Глава двенадцатая ПРОВАЛ ПОЛИТИКИ «ТРЕТЬЕЙ СИЛЫ»

Глава двенадцатая

ПРОВАЛ ПОЛИТИКИ «ТРЕТЬЕЙ СИЛЫ»

Уроки колчаковщины и деникинщины не прошли даром. После того как масса среднего крестьянства убедилась, что победа контрреволюции ведет за собой восстановление в деревне старых порядков, в ее настроениях обозначился поворот в сторону Советской власти. На этот поворот оказал влияние ряд обстоятельств. В итоге углубления социалистической революции в деревне изменился состав крестьянства: позиции кулачества были подорваны, центральной фигурой деревни стал середняк. После победы Ноябрьской революции в Германии был аннулирован грабительский Брестский мир, а с его ликвидацией миновали те объективные условия, которые резко оттолкнули от большевиков мелкобуржуазных демократов-«патриотов».

Наконец, одним из важнейших условий было крепнувшее убеждение непролетарских слоев трудящихся в том, что Советская власть отстаивает их жизненные интересы и все разговоры о демократии и Учредительном собрании служат лишь прикрытием диктатуры помещиков и капиталистов. Широкие непролетарские массы все больше убеждались в том, что «демократия», пропагандируемая меньшевиками и эсерами, как писал В. И. Ленин, «выражает на деле иногда диктатуру буржуазии, иногда бессильный реформизм мещанства, подчиняющегося этой диктатуре…»⁷³⁹.

Уроки колчаковщины и деникинщины не могли пройти бесследно и для самой партии социалистов-революционеров. То, что «пережили «учредиловцы» в Архангельске и в Самаре, в Сибири и на юге, — писал В. И. Ленин, — не могло не разрушить самых прочных предрассудков»⁷⁴⁰. Поворот мелкобуржуазных масс в сторону Советской власти, восстания в тылу Колчака и Деникина, рост недовольства политикой руководства в самих мелкобуржуазных партиях, где появились группировки, которые, несмотря на враждебность к большевикам, настаивали на союзе с ними как с единственной силой, способной противостоять реакции, — все это вынуждало эсеровских лидеров пересмотреть официальные позиции и тактику своей партии.

5 декабря 1918 г. в Уфе на совещании членов ЦК, которое приняло решение о переходе эсеровских организаций в колчаковском тылу на нелегальное положение, был поставлен вопрос об изменении отношения к Советской власти. Затем он обсуждался на состоявшейся 6—8 февраля 1919 г. в Москве конференции организаций эсеров на территории Советской России. В ее резолюции было сказано, что конференция отвергает самым решительным образом всякое блокирование с буржуазными партиями, «мечтающими об единоличной диктатуре и восстановлении неограниченного хозяйского произвола», и признает недопустимость вооруженной борьбы с Советской властью, поскольку она ведет к усилению реакции⁷⁴¹.

После конференции пленум ЦК принял «Руководящие тезисы ЦК п. с.-р.», в которых признал провал своей политики «несбывшихся надежд» на возможность установления с буржуазией «единого общенационального фронта путем формальной коалиции в правительстве и реальной коалиции вне его». ЦК эсеров писал: «Выигрыш демократии во время ее повторных попыток коалиции с буржуазией заключался в слишком дорогой ценой купленном праве сказать, что с ее стороны имели место все допустимые и даже недопустимые усилия и жертвы во имя возможности политической кооперации с буржуазией». Однако это признание бесплодности и беспочвенности коалиции вовсе не означало полного отказа от союза с буржуазией. Практически этот союз продолжал осуществляться но в иных формах и без оформления в официальных решениях партийных органов.

ЦК эсеров считал, что партия может приостановить вооруженную борьбу с большевиками, но лишь «на то время, когда она не имеет достаточных сил для борьбы на два фронта»⁷⁴². Это основное положение «новой» тактики партии получило наиболее полное выражение в решениях состоявшегося в Москве 18—20 июня 1919 г. IX Совета партии. В принятой им резолюции было сказано, что Совет «одобряет и утверждает решение прекратить вооруженную борьбу против большевистской власти и заменить ее обычной политической борьбой».

В то же время в резолюции подчеркивалось, что «обусловливаемый в настоящее время всей политической ситуацией отказ партии от вооруженной борьбы с большевистской диктатурой не должен истолковываться как принятие, хотя и временное и условное, большевистской власти, а лишь как тактическое решение, продиктованное положением вещей». Более того, учитывая желание части эсеров бороться вместе с большевиками против белой армии, Совет особо отмечал невозможность «слить свою борьбу против попыток контрреволюции с борьбой большевистской власти» и требовал «не допускать… вредных иллюзий, будто большевистская диктатура может постепенно перерасти в народовластие».

В постановлении IX Совета указывалось, что партия эсеров делает ставку на «третью силу, равно чуждую и большевизму и реставрации», поскольку только она может вывести страну из тупика гражданской войны и опираясь на которую якобы можно вести борьбу на два фронта: и против диктатуры пролетариата, и против буржуазно-помещичьей реакции⁷⁴³. Такой «третьей силой» мелкобуржуазные теоретики по-прежнему считали «чистую демократию», «народовластие», практическое олицетворение которого они видели в Учредительном собрании, а ее политической армией — крестьянство. «Мы стоим на принципиальной позиции создания третьей силы между большевистской охлократией и военно-буржуазной контрреволюцией, — говорилось в обращении ЦК эсеров ко всем организациям партии. — И в деревне ищем мы главным образом кадров для организации этой третьей силы»⁷⁴⁴.

В. И. Ленин убедительно показал, что заявления эсеров о свободе, равенстве, всеобщем избирательном праве и Учредительном собрании обманывают рабочих и крестьян, так как все рассуждения о «третьей силе», стоящей над буржуазией и пролетариатом, являются лишь «иллюзией мелкобуржуазного демократа, который… не научился азбуке, именно, что в капиталистической среде возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата и невозможно существовать ничему третьему»⁷⁴⁵. Он доказал, что политика «третьей силы» не имела под собой реальной почвы и была обречена на провал, и те, кто пытается решать задачи перехода от капитализма к социализму, исходя из общих фраз о свободе, равенстве, демократии вообще, лишь «обнаруживают этим свою природу мелких буржуа, филистеров, мещан, рабски плетущихся в идейном отношении за буржуазией»⁷⁴⁶.

Попытки мелкобуржуазных партий посредством коалиции с буржуазией установить какую-то «среднюю» власть, стоящую между диктатурой пролетариата и диктатурой буржуазии, и в Сибири, и в Поволжье, и на Севере — повсюду сопровождались разгулом реакции, восстановлением дореволюционных порядков, репрессиями против рабочих и крестьян. Сам ЦК эсеров вынужден был признать, что «первоначальная задача борьбы на два фронта была заменена системой последовательной капитуляции», которая облегчила реакции «почти безболезненное овладение властью». Он даже отмечал, что «капитуляция демократии, начавшаяся в Уфе и закончившаяся в Омске пленением Директории, с первого момента появления ее на территории Сибирского правительства является неизбежной расплатой за политику, усвоенную некоторыми кругами партии»⁷⁴⁷. Однако лидеры мелкобуржуазной демократии вновь и вновь пытались доказать возможность создания «третьей силы» и необходимость борьбы на два фронта с той лишь разницей, что «новая» тактика предусматривала временный отказ от вооруженной борьбы с Советской властью и формально отрицала коалицию с буржуазией.

Несостоятельность «новой» тактики подтверждало и отношение к ней эсеровских организаций, многие из которых не только игнорировали, но даже официально отвергали решения IX Совета партии. «Правительство Колчака, Добровольческая армия и краевые правительства, борющиеся с большевиками, ведут к воссозданию России и тем самым совершают великую, необходимую задачу, — писала в своей резолюции группа екатеринодарских эсеров. — Ввиду этого всемерная поддержка в вооруженной борьбе, которую ведут Добровольческая армия, краевые правительства и правительство Колчака, является в переживаемый момент обязательной для всех членов партии с.-р.». Группа считала, что не только не следует выполнять решение IX Совета, но даже необходимо порвать всякую связь с организациями и учреждениями, признающими их, и создала свою организацию «на платформе всемерной поддержки вооруженной борьбы с большевиками»⁷⁴⁸. Такая оценка была характерна для той части эсеров, главным образом юга России, которая смотрела на белогвардейцев как на единственную силу, способную свергнуть Советскую власть.

Другая часть членов партии социалистов-революционеров признавала вредным и отвергала решение IX Совета на том основании, что оно якобы помогало большевикам, отдавая им предпочтение перед силами реакции. «Обе стоящие друг против друга армии одинаковы, и подход к ним, практические планы и прочее должны быть одни и те же»⁷⁴⁹, — говорилось в письме, полученном ЦК эсеров с Дона. Уральский областной комитет социалистов-революционеров заявил, что партия «должна ясно и определенно держаться тактики всегда и везде вести борьбу за народовластие… отнюдь не отказываясь от воплощения ее в жизнь во имя гражданского мира». Несколько позже, во время войны с белополяками, этот же комитет выразил категорический протест против декларации ЦК, в которой говорилось: «…на пути отпора полякам власть встретит в нас союзников…»⁷⁵⁰.

В партии образовалась крайне правая группировка во главе с Авксентьевым, Зензиновым и другими, которая высказывалась за прямой и открытый союз с черносотенной реакцией и упрекала ЦК в нерешительности и примиренческом отношении к большевикам. Ее парижская часть, добивавшаяся усиления интервенции против Советской России, заявила, что ей чужда «растущая терпимость к Советской власти, готовность идти с нею единым фронтом для борьбы с антибольшевистской коалицией»⁷⁵¹.

На территории Советской России то здесь, то там вспыхивали эсеро-белогвардейские мятежи, раскрывались организованные эсерами антисоветские заговоры, предпринимались попытки путем антибольшевистской агитации возбудить недовольство населения. В марте 1919 г. по инициативе правых эсеров и агентуры Колчака вспыхнуло восстание в Сенгилеевском уезде Симбирской губернии. В это же время мятеж под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию!» был поднят в Гомеле. В течение четырех дней в городе шли грабежи и погромы. Эсеры вместе с белогвардейцами подготовили мятеж в Орле, а в Орловском уезде руководили кулацкими восстаниями. По сообщению Курской ЧК, в апреле — мае 1919 г. в губернии имели место 14 антисоветских выступлений, причем восстания в восьми волостях были спровоцированы правыми, а в двух уездах — левыми эсерами⁷⁵². Нижегородская губернская ЧК летом 1919 г. ликвидировала руководимый эсерами штаб «зеленых» в Суроватихинском лесу.

В конце марта 1919 г. в Саратове ЧК был раскрыт заговор эсеров и арестованы 15 его участников. В Петрограде в ноябре того же года была обезврежена шпионская организация Поля Дюкса. Заговорщики тщательно разработали план вооруженного восстания в городе, установили связи с частями и учреждениями 7-й армии, привлекли к участию в заговоре начальника штаба этой армии Люндеквиста. Руководила организацией эсерка Петровская, обманом проникшая в январе того же года в РКП(б).

Весной 1919 г. Московский губком РКП(б) сообщил всем железнодорожным ячейкам о необходимости принять экстренные меры для предупреждения рабочих о провокационных планах эсеров, которые вели контрреволюционную агитацию, чтобы путем забастовок и порчи железнодорожных путей помешать доставке хлеба в голодающие промышленные центры. За подстрекательство к забастовке была арестована большая группа эсеров в Туле. Таковы некоторые штрихи, характеризующие отношение ряда организаций и членов партии социалистов-революционеров к отказу от вооруженной борьбы с Советской властью.

Подобное отношение не следует считать только следствием творчества и инициативы местных организаций, оно вытекало также из двусмысленной интерпретации решений Совета руководством партии. Нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что в ряде документов ЦК, обосновывающих тактику эсеров, чаще и резче, чем необходимость отказа от вооруженных выступлений против Советской власти, подчеркивалась недопустимость сотрудничества с большевиками. В обращении «К товарищам сибирякам» ЦК эсеров писал, что руководящей идеей политики партии является идея демократии как «третьей силы», которая обязательно должна вести борьбу на два фронта и «ни в коем случае не может солидаризироваться с большевиками против колчаковщины и с Колчаком против большевиков»⁷⁵³.

В конце концов даже главную вину Колчака и поддержавших совершенный им переворот представителей Антанты ЦК видел в том, что им не удалось уничтожить советский строй. «Дело борьбы за восстановление в России демократии было задушено, — говорилось в одном из директивных документов. — Но вместе с тем погублены и лучшие шансы на победу. Деморализация и разложение армии… и восстания крестьян и рабочих в тылу дали большевизму в руки победу, за которую он может быть благодарен в немалой мере политическим интриганам и авантюристам, представлявшим в Сибири интересы союзников»⁷⁵⁴.

ЦК эсеров смотрел сквозь пальцы на нарушение директив центра о прекращении вооруженной борьбы против Советской власти, но обрушивал громы и молнии на головы тех, кто настаивал на объединении с большевиками против Колчака и Деникина. А таких под влиянием уроков колчаковщины и деникинщины становилось все больше и больше. Дело дошло до того, что, когда Деникин подходил к Туле, ЦК социалистов-революционеров запретил Чернову выпустить против него прокламацию не только от имени Центрального комитета, но даже от себя лично, хотя вряд ли призыв эсеровского вождя с изрядно подмоченной репутацией мог иметь такое уж существенное значение.

В ряде случаев правые эсеры организовывали антисоветские выступления совместно с левыми, но в общем левые эсеры, оставшиеся на позициях своего ЦК, играли авангардную роль. Их руководители в указаниях ЦК, направленных в январе 1919 г. местным организациям, открыто провозгласили своей целью подготовку террористических актов, восстаний в деревнях и частях Красной Армии и в конечном итоге вооруженное свержение большевиков. Они развернули широкую агитационную кампанию против Коммунистической партии и диктатуры пролетариата.

В начале февраля 1919 г. Московский комитет РКП(б) принял специальное постановление «О деятельности МК и ЦК партии левых эсеров», в котором отмечал, что левые эсеры выступают с явными призывами к свержению Советской власти и необходимо принять меры «к пресечению подобной антисоветской агитации, организованной МК и ЦК партии левых эсеров»⁷⁵⁵. Тогда же ВЧК был раскрыт контрреволюционный заговор левых эсеров и арестованы его руководители Штейнберг, Спиридонова, Трутовский, Сирота, Рыбин — всего 50 человек. При этом выяснилось, что среди арестованных много представителей местных организаций, приехавших за инструкциями. В марте левые эсеры организовали ряд провокаций в Петрограде. Самой крупной из них была попытка спровоцировать антисоветские выступления на Путиловском заводе. Эта деятельность левых эсеров стала предметом обсуждения Петроградского комитета РКП(б) и Петроградского Совета, которые предложили ЧК задержать левоэсеровских провокаторов. Были арестованы 35 левых и 15 правых эсеров, обнаружена подпольная типография левых эсеров, где печатались антисоветские листовки, задержаны несколько левоэсеровских боевиков, у которых изъяты гранаты и бомбы⁷⁵⁶.

В Калуге левые эсеры вели агитацию в воинских частях, подбивая красноармейцев изгонять назначенных командиров и вводить выборность командного состава. В Пскове они распространяли прокламации с призывом к свержению Советского правительства, в Туле вместе с меньшевиками и правыми эсерами организовали забастовку на оружейном заводе. Контрреволюционные листовки левых эсеров летом 1919 г. были обнаружены в воинских частях Казани, а в Брянске, Орле, Гомеле, Астрахани имели место попытки поднять мятежи красноармейцев⁷⁵⁷.

В апреле 1919 г. левые эсеры организовали контрреволюционный мятеж крестьян «вышесреднего достатка и кулаков» в Демянском уезде Новгородской губернии. В Поволжье они приняли активное участие в так называемом чапанном восстании, охватившем в марте — апреле ряд уездов Самарской губернии, где, по сообщению «Правды», влияние левоэсеровской агитации чувствовалось на каждом шагу.

Вопросы о контрреволюционной деятельности левых эсеров в начале 1919 г. неоднократно вынуждены были рассматривать ЦК РКП(б) и губкомы партии, ВЧК и губернские чрезвычайные комиссии. 15 марта 1919 г. ЦК РКП(б) заслушал по этому поводу доклад Ф. Э. Дзержинского и решил усилить разоблачение в печати контрреволюционной деятельности левых эсеров и наблюдение за ними. В соответствии с указаниями ЦК РКП(б) ВЧК направила своим органам на местах телеграмму, в которой предлагалось ввиду волны восстаний, вызванных левоэсеровской агитацией, учредить за этой партией строгий надзор. В конце марта ЦК РКП(б) принял решение о мерах борьбы с подрывной деятельностью правых эсеров и меньшевиков. Всего, по сведениям заместителя председателя ВЧК М. Я. Лациса, с марта по июль 1919 г. было раскрыто 45 левоэсеровских и 15 правоэсеровских организаций, активно выступавших против Советской власти⁷⁵⁸.

Поскольку сущность отношения к Советской власти у обеих эсеровских партий была в этот период одинаковой, хотя в своих заявлениях они и отмежевывались друг от друга, идентичными были и внутрипартийные процессы. Среди левых эсеров росло недовольство призывами руководителей подполья «стереть с лица земли строй комиссародержавия» путем организации «динамитной борьбы против режима Совнаркома»⁷⁵⁹. Среди них все чаще раздавались требования отказаться от политики «активизма» и строить партийную работу «без всякой мистификации и конспирации». Так, на съезде украинских левых эсеров в марте 1919 г. образовалась сильная оппозиция, требовавшая изменения партийной политики в сторону союза с большевиками в борьбе против реакции⁷⁶⁰.

Летом 1919 г. ЦК левых эсеров вопреки возражениям группы во главе со Спиридоновой принял «Тезисы ЦК П. Л. с.-р.», в которых говорилось, что «основной задачей революции является самое активное отражение всех наступающих на многочисленных фронтах Советской республики контрреволюционных сил», и отвергались «методы вооруженной борьбы с существующей властью большевиков», а также «какие-либо действия, клонящиеся к дезорганизации Красной Армии»⁷⁶¹. Однако принятие этого решения не означало, что все организации и члены партии отказались от прежней «активистской тактики».

В ноябре 1919 г. «активисты» провели специальную конференцию, участники которой получили инструктаж по организации восстаний, террористических актов «на случай свержения Советской власти». Наиболее экстремистски настроенные члены партии эсеров, главным образом из Московской организации, вступили в соглашение с «анархистами подполья» и создали террористический «Всероссийский штаб революционных партизан». 25 сентября 1919 г. штаб организовал взрыв в здании МК РКП(б) в Леонтьевском переулке, в результате которого были убиты 12 человек, в том числе секретарь МК В. М. Загорский, и ранены более 30. После этого ЦК левых эсеров постановил распустить Московский комитет, который, однако, не подчинился и принялся за подготовку новых террористических актов. В частности, левые эсеры вместе с анархистами намеревались осуществить ряд покушений и диверсий во время торжеств, посвященных второй годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Однако деятельность террористов была пресечена ВЧК. Вскоре арестовали и организатора взрыва в здании МК РКП(б) — бывшего видного деятеля партии левых эсеров, одного из руководителей их московской организации, Черепанова⁷⁶².

О различном отношении к решению об отказе от вооруженной борьбы с Советской властью свидетельствовала и подготовленная группой членов ЦК эсеров брошюра, в одном из разделов которой было сказано, что «партия не может свертывать свои лозунги и требования из-за соображений легалистского порядка». Ее авторы считали, что нельзя полагать, будто серьезные экономические затруднения России могут вызвать падение режима, установленного большевиками, в порядке стихийного движения. Поэтому они провозглашали организацию масс для «ликвидации государственной власти» очередной задачей своей партии⁷⁶³.

Позиция, занятая частью право- и левоэсеровских организаций по отношению к отказу от вооруженной борьбы с Советской властью, была одним из признаков провала политики «третьей силы», но не причиной его. Существовали и организации, разделявшие точку зрения IX Совета партии, но таких было меньшинство. Недовольство его решениями проявляли как наиболее реакционная часть социалистов-революционеров, требовавшая ничем не ограниченной борьбы с Советской властью, так и левое крыло, стоявшее за союз с большевиками в борьбе против реакции. От политики «третьей Силы» все больше отходили колеблющиеся мелкобуржуазные слои. Некоторые организации прямо заявляли, что эта политика не реальная, «не претворяющаяся и не имеющая возможности претвориться в дело»⁷⁶⁴.

ЦК эсеров, пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре, хвастливо заявил в письме к партийным организациям 17 февраля 1920 г., что «ставка на крестьянство как основной элемент для создания третьей силы может, безусловно, считаться выигранной»⁷⁶⁵. В действительности эта ставка была полностью проиграна и проиграна потому, что крестьянин на собственном опыте «научился тому, чего из науки не хотят понять многие эсеры и меньшевики, что может быть только две диктатуры, что нужно выбирать либо диктатуру рабочих, — и это значит помочь всем трудящимся сбросить иго эксплуататоров, — либо диктатуру эксплуататоров»⁷⁶⁶.

Мелкобуржуазные идеологи обращались к крестьянину как к мелкому собственнику, обещая ему молочные реки и кисельные берега в царстве «всеобщей демократии» и «народовластия». Большевики обращались к крестьянину как к труженику и, не рисуя ему «сладеньких картин», твердо говорили, что только диктатура пролетариата обеспечит свержение ига эксплуататоров.

«Диктатура пролетариата, — разъяснял В. И. Ленин, — есть особая форма классового союза между пролетариатом, авангардом трудящихся, и многочисленными непролетарскими слоями трудящихся (мелкая буржуазия, мелкие хозяйчики, крестьянство, интеллигенция и т.д.), или большинством их, союза против капитала, союза в целях полного свержения капитала, полного подавления сопротивления буржуазии и попыток реставрации с ее стороны, союза в целях окончательного создания и упрочения социализма»⁷⁶⁷. В этом определении подчеркивается глубоко демократический характер диктатуры пролетариата как подлинного народовластия. И крестьяне на практике убедились, что большевики правы. Испытав на деле ту и другую диктатуру, они выбрали диктатуру рабочего класса.

Практический провал политики «третьей силы» хорошо иллюстрирует развитие событий в Сибири, связанных со свержением власти Колчака. После установления его диктатуры эсеры предложили большевикам создать единый антиколчаковский фронт, но с условием, что он будет действовать не под лозунгом восстановления Советской власти, а под лозунгами «чистой демократии» и Учредительного собрания. Единство действий обусловливалось, таким образом, созданием единого республиканско-демократического фронта. Сибирское бюро ЦК РКП(б) в январе 1919 г. отклонило это предложение, считая возможным соглашение лишь с теми партиями и группами, которые стоят на позициях поддержки Советской власти.

В дальнейшем Сибирский краевой комитет социалистов-революционеров придерживался тактической линии своего ЦК, который призывал сибирских эсеров выступить против Колчака «самостоятельно и при этом не солидаризируясь с большевиками», ибо свержение Колчака «ценно для демократии прежде всего тем, что оно открывает ей возможность создания фронта Учредительного собрания, противопоставленного Красной Армии»⁷⁶⁸. Сибирский краевой комитет эсеров в своих обращениях все время подчеркивал необходимость воздерживаться от всяких попыток сближения с большевиками. В то же время эсеровские организации, не рассчитывавшие вначале на успешную борьбу с колчаковщиной, до осени 1919 г. вели себя весьма пассивно, занимаясь главным образом распространением листовок среди населения и солдат армии Колчака.

Осенью 1919 г. в связи с наступлением Красной Армии эсеры активизировали свою деятельность. Чтобы предупредить установление Советской власти в Сибири, они в октябре созвали в Иркутске нелегальный «земско-социалистический съезд», который избрал «Земское политическое бюро» и в качестве программной цели выдвинул создание на территории Сибири буферного государства. В ноябре на тайном «Всесибирском совещании земств и городов» был создан «Политцентр» для подготовки восстания против Колчака.

Социальной базой повстанческого движения было крестьянство, поэтому кое-где эсерам удалось приобрести известное влияние в партизанских отрядах. Немаловажное значение имела поддержка союзников, которые приняли сторону «Политцентра», когда увидели, что их ставка на Колчака бита. Во время восстания, поднятого эсерами в Иркутске 24 декабря 1919 г., представитель союзников заявил, что «эсеры — деятели государственного направления, ничего общего с большевиками не имеют и поэтому противодействовать им союзники не намерены». 5 января 1920 г. власть в Иркутске перешла к «Политцентру», которому чехи выдали арестованного Колчака.

Программа, с которой выступали Всесибирский краевой комитет эсеров, «Политцентр» и поддерживавшие их организации, предусматривала свержение власти Колчака и прочих атаманов, создание «однородно-социалистической» власти, опирающейся на земства и объединения демократии; немедленное перемирие на фронте и переговоры с Советским правительством в целях прекращения гражданской войны; автономию Сибири и созыв Сибирского учредительного собрания; вывод иностранных войск из пределов Сибири; осуществление всех гражданских свобод и политическую амнистию. Это была старая программа «народовластия» во главе с Учредительным собранием. Единственная разница заключалась в том, что программа Самарской учредилки ставила задачу создания вооруженных сил для борьбы с большевиками, а программа сибирских эсеров предусматривала переговоры с Советским правительством о прекращении гражданской войны. Данью времени и решениям IX Совета партии был и пункт о выводе войск интервентов. Любопытно, что некоторые эсеровские организации, в частности Томская, не преминули в своих документах отметить как заслугу то обстоятельство, что «полтора года тому назад при деятельном участии социалистов-революционеров была свергнута власть большевиков в Сибири»⁷⁶⁹. При этом, однако, они умалчивали, что политика тех же социалистов-революционеров привела к установлению в Сибири диктатуры Колчака.

Мелкобуржуазной демократии в лице «Политцентра» и краевого комитета эсеров не удалось осуществить свою программу и на этот раз. Уже с самого начала антиколчаковского движения стала ясно видна огромная популярность Советской власти. Тяга к ней была настолько велика, что в некоторых случаях даже эсеры вынуждены были выступать за восстановление Советов, добавляя при этом: без большевиков. Лозунг Учредительного собрания стал уже так непопулярен, что склонить к его поддержке не только рабочих, но и крестьян было очень трудно. Поэтому хотя и имелись антиколчаковские группы и отряды, которые выступали за Учредительное собрание, но их с самого начала было мало, а затем становилось все меньше и меньше.

В некоторых случаях встречались и попытки объединить на одной платформе Советскую власть и «народовластие». Предлагалось, например, «установить самый демократический образ правления — Советскую власть» и в то же время «диктатуру пролетариата не вносить в свою программу, считая эти вопросы не вполне созревшими для Сибири»⁷⁷⁰.

«Политцентр» предложил большевикам принять участие в восстании в Иркутске под лозунгами «народовластия». Большевики, естественно, не могли принять эсеровскую программу, но вместе с тем они решили возглавить рабочих, участвовавших в восстании, и при благоприятных условиях восстановить Советскую власть. Такая возможность возникла сразу же после перехода власти к «Политцентру». К Иркутску подходила Красная Армия, союзники эвакуировались на восток, влияние «Политцентра» катастрофически падало. Народ не верил эсерам и их лозунгам, он настойчиво Требовал восстановления Советской власти.

«Политцентру» не оставалось ничего другого, как сложить полномочия, и 22 января власть перешла к созданному за два дня до этого Военно-революционному комитету. Всесибирский краевой комитет эсеров писал, что перед необходимостью передать власть ревкому «Политцентр» якобы был поставлен иркутскими коммунистами. Однако истинная причина заключалась не в давлении иркутских коммунистов, а в том, что трудящиеся не поддержали эсеров. Сдача власти Всесибирским краевым комитетом эсеров и «Политцентром» была еще одной иллюстрацией краха политики «третьей силы», очередным провалом попытки создать промежуточную власть.

ЦК эсеров в «Резолюции по сибирским вопросам» вынужден был признать правильным «отказ от власти Краевого комитета партии и членов последней, входивших в Иркутский политический комитет, и передачу ими этой власти местным коммунистам, стремившимся утвердить советский режим, не считаясь с опасностью японской оккупации». Однако всю ответственность за последствия этих событий он возлагал «на большевиков и их авантюристическую политику…»⁷⁷¹. О какой же «авантюристической политике» ведет речь ЦК социалистов-революционеров?

Как известно, эсеры выдвинули идею создания в Сибири буферного демократического государства с западной границей по Ангаре с условием, что оно возьмет на себя обязательство ликвидировать контрреволюцию на Дальнем Востоке. Эту идею их ЦК предложил положить в основу переговоров между Сибирским ревкомом и «Политцентром», которые состоялись в Томске 19 января 1920 г. Сибирский ревком согласился с проектом «Политцентра», а ЦК РКП(б) одобрил идею образования буферной республики с участием в ее правительстве меньшевиков и эсеров.

24 января 1920 г. в Красноярске ЦК эсеров вновь подтвердил, что в связи с международным положением считает целесообразным создание Восточно-Сибирской республики. Разделяя эту точку зрения в целом, ЦК РКП(б), однако, отклонил предложение «Политцентра» о границах нового государственного образования. Он считал нецелесообразным включать в его состав Иркутск и Прибайкалье, предложив отодвинуть границы на восток, за Селенгу. Вот это предложение эсеры и квалифицировали как авантюристическую политику, отказавшись принимать участие в создании Восточно-Сибирской республики.

Саму по себе идею буфера большевики оценивали как полезную. Они видели в его образовании возможность предотвратить столкновение с Японией, но существование буржуазного государства расценивали как явление временное, вызванное условиями момента. Эсеры же полагали, что «образование из Восточной Сибири и Дальнего Востока временного независимого государства — буфера между Советской Россией и Японией» может не только «сохранить указанные территории за революционной Россией и предохранить их от хищнической оккупации японцев», но и оградить «от разрушительного хозяйничанья большевиков»⁷⁷².

Следовательно, ЦК эсеров рассчитывал использовать угрозу столкновения с Японией и создание буферного государства для того, чтобы не допустить установления в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке Советской власти. Эсеровские лидеры явно хотели еще раз практически осуществить свою теорию «третьей силы» и не только создать промежуточное государство — независимую демократическую республику, основанную на принципах «чистой демократии» и «народовластия», но и закрепить ее существование. Это видно, например, из мотивировки отказа Всесибирского краевого комитета принять участие в формировании буфера в «указанных границах». ЦК эсеров объяснял правильность этого шага тем, что из территории буфера исключался Иркутский район с Черемховскими угольными копями, вследствие чего он лишался самостоятельной экономической базы «и стал бы простым орудием для прикрытия советской политики или захватнических стремлений Японии»⁷⁷³.

Попытки руководства партии эсеров саботировать идею создания буферной республики в границах, предложенных большевиками, принудить Советское правительство принять их условия и планы, использовать буфер в антисоветских целях провалились. Образованная на территории Забайкальской, Амурской, Приморской, Камчатской областей и Северного Сахалина буржуазно-демократическая Дальневосточная республика по существу проводила советскую политику. Ее существование обеспечило длительную передышку на Восточном фронте и помогло избежать войны с Японией.

В ноябре 1922 г. задачи ДВР были исчерпаны и ее территория по постановлению Народного собрания республики вошла в состав РСФСР. Так проявилась несостоятельность попытки эсеров сыграть на международной арене роль «третьей силы», противостоящей, по их утверждению, устремлениям «хищного, реакционного мирового империализма», с одной стороны, и усилиям «анархобольшевизма к установлению своего господства в масштабе международном» — с другой⁷⁷⁴.

В общем же провал политики эсеров показал, что создание «третьей силы» было нереально, а позиция ее сторонников, несмотря на декларирование отказа от вооруженной борьбы с Советской властью и от коалиции с буржуазией, являлась позицией пособничества белогвардейцам. Любая «средняя линия» на практике превращалась в диктатуру буржуазии, прикрытую пышными фразами об Учредительном собрании и демократических свободах. Мечты о несуществующей «третьей силе» объективно помогали буржуазии, так как своими колебаниями и призывами к всеобщей, т.е. буржуазной, демократии ее проповедники ослабляли диктатуру пролетариата.

Сторонники «третьей силы», даже лучшие из них, искренне верившие в возможность существования «золотой середины», защищали как раз те идеи, которые везде прикрывали демократической ложью господство капитала и помогали буржуазии и ее вождям в их борьбе против Советской власти, за его восстановление.

Поборники «третьей силы» выступали против совместной борьбы с реакцией, против союза с Советской властью, полностью оправдывая слова: «Кто не с нами, тот против нас». Они стремились использовать трудности, переживавшиеся молодой Советской республикой, для того, чтобы добиться от Советского правительства уступок в пользу буржуазии, предлагая при этом условии поддержать Советскую власть. «Эти «условия» меньшевиков и эсеров, — писал В. И. Ленин, — означают вот что: мы, меньшевики, эсеры, колеблемся в сторону капиталистов, и мы хотим «единого фронта» с большевиками, против которых идут капиталисты, используя всякую уступку!»⁷⁷⁵.

Таким образом, сторонники «третьей силы», одни — сознательно и злостно, а другие — по неразумию и упорству в старых ошибках, выступали как пособники белогвардейцев.

Решения IX Совета партии правых эсеров имели и определенную внутрипартийную тактическую задачу — примирить на некоей центристской позиции, включавшей отказ и от вооруженной борьбы с Советской властью, и от союза с большевиками, левую и правую группировки. Однако двусмысленная позиция «третьей силы», да еще в той интерпретации, какую ей давали лидеры партии, не могла способствовать укреплению единства среди социалистов-революционеров. Она лишь усилила разногласия в рядах эсеров, ускорила распад партии.