ДАЛЬНЕЙШИЕ УСПЕХИ ИТАЛЬЯНСКОГО ПОХОДА.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДАЛЬНЕЙШИЕ УСПЕХИ ИТАЛЬЯНСКОГО ПОХОДА.

Слава Суворова гремела по всей Европе, но это не спасло его от интриг и неприятностей, исходивших от венского двора. После взятия Турина, австрийский военный совет еще больше старался мешать герою блистательно докончить, начатое им дело. Теперь причиной неприязни со стороны австрийцев было следующее обстоятельство. Исполняя волю императора Павла, Суворов всеми силами старался восстановить Сардинское королевство, приглашая сардинского короля возвратиться в Турин. Между тем, Австрия сама давно добиралась до Турина. Этим и объясняются все те препятствия, которые ставились Суворову на каждом шагу. Так, из Вены было получено им уже вторичное напоминание, чтобы он ничего не предпринимал по своему усмотрению и во всем согласовался бы с предписаниями от венского двора. Кроме того, по проискам Тугута, австрийские генералы должны были тайно следить за Суворовым и доносить в Вену о каждом его шаге. Все это породило шпионство, сплетни, раздоры, мешавшие свободе действий фельдмаршала и тормазившие самое дело. Суворов живо чувствовал всю тяжесть и несправедливость подобного положения, скорбел душою, но не падал духом, и чисто по-суворовски переносил эти невзгоды, нанося французам одно поражение за другим.

Следующее славное дело было на берегах реки Требии. Упорная битва продолжалась здесь в течение трех дней. Под начальством Магдональда французы соединили здесь большую часть своих войск. Успеху дела много мешала нестерпимая жара, стоявшая все время. Люди падали и задыхались под палящими лучами солпца. Без мундира, в одной рубашке Суворов три дня не сходил с лошади, всюду являясь там, где нужно было воодушевить солдат, поднять упавший дух, вдохнуть новые силы. Тяжело раненый, Магдональд не мог сидеть на лошади, его носили в качалке. За три дня французы потеряли шесть тысяч убитыми и двенадцать тысяч взятыми в плен. Суворов и Магдональд хотели сражаться и на четвертый день, но ужасные потери французов заставили их отступить к реке Нуре, где они были охвачены с трех сторон союзными войсками, и почти все рассеялись или попали в плен. Победа эта была тем более знаменательна, что Магдональд по стойкости и храбрости являлся вполне достойным соперником Суворова.

В это же время другая часть французской армии, под начальством Моро, шедшая на помощь Магдональду, узнав о поражении последнего, поспешила отступить в горы. Почти одновременно с этим союзники заняли Александрию и Мантуа, одну из самых сильных крепостей в Европе. Победителям досталось 675 орудий. Нечего и говорить, с какою радостью известие о неслыханных подвигах Суворова было встречено в Петербурге, Вене и Лондоне. Павел пожаловал Суворову княжеское достоинство, с прозванием „Италийского". При благодарственном молебне, по повелению государя, провозглашено было многолетие „высокоповелительному фельдмаршалу графу Суворову-Рымникскому". Король Сардинии прислал герою свои ордена и диплом на княжеское достоинство, с титулом своего двоюродного брата. В Англии на всех торжественных праздниках пили за здоровье Суворова, а поэты сочиняли стихи в честь непобедимого русского полководца. Граф Растопчин писал Суворову из Петербурга:

„Воин непобедимый! Герои любят истину; вот она: вами славится Россия и избавляется Европа. Горжусь, что я земляк ваш!“

Во Франции в это же время, наоборот, победы Суворова порождали всеобщую печаль и негодование. Наполеон Бонапарте, воевавший в это время в Египте, на берегах Нила, всем своим существом рвался в Италию, чтобы сразиться с непобедимым вождем, «пожиравшим его победы». «Безумцы! — восклицал Наполеон, — они погубили все мои победы! Суворов уничтожил в один поход годы трудов моих!»

Правители Франции решили сменить главнокомандующего своих войск. На место Моро был назначен Жубер. Это был едва ли не самый молодой из всех французских генералов, но уже успевший обратить на себя всеобщее внимание своею храбростью и воинскими познаниями. Под начальством Наполеона он уже сражался на полях Италии и после одной битвы получил такую аттестацию от Наполеона: «Жубер показал себя гренадером по храбрости и великим генералом по военным знаниям». Узнав о назначении Жубера, Суворов заметил: «А! видно, что Жубер — молодой человек, приехал к нам поучиться. Дадим ему урок.»

Силы Жубера равнялись пятидесяти тысячам человек. С ними он занял очень выгодную позицию близ городка Нови, расположившись по склону гор, уступами спускавшихся к городу. Под начальством Суворова войска было несколько больше, но зато позиция его была менее выгодна. Таким образом, силы противников уравновешивались.

Вечером третьего августа противники были уже в виду друг у друга, но битвы не начали. Спустилась тихая теплая ночь, последняя для многих тысяч воинов и для самого Жубера.

Суворов решил начать битву с первыми лучами солнца, и вот, едва только занялась заря, как послышалась перестрелка, сначала редкая, но постепенно усиливавшаяся. К четырем часам утра битва была в полном разгаре, союзники успели уже овладеть частью высот. Жубер, видя опасность, бросился в ряды сражающихся, желая собственным примером ободрить солдат, но роковая пуля сразила неустрашимого французского полководца. Жубер упал с лошади, последними его словами было: «Товарищи, вперед, вперед!» Начальство над войсками тотчас же принял опять Моро. Смерть Жубера, любимого генерала во Франции, удвоила силы французов, и они дрались как львы, занимая почти неприступную позицию. Между тем, день начинал разгораться, жара усиливалась и союзникам приходилось все труднее и труднее. Во многих местах они начинали уже колебаться, но появление Суворова действовало магически на солдат, восстанавливая их силы. То там, то здесь раздавалась команда фельдмаршала, — «Друзья-богатыри! Не задерживайся! Вперед! — слышалось в одном месте. — Дети! Ура! Бей штыком! Катай! С нами Бог!» — раздавалось в другом конце.

К вечеру победа явно склонилась на сторону союзников. Французы были разбиты на всех пунктах. Им приходилось теперь думать лишь об отступлении. Это было дело не легкое: горы мешали быстрому и свободному движению. Приходилось или сдаваться целыми отрядами, или падать под градом пуль и картечи. С обеих сторон потери были значительные: французы потеряли убитыми и взятыми в плен до пятнадцати тысяч, у союзников было убито и ранено до восьми тысяч человек.

Наступившая ночь была истинным благодеянием для измученных воинов. Усталые и обессиленные расположились они на ночлег; скоро мирный сон сковал отяжелелые очи храбрых бойцов.

Дело при Нови превзошло своими трудностями все предыдущие подвиги Суворова, он сам потом говорил, что более жестокого сражения ему не приходилось еще видеть. А он ли не видал ужасов войны!

Снова почести и награды полились на Суворова, «Не знаю кому приятнее, — писал государь Александру Васильевичу, — вам ли побеждать или мне награждать вас, хотя мы оба исполняем свое дело, я, как государь, вы, как полководец, но я уже не знаю, что вам дать: вы поставили себя выше всяких наград».

Однако, награда нашлась: государь повелел отдавать князю Италийскому, графу Суворову-Рымникскому, даже в присутствии самого императора, такие же воинские почести, какие отдаются особе государя. „Достойному достойное!“ — писал при этом Павел Петрович. В Англии в честь Суворова выбили медаль. Римские кардиналы прислали к нему особую депутацию и просили его быть покровителем столицы пап. «Целую руку великого человека», — писал Суворову Растопчин.

Победа при Нови, вознесшая русского полководца на вершину славы, была последним делом его в Италии. Венский двор усилил свои интриги и, вместо благодарности, ставил Суворову одну преграду за другой, стараясь действовать на его самолюбие, нередко посылая ему оскорбительные предписания. Великий старец страдал и просил своего государя скорее отозвать его обратно в Россию. Павел Петрович в письмах старался утешить Суворова и советовал не придавать значения неблагодарности и зависти союзников.

Суворов мечтал уже двинуться в Геную, когда совершенно неожиданно был получен из Вены приказ сдать начальство над австрийскими войсками другому лицу, а самому с остатками русского войска идти в Швейцарию. Происками и хитростью австрийцы успели склонить на сторону своих распоряжений и императора Павла. Суворову оставалось лишь повиноваться состоявшемуся решению, хотя обида была слишком велика и нестерпимою болью отзывалась в сердце героя.

Четыре месяца пробыл Суворов в Италии, и вот результаты этого беспримерного похода: выиграно десять больших сражений, взято двадцать пять крепостей, около трех тысяч пушек, двести тысяч ружей и около восьмидесяти тысяч пленных. Неблагодарная Австрия хорошо видела теперь, что все уже сделано для освобождения Италии и поспешила удалить Суворова в Швейцарию. Фельдмаршал нашел в себе силу бодро выполнить отданный ему приказ; любезно и даже дружески простился он с союзниками. «Никогда не забуду я австрийских воинов, почтивших меня любовию и доверенностию и подвигами своими соделавших меня победителем», — писал он в последнем своем приказе.