5-я бригада лёгкой кавалерии, 3-я дивизия кирасир и 1-я пехотная дивизия в Лазовке, 2-я пехотная дивизия в Смоляках, 3-я и 19-я дивизии эшелонами позади неё. 20-я пехотная дивизия и 6-я бригада лёгкой кавалерии в Белом». По словам Д’Альбиньяка, «Сен-Сир остался в Белом с дивизией Вреде; лёгкая бригада Корбино выставила аванпосты до Сивошиной; она получила приказ возвратиться ко 2-му корпусу; 14-го она получила приказ вновь занять позицию в Сивошиной, таким образом, войска были изнурены бесполезными маршами и контрмаршами».

В 18 часов маршал написал из Смоляков: «Позиция в Лазовке плохая, отрезана лесом, местность очень пересечённая, там невозможно ни выстроить, ни применить артиллерию. Я предложил первой дивизии занять другую позицию. Генерал Гувьон-Сен-Сир не был побеспокоен на своей позиции в Белом, его разведки на Себежской дороге не обнаружили ничего, что указывало бы на движение неприятеля по этой дороге». По мнению Удино, Витгенштейн не высылал никаких отрядов, напротив, он концентрирует свои силы, поэтому невозможно без риска начинать против него наступление. «Я не должен скрывать, что баварцев невозможно рассматривать как помощь для меня, потому что, воистину, этот корпус находится в состоянии такой слабости, что даже страшно, и даже сам генерал Сен-Сир не скрывает от меня, что я не смогу извлечь никакой пользы, если они будут вынуждены проделать несколько маршей». Маршал сам проделал несколько льё пути вслед за одной баварской дивизией, и всё это пространство было усеяно мёртвыми и умирающими людьми. «Тем не менее, — заявлял Сен-Сир, — эти войска горели желанием померяться силами с неприятелем, хотя они не могли рассчитывать на свои физические силы».

Удино писал: «Я имею трёх бригадных генералов больными, из которых генерал Амэ легко ранен при падении со своей лошади, убитой под ним 11 числа. Сегодня я получил новости от герцога Тарентского по возвращении одного из наших эмиссаров; Он мне ответил, что не в состоянии содействовать в движении, которое я задумал… Противник на этом берегу захватил все запасы, и мы постоянно живём за счёт скотины, которую находим на левом берегу, так что через двадцать дней придёт конец нашим продуктам, и не известно, где их снова взять». В следующем письме он посетовал, что в этой болотистой местности дороги становятся непроходимыми для артиллерии и транспорта после малейшего дождя. «Я предложил разместить две дивизии, из которых одну баварскую, в окрестностях Полоцка; они найдут некоторые продовольственные средства на дорогах из Невеля и Витебска, где попадаются ещё некоторые запасы, всё остальное исчерпано. Я использую обстоятельства, чтобы увеличить число рабочих в Полоцке». Вечером Деруа отдал приказ дивизии выступить следующим утром,[127] чтобы занять позицию у Полоцка.[128]

В 13 часов войска 1-го корпуса выступили к Полоцку, впереди шли два отдельных авангарда. Авангард генерала Гельфрейха направился прямо к Волынцам,[129] авангард полковника Властова — через Сивошино к Белому для обхода правого фланга неприятеля,[130] с целью заставить его отступить за р. Дрисса и тем получить возможность действовать на сообщения противника с Полоцком; он имел приказ ретироваться в Якубово в случае атаки неприятеля. Главные силы 1-го корпуса (37 батальонов, 15 эскадронов, 80 орудий) следовали за Гельфрейхом.[131] Обнаружив приближение русских войск, Удино стал отступать через Филипово к почтовой станции Лазовка. Авангард Гельфрейха заночевал в Филипово, главные силы 1-го корпуса у Волынцев.[132]