ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ АДМИРАЛА ПРАЙСА А. И. Цюрупа
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ АДМИРАЛА ПРАЙСА
А. И. Цюрупа
Во все времена судьбы военачальников решались либо в самом сражении, либо после него. В бою при мысе Трафальгар, выигранном его эскадрой, погиб вице-адмирал Нельсон. Убит и обезглавлен римский полководец Марк Лициний Красс, победитель Спартака. После поражения при Ватерлоо сослан на остров Св. Елены Наполеон. После окружения и разгрома немцами в июне 1941 года Западного фронта, застигнутого врасплох на самой границе на необорудованных и невооруженных позициях, расстреляны по предписанному вождем приговору генерал армии Д. Г. Павлов и его штаб.
Командующий англо-французским соединением контр-адмирал флота Ее Величества королевы и императрицы Виктории Дэвид Пауэлл Прайс предстал перед Всевышним не во время и не после, а накануне решающего сражения.
Известный историк Б. П. Полевой убежден, что вплоть до последнего времени в Европе бытовала официальная английская версия боя, согласно которой "Прайс погиб из-за неосторожного обращения с оружием". Считали также, что он был смертельно ранен в день первого огневого контакта с русскими. Эти версии давно опровергнуты документально, но политические амбиции "владычицы морей" оказались живучи.
Командующий объединенной эскадрой совершил самоубийство, но не после сражения и понесенного в нем поражения, а до того, действительно сразу же после первого обмена пушечными выстрелами. Это беспрецедентное в истории событие нуждается в анализе.
Бортовой журнал флагманского фрегата "Президент" 31 августа 1854 г.177 лаконично констатирует: "В 12 часов 15 минут пополудни контр-адмирал Прайс был поражен пистолетной пулей от своей собственной руки". Патриоты выжали из этого лаконизма максимум, который он позволял: сомнения в преднамеренности самоубийства.
Истина о судьбе Прайса вошла в научный обиход со времени опубликования в английском журнале "Зеркало моряка" (ноябрь 1963) статьи профессора Майкла Льюиса178, в руки которого попали записки капеллана флагманского фрегата "Президент" преподобного Томаса Хьюма. Записки эти - не оригинал, а копия, выполненная, как полагает Льюис, супругой священнослужителя или кем-то другим из членов его семьи ради удовлетворения любопытства друзей и родственников по поводу события, освещение которого в печати, видимо, подавало повод для разнотолков. Сам Льюис называет этот военно-морской эпизод "ущемляющим самолюбие" (far from creditable). Преподобный Хьюм не оставлял места для сомнений: он принял причастие у умиравшего и выслушал его признание, которое он передал цитатой: "О, мистер Хьюм, я совершил страшное преступление. Простит ли меня Бог?" (Напоминаю, что христианин не имеет права лишать себя жизни, узурпируя это право у Того, Кто дал ее ему - у Бога).
Далее адмирал сказал, что "причиной его преступления была неспособность перенести мысль о том, что ему предстоит повести в бой столько благородных и доблестных людей... которых любая его (адмирала - А. Ц.) ошибка может подвести к гибели".
"Зеркало моряка" издается в провинциальном английском университете города Эксетер. Мне повезло получить этот и многие другие документы благодаря письму, которое я направил в московское представительство знаменитой газеты "Таймс" и в котором просил откликнуться родственников и потомков участников тихоокеанской кампании 1854 года.
Почему "из нескольких тысяч писем, получаемых газетой ежедневно" (так расценил вероятность события помощник военно-морского атташе Соединенного Королевства Р. Дэвис), для опубликования было выбрано мое? Неужели потому, что я подписался не как младший научный сотрудник одного из институтов Академии Наук, а как заместитель председателя Петропавловск-Камчатского горсовета?
Так или иначе, 26 сентября 1990 года письмо было опубликовано, а спустя три недели мой почтовый ящик "распух" от длинных заграничных конвертов. Помимо оттиска статьи Льюиса в моем распоряжении оказалось письмо участника сражения лейтенанта Палмера (я опубликовал его в Вестнике Дальневосточного отделения АН СССР, ныне РАН), датированное 8 сентября 1854 г. Пришли копии других публикаций, текст памятной надписи (его я опубликовал в журнале "Вопросы истории") в церкви селения Силиким в Уэльсе, откуда родом адмирал, многочисленные данные о его жизни и боевом опыте. Я тепло поблагодарил всех моих корреспондентов, со многими остался в переписке, а с правнуком лейтенанта Палмера, отставным полковником Рональдом Палмером повидался лично.
Мой долг как гражданина и педагога сделать собранные мной свидетельства и факты всеобщим достоянием.
Кто же такой был контр-адмирал флота Ее Величества королевы Виктории Дэвид Пауэлл Прайс?
Могила его затерялась где-то на побережье Тарьинской бухты (Тарья, ныне - бухта Крашенинникова). Неподалеку была и братская могила его подчиненных, тела которых оставались на руках интервентов после поражения. Интенсивное освоение ее не видимого с зеркала Авачинской губы побережья было вызвано строительством известной всему миру, а теперь и нам, военно-морской базы. Объект был режимным, и "посторонние" (к которым, как правило, принадлежали историки и археологи) туда не допускались.
В "Известиях ВГО" в 1943 году (т. 75, вып. 2, С. 58-59) была опубликована заметка без подписи, но со ссылкой на Приморское отделение Всесоюзного географического общества. В ней сообщалось, что полковой комиссар С. С. Баляскин, будучи в командировке на Камчатке в ноябре-декабре 1941 года "установил местоположение могилы командующего соединенной англо-французской эскадрой в 1854 году адмирала Прайса... Незадолго до его приезда... рабочие, производящие земляные работы, наткнулись на цинковый гроб. На гробу якобы имеется надпись на английском языке... (не записана и не сфотографирована). Сам Баляскин гроба не видел. По распоряжению начальника военно-морской базы капитана 2-го ранга Пономарева и С. С. Баляскина, могила была вновь зарыта. Командованием ТОФ сделан запрос о дополнительных материалах, подтверждающих вышеизложенные факты".
О существовании этой заметки знал Б. П. Полевой, но он забыл ее выходные данные.
Совсем недавно это ценнейшее свидетельство времени вторично нашел мой коллега А. В. Пташинский.
После моего выступления об иностранных захоронениях на Камчатке по камчатскому телевидению в редакцию позвонили с "той стороны". Оказывается, была жива очевидица находки, но той ли, о которой сообщал Баляскин, или повторной - неясно. Вероятно, повторной, поскольку речь шла не о закрытом гробе, а о теле и личном ("золотом?!") оружии при нем. К сожалению, в 1992 году свидетельница умерла. Ее дочь (которая и звонила) высказала предположение, что захоронение находилось в месте, ныне застроенном производственными сооружениями.
Другой звонивший сообщил альтернативную версию. Захоронение было-де не вскрыто землекопами, а подмыто морем...
Какие-то надежды продолжает питать директор Музея Боевой Славы Камчатской флотилии ТОФ Александр Христофоров, но о резонах своих он высказывается с шутливой таинственностью.
Так что, где сейчас прах Дэвида Пауэлла Прайса, мы не знаем наверняка. В том же, что он сознательно покончил счеты с жизнью, уверены, но почему он выбрал этот исход?
Обоснованные предположения о причине самоубийства можно при сложившихся обстоятельствах высказать, только проследив весь жизненный путь покойного.
Текст надписи на красивой мраморной плите в Силикиме был прислан мне Э. Джеффри Джеффрисом из Мобила, Алабама, США. Будучи правнуком кузины адмирала Прайса по отцовской линии, он сохранил контакты с родиной предков. Один из друзей и прислал ему вырезку из газеты "Таймс" с моим письмом к редактору.
В надписи сказано, что Дэвид Прайс был вторым сыном Риса Прайса из Булчребанна, в этом же приходе, дворянина, от Анны, дочери покойного Дэвида Пауэлла из Аберсенни, в приходе Дифинок, дворянина.
"Его карьера военного моряка началась бомбардировкой Копенгагена в 1801 году. С этого события и до всеобщего мира, заключенного в 1815 году, во многих эпизодах, в которых он принимал участие, он проявлял умение, храбрость и преданность долгу британского моряка..."
Но ошибется тот, кто сделает вывод, что против гарнизона Петропавловска и его командира В. С. Завойко выступил военачальник с 53-летним стажем.
Действительно, юный Дэвид начал службу десятилетним парнишкой, как волонтер I класса на линейном корабле "Аднт". В 1803 году, 13 лет от роду, был произведен в мичманы и служил на малых судах в Вест-Индии. В 1805-1808 гг. воевал против Ла-Рошели на "Центурионе"179 под командованием сэра Сэмюэля Худа (имя которого стало недобрым символом в истории британского флота: два крейсера, названные в честь Худа, были потоплены немецкими рейдерами - по одному в каждую из мировых войн). Под Копенгагеном Прайс воевал под командой Гамбье и был ранен. В 1809 г. он - временный лейтенант180, впрочем, уже в сентябре этого года звание подтверждено.
В 1811 году Прайс отчаянно дерется на малых судах при Барфлере, городке на побережье полуострова Котантен, восточнее Шербура, где спустя 133 года высаживались наши союзники по войне с Гитлером. Молодой лейтенант тяжело ранен и на целый год выведен из строя. По выздоровлении он служит на больших судах под Шербуром и Тулоном и в 1813 году произведен в капитаны 3 ранга.
Прайс был активным участником англо-американской войны 1812-1814 годов. Командуя плавучей батареей "Вулкан", он бомбардировал 13-дюймовыми разрывными снарядами форт Мак-Генри на подходе к Балтимору. Этот эпизод упомянут в американском национальном гимне "Звездное знамя". Прайс вместе со своим кораблем вошел в историю США. При нападении Пакнэма на Нью-Орлеан Прайс был снова ранен. Адмирал его погиб и вернулся в Альбион в виде тела, "заспиртованного" в бочке с ромом... Прайс уже успел вернуться в строй, чтобы снова принять участие в захвате форта Бойер в южной Алабаме (теперь называется форт Морган).
В 1815 году наш персонаж вновь повышен в должности - и выведен за штат.
Лучшие годы своей жизни, с 25 до 44 лет, Прайс провел в отставке. "В полном разводе с профессией, в которой так отличился, - пишет М. Льюис, - вероятно, он без толку отирался возле Адмиралтейства, тщетно домогаясь назначения... Проклятое время!"
Новое назначение нашло Прайса только через 19 лет! В возрасте 44 лет он получил в командование 50-пушечный корабль "Портленд" из состава Средиземноморской эскадры. И Прайс снова проявил себя с наилучшей стороны. На этот раз в ходе войны за независимость Греции. Во всяком случае, в 1837 году король Греции Отто наградил его высшим орденом и распорядился написать парадный портрет в капитанском мундире на борту своего корабля.
История многократно демонстрировала, что геополитико-меркантильные интересы ведущих европейских держав, Франции и Англии, в другие времена - Германии, несмотря на христианскую фразеологию, частенько ставили их на сторону мусульманской Турции, а не ее христианских противников. Так было даже во времена, когда религиозные связи и противостояния неизменно выдвигались на первый план. Так было и во время войны Греции за независимость.
Вероятно, британское Адмиралтейство не разделяло восторги греческого короля по поводу успехов Прайса в этой войне, в которой погиб (правда, от лихорадки, а не от пули) другой известный англичанин - великий поэт Байрон.
И Прайс снова на берегу, без должности. Он становится мировым судьей графства Брекнокшир, кстати, даже не имевшего выхода к берегу моря. Еще восемь лет дисквалификации. Но на шестом году этой сухопутной жизни, в 1844 году, в возрасте 53 года, Дэвид Прайс женится. Избранница престарелого отставника - родная племянница самого адмирала У. Тэйлора! Это перелом, но какой поздний! Спустя всего лишь два года, в 1846-м Прайс возвращается на службу, но не в море - он назначен комендантом доков в Ширнессе, порте на острове Шеппи, вплотную примыкающему к побережью графства Кент, на входе в эстуарий Темзы.
К 60-летию Прайс - контр-адмирал. И снова отставка. А в 1853 году последнее назначение - командующим тихоокеанской эскадрой.
Не слишком ли стар и далек от моря этот моряк? Для Англии - нет. Адмиралу Напье, английскому командующему на Балтике, было 68 лет, а Дандасу, воевавшему на Черном море - 69.
Объявление войны с Россией застало Прайса 7 мая 1854 года в перуанском порту Кальяо. Все три флота (англичан, французов и русских) были рассредоточены по самой большой акватории мира. Но - мир тесен! Всего лишь 24 апреля (по записям французского офицера Дю Айи - 26-го) Кальяо покинул русский фрегат "Аврора" (официально война была объявлена еще 28 марта). Неподалеку, в Вальпараисо, видели "Диану". Где была "Паллада" под флагом адмирала Путятина, где были остальные суда, были ли среди них пароходы - ничего не известно... И вместо немедленной погони за "Авророй" Прайс и французский адмирал, престарелый Феврие-Депуант, десять дней раскидывали мозгами... Они покинули Кальяо только 17 мая и, достигнув Гонолулу, узнали, что "Диана" ушла оттуда 18-ю сутками раньше, уже зная о состоянии войны! Получив подкрепление в виде двух корветов, англо-французы продолжили путь на север 25 июля.
Надо отдать должное мастерству союзных навигаторов. Плывя две недели с 14 августа в густом тумане, корабли, сигналя друг другу каждые два часа пушечными выстрелами, не растерялись, как корабли Беринга веком раньше, и 28 (29) августа обнаружили себя близ входа в Авачинскую губу, в видимости заснеженных вулканов.
Увы, навигационная точность не могла компенсировать огрехи стратегии: серьезную ошибку совершили союзники, промедлив с преследованием. "Аврора" и "Двина", вооруженный транспорт, были здесь, пришвартованные к песчаной косе (отделявшей ковш гавани от внешнего рейда Петропавловской бухты) одним бортом к противнику. Орудия другого борта были сняты на наземные батареи. Появись союзники у Петропавловска месяцем раньше, положение русского командующего Завойко оказалось бы безнадежным.
Штиль 29 августа воспрепятствовал немедленному продвижению эскадры, но не помешал осуществить рекогносцировку на пароходе "Вираго". Замаскировавшись американским флагом, "Вираго", подойдя вплотную, разглядел и батареи, и оба подготовленные к обороне судна за песчаной косой, увернулся от высланной навстречу шлюпки и тут же ретировался.
"Американцы, проживающие в Петропавловском порте, изъявили сильное негодование за то, что пароход воспользовался флагом их нации", - докладывал позже адмирал В. С. Завойко в своем рапорте от 7 сентября. А редакция русского "Морского сборника" в 1860 году отметила "снисходительность" французского автора к этой хитрости, которую союзники, не смущаясь, именуют "унизительной", коль скоро сами становятся объектом ее применения со стороны третьих держав.
Дискриминационное отношение к русским со стороны европейских держав и граждан, примеры которого, увы, куда как многочисленны и в наши времена, искажает и наше восприятие мира. Б. П. Полевой сомневается в свидетельстве лейтенанта Палмера, что один из участников последовавшего боя на суше с русской стороны был американцем (пораженный пулей, он издал восклицание по-английски). Полевой считает, что Палмер "явно фантазирует", поскольку другие американцы "оказали англичанам существенную помощь". Разные бывают американцы, так же, как и русские. Почему бы одному из негодующих янки (о которых упоминает Завойко) не взяться было сгоряча за оружие?
Посоветовавшись, английский и французский адмиралы решили подойти всем флотом к Петропавловску.
"Рано утром 31 августа адмирал Прайс отправился на "Ла Форт", чтобы обсудить с французским адмиралом план атаки. Он вернулся на борт в приподнятом настроении и какое-то время изучал береговые батареи в подзорную трубу. Потом он спустился вниз... Я находился в одной из гамачных сеток, когда услышал хлопок, похожий на выстрел. В следующее мгновение снизу появился капитан и выпалил: "Адмирал застрелился! Ради Бога, проследите, чтобы команда не знала!" Но было уже поздно. Адмирал оставался в сознании еще два с половиной часа, непрерывно говоря о жене и сестрах. Он говорил о том, что совершил свой поступок, предвидя адские мучения... и умер, получив святое причастие". ("Извлечения из писем и судового журнала моего деда, адмирала Джорджа Палмера", составленные полковником Рональдом Палмером для своих внуков).
Свидетельства капеллана Хьюма вы уже прочли в начале статьи.
Б. П. Полевой в статье "Несчастное дело" ("Камчатская правда", 22 августа 1992 г.) делает закономерный вывод из собственных слов покойного, независимо друг от друга переданных двумя свидетелями: "Прайс понял, что тут его ждет неизбежное поражение. И именно это и привело его к роковому решению".
Однако в этой логической цепочке ощущается отсутствие решающего звена. Не мог адмирал не понимать, что, ускользнув от боя в мир иной, он не только не облегчил участь подчиненных, о коих говорил капеллану, но, наоборот, отягчил ее. Следовательно, не о них он думал, "ложась на дуло". А о ком?
Нельзя, конечно, исключить и аффективный, импульсивный поступок, в котором ни тогда, ни теперь нельзя проследить логику. Дю Айи упоминает, в частности, что Прайс уже пять дней провел без сна...
Попытаемся все же восстановить сопутствующие обстоятельства и возможные состояния души, которые, может быть, побудили Д. Прайса именно к такому, а не иному выходу из коллизии:
1. Жалость к подчиненным, которым предстояло ввязаться в опасное, возможно, безнадежное дело. Такие настроения прямо прозвучали в собственных словах умирающего адмирала. Однако совершенно справедливо подмечает М. Льюис, что выбранный адмиралом метод (самоубийство) и момент его исполнения менее всего способны были изменить эти обстоятельства к лучшему. М. Льюис пишет прямо: "Что произошло с адмиралом? Ответ на этот вопрос - скорее дело психиатра, нежели историка".
2. Нерешительность. Лирическое подтверждение нерешительности пожилого адмирала дает Хьюм: "Вообще-то, бедный старикан всегда был очень слаб и склонен к колебаниям по поводу всего, что он делал". О том, что "тревога и нерешительность, насколько мы могли судить еще до прохождения Рио, владели адмиралом", писал и Дж. Палмер. Однако единственное подтверждение такой нерешительности помимо медлительности в Кальяо и последующих гаванях на пути на Камчатку - это указание на посланное 25 июля с пути между Гавайями и русскими колониями сообщение о намерении идти в Ситку, при том, что вплоть до 14 августа эскадра продолжала идти на NW, на Камчатку. После этого, когда эскадра на две недели вошла в густой туман, вопрос о смене курса отпал автоматически.
Действительно, бывает, что неспособность принять тривиальные, но логичные решения побуждает человека к решению нетривиальному, даже нелогичному, смертельно опасному, в том числе - к самоубийству. Однако, рассмотрим и другие обстоятельства.
3. Накопленные переживания. Сэр Джон Лафтон, автор статьи о Дэвиде Прайсе в "Словаре национальной биографии", считает его, "крепкого веселого человека, для которого лицезреть врага было не вновь", неспособным к болезненным переживаниям по поводу будущего боя или упавшего накануне с мачты матроса. На взгляд Льюиса, Лафтон "полностью игнорирует тот факт, что последний раз Прайс видел врага 40 лет тому назад". Все они - капеллан, Лафтон, тогдашнее общественное мнение - по-видимому, не заметили обстоятельство, которое не пропустил бы современный психиатр, а именно: несколько тяжелых ран и смену яростной юности нескончаемым периодом разочарований.
В целом, его жизнь стала отражением резко сословной структуры английского общества. Ни больших средств, ни знатных предков у простого сельского сквайра Прайса не было. Удачная женитьба принесла не только определенные дивиденды, но и социальные обязательства, выполнение которых военное поражение могло сорвать. Словом, поводов для беспокойства было хоть отбавляй, так же как и причин к исчезновению запасов "прочности", обычного терпения и надежд.
4. Последние впечатления. Они были получены, как отмечают свидетели, с помощью бинокля. Вспомним, что всю свою жизнь Прайс "штурмовал бастионы". Именно в предстоящем виде столкновения он обладал уникальным опытом и был в состоянии оценить по особенностям рельефа и расположению русской артиллерии опасности предстоящего дела и вероятность неуспеха.
5. Ожидаемые последствия. Любой знающий историю своей страны англичанин знает случаи, когда военное поражение, иногда даже не ахти какое существенное, приводило неудачливого начальника на эшафот. И это происходило не в результате каприза абсолютной монархии, а в рамках парламентских процедур. Упущенная выгода империи расценивалась в самом старом парламенте мира как серьезное преступление.
Будущее подтвердило такие опасения. Дж. Стефан, автор наиболее подробного из зарубежных описаний событий на Тихоокеанском театре Крымской войны, сообщает, что 8 марта 1856 года в палате общин прозвучало предложение отдать под военный трибунал виновников благополучной эвакуации на Амур камчатского гарнизона в начале лета 1855 года. А ведь главной причиной, помешавшей англичанам перехватить флотилию русских, явилось в первую очередь тщательно скрытое Россией от всеобщего сведения островное положение Сахалина, то, что в устье Амура можно было попасть не только с севера, из Охотского моря, но и с юга, из Татарского "залива", оказавшегося проливом. Здесь нет и не могло быть субъективной вины никого из англичан.
Останься Прайс в живых, он, чужой в высших сферах Адмиралтейства, мог бы не только жестоко пострадать сам, но и навлечь болезненно ощущаемую немилость света на жену, кузин и прочих близких ему людей. То, что сменивший его молодой (сорокалетний) капитан Фредерик Николсон не пострадал, ничего не означает - он, баронет, сын прославленного генерала, был как раз из круга своих.