ВОЕННЫЕ ГОДЫ:

ВОЕННЫЕ ГОДЫ:

ОТ СЕНТЯБРЬСКОЙ КАТАСТРОФЫ К ОСВОБОЖДЕНИЮ И ВОЗРОЖДЕНИЮ СТРАНЫ (1939-1945)

СЕНТЯБРЬ 1939 — ИЮНЬ 1941 г.: Очерк I

ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОРАЖЕНИЕ «САНАЦИИ».

ПРАВИТЕЛЬСТВО В ЭМИГРАЦИИ.

ОРГАНИЗАЦИЯ СОПРОТИВЛЕНИЯ

1.1. Накануне нападения Германии

К концу апреля 1939 г. произошли опасные перемены в ситуации на европейском континенте. Четко определились цели основных внешнеполитических «игроков». Западные державы совершали переход от «политики умиротворения» Германии к «политике гарантий» ряду малых государств, которые могли оказаться или уже оказывались перед угрозой извне. Премьер Великобритании Н. Чемберлен тем временем обозначил приоритетный интерес своей страны — главной союзницы Польши: «Генеральная линия нашей политики в отношении Германии определяется не защитой отдельных стран, которые могли бы оказаться под германской угрозой, а стремлением предотвратить установление над континентом германского господства, в результате чего Германия стала бы настолько мощной, что могла бы угрожать нашей безопасности. Господство Германии над Польшей и Румынией усилило бы ее военную мощь, и именно поэтому мы предоставили гарантии этим странам»¹. Польша приняла англо-французские гарантии на условиях взаимности, хотя ей в английской политике отводилось далеко не первое место.

В Берлине истолковали смысл английских гарантий так: договор, который поляки заключили с Великобританией, направлен исключительно против Германии: Польша намеревается принять активное участие в войне, что означает разрыв пакта о ненападении от 1934 г. и позволяет его денонсировать. Полагая, что война против СССР «остается последней и решающей задачей германской политики»², в Берлине во многом определились с ответом на вопрос — куда, на Восток или на Запад, двинуть части вермахта⁷³. Польша, со своей стороны, следовала фундаментальному принципу внешней политики: не вступать в союз с одним из великих соседей, направленный против другого соседа.

Между тем обострение ситуации на континенте подталкивало западные державы к пониманию, что остановить угрозу без участия СССР не удастся. В Лондоне и Париже, не теряя из вида возможность переговоров и компромиссов с Германией, озаботились привлечением Москвы к «политике гарантий». Последовало англо-французское предложение о сотрудничестве в противодействии германскому давлению на Польшу и Румынию и, возможно, на другие малые государства. 17 апреля СССР выразил готовность заключить договор о взаимопомощи, а также военную конвенцию, гарантировавшую безопасность Польши и других его соседей. Открывалась перспектива англо-франко-советских переговоров. Советское правительство настаивало на взаимности обязательств, рассчитывало стать равноправным участником совместных решений, которые будут касаться ситуации в Восточной Европе и конкретно Польши; Москва была заинтересована в улучшении двусторонних отношений с Варшавой⁷⁴. Тогда же, в начале апреля 1939 г., в советской внешнеполитической концепции появилась идея «платы» партнеров за оказанную им советскую помощь. Идею сформулировал М.М. Литвинов: «Мы отлично знаем, что задержать и приостановить агрессию в Европе без нас невозможно, и чем позже к нам обратятся, тем дороже нам заплатят»³.

Западные державы не проявляли готовности учесть советскую позицию и заключить военно-политический союз с Москвой. Они полагали, что длительными переговорами смогут, с одной стороны, «удержать Германию от войны в 1939 г. и затруднить возможное советско-германское сближение», а с другой — подвести дело к тому, «чтобы СССР принял на себя тяжелейшие обязательства без всякой взаимности и гарантий». Речь шла о том, чтобы добиться от СССР одностороннего обязательства помогать Польше и Румынии по их первому требованию, в тех формах, которые они укажут, и без обязательств Англии, Франции, Польши и Румынии в отношении СССР. В случае военных действий он автоматически оказывался бы в состоянии войны с Германией и без надежных союзников⁴.

В советском руководстве серьезно сомневались, что Англия и Франция действительно окажут реальную военную помощь «в определенных обстоятельствах». К маю 1939 г. созрело убеждение в необходимости перемен во внешнеполитическом курсе. Был сделан выбор в пользу политики лавирования между противостоявшими группами государств Европы и достижения соглашений и союзов с теми, кто будет предлагать условия, выгодные с точки зрения национально-государственных интересов СССР. Олицетворением перемен в советском курсе стало освобождение М.М. Литвинова с поста наркома иностранных дел СССР. 3 мая пост занял В.М. Молотов, который, как и Сталин, не был сторонником сближения с западными державами⁷⁵.

В это время прошел уже месяц, как Гитлер подписал «План Вайс». Разворачивалась подготовка к вторжению в Польшу и молниеносному, за 8-14 дней, разгрому польских

войск, овладению стратегически важными экономическими районами. К использованию менявшейся расстановки сил на международной арене готовились и в дипломатическом ведомстве Германии, где были зафиксированы трудности в отношениях между западными державами и СССР. Эти трудности, как считали германские дипломаты, подсказывали, что позиция Москвы может сыграть важнейшую роль в развитии ситуации в Европе вообще и вокруг Польши в частности, что, договорившись с СССР, Германия сможет избежать войны на два фронта при нападении на Польшу. Российские ученые считают, что «просоветский маневр» в германской политике, поворот к советско-германскому сближению наметился в середине апреля 1939 г. Имел место «осторожный обоюдный зондаж улучшения отношений между Москвой и Берлином... [который] вписывался в политику СССР и Германии»⁵. Кадровые перемены в Москве были замечены и квалифицированы как подтверждение перемен советского курса именно на германском направлении.

Польский историк С. Дембский полагает, что немецкие дипломаты с помощью обмана и подлога убедили Гитлера в необходимости сближения с СССР, а Сталина — «в готовности Третьего рейха возобновить политическое сотрудничество с СССР». В доказательство он приводит документ «Новая ориентация России», подготовленный между 4 и 10 мая 1939 г. в МИД Германии. Сотрудники этого ведомства, рассуждая о позиции руководства СССР и исходя из его понимания интересов страны, проанализировали действия Москвы в первые месяцы 1939 г. Был сделан вывод: переступив через идеологические барьеры и пообещав Москве восточные и юго-восточные воеводства Польши, Германия обретет гораздо более выгодную ситуацию, чем западные державы. В другом аналитическом документе, от 27 июня 1939 г. эта идея повторялась: «Если уж дело идет к войне, войне за внешнеполитические интересы, вне всяких идеологических вопросов, почему это должна быть именно война [СССР] за Польшу против Германии, неуместная для них война, не дающая выигрыша от военных действий, в то время как обратная война — Германии против Польши, была бы [для СССР] значительно менее рискованной, и могла бы вернуть утраченные старые белорусские и украинские земли»⁶. Таким образом, идея «платы» обозначилась на немецкой стороне уже в начале мая 1939 г.

В эти дни польское руководство решало судьбу страны. 5 мая 1939 г. Польша дала ответ на немецкий ультиматум от 28 апреля 1939 г. Ю. Бек, выступая в сейме, убеждал Берлин, что принятые английские гарантии не направлены против Германии, что Польша намерена поддерживать равновесные отношения с Берлином и другими странами⁷⁶. Берлину были предложены переговоры о предоставлении совместной польско-германской гарантии Свободному городу Данцигу (Гданьску) и обязательства обеспечивать свободный транзит через Поморье⁷. Одновременно Бек твердо заявил, что Польша не откажется от суверенитета над упомянутой территорией⁷⁷. Это выступление было расценено Берлином 6 мая «как малозначительное высказывание слабого правительства»⁸.

10 мая 1939 г. советская сторона, заинтересованная в укреплении способности польского государства сопротивляться германскому давлению, предложила Варшаве помощь, «если бы она того пожелала». Это было не первое подобное советское предложение. Еще 4 апреля 1939 г., во время визита Бека в Лондон, нарком Литвинов пытался убедить В. Гжибовского, посла Польши в Москве, что равновесие в Европе, которое стремится сохранить Польша, рухнуло, что в новых условиях польскому руководству необходимо тщательно продумать позицию страны, определиться с союзниками. Литвинов прибавил, что когда ведутся политические переговоры СССР с Великобританией и Францией, когда Польша как будто меняет свою прежнюю политику баланса⁷⁸ и соглашается заключить пакт о взаимной помощи с Англией, необходимо внести ясность в отношения Польши с СССР. В апреле 1939 г. польские дипломаты не исключали возможности «обратиться за помощью к СССР», но оговаривались, что это может произойти только, «когда нужно будет» Польше.

С ответом на вопрос «когда» у польского руководства ясности не было, оно надеялось на помощь Англии и Франции. Между тем во время пребывания Бека в Лондоне в начале мая проходили англо-французские военно-штабные переговоры. Стороны констатировали военное преимущество Германии на суше и в воздухе и, исходя из этого факта, избрали стратегию наращивания своей военной мощи, предусмотрели и вариант отступления союзных армий в начальный период длительной, экономически изнуряющей войны против рейха. Помощь Польше в приоритетах не значилась. Более того, 4 мая было решено: «Судьба Польши будет зависеть от окончательного итога войны. Он, в свою очередь, будет зависеть от нашей способности добиться возможного поражения Германии, а не от нашей способности уменьшить нажим на Польшу в начале войны»⁹.

Между тем на границах Польши уже концентрировались германские войска. На совещании в узком кругу (президент И. Мосьцицкий, маршал Э. Рыдз-Смиглы, Ю. Бек) было признано, что германские требования в отношении Данцига (Гданьска) — это повод к войне, но конкретных выводов не последовало. Судя по выступлениям и декларациям Ю. Бека, правительство продолжало считать возможным, удерживая «равновесие» между Германией и СССР, сохранить нейтралитет. В Варшаве забывали, что после заключения пакта с Германией в 1934 г. Берлином была сделана категорическая оговорка: соглашение с Польшей никоим образом не включает в себя признание Германией существующих межгосударственных границ. Варшава твердо следовала принципу: не заключать никаких соглашений ни с Германией против СССР, ни тем более с СССР против Германии. Официальный ответ Гжибовского на советское предложение от 10 мая последовал 11 мая. Опасаясь, что «сотрудничество с Советами может вызвать резкое решение Германии», посол в очередной раз сообщил наркому, что Польша не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР⁷⁹, отказывается содействовать англо-франко-советским переговорам, не дает согласия на упоминание Польши в договоренностях трех держав.

Прибывший в Варшаву советский посол Н.И. Шаронов во время первого же визита к Беку 25 мая 1939 г. заявил о готовности СССР помочь Польше, «но чтобы помочь завтра, надо быть готовым сегодня, то есть заранее знать о необходимости помогать», иначе Польшу может постичь судьба Австрии. Бек ответил, что его задача — обеспечить Польше мир, он готов на уступки, «не угрожающие ее независимости, сможет принять только почетные предложения со стороны Германии», и судьбы Австрии для своей страны не допустит. 9 июня 1939 г., реагируя на проект англо-франко-советского военного соглашения, Бек подтвердил неизменность польской позиции: «Мы не можем согласиться на упоминание Польши в договоре, заключенном между западными державами и СССР». Он отвергал любую дискуссию по вопросам, которые касались Польши, кроме двусторонних переговоров «между государством, подвергшимся нападению, и СССР». Свою окончательную позицию Польша ставила в зависимость от результатов англо-франко-советских переговоров. Молотов в связи с этим заметил: решение может последовать, «когда уже будет слишком поздно»¹⁰.

Тем временем давление Германии на Польшу непрерывно нарастало. 23 мая 1939 г. Гитлер приоткрыл свою стратегию узкому кругу высших чинов рейха: «Дело не в Данциге. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства и обеспечении снабжения. Польский вопрос обойти невозможно. Остается одно решение — при первой возможности напасть на Польшу. Задача в том, чтобы изолировать Польшу. Ее изоляция имеет решающее значение»¹¹.

Советские дипломаты еще в начале 1939 г. были убеждены, что нападения Германии на Польшу предотвратить нельзя, так как «ни один из спорных вопросов между Польшей и Германией не может быть разрешен мирным путем и... столкновение Польши и Германии неизбежно». С переходом Германии к прямым актам агрессии Москва пересмотрела территориальные вопросы в отношениях с Польшей. Польша также умерила аппетиты на украинские земли. В результате в июне 1939 г. обе страны констатировали отсутствие взаимных территориальных претензий, продолжали поиски путей урегулирования отношений¹².

Но основные надежды Польша связывала с Францией, сторонником ориентации на которую был маршал Э. Рыдз-Смиглы. Париж обещал помощь сухопутными войсками, но только через две недели после начала войны и в зависимости от политического соглашения, которое заключать не спешил. Польский же Генеральный штаб рассчитывал именно на безотлагательную помощь. Англия соглашалась помочь действиями авиации, но с одобрения Франции и также не сразу.

Предоставив гарантии Польше и Румынии, Лондон занялся укреплением собственной обороны. Великобритания и Франция, согласившись на переговоры с советским правительством, ориентировались на максимальное их затягивание с тем чтобы не допустить вероятного сближения СССР и Германии. Они не торопились направлять свои военные делегации в Москву. Делегации были составлены из второстепенных лиц, добирались они долго и, как выяснилось в Москве, не обладали мандатами на подписание документов.

Советская сторона не строила больших планов в отношении этих переговоров⁸⁰. Глава делегации К.Е. Ворошилов 7 августа получил директивы руководства: выяснить полномочия партнеров на подписание военного соглашения, предлагать его варианты, переговоры «свести к дискуссии... главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию» как обязательном условии заключения трехстороннего военного соглашения. Выполнение этого условия было невозможным для западных партнеров, осведомленных о сугубо отрицательной позиции Польши. Это и подтвердилось в ходе переговоров, которые начались 12 августа. В течение 10 дней обсуждался вопрос о возможности прямой помощи Польше со стороны СССР. Уже 14 августа 1939 г. советское правительство заявило о готовности выставить на защиту Польши силы, превышавшие германские, стоявшие под ружьем на ее границах. Но СССР твердо настаивал на проходе своих войск через Виленский и Галицийский «коридоры» для соприкосновения с германскими войсками. Такая операция для защиты от агрессора предусматривалась Статутом Лиги наций. Польша не давала на нее своего разрешения. Понятно, что «военные переговоры были обречены на провал и использовались сторонами для давления на Германию»¹³.

Западные делегации тянули время: осенью, в распутицу, вермахт-де войну не начнет, хотя знали о намеченной Гитлером дате начала военных действий — 26 августа. Французское правительство прилагало немалые усилия, чтобы убедить Варшаву «принять русскую помощь» во имя «эффективности нашего общего сопротивления агрессивным планам держав оси». Польша ответила 19 августа категорическим отказом, мотивируя его тем, что «завещанная Пилсудским догма, основанная на соображениях исторического и географического порядка, запрещает даже рассматривать вопрос о вступлении иностранных войск на польскую территорию. Только во время военных действий это правило может быть смягчено». 20 августа Бек сообщил в Париж о недопустимости обсуждать вопрос военного использования Советским Союзом территории Польши: «Польшу с СССР не связывают никакие военные договоры, и польское правительство такие договоры заключать не намерено». В тот же день посол Великобритании в Польше Г. Кеннард передал в Лондон отрицательный ответ Бека: «Принцип польской политики всегда заключался в том, чтобы не допускать присутствия иностранных войск на польской территории, и польское правительство возражает против прохода русских войск через польскую территорию так же, как и германских. Он считает, что маршал Ворошилов пытается сейчас добиться мирным путем того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 г.»¹⁴ Переговоры зашли в тупик.

Советские протоколы заседаний военных миссий СССР, Великобритании, Франции в Москве и интенсивная информационная переписка членов западных делегаций с Лондоном, Парижем и Варшавой о ходе заседаний свидетельствуют, что принятие решения о советской помощи в случае нападения Германии на Польшу каждый раз блокировалось польской стороной. Французские участники переговоров признавали, что советские представители «проявляют решимость не оставаться в стороне, а, наоборот, принять на себя всю полноту обязательств», они «очень жестко ограничивают зоны вступления [советских войск] и определяют их, исходя из соображений исключительно стратегического характера». 20 августа Москва распространила заявление ТАСС, где предала гласности факт разногласий на трехсторонних переговорах, отметив взаимное недоверие между Великобританией и СССР¹⁵.

21 августа глава советской делегации Ворошилов в который раз подтвердил готовность СССР оказать помощь Польше и Западу. Польское руководство выдерживало французский нажим и упорно уклонялось от ясного ответа о возможности сотрудничества с СССР⁸¹. По мнению военного министерства Франции, поляки «проявили в этом отношении непримиримую враждебность, соглашаясь только на то, чтобы с целью не доводить дело до разрыва московских переговоров наша военная миссия могла маневрировать так, как если бы ни одного вопроса не было поставлено перед поляками». 22 августа глава французской миссии генерал Ж. Думенк, зная, что в Москву «кто-то (Риббентроп. — В. П.) должен приехать», сообщил Ворошилову, что получил полномочия подписать военную конвенцию фактически без согласия поляков. Отсутствовало согласие на это и английской стороны. Но такой вариант подписания конвенции не устраивал Москву. Советская делегация прервала переговоры¹⁶. В эти дни Сталин и Молотов уже завершали выбор в пользу сотрудничества с Германией.

В самый последний момент, 23 августа, Франция предприняла еще одну попытку убедить Польшу «дать хотя бы молчаливое обещание впустить русские войска в случае, если Россия поддержит Польшу против гитлеровской агрессии», и снять свои возражения против «пакта трех». Бек решился пойти только на то, чтобы Англия и Франция заключили «тихое соглашение» с СССР с такой формулировкой: «Французский и английский штабы уверены, что, в случае общей акции против агрессоров, сотрудничество между СССР и Польшей не исключено на условиях, которые надлежит установить. Вследствие этого штабы считают необходимым проведение обсуждения с советским штабом всех возможностей»¹⁷. Расплывчатый и неопределенный ответ Бека был послан в Париж, оттуда в Лондон, где его и задержали. В Москву он дошел, когда уже высохли чернила подписей под советско-германским пактом. Согласия польского (румынского) правительств на проход советских войск не последовало.

Итак, первая попытка создать коалицию Великобритании, Франции, СССР и Польши для совместного отпора Германии в августе 1939 г. не состоялась в силу разных причин, в том числе вследствие позиции польского правительства, которое было уверено, что Сталину не удастся договориться с Гитлером. Объективная необходимость в объединении сил для пресечения гитлеровской агрессии тогда не была осознана будущими союзниками⁸².

В условиях надвигавшейся угрозы войны польское общество демонстрировало готовность к сопротивлению. Об этом еще 18 июня 1939 г. говорил в Брюсселе на заседании II Интернационала один из лидеров ППС М. Недзялковский: «Польша будет сопротивляться, если Франция и Англия не сдрейфят в последний момент..., [но] все же одна Польша, без союзников не может воевать против Германии». Э. Рыдз-Смиглы, главнокомандующий Войска Польского не собирался капитулировать. В Берлине знали, что он будет воевать, хотя было известно и то, что польский Генштаб многие годы разрабатывал планы военных действий против Советского Союза. Планы «Запад» начали готовить только с марта 1939 г.¹⁸

Так почему же СССР пришел к соглашению с Германией? Поздней весной — летом 1939 г. ситуация на европейской арене виделась из Москвы весьма неустойчивой. Это давало советскому руководству основания активизировать контакты, в том числе и на германском направлении. 17 мая советник посольства СССР в Берлине Г.А. Астахов в МИД Германии «подробно говорил о раз$итии германо-советских отношений», подчеркнув, «что в вопросах международной политики у Германии и Советской России нет противоречий» и причин для трений. 22 мая Риббентроп конкретизировал: польскому государству «предстоит рано или поздно исчезнуть, разделенному между Германией и Россией»¹⁹.

Но наметившееся было весной сближение Берлина и Москвы развивалось крайне осторожно и с перерывами. Долго готовившиеся и затем вяло протекавшие англофранко-советские переговоры вызывали беспокойство Гитлера. После каждой их «осечки» Германия предлагала СССР какое-либо «общее», например, торгово-кредитное, соглашение⁸³.

Итак, летом 1939 г. в Европе имели место «тайные» контакты и переговоры в различном формате: англо-франко-советские (военные), англо-германские (политические) и советско-германские (в основном экономические). От их исхода зависела судьба мира: возможность или невозможность предотвращения большой войны, к которой стремился Гитлер для установления «нового порядка» в мире. Каждая сторона решала свои тактические задачи. Германия была озабочена созданием благоприятных условий для захвата Польши: изолировать, избежать выступления в ее защиту Советского Союза и тем выполнить предостережение канцлера О. Бисмарка не воевать на два фронта; не допустить создания англо-франко-советской коалиции, что могло бы перечеркнуть дальнейшие планы нацистов. Англия и Франция намеревались, направив германскую агрессию на восток, предотвратить нападение на собственные рубежи. Они были не прочь поучаствовать в походе на СССР, хотя бы за кавказской нефтью, не исключали второй «Мюнхен» ценой Польши. СССР стремился избежать вовлечения в войну, сохранить тогда польское государство* * (иначе Германия вплотную подойдет к советским границам), отвести угрозу, направив германскую агрессию на Запад.

Несмотря на «тайну» англо-франко-советских переговоров, разведка обеспечивала все заинтересованные стороны сведениями об их успехах и неудачах. Успехи были на руку Москве, неудачи вдохновляли Берлин и увеличивали недоверие советского руководства к западным партнерам. Со второй половины июля 1939 г. контакты СССР с Германией не только активизировались, но и активно политизировались по инициативе немецкой стороны. Состоялись неоднократные беседы крупных чиновников МИД Германии с советскими дипломатами. Последних убеждали в том, что «между СССР и Германией не имеется политических противоречий», что нет их и в отношении «всего пространства от Черного моря до Балтийского». 10 августа Берлин, выясняя отношение Москвы «к польской проблеме» и конкретно к вопросу о Данциге, предупредил, что если «польские провокации будут продолжаться, то, возможно, начнется война»²⁰.

Москва реагировала на этот зондаж позитивно. Вместе с тем Сталин все еще продолжал оставлять открытыми «обе двери» (с западными державами и с Германией). А между тем на востоке, в степях Монголии уже четыре месяца шла война с Японией. Надежных союзников в Европе Москва по сути не имела. Напомним, что Франция не выполнила обязательств по франко-чешско-советским договоренностям относительно Чехословакии, где у СССР были размещены военные заказы. Все вместе взятое усложняло положение СССР: война могла угрожать и на восточных, и на западных границах страны.

В этих условиях Москва, вероятно, к середине августа, сделала окончательный выбор в пользу Германии, предлагавшей урегулирование отношений. 11 августа, т. е. накануне первой трехсторонней встречи в Москве, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов, о чем известить Берлин». В середине августа состоялось несколько встреч Молотова с германским послом в Москве Ф. фон Шуленбургом. Обсуждались состояние экономических отношений, вопрос о заключении политического пакта и идея приезда Риббентропа в Москву. Стороны пришли к согласованию позиций. Советский представитель высказал 18 августа пожелания: завершить подготовку торгово-кредитного соглашения (подписано 19 августа) и заключить пакт о ненападении или подтвердить старый, 1926 г., пакт о нейтралитете с «одновременным принятием специального протокола о заинтересованности договаривающихся сторон... с тем, чтобы последний представлял органическую часть пакта». Дальнейшая хроника событий такова. 19 августа состоялся обмен проектами пакта о ненападении. 20 августа Берлин принял советский проект пакта вместе с дополнительным протоколом к нему. 21 августа Сталин согласился на предложение Гитлера принять Риббентропа в Москве не позднее 23 августа 1939 г. В ночь на 22 августа Н. Чемберлен направил Гитлеру послание, предлагая «новый Мюнхен» за счет Польши. Гитлер ответил согласием на визит Геринга в Лондон. В Москве об этом стало известно через несколько часов. 22 августа ТАСС опубликовал информацию о приезде Риббентропа «для соответствующих переговоров». В тот же день Гитлер уполномочил Риббентропа подписать пакт. Надобность визита Геринга в Великобританию отпала, и он был немедленно отменен. Получив директиву Гитлера: обещать Сталину все, что угодно, соглашаться на любые требования, имея в виду, что Советы завтра, как и сегодня, останутся для Германии врагами, Риббентроп вылетел в Москву. 23 августа (фактически ночью 24 августа) пакт о ненападении с Германией и секретный протокол о разделе сфер влияния в Европе были подписаны⁸⁴. Документы, заключенные сроком на 10 лет, вступали в силу немедленно²¹.

Цели сторон подписавших пакт о ненападении, отражал секретный дополнительный протокол. Пунктом 1 этого документа, где обозначалась линия, разделявшая сферы влияния сторон в прибалтийских государствах и Финляндии, была признана «заинтересованность Литвы в районе Вильно». Пункт 2 касался «территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих Польскому государству, (где] сферы влияния Германии и СССР будут разграничены приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан*. Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических событий»²². Таким образом, Гитлер пошел навстречу пожеланиям Сталина: приближение западной советской границы к «линии Керзона» взамен «свободы рук» в Польше⁸⁵. Поскольку «Советы» все равно у него «вкармане», считал канцлер, пусть попользуются приобретениями несколько месяцев. В ноябре 1940 г., когда отношения Москвы и Берлина уже разладились, Гитлер высказал Молотову крайнее недовольство территориальными приобретениями СССР.

Напомним, что первоначальной датой нападения на Польшу было 26 августа. Но Италия — главный союзник Гитлера — заявила о неготовности к большой войне. Кроме того за отменой визита Геринга в Лондон срочно последовал англо-польский договор о взаимопомощи, заключенный 25 августа 1939 г. В соответствии со статьей 1-й договора в случае вооруженной агрессии против одной из договаривавшихся сторон другая обязывалась немедленно оказать «любую помощь и поддержку, которая будет в ее силах». В будущем допускалась возможность соглашений с третьими странами о взаимодействии в борьбе против агрессии. В условиях войны стороны обязывались без согласования не заключать ни перемирия, ни мирного договора. В секретном протоколе к договору уточнялось, что под гипотетическим агрессором понималась гитлеровская Германия, и Англия обязывалась помочь Польше в случае только германского нападения на Польшу. С наступлением действий, предусмотренных статьями 1 и 2, со стороны другой европейской державы, договаривавшиеся стороны условились консультироваться о принятии общих мер²³. Учитывая скрытую и явную демонстрацию Великобританией готовности к соглашению с Германией, заключение этого англо-польского договора вдогонку пакту Германии с СССР не отменило, а лишь отложило день нападения Германии на Польшу. К этому времени Гитлер убедился, что Великобритания и Франция, несмотря на наличие союзных договоров с Польшей, не собирались выполнять свои обязательства.

Стремительно менявшаяся расстановка сил на международной арене, ухудшение геополитического положения Польши, приближение войны воздействовали на политическую атмосферу внутри страны. Был выдвинут лозунг создания правительства национального спасения. Идею поддерживали все легальные партии и течения. Оппозиционная режиму «санации» часть политических партий и ориентировавшиеся на них общественные силы не исключали варианта взаимодействия с СССР. Их пресса писала летом 1939 г. о возможности принять советскую помощь для отпора Германии. Причем публицисты отмечали трудности лавирования Москвы между интересами государства и догмами Коминтерна. Газета «АБЦ» считала, что «если Россия должна возвратиться в Европу, то пусть возвращается. Но без Коминтерна»²⁴.

Советско-германский пакт о ненападении перечеркивал возможность улучшения советско-польских отношений. Польская печать заговорила о приближавшемся четвертом разделе Польши. Генерал же В. Сикорский, который спустя месяц возглавил правительство в эмиграции, 27 августа 1939 г. в газете «Курьер Варшавский» писал о непрочности пакта и назвал его «двусторонним политическим обманом, имеющим юнъюнктурное значение и рассчитанным только на внешний эффект». В последнем утверждении генерал ошибался. 22 августа Гитлер дал директивы высшему военному командованию: «Уничтожение Польши является нашей первой задачей. Целью является не достижение какой-либо определенной линии, а уничтожение живой силы. Даже если разразится война на Западе, уничтожение Польши должно быть нашей первой задачей. Решение должно быть немедленным, исходя из времени года. Я дам для пропаганды какую-нибудь причину начала войны, не имеет значения, будет ли она правдивой или нет. Победителя никто не спросит, сказал он правду или нет. В вопросах, связанных с началом и ведением войны, решает не право, а победа. Не будьте милосердными, будьте жестокими»²⁵.

1.2. Сентябрьская катастрофа:

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ И

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ПОТЕРИ

Трагедия Польши стала реальностью на рубеже лета-осени 1939 г. С целью обострить немецко-польские отношения, пробудить в немецком обществе ненависть к Польше гитлеровцами был разработан план провокационно-террористических акций. Для подрывной работы использовались организации немецкого национального меньшинства в Польше. Еще в 1934 г. Гитлер называл немцев, проживавших за границами Германии, форпостом германской нации в будущей войне. Под различными предлогами «польские» немцы направлялись в Германию, где проходили обучение диверсиям и шпионажу. Так, летом 1939 г. через польскую границу в Германию тайно перешли до 70 тыс. военнообязанных немцев. Сосредоточенные в приграничной зоне, они сводились в «добровольческие корпуса», «боевые ударные группы» и ждали сигнала выступить против государства, гражданами которого являлись. «Польские» немцы, ставшие приверженцами Гитлера и проводниками нацистской идеологии, создавали в Польше различные нелегальные или формально легальные организации, которые подчинялись заграничной организации Немецкой национал-социалистической рабочей партии (НСДАП). Для них была составлена «Памятка» с объяснением, как способствовать продвижению германских войск и наносить удары по польским частям. Тайно, в том числе при содействии дипломатов, в Польшу переправлялись оружие и взрывчатка. Контрразведке страны было известно, что германские спецслужбы собрали обширную информацию о боеготовности польских войск. Польские власти пытались ликвидировать немецкие диверсионные центры, были раскрыты тайные военные организации в Верхней Силезии, Лодзи, их руководители арестованы. Это вызывало в пропаганде Германии лишь усиление «разоблачений» преследования немцев в Польше.

Происходили новые провокации в Речи Посполитой, хотя в бедах и неприятностях рядовых немцев в Польше, и в особенности в Гданьске, были виновны в первую очередь спецслужбы рейха. Поджоги помещений немецких организаций, культурных объектов и частных домов шли по линии имперских ведомств СС и СД⁸⁶.

Фактически боевые действия Германии против Польши начались 25-26 августа. В горах, на перевалах уже сосредотачивались группы немецких диверсантов (от 30 до 100 человек каждая). Группы коммандос нападали на польские поселения, на железнодорожные станции, вокзалы и таможенные посты. Они обстреливали поезда, стремились овладеть Яблунковским перевалом и тоннелем, который открывал путь к Катовицам, Сосновцу, Бытому и другим городам Силезии и Домбровского бассейна, к металлургическим и угледобывающим центрам. Несколько групп сотрудников германской контрразведки и коммандос под видом горняков и металлургов перешли границу и попытались с помощью местного немецкого населения овладеть важнейшими экономическими объектами в западной и центральной Польше²⁶. 25 августа в Гданьск с миссией якобы «доброй воли» пришел линкор «Шлезвиг-Гольштейн». 1 сентября 1939 г. в 4 часа утра этот линкор обстрелял польскую военную базу Вестерплятте, а самолеты люфтваффе начали бомбить города и аэродромы. Польскую границу перешли основные силы вермахта.

Но главную провокацию, которой гитлеровцы придали широкий международный резонанс, германские спецслужбы совершили накануне 1 сентября в г. Глейвице (Гливицы), где организовали инсценировку нападения «поляков» на немецкую радиостанцию с выстрелами и расстрелом немецких «сотрудников» станции. Эта провокация и «преследование» в Польше немецкого меньшинств послужили для Берлина предлогом объявления войны, атаки на полуостров Вестерплятте и вторжения вермахта на рассвете 1 сентября 1939 г. на территорию Польши.

Руководствуясь задачами безопасности государства и под влиянием антигерманских настроений большинства польского общества, польские власти принимали меры к подавлению немецкой «пятой колонны». Были подготовлены и отчасти реализованы превентивные аресты и депортации вглубь страны, прежде всего политически активной части немцев⁸⁷. Изоляция по спискам, составленным еще до войны, началась 31 августа — 1 сентября. Колонны интернированных отправлялись на восток в известный концлагерь в Берёзе Картуской. 1 сентября и в ночь на 2 сентября 1939 г. польские власти вручили повестки представителям немецкого и украинского меньшинств⁸⁸, проживавшим на польском пограничье. В Поморье, Великой Польше и Силезии в связи с быстрым продвижением вермахта по польской территории выявились различные трудности проведения депортации. Воевода Силезии отказался депортировать немцев и распустил их по домам.

Нападение Германии и начавшиеся боевые действия сопровождались действиями диверсантов — «добровольцев», которые забрасывались на польскую территорию в тылы польской армии и в районы, куда не дошли еще части вермахта. От 500 до 1000 человек десантировались под Торунью, Радомом, Варшавой и Лодзью, а также вблизи рек Висла, Сан и в Беловежской пуще. Парашютисты, прибывавшие из рейха, и местные венцы усиливали панику среди гражданского населения. Толпы беженцев, двигавшиеся ва восток, заторы на дорогах, острый недостаток транспорта, налеты немецкой авиации, бомбежки — все это срывало осуществление депортации немцев из приграничных районов. Но несколько колонн интернированных было сформировано⁸⁹.

В первые дни сентября 1939 г. пролилась кровь мирных граждан — немцев и поляков. За неделю до нападения немецкие организации в Поморье получили приказ сконцентрировать силы в окрестностях г. Быдгощ⁹⁰. Польское население, в руках которого появилось оружие, создавало отряды самообороны. В воскресенье 3 сентября части Войска Польского, отступавшие через город, были обстреляны немцами. Стреляли из многих десятков точек, даже из помещения немецкой евангелической церкви. Комендант польского гарнизона приказал подавить огонь диверсантов. Около 260 немцев, захваченных с оружием в руках, было расстреляно (захоронений на кладбище оказалось 150), 700 человек поляки арестовали. Всего в Быдгощи 3 сентября погибло до 300 немцев⁹¹. На этом трагедия в городе не закончилась. 5 сентября начался ее второй акт. Захватив Быдгощ, вермахт и вступившие вслед за ним специальные подразделения гестапо в наказание за события 3 сентября провели массовые расстрелы молодых мужчин — поляков не только в Быдгощи, но и в Гданьске, по всему Поморью. За сентябрь 1939 г. были расстреляны свыше 11 тыс. поляков²⁷. События в Быдгощи пропаганда нацистов сознательно фальсифицировала: к февралю 1940 г. число жертв местных немцев «возросло» до 58 тыс. человек⁹².

К нападению на Польшу Германия выставила 1 млн 850 тыс. солдат, около 2,8 тыс. танков и 10 тыс. орудий, более 2 тыс. самолетов, два броненосца, 14 подводных лодок и другую боевую технику. Польша располагала в это время 1 млн солдат, 4,3 тыс. орудий, 880 танков, около 400 боевых самолетов и незаконченным оперативным планом обороны западных рубежей страны. Она рассчитывала удерживать театр военных действий до выступления армий западных союзников²⁸. Заходя с севера и юга, части вермахта ворвались в Мазовию, Поморье, Силезию и Подгалье, намереваясь рассечь территорию страны и польские войска, окружить и уничтожить отдельные польские армии. Германская армия стремительно продвигалась вглубь страны. В первую неделю боев был захвачен «польский коридор», Познанское воеводство, Силезия. 7 сентября капитулировали героические защитники Вестерплятте. 8 сентября танковые части вермахта находились под Варшавой, окружали город⁹³.

Польские войска с 1 по 6 сентября в упорных боевых действиях на главной линии обороны понесли большие потери. Крупная польская группировка (200-300 тыс. человек) смогла отойти вглубь страны, но создать новую линию обороны по р. Нареву, Висле и Сану не удалось. Наступление вермахта продолжалось с нараставшей интенсивностью. К 16 сентября основные польские силы были разбиты или окружены. К 17 сентября гитлеровцы замкнули кольцо окружения польских войск на Буге, расчленили и уничтожили большинство польских частей над Бзурой и на Люблинщине. Отдельные группы войск продолжали сопротивление и тогда, когда немецкие войска вышли к Бресту, Львову и Замостью.

Еще 5-6 сентября польское правительство и маршал Э. Рыдз-Смиглы покинули Варшаву. 7 сентября ставку перенесли в г. Брест⁹⁴. Связь с действующими войсками не была налажена. С 12 сентября общее управление военными действиями практически отсутствовало. В Бресте командование надолго не задержалось. Под усиленными бомбежками люфтваффе оно двинулось к югу, 17 сентября главная квартира армии находилось в Коломые. Еще с 9 сентября правительство Польши вело переговоры с властями Бухареста о переходе в Румынию. Правительство, золотой запас страны, дипломатический корпус и военное командование следовали к румынской границе. В16 часов 17 сентября командование пришло к выводу, что положение польской армии безнадежно и полное поражение неизбежно. Переход польско-румынской границы руководством страны во главе с президентом начался 17 сентября вечером. По требованию Германии польское правительство было интернировано румынскими властями. Командование армии в ночь на 18 сентября перешло в Румынию, где тоже было интернировано.

Но тот факт, что правительство и военное командование покинули страну, не означал прекращения борьбы с гитлеровцами присягавших на верность Родине и долгу солдат, офицеров и генералов Войска Польского. С 17 сентября по 5 октября окруженные группировки польских войск оказывали отчаянное сопротивление, главным образом на Люблинщине, в Варшаве, Модлине, на полуострове Хель. Капитулировали они только тогда, когда оказывались исчерпанными все возможности борьбы. Отошедшие на Люблинщину соединения польской армии 16-17 сентября вновь были взяты гитлеровцами «в клещи». Вырваться смог только конный корпус генерала В. Андерса. После упорных боев окруженные части капитулировали 23-25 сентября. 28 сентября прекратила сопротивление Варшава, 29-го — Модлин, 2 октября — Хель. Последний бой частям вермахта 5 октября 1939 г. дала Отдельная оперативная группировка «Полесье» под командованием генерала Ф. Клееберга. Некоторые немногочисленные части, укрывшись в лесах, не сложили оружия, перешли к партизанским действиям в Келецком (отряд майора «Хубали»), Белостокском и Люблинском воеводствах. Продолжались они до падения Франции в июле 1940 г., когда поступил приказ правительства распустить отряды.

В ходе полутора тысяч проведенных сражений и боестолкновений, длившихся 35 дней, польская армия оказала отчаянное сопротивление немецким захватчикам при Вестерплятте, Млаве, в крупнейшем сражении над Бзурой, при обороне Варшавы, Модлина, полуострова Хель и польской почты в Данциге. На защиту страны встали организованные ППС рабочие бригады в Варшаве, Домбровском бассейне и Силезии. Победа Германии в войне с Польшей была практически предрешена, но вермахт понес значительные людские и материальные потери. Экономически Германия была сильнее Польши. Она обладала численным перевесом войск, превосходством в боевой технике (включая захваченную в 1939 г. в Чехословакии). На направлениях главных ударов вермахта его преобладание было подавляющим. Прорывая слабую линию обороны польских войск, рассредоточенных по протяженной линии границ, германские механизированные части, не останавливаясь и выбрасывая парашютные десанты, рвались вперед. «Добровольческие корпуса» и «боевые группы» фольксдой-че «зачищали» территорию по флангам немецких войск. В ходе военных действий гитлеровцы уничтожили десятки тысяч гражданских лиц, произвели 394 массовые экзекуции. Значительную часть расстрелов мирных граждан и военнопленных совершили части вермахта.

Польская армия, модернизацию которой намеревались завершить к 1942 г. (из-за недостатка средств намеченную программу выполнили только на 35%.), технически оставалась оснащенной в основном на уровне Первой мировой войны, она шла в бой буквально конницей на танки⁹⁵. Однако потери, которые понес вермахт, были больше, чем допускало гитлеровское командование по плану «Вайс». В этом была одна из важных причин того, что нападение на Францию было отложено гитлеровским руководством до восстановления утраченного потенциала вермахта.

Союзники Польши — правительства Франции и Англии — обманули польское руководство, предали страну и ее народ. Объявив войну Германии 3 сентября, они не собирались начинать активных боевых действий и не позволили Рыдз-Смиглому, ради сохранения человеческих жизней, в первые дни войны отдать приказ о капитуляции. 4 сентября командования французской и британской армий подтвердили решения своих правительств (май 1939 г.) не оказывать помощь Польше. Генерал М. Гамелен, начальник Генштаба Франции, 5 сентября заявил об отсутствии у Польши шансов продолжать сопротивление, что, считал он, «является основанием для сохранения наших сил», поэтому «не следует обращать внимания на всеобщее возмущение (европейского общественного мнения. — В. П.)» и начинать военные действия против Германии. Высший военный совет в Париже 8 сентября постановил не посылать в Польшу ни одного самолета и не бомбить объекты в Германии. 9 сентября была подтверждена стратегия многолетней войны, по завершении которой и будет решаться судьба Польши. На заседании премьер-министров двух стран 12 сентября на севере Франции, в городке Абвиле, Деладье и Чемберлен пришли к выводу: Польша войну проиграла и помогать ей уже бесполезно. Союзники избрали позицию наблюдателя и тем самым «Польшу оставили без помощи, а Сталина приглашали к вторжению»²⁹. Таким образом, западные союзники, заинтересованные в том, чтобы вермахт углубился по польской территории как можно дальше на восток, не выполнили своего обязательства — через две недели после нападения открыть военные действия против Германии.

В Москве внимательно наблюдали за развитием событий в Польше и за действиями Великобритании и Франции. Сразу после нападения гитлеровской Германии на Польшу Москва заявила о нейтралитете СССР. Это не устраивало Берлин, и 4 сентября послу Германии в СССР было дано указание обсудить с Молотовым вопрос, «не считает ли Советский Союз желательным, чтобы русская армия выступила в подходящий момент против польских сил в русской сфере влияния и, со своей стороны, оккупировала эту территорию». На следующий день последовал ответ Москвы: «...в подходящее время нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия. Мы считаем, однако, что это время еще не наступило»³⁰.