Глава 2. «Апокриф» Германа Вирта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2. «Апокриф» Германа Вирта

Считается, что Герман Вирт, являвшийся одним из создателей «Аненэрбэ», обратился к проблеме Экстернштайна достаточно поздно — в 50–60 годы XX века. Однако если мы изучим библиографию этого исследователя, то обнаружим, что данное предположение не соответствует действительности. Уже в 1929 году Вирт издает небольшую работу, которая называлась «Руны гротов Экстернштайна». Дата выхода в свет этой брошюры указывает, что ученый обратил внимание на культовые скалы приблизительно в то же самое время, что и Вильгельм Тойдт.

Герман Вирт у скал Экстернштайна

Впрочем, последующие десятилетия Герман Вирт не слишком часто обращался к проблеме Экстернштайна. Ситуация изменилась именно в 60-е годы, когда Вирт начинает работу над научным трудом, который назывался «Европейская прарелигия и Экстернштайн». В ней он высказал новые мысли относительно предназначения и трактовки загадочных скал.

Толкование Вирта во многих моментах отличается от того, что было принято даже в Третьем рейхе. Во-первых, он рассматривал Экстернштайн как комплекс из четырех, а не пяти скал. Во-вторых, он предпочитал давать скалам свои собственные названия. Так, например, первую скалу, «скалу гротов», Вирт предпочитал именовать «большим Экстернштайном».

Рассуждая о названии Экстернштайна, Вирт исходил из того, что на ингвеонском (англо-фризском) наречии, которое было широко распространено в Европе в «германские времена», скалы обозначались как эккештан, то есть «материнский камень». В этом слове корень «экке» Вирт выводил от протоевропейской лексической формы «акка», что, по его версии, должно было значить «мать». Вирт подчеркивал, что речь шла не столько о биологической матери, сколько о «божественной Все-матери», «мифологической первоматери всех людей». Исследователь утверждал, что, во времена позднего каменного века, эпохи, когда создавались мегалитические гробницы, а земледельческие племена обращались в своих верованиях к матери земле, женщина обозначалась символом, напоминающим песочные часы (подчеркнутый сверху и снизу знак X). Он обнаружил его многократное повторение в Экстернштайне. Трехкратное повторение этого символа должно было символизировать «трех матерей», трех «акка», которые наблюдают за прошлым, настоящим и будущим, то есть как бы контролируют всю жизнь человека, животных и растений. Это было предопределено божественным принципом «вечного возрождения».

Вирт также обращал внимание на то, что в вестфальско-голландском диалекте существовало слово «экстер», которое соответствовало слову «эльстер» в верхненемецком языке. Это слово относилось к сороке, птице, которая в Средние века считалась спутницей ведьм. Высказывалось мнение, что под ведьмами нередко подразумевались служительницы «материнского культа». Подтверждением этому, по мнению Германа Вирта, служили сохранявшиеся вплоть до XIX века народные сказания о «трех женщинах», которые проживали в башне на скалах и были «прокляты». А на юге Германии и в альпийском регионе сохранились легенды о том, что данная башня исчезла от взора людей. Она являлась им только во время Рождества. Тогда людям представали «три женщины». Одна из них была одета в черное, вторая — наполовину в черное, наполовину в белое, третья — только в белые одежды.

После безуспешных попыток католической церкви справиться с народными верованиями, которые сопровождались беспощадным преследованием ведьм (на этом поприще в XIII веке наиболее «отличился» Конрад Марбургский), «три женщины» были интегрированы в католичество под видом Святой Эйнбед, Святой Варбед и Святой Вил(л)ьбед. В данном случае католическая церковь расписывалась в своей беспомощности, а потому была вынуждена санкционировать поклонение «трем женщинам», которым было придано «подобающее» истолкование.

В своих построениях Герман Вирт исходил из того, что Экстернштайн как «главное культовое место» Западной Европы был неразрывно связан с мотивом «распятого божества», очертания которого отчетливо читаются на четвертой скале. Исследователь полагал, что «распятое божество» было весьма распространенным символом во времена сооружения мегалитических объектов. В данном случае высказывалась мысль о том, что религия мегалитических гробниц была усовершенствованным космическим мифом, который уходил в культ предков, присущий Юго-Западной Европе (ориньякская культура). Если космическая проторелигия Западной Европы являлась мировоззрением охотников ледникового периода, то ориньякская культура была одним из проявлений мировой прарелигии, которая около 40 тысяч лет назад была распространена на просторах Северной Евразии. Постепенно эта мировая религия, по мнению Вирта, продвигалась на Восток. Религия мегалитических захоронений являлась ее «дочерним культом», второй западноевропейской религией, которая смогла распространиться в средиземноморском регионе, включая Северную Африку, Ближний Восток и Аравию-Ханаан.

Захоронения, найденные во время раскопок у первой скалы Экстернштайна

Таким образом, делалось предположение, что приблизительно в 3-м тысячелетии до нашей эры люди, проживавшие в Западной Европе и на Ближнем Востоке, имели приблизительно одни и те же религиозные представления. Протосемитская религия, которая обращалась к «Отцу-небу», «Божественной матери», «матери земле» и «сыну Бога», была всего лишь отголоском прарелигии Западной Европы, культовым центром которой являлись скалы Экстернштайна.

Эта мировая религия сохранилась лишь в индогерманских и индоевропейских преданиях. В литературной форме она нашла отражение в самых древнейших местах «Ригведы». Именно в них сообщалось о далекой «северной прародине», об Агни, который являлся «сыном» «небесного отца» и «матери земли», а также о троичности его рождения (Митра — Агни — Варуна). Согласно этим представлениям божество обходило вместе с Солнцем «тремя шагами» «три места» с «тремя ночевками» (стороны света, регионы и сезоны года). Этот путь отвечал божественному порядку — рта.

Это божество следовало на Запад, чтобы в конце концов упасть в воду (мировой океан), а затем утонуть в складках «матери земли». Но это забвение длилось недолго, в момент зимнего солнцестояния должно было начаться возрождение. Возрожденное божество вело с собой души умерших, которые следовали «рта» — божественному порядку. В этой ситуации божество являлось провожатым душ по «северному пути», «небу», «дороге богов». Эти души должны были попасть на третье, самое высшее небо, после чего им надлежало возродиться подобно божеству через «мать землю».

Герман Вирт отмечал, что в Западной Европе отсутствовала прарелигиозная традиция создания литературных памятников в стиле гимнов древнеиндийской «Риг-веды». Их заменяла сугубо устная традиция. Со временем она была искажена с целью укрепить господство военных предводителей, выполнявших королевские функции. Эта новая вера в королей эпохи Великого переселения народов основывалась на принципе личной защиты, а потому неизменно привела к закату «космической» прарелигии. Тацит в своей книге «Германия» сообщал об устной традиции «древних песнопений», в которых еще сохранялись отголоски космической прарелигии. «В древних песнопениях, — а германцам известен только один этот вид повествования о былом и только такие анналы, — они славят порожденного матерью-землей бога Туистона. Его сын Манн — прародитель и праотец их народа; Манну они приписывают трех сыновей, по именам которых обитающие близ Океана прозываются ингевонами, посередине — гермионами, все прочие — истевонами. Но поскольку старина всегда доставляет простор для всяческих домыслов, некоторые утверждают, что у бога было большее число сыновей, откуда и большее число наименований народов, каковы марсы, гамбривии, свебы, вандилии, и что эти имена подлинные и древние». Однако в других главах «Германии» Тацит сообщает о том, что среди германцев распространялись новые культы, когда поклонение совершалось «новым богам», являвшимся «защитниками» вождей и воинов. Например, Водану, соответствующему древнескандинавскому Одину, — Тацит называет его Меркурием. Донара — Тора древнеримский историк относит к проекции Юпитера, «наивысшего бога». Именно об этих северных божествах повествуется в «Эдде», которая была написана тысячелетие спустя в Исландии. По мнению Вирта, «Эдда» была собранием поэтических мифов, относящихся к «новой религии». От прарелигии в ней осталось настолько мало, найти эти следы фактически не представляется возможным. Вирт считал, что единственным исключением являлся момент, где упоминалась прорицательница-вёльва. Также в «Песне о Хюндле» сохранились пласты, которые можно было бы сравнить с упоминавшимися Тацитом «древними песнопениями». В частности, в ней говорилось: «Родился один самый могучий, силы земли питали его; самый, как слышно, великий властитель, родич для всех людей на земле».

Вирт бы вынужден констатировать, что «Эдда» не была в состоянии дать ясного представления о «народной вере» северного крестьянства, календарной культовой символике, календарных рунах. «Эдда» вообще не являлась отражением культов, связанных с ежегодным воскрешением и умиранием «сына» «отца-неба» и «матери земли», что являлось основой прарелигии эпохи мегалитов.

Анализируя годовой цикл и связанную с этим троичность «мегалитического» божества, Вирт с опорой на «Ригведу» выстраивал следующую таблицу:

Эти три стороны света, которые соответствуют сезонам годового цикла жизни «сына неба и земли», в исландских преданиях назывались «стороной света повелителя», «стороной света всезащитника», «стороной света бога». Им соответствовали три руны: фрей (феу), хагал и тюр.

Наряду с этим делением года, которое состояло из трех ритуальных времен, происходило троичное деление человеческой жизни. Первый возраст — детство и юность (весна), второй возраст — зрелость (лето), третий возраст — старость (зима). Согласно Вирту, эта троичность была отражена в наскальных рисунках, выполненных в мегалитических гробницах. В первую очередь он выделял Бохуслен (Швеция). Кроме этого, Вирт обращал внимание читателей на декоративную пряжку из Ойнге. Эти рисунки были важны для понимания сути Экстернштайна. По Вирту, Экстернштайн был особым культовым местом третьего времени года (зимы). Именно здесь должно было происходить празднование третьего (зимнего) рождения «сына неба и земли». То есть Экстернштайн был «стороной света бога».

Ритуалы, связанные с третьим рождением, были самой мистической, наиболее возвышенной частью мегалитической прарелигии. В данной ситуации культовая символика была непосредственно связана с календарными циклами. По мнению Германа Вирта, их можно было проследить во всем ареале распространения мегалитической прарелигии, начиная от Западной Европы и заканчивая Ближним Востоком. Символы «сына неба и земли» всегда были привязаны к временам года. Первый из них означал «возвышение». В этом случае символ выражал возрождение. Он представлял собой человеческую фигуру с поднятыми «трехпалыми» руками. Лето рисовалось в виде фигуры человека с простертыми в стороны руками, что весьма напоминало «распятие». «Закат» (зима) изображался как человек с опущенными руками, бок которого пронзало копье или стрела. Исходя из этого, Вирт предполагал, что символика «распятого божества» была отражением годичного цикла. В качестве подтверждения этой версии он упоминал о том, что в ингвеонской (англосаксонской) традиции «крест» сохранил значение «года». Аналогичным образом предлагалось трактовать и символику мегалитических «распятий», которые были распространены от Северного моря до Аравии.

Герман Вирт в своих теориях исходил из того, что все мифы были неким истолкованием символов. Признаком смерти «сына неба и земли» являлось сокращение светового дня. Когда день становился самым коротким (зимнее солнцестояние), то подразумевалось, что «сын неба и земли» достиг самых западных земель и умер. Именно этот сюжет был неоднократно отражен в скалах Экстернштайна.

С сюжетом о смерти и воскрешении «сына неба и земли» Вирт также связывает конструкцию «каменной гробницы».

Рисунки Германа Вирта, объясняющие символику сезонов года

В целом Вирт считал, что частое использование в Экстернштайне арок и арочных ниш было еще одним свидетельством того, что расшифровывать название скал надо было как «материнский камень». Символ, напоминающий руну «ур», в его системе был как раз обозначением «материнства». «Каменная гробница» была непосредственно связана с этим символом, так как «погребальная ниша» была выполнена именно в виде арки, то есть символа. По этой причине Вирт предпочитает называть этот объект «ур»-нишей в погребальной скале. Исследователь категорически отвергал версию о том, что «ур»-ниша была создана в Средние века как имитация Гроба Господня. По его мнению, в самые древние времена скала, в которой была выбита «каменная гробница», почиталась как «камень плодородия» или как «поворотный камень». Постепенно скала стала местом, тесно связанным с культом воскресающего «сына неба и земли». Только уже в Средние века католическая церковь разрушила это святилище, используя его остатки для собственных целей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.