«С кем вы, казаки?» (Кадеты, Корнилов и большевики)

«С кем вы, казаки?» (Кадеты, Корнилов и большевики)

К лету 1917 года обострились проблемы и противоречия внутриполитического развития страны. Нарастал политический кризис. Сложные политические, социальные, экономические, этнические процессы все в большей и большей мере приобретали неконтролируемый характер и серьезно осложняли положение дел как в отдельных регионах, так и в стране в целом.

Одним из непосредственных проявлений этого стало начало июньского политического кризиса. Он, как известно, был приостановлен начавшимся наступлением русской армии на Юго-Западном фронте. Однако его причины не были устранены. Попытки же правительства ликвидировать наиболее зримые источники политического напряжения путем частных разовых мероприятий не могли серьезно повлиять даже на ближайшую перспективу. Более того, иногда действия правительственных органов приводили к обратным результатам. Весьма показательным, на наш взгляд, является известный инцидент вокруг занятой анархистскими организациями дачи бывшего царского министра внутренних дел Дурново в пригороде Петрограда. После неоднократных отказов их руководителей на требования официальных органов освободить здание правительственные структуры решили перейти к активным действиям. В ночь на 19 июня сводный отряд юнкеров и казаков, который лично возглавил министр юстиции П.Н. Переверзев, после ожесточенной перестрелки штурмом взял дачу. Из находившихся на ней анархистов двое убиты, остальные арестованы [181]. И хотя данные действия одобрили не только правительство, но и Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов и I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов [182], в среде леворадикальных политических сил и поддерживавших их социальных слоев части столичного пролетариата и гарнизона это событие вызвало резко негативную реакцию. В ряде рабочих регионов города прошли митинги и забастовки протеста против действий правительства [183]. Определенная неустойчивость и скрытое брожение отмечались и в некоторых частях гарнизона. Но казаки находившихся в Петрограде 1-го и 4-го Донских полков поддержали действия правительства и были готовы к исполнению его приказов.

Аналогичные позиции они заняли и в период острого политического июльского кризиса.

Открытое антиправительственное выступление солдат 1-го запасного пулеметного полка и поддержавших их других армейских подразделений и части рабочих, начавшиеся в городе массовые демонстрации и даже вооруженные столкновения, а также попытка большевиков использовать складывавшееся положение в своих политических целях сильно осложнили и без того кризисную ситуацию. В эти дни казаки находившихся здесь двух донских полков оказались в самом центре событий. 3 июля их командование получило правительственное распоряжение иметь наготове дежурные части для выступления по первому требованию [184]. Как наиболее надежные и боеспособные, эти полки на следующий день одними из первых были направлены на борьбу с повстанцами. Уже к вечеру этого же дня по приказу командования Петроградского военного округа две сотни 1-го и 4-го Донских казачьих полков были посланы на Дворцовую площадь, а еще одна сотня блокировала Михайловский манеж и не допустила возможного использования находившихся там сил, в том числе и броневого дивизиона, для поддержки участников выступления [185]. В критический момент противоборства вечером 4 июля донские казачьи полки в срочном порядке были переброшены к зданию Таврического дворца, где размещался ВЦИК Советов, для отражения возможного штурма. При продвижении казаков на углу Невского и Садовой, на Марсовом поле, у Литейного моста между ними и повстанцами происходили ожесточенные перестрелки [186]. Казаки участвовали в вооруженных столкновениях и в других частях города.

Очень важную, чуть ли не решающую, роль казачьих полков в ликвидации антиправительственного вооруженного выступления в столице позже отмечало и командование, и многие политики, и иностранные дипломаты. Известный белоэмигрантский исследователь С.В. Денисов писал, что «...фактическое усмирение мятежа, начавшегося 3 июля, совершалось 1-м и 4-м Донскими полками, 6-й Гвардейской казачьей батареей, отрядами юнкеров и Георгиевской дружиной, причем боевые действия выпали на долю донских казаков, а прочие указанные части и отряды ликвидировали скандалы, возникавшие в различных районах города» [187]. А английский посол в России Д. Бьюкенен написал в своем дневнике следующее: «Положение правительства в этот день (4 июля. – В. Т.) было критическим, и если бы казаки и несколько верных полков не подоспели вовремя, чтобы его спасти, ему пришлось бы капитулировать» [188]. Неслучайно поэтому, что среди вызванных правительством с фронта в Петроград верных частей были и казачьи подразделения. Так, по его приказу, поддержанному ЦИКом Советов, уже 6 июля в столицу из 5-й армии в срочном порядке прибыл 14-й Донской казачий полк [189]. Причем по прибытии полк в пешем строю, повзводно с развернутым знаменем, промаршировал по улицам города. Как заметил чешский исследователь С. Ауский, во время этого марша «впереди шел взвод пулеметчиков, вооруженный тридцатью шестью „максимами“ и „льюисами“, что красноречиво свидетельствовало об отношении казаков к только что подавленному большевистскому путчу» [190].

15 июля состоялись похороны погибших во время июльских событий семерых донских казаков. Их хоронили с большими почестями, как павших за свободу и демократию. Похороны, в которых приняли участие члены Временного правительства, Государственной думы, ВЦИКа Советов рабочих и солдатских депутатов, исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов, Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, эсеровской и меньшевистской партий, многих общественных организаций, сопровождало большое количество манифестантов [191]. Армейское казачество выполнило приказы правительства, поддержало его в период кризиса. В то же самое время июльские события и участие в них фронтового казачества явились еще одним, и весьма существенным, обстоятельством, способствовавшим росту в его среде недоверия правительству.

Недовольство казаков-фронтовиков вызвало и постоянно учащавшееся использование их правительством и командованием в качестве жандармско-полицейской силы по борьбе с различными беспорядками, растущими открытыми выступлениями крестьян и солдат, приобретавшим массовый характер дезертирством. Так, если в мае для поимки дезертиров в ближайшем тылу армии было направлено 24 казачьих полка, то к июлю их число возросло до 39 [192]. А с учетом привлекавшихся отдельных и особых казачьих сотен общее количество казачьих частей и подразделений, использовавшихся в этих целях, составляло около 100 [193]. Причем к этому времени такие приказы исполняли только казачьи части, так как другие армейские подразделения, включая и регулярные кавалерийские, по свидетельствам современников, уже разложились [194]. Не имея в своем распоряжении надежных частей, в которых бы полностью сохранялись дисциплина и исполнительность, командование вынуждено было возлагать на казачьи подразделения охранные, патрульные функции, поимку дезертиров в прифронтовой полосе, без снятия их с передовой [195]. Следствием этого было перенапряжение физических и моральных сил казаков. И хотя основная масса их по-прежнему исполняла приказы командования, среди них росло недовольство. Были случаи отказов. Причем летом, по официальным данным, количество таких случаев намного увеличилось [196].

Постепенную трансформацию претерпевали и политические позиции казачества. А.И. Деникин позже отмечал, что «если до июля казачество вотировало всемерную поддержку правительству и полное повиновение, то позже оно, признавая до конца власть правительства, вступает в резкую оппозицию по вопросам об устройстве казачьего управления и земства, против применения казаков для усмирения мятежных войск и районов и т.д.» [197].

В складывавшейся ситуации казачьи лидеры предпринимают действия по консолидации сил в масштабах отдельных войск и целых регионов, дальнейшему перераспределению властных полномочий в свою пользу, мотивируя все это необходимостью противостояния «анархии и внутренней разрухе». Показательна в данном плане работа по организации регионального казачьего союза на юго-востоке европейской части страны. Первый практический шаг в этом направлении предпринимается в конце июля. В г. Новочеркасске 27–28 июля проходила конференция войсковых атаманов и членов войсковых правительств Донского, Кубанского, Терского, представителей Уральского (Яицкого) и Астраханского казачьих войск и Совета Союза казачьих войск страны. Участники конференции, обсудив политическое положение, приняли резолюцию, в которой констатировалось, что, несмотря на все предпринимаемые Временным правительством меры, страна по-прежнему находится в состоянии анархии и государству грозит «полное разложение». Следовательно, «вывести Россию на путь спасения» может сильная власть, ответственная только перед Учредительным собранием. В итоге состоявшегося обмена мнениями о положении дел в стране в целом и в казачьих областях в частности собравшиеся пришли к заключению о необходимости скорейшего объединения казачества региона и наметили конкретные пути для достижения этой цели [198]. Полную поддержку получила идея образования Юго-Восточного союза казачьих войск. Для разработки «Положения» о нем была образована специальная комиссия, в состав которой должны были войти специальные уполномоченные от присутствовавших на совещании войск [199]. Участники совещания считали, как об этом позже писал кубанский атаман А.П. Филимонов, что образуемый казачий союз «...создаст надежный оплот против бушующей и бунтующей Великороссии» [200].

Одновременно во многих казачьих войсках происходил процесс официального расширения властных полномочий войсковых атаманов и правительств. Так, с согласия Временного правительства и по предписанию его комиссара в Кубанской области К.А. Бардижа с 9 июля вся полнота власти здесь была передана Кубанскому войсковому правительству [201]. С целью укрепления и расширения полномочий местной казачьей власти проходивший в конце июля – начале августа Войсковой съезд Уральского (Яицкого) войска принял соответствующее постановление и наконец-то решил вопрос о выборе войскового атамана. Им стал генерал-майор В.П. Мартынов [202]. Мероприятия по усилению местной власти осуществлял и атаман Семиреченского войска генерал Кияшко [203]. Его действия поддержал работавший в г. Верном с 26 июля по 5 августа войсковой съезд Семиреченского войска. Делегаты выступили также и за установление более тесных связей с другими войсками. На съезде также был избран высший исполнительный орган войска – войсковой Совет [204].

Проходивший 1–5 августа Терский войсковой круг III созыва постановил предоставить атаману М.А. Караулову чрезвычайные полномочия ввиду необходимости «охраны порядка на территории войска и борьбы с изменниками» [205]. Одновременно было принято решение о возложении на войсковое правительство «высшего надзора» за деятельностью местных Советов, исполкомов и общественных организаций и о подчинении атаману всех строевых казачьих частей, находившихся в Терской области [206]. Для увеличения реальных военных сил атаман Караулов рассылает телеграммы в Ставку и в штаб Кавказского фронта с настоятельными просьбами направить в область в его распоряжение все четыре терских казачьих полка третьей очереди [207], Терскую льготную дивизию [208], оставить в Терской области Кубанский 1-й Хоперский казачий полк [209].

Работавший в начале августа Малый войсковой круг войска Донского полностью поддержал устремления Временного правительства, атамана Каледина и войскового правительства к поддержанию порядка. Было принято решение об образовании совместного политического блока войска с кадетской партией на предстоящих выборах в Учредительное собрание [210].

II съезд Забайкальского казачьего войска, проходивший 5–22 августа в г. Чите, также высказался за «поддержание порядка и борьбу с анархией». Но его центральным вопросом стала дальнейшая судьба забайкальского казачества как сословного образования. При его обсуждении решающую роль сыграла позиция делегатов от фронтового казачества, которые были объединены и возглавлены генералом Шильниковым [211]. В результате состоявшегося голосования большинство участников съезда поддержало решение о сохранении забайкальского казачества [212]. Аналогичные постановления о поддержке действий по «наведению порядка и борьбе с анархией» и о сохранении казачества принял заседавший 6–11 августа в г. Благовещенске III съезд Амурского казачьего войска. Депутаты также высказались за вхождение войска в общероссийский Союз казачьих войск [213]. Хотя часть участников высказалась за переизбрание представителей высших войсковых исполнительных структур, в ходе состоявшегося голосования большинство поддержало прежний состав войскового правления и войскового атамана Гамова [214].

Летом 1917 года, учитывая важность происходивших политических процессов, среди казачества, как фронтового, так и станичного, активизировали свою агитационно-пропагандистскую деятельность представители различных политических партий. Набирала обороты и большевистская агитация. Так, располагавшие довольно небольшими силами местные большевики весьма активно действовали на Кубани [215] и на Тереке [216].

В августе 1917 года в стране нарастал серьезный политический кризис. Все отчетливей проявлялась неспособность Временного правительства эффективно контролировать внутриполитические процессы. Падал его авторитет. Пробуксовывала деятельность государственного аппарата управления. Углубившийся кризис власти усугублялся активизацией крайне правых и крайне левых политических движений. Это происходило на фоне усиления недовольства широких народных масс, придавало новый импульс революционному движению. Выход из сложившейся крайне тревожной ситуации, по мнению правительства, должно было подсказать Всероссийское Государственное совещание, открывшееся 12 августа в Москве. В его работе принимали участие и делегации от казачьих войск страны.

Поселившиеся вместе в одном зале Московского дворянского собрания 40 казачьих делегатов решили провести до официального открытия Государственного совещания собственное собрание [217]. На нем был даже избран президиум под председательством А.М. Каледина. Собравшиеся от имени своих войск изложили мнение о положении в стране. По словам одного из присутствовавших на этом заседании, посланцы различных казачьих войск «...заговорили на одном и том же языке – одинаковая оценка положения и одинаковые методы лечения» [218]. В ходе состоявшегося обсуждения основных вопросов политической жизни страны казачьи делегаты выработали положения совместной политической декларации. Ее текст был утвержден на объединенном заседании представителей от всех казачьих войск. Выступить с ней с трибуны Государственного совещания поручили донскому атаману А.М. Каледину [219].

Уже во время работы этого совещания 13 августа произошла короткая встреча Верховного главнокомандующего генерала Л.Г. Корнилова и атамана А.М. Каледина. Они в общих чертах обсудили положение в стране, ситуацию на фронте и в тылу, пути выхода из нее, содержание докладов, с которыми планировали выступить. По свидетельству члена донской делегации Н.М. Мельникова, после этой встречи Каледин внес дополнения в текст своей речи. На вопрос, зачем он это сделал, последний ответил, что в пункте об ограничении деятельности армейских комитетов он хочет изложить более радикальные требования с тем, чтобы на их фоне предложения Корнилова по данному вопросу показались «умеренными и относительно приемлемыми» [220].

Оба генерала выступали на заседании 14 августа. Первому слово было предоставлено Л.Г. Корнилову. Изложенная им программа необходимых мер почти полностью совпадала с содержанием его записки, представленной на утверждение правительства еще 10 августа. Корнилов предлагал восстановить дисциплину в армии путем предоставления всей власти командирам, поднять авторитет офицерского корпуса, ограничить функции всевозможных комитетов в армии только хозяйственными вопросами, распространить меры по ужесточению дисциплины не только на армию, но и на тыл. Он призвал к решимости и твердой непреклонности в проведении этих мер [221].

Выступавший затем атаман Каледин предложил безотлагательно осуществить более суровые и радикальные мероприятия. По его мнению, армия должна быть вне политики, необходимо полное запрещение в ней митингов и собраний с их партийной борьбой и распрями, все Советы и комитеты должны быть упразднены как в армии, так и в тылу, кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных, которые должны выполнять чисто хозяйственные функции; декларацию прав солдата нужно пересмотреть и дополнить декларацией его обязанностей; дисциплину в армии поднять и укрепить самыми решительными мерами; учитывая то, что тыл и фронт – единое целое, все меры, необходимые для укрепления дисциплины на фронте, должны быть применены и в тылу; дисциплинарные права начальствующих лиц необходимо восстановить. Вождям армии должны быть предоставлены все полномочия; страну может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных, умелых руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми программами; власть должна быть единой в центре и на местах; Россия должна быть единой, всяким сепаратным стремлениям необходимо поставить предел в самом зародыше; в области государственного хозяйства нужна строжайшая экономия, приведение в соответствие цен сельскохозяйственной и промышленной продукции, введение нормированной заработной платы и прибыли, разработка и проведение закона о трудовой повинности, прекращение подрыва производства сельскохозяйственной продукции вследствие нарушения порядка землепользования и арендных отношений [222].

По словам очевидцев, декларация, прочитанная Калединым от имени всего казачества, «произвела очень сильное впечатление» [223, 224]. Его несколько ослабило, по их мнению, последовавшее на другой день выступление есаула 7-го Оренбургского казачьего полка, председателя Казачьей секции ВЦИКа Советов рабочих и солдатских депутатов А.Г. Нагаева [225]. Он заявил, что трудовое казачество не разделяет изложенные Калединым положения, к тому же последний не имел права якобы выступать от имени всего казачества [226]. Налицо был вполне определенный политический раскол, правда, не столько среди казачества как такового, сколько между казачьими лидерами и выразителями мнений небольшой части радикально настроенных казаков. Но на свидетелей данного инцидента это произвело весьма значительное впечатление, поскольку противоречило их устоявшимся воззрениям на казачество как единую и прочно сплоченную массу.

Возвращаясь с Государственного совещания, А.М. Каледин, весьма мрачно и пессимистически оценивая внутриполитическое положение в стране и перспективы его развития, высказал мысль о том, что «Россию можно будет восстанавливать частями, по кускам, постепенно оздоравливая отдельными оазисами» [227]. Одним из таких оплотов, по словам атамана, мог бы стать юго-восток. Предполагалось, что и в других регионах страны (в Сибири, на Урале, в Украине) также могут создаваться крупные «здоровые от надвигавшегося революционного развала образования». А после того, как они добьются «оздоровления» у себя на местах, объединенными усилиями «помогут затем подняться всей России» [228]. То есть, еще раз убедившись в неуклонности нарастания революционного кризиса в стране и неспособности центрального правительства остановить этот процесс, лидеры крайне правых политических сил решают переходить к самостоятельным активным действиям. Понимая сложность противодействия революционному кризису в общероссийском масштабе, они, не отказываясь от идеи консолидации сил по всей стране, избирают тактику региональных действий. Ее преимущества очевидны. Во-первых, в окраинных областях революционное движение являлось более слабым, чем в центральных районах с крупными промышленными центрами. Во-вторых, для «оздоровления» отдельных областей и регионов не требовались столь значительные силы, как для страны в целом. В-третьих, такая тактика позволяла постепенно объединять все консервативные силы, не привлекая лишнего внимания и не вступая в открытую конфронтацию с правительством. Причем у представителей правящих казачьих структур имелась внешне нейтральная официальная цель – образование федерации казачьих областей региона. Донские, кубанские и терские лидеры стремились ускорить объединение всех своих сил на вполне законном основании под флагом федерации. Неслучайно за идею организации Юго-Восточного союза, по словам кубанского войскового атамана А.П. Филимонова, «схватились правительства трех казачьих областей» [229]. Это позволяло в какой-то мере обособить их от «бурлящих» крестьянских губерний и крупных промышленных центров Центральной России. Обширный Юго-Восточный регион, располагавший огромным экономическим и военным потенциалом, в случае новых революционных катаклизмов должен был стать оплотом существующей государственной власти.

После Государственного совещания, 23 августа, между Б.В. Савинковым, действовавшим по поручению А.Ф. Керенского, и Л.Г. Корниловым состоялись переговоры в Ставке, в ходе которых была достигнута договоренность о выдвижении к Петрограду надежных войск, об образовании Петроградского военного губернаторства, в которое должны были войти Петроград и его окрестности, о подчинении его Ставке и о возможном объявлении в Петрограде военного положения после подхода войск [230]. Одновременно Корнилов отдает приказ об образовании Отдельной Петроградской армии, основу которой должны были составить соединения 3-го конного корпуса (1-я Донская казачья и Уссурийская конная дивизия) и выделенная из его состава Кавказская туземная (так называемая дикая) дивизия. Эта армия, подчинявшаяся лично главковерху, должна была стать основной ударной силой, нацеленной на столицу.

Подготовка и ход так называемого корниловского мятежа хорошо освещены в историографии [231]. В то же время заслуживает внимания и точка зрения некоторых зарубежных исследователей, таких как Дж. Мунчи, М. Хильдермайер, о том, что его причины полностью все еще не выяснены [232].

Выступление генерала Корнилова, в значительной степени ускоренное и отчасти даже спровоцированное некоторыми политическими авантюристами [233], началось в ночь с 26 на 27 августа. Корнилов объявил, что берет власть в свои руки. Командующий Петроградской армией генерал-лейтенант А.М. Крымов получил его приказ о немедленном движении частей на столицу, «...занять город, обезоружить части Петроградского гарнизона, которые примкнут к движению большевиков, обезоружить население Петрограда и разогнать Советы» [234].

В это время вверенные генералу Крымову части были рассредоточены на значительном расстоянии друг от друга. Большинство полков 1-й Донской казачьей дивизии находились еще в г. Пскове, а ее передовые эшелоны подходили к Луге. Авангард Кавказской туземной дивизии достиг станции Дно. Составы Уссурийской конной дивизии стояли около Великих Лук и Новосокольников. Ближайшие к Петрограду части стояли в 200—250 км от него, дальние – в 600 км. Если не принимать во внимание отдаленное расположение военных частей, выполнение приказа Корнилова осложнялось рядом причин организационного характера: отсутствием постоянной связи со Ставкой, продолжавшимся переформированием всех соединений в Петроградскую армию, а Кавказской туземной дивизии одновременно и в корпус, а также сугубо техническими сложностями движения по железной дороге столь большого количества кавалерийских войск [235].

В планах мятежного генерала одно из ведущих мест отводилось казачьим полкам, шедшим в авангарде брошенных на Петроград войск. Он рассчитывал привлечь казаков к активному участию в выступлении «...помня поддержку, которую ему оказывали ответственные казачьи организации» [236]. Незадолго до мятежа Совет Союза казачьих войск, войсковые атаманы, правление казаков Юго-Западного фронта и другие казачьи организации открыто поддержали действия главковерха по наведению порядка на фронте и в тылу [237]. К тому же казачьи части продолжали оставаться верными командованию, сохраняя порядок и дисциплину в своих рядах. Корнилов не без основания надеялся на их поддержку и беспрекословное исполнение любых приказов.

В день своего выступления главнокомандующий русской армией обратился к казакам с особым воззванием [238] и отправил телеграмму атаману А.М. Каледину с предложением поддержать его действия [239]. 29 августа следует новая телеграмма Корнилова в Новочеркасск, в которой говорилось о необходимости координации действий [240]. Мятежная Ставка Верховного главнокомандующего по прямому проводу запрашивает начальника войскового штаба в Новочеркасске, верно ли сообщение о том, что Каледин с казаками отрезает Москву, но получает отрицательный ответ [241]. На Дон посылаются два представителя Корнилова «с просьбой надавить» [242].

Интересно поведение в это время руководства и членов Совета Союза казачьих войск, которым командующий Петроградским военным округом сообщил о возникшем «...между Временным правительством и Верховным главнокомандующим конфликте» [243]. Сразу же состоялось экстренное заседание Совета Союза, на котором были обсуждены текущие события и принята резолюция, не содержавшая никаких конкретных заявлений. К А.Ф. Керенскому отправляется делегация, предложившая посредничество Совета Союза казачьих войск в «урегулировании отношений между правительством и главнокомандующим» [244]. Такой демарш преследовал две цели. Во-первых, члены Совета Союза хорошо понимали, что их открытое выступление в поддержку действий Корнилова не оказало бы существенного влияния на успешный исход дела, поскольку никакими реальными силами они не располагали. Привлечение к участию в выступлении 1-го, 4-го и 14-го Донских полков было весьма и весьма проблематично и значительных шансов на успех не имело. Да и открытое заявление о солидарности с корниловским движением полностью бы раскрыло крайне правую, а по терминологии того времени – реакционную и контрреволюционную, политическую направленность высшего органа Союза казачьих войск страны. Во-вторых, они до самого последнего момента рассчитывали на то, что Корнилов и Керенский все же смогут договориться и возникший конфликт будет исчерпан к обоюдному удовлетворению.

В такой ситуации Совет Союза казачьих войск счел за лучшее не выступать с каким-либо заявлением, а, приняв озабоченный вид и соблюдая внешний нейтралитет, дожидаться итогов развертывающихся событий. Но занятая им позиция не являлась пассивной. Пресса отмечала стремление членов Совета Союза «перекинуть мост» между Временным правительством и генералом Корниловым [245]. Об этом же позже, уже в эмиграции, начал писать и находившийся в рассматриваемый период времени в самой гуще событий генерал А.С. Лукомский. Он, в частности, отмечал, что «Совет Союза казачьих войск хотел выступить в качестве посредника между Керенским и Корниловым, но из этого ничего не вышло» [246]. На все вопросы журналистов, на чьей же стороне Совет Союза, его представители не давали четкого ответа [247]. Некоторые столичные газеты поспешили сообщить о поддержке ими Корнилова [248]. А один из бывших членов Совета Союза, П.И. Ковалев, впоследствии говорил, что эта организация «...приняла все меры, чтобы это мероприятие (т.е. корниловское выступление. – В. Т.) закончилось благополучно» [249]. Но ничего конкретного в данном плане он сделать не смог.

В период выступления и сразу же после него возник вопрос о позиции и действиях атамана Каледина. Но еще 24 августа он выехал на север Донской области в Хоперский и Усть-Медведицкий округа. Официально было объявлено, что атаман решил ознакомиться с ходом подготовки к выборам в Учредительное собрание, с возможными последствиями неурожая и другими хозяйственными вопросами. В ходе поездки А.М. Каледин разъяснял казакам содержание своих предложений, высказанных на Государственном совещании [250]. За один день он объезжал 3–4 станицы. Только за первые четыре дня он посетил 16 станиц Хоперского округа и 2 станицы Усть-Медведицкого округа [251].

В момент начала корниловского выступления донской атаман находился в районе станицы Нижне-Чирской. А известие о начале этого выступления получил только 28 августа из телеграммы М.П. Богаевского, полученной им в станице Усть-Хоперской. Данное сообщение явилось для него, по свидетельству очевидцев, полной неожиданностью [252].

Тем не менее 29 августа в столичной прессе появилось сообщение о том, что Каледин якобы направил телеграмму Временному правительству с ультиматумом в поддержку Корнилова. Это известие тут же было перепечатано практически всей центральной и местной прессой и стало известно всей стране и фронту. Утром 29 августа в редакцию официального органа войскового правительства газеты «Вольный Дон» пришла циркуляционная телеграмма Петроградского телеграфного агентства, являвшегося правительственным, о том, что атаман Каледин якобы присоединился к Корнилову. Она вызвала растерянность и замешательство, поскольку в редакции об этом ничего не знали [253]. Но, несмотря на все сомнения, 31 августа в газете «Вольный Дон» она была опубликована [254]. Более того, на следующий день в газете помещается более подробная информация с изложением «ультиматума Каледина правительству», в котором он, заявляя о полной солидарности с Корниловым, указывал правительству на необходимость согласиться с его требованиями, а в случае отказа грозился отрезать Москву и Петроград от юга страны [255]. Необходимо отметить, что факт посылки Калединым телеграммы правительству в рассматриваемый период ни тогда, ни позже в историографии документально подтвержден не был [256]. Ни сама эта телеграмма, ни другие документальные свидетельства ее существования, иные документы, проливающие свет на данное обстоятельство, не обнаружены.

Сам донской атаман в это время находился в районе ст. Обливской, где получил сведения о том, что его с целью ареста разыскивают отряды красногвардейцев из Царицына. Поэтому он с сопровождавшими лицами верхом на лошадях выехал в глубь 1-го Донского округа, где был встречен посланными за ним М.П. Богаевским новочеркасскими юнкерами на автомобилях [257].

Откуда же появились все эти газетные сообщения, послужившие основанием для начала расследования так называемого «дела Каледина»? Кому потребовалось широковещательное распространение версии о присоединении донского атамана к корниловскому выступлению и какие политические цели при этом преследовались? Данные вопросы в соответствующих изданиях не освещались, несмотря на то что представляют несомненный интерес и позволяют составить более полную картину политических событий конца августа 1917 года. Как известно, внутриполитическая ситуация в стране в тот период была очень сложной. Авторитет и влияние Временного правительства неуклонно снижались. Правительственные органы в центре и на местах с трудом справлялись с возложенными на них функциями. Все более очевидным становился кризис власти. Массы, разуверившись в способности правительства удовлетворить их чаяния, открыто начинали выражать недовольство существующей политикой, отказываясь от поддержки и подчинения органам государственной власти. Среди широких слоев населения увеличивалось влияние леворадикальных политических сил, и прежде всего большевистской партии. Провозглашаемые ею популистские лозунги оказывали все возрастающее влияние на настроения и позиции рабочих, крестьян, солдат. Особенно успешно большевистская пропаганда велась в крупных промышленных центрах среди рабочих и солдат гарнизона, а также на фронте. Воинские части «большевизировались», то есть выходили из подчинения командования, отказывались выполнять приказы и все громче заявляли о необходимости скорейшего окончания войны. Ситуация и в армии, и в тылу становилась трудноуправляемой для правительства.

Надо отметить, что всего за неделю до корниловского выступления лидер большевиков В.И. Ульянов-Ленин, говоря о «предательстве революции меньшевиками и эсерами» в период июльских событий, отмечал, что «...этот факт меньшевикам и эсерам хочется замять, затушевать, заставить забыть посредством „слухов“, будто казаки идут на Москву помимо Керенского, Церетели, Скобелева, Авксентьева, будто меньшевики и эсеры „защищают революцию“ и т.п. Дешевой ценой, состряпав глупенький „слух“: мы-де получим „доступ“ к большевистским воинским частям и подкрепим вообще доверие к Временному правительству» [258]. Ленин достаточно верно определил возможный политический маневр руководителей эсеровской и меньшевистской партий, стремящихся отмежеваться от правых политических сил во главе с кадетами и поддержать сильно пошатнувшийся авторитет Временного правительства. Еще до мятежа стали усиленно распространяться различные догадки, предположения и ничем не подтверждаемые сообщения о якобы готовящемся выступлении «контрреволюционеров». Появляются туманные сведения о передвижениях казачьих частей. К тому же политические взгляды казачьих лидеров, сложившиеся под влиянием речи А.М. Каледина на Государственном совещании, были хорошо известны. Поэтому постоянно муссируемые в печати слухи тревожили различные слои населения, включая и солдат тыловых гарнизонов. Эсеры и меньшевики «пугали казаками» для того, чтобы повести «самую решительную борьбу с контрреволюцией» на страницах газет и тем самым еще раз продемонстрировать свою революционность. Не последнее место занимали и судорожные попытки правительственных должностных лиц дезавуировать имевшие место тесные контакты с представителями буржуазных партий правого толка, корниловской Ставкой и генералитетом.

Началось корниловское выступление. Испугавшись, что в случае успеха Корнилов может разогнать не только большевиков и другие крайне левые политические организации, но и вообще все социалистические партии, эсеро-меньшевистские деятели призывают мелкобуржуазную демократию, рабочих и солдат к борьбе. Таким образом они надеялись разгромить становившееся опасным праворадикальное политическое движение и привлечь на свою сторону широкие слои населения и армейские подразделения. Керенский объявляет Корнилова мятежником и отстраняет от должности главнокомандующего армией. И именно в этот критический момент в столичных газетах появляется напугавшее многих сообщение о присоединении к мятежникам донского атамана. Кто был объективно заинтересован в искусственном раздувании масштабов начавшегося выступления? Конечно, лидеры социалистических партий – меньшевистской, эсеровской и большевистской. Причем большевики вполне резонно рассчитывали на то, что развернувшиеся события позволят окончательно преодолеть последствия июльских событий и официально легализовать свою деятельность. Меньшевики и эсеры же вовсю стремились показать свою революционность и решительность в борьбе с контрреволюцией, укрепить социальную базу.

К сожалению, никаких достоверных сведений относительно авторства сообщения о «выступлении атамана Каледина» исследователями не обнаружено. Нами найдено только косвенное доказательство непосредственной причастности к этому делу органов Временного правительства. В начале 20-х годов в одном из белоэмигрантских изданий промелькнула фраза о том, что о телеграмме Каледина Временному правительству газетам было сообщено через бюро печати при Временном правительстве (курсив мой. – В. Т.) [259]. Видимо, в момент развивавшегося кризиса кто-то из членов правительственного кабинета или близких к нему структур предпринял данный маневр. Благо и общественное мнение в определенной мере уже было подготовлено к «выступлению казаков». Эти действия конечно же вели к осложнениям отношений правительства с казачьими лидерами. Но зато во много раз повышались шансы возможного привлечения на сторону Временного правительства широких слоев населения и, что было для него особенно важно, армейских подразделений, в большинстве которых наблюдалось доминирование большевистского влияния.

Характерно и поведение правительства по отношению к донскому атаману в период рассматриваемых событий. После появления сообщений о присоединении его к Корнилову Керенский лично направляет на Дон телеграмму под № 59, в которой говорилось, что Временное правительство «...отчислило генерала от должности и предало его суду» [260]. Но буквально следом в Новочеркасск приходит телеграмма под № 60, также подписанная Керенским, в которой содержалось указание задержать выполнение телеграммы № 59 [261]. А в час ночи 1 сентября на имя коменданта Новочеркасского гарнизона поступает телеграмма военного министра А.И. Верховского, где сообщается о подтверждении отстранения Каледина от должности и об его аресте [262]. 4 сентября Керенский вновь сообщил в Новочеркасск о смещении Каледина с поста войскового атамана и предании его суду, но в то же время «...решено ареста в качестве меры пресечения не применять» [263]. Налицо определенная растерянность и очевидная непоследовательность действий правительства. Один из участников тех событий впоследствии с ядовитой иронией отмечал, что «Временное правительство, без всяких оснований, руководствуясь лишь появившейся в некоторых газетах провокационной телеграммой (якобы отправленной Донским атаманом А.М. Калединым на имя Вр. Правительства), не проверив правильность сообщения, невзирая даже на то, что само Вр. Правительство (которому якобы была адресована депеша) такой телеграммы не получало, не запросив самого атамана и Донское правительство, не запросив даже своего собственного областного комиссара М.С. Воронкова ... – Вр. Правительство объявило Донского атамана изменником, предало суду, отрешило от должности... В то же время целых два военных округа – Московский и Казанский – были мобилизованы против Дона и около некоторых городов (например, Пензы) стали рыть „для защиты от казаков“ окопы» [264].

28 августа на Дону стало известно о выступлении генерала Корнилова. В этот же день в областном правлении в Новочеркасске под председательством товарища войскового атамана М.П. Богаевского созывается совместное заседание войскового правительства и областного военного комитета, образованного еще в июне на съезде делегатов воинских частей в качестве совместного органа представителей казачьих и солдатских подразделений. Председатель комитета В.А. Арнаутов настаивал на принятии решения о поддержке Временного правительства и осуждении мятежа главковерха. Однако войсковое правительство уклонилось от принятия резолюции об отношении к происходящим событиям. М.П. Богаевский говорил о необходимости воздержаться от каких-либо действий, пока события не определятся и не выяснится соотношение сил [265]. На закрытом заседании войскового правительства принимается решение о созыве Большого войскового круга [266].

29 августа областной военный комитет вынес резолюцию в поддержку Временного правительства. Аналогичное заявление делает Новочеркасская городская дума. Но войсковое правительство по-прежнему безмолвствовало. На заседании городской Думы столицы войска Донского М.П. Богаевский вновь высказался в пользу выжидательной позиции, заявив: «Вопрос ставится прямо: чья возьмет: Корнилов или Керенский» [267]. На какие-либо активные действия войсковое правительство не решалось [268].

В Кубанском войске атамано-офицерские верхи не скрывали своей солидарности с выступлением и даже заявляли о готовности его поддержать [269]. В местных газетах появляются провоцирующие сообщения об участии на стороне генерала Корнилова нескольких кубанских полков и артиллерии [270]. Кубанский казачий круг, проходивший 29–31 августа в Армавире, обсудив с представителями невойскового сословия текущие события, принял решение «никаких резолюций не принимать» [271]. Официальные кубанские казачьи органы никаких конкретных действий и заявлений не принимали.

В ходе движения корниловских войск к Петрограду отмечалась значительная неорганизованность. В них царили неразбериха и растерянность [272]. По свидетельству генерала П.Н. Краснова, «...не только начальники дивизий, но даже командиры полков не знали точно, где находятся их эскадроны и сотни» [273]. 29 августа к казакам 1-й Донской дивизии прибыли новые группы агитаторов от ВЦИКа Советов, местных Советов рабочих и солдатских депутатов. В настроениях казаков, и без того обуреваемых сомнениями, начал обозначаться перелом. Он произошел на следующий день, когда казаки 9-го и 13-го Донских полков этой дивизии заявили о категорическом отказе продолжать движение на Петроград [274]. В этот же день, 30 августа, общее собрание комитетов, частей и подразделений Уссурийской конной дивизии приняло постановление о подчинении Временному правительству и осуждении корниловского выступления [275]. Большая часть офицеров 1-го Уссурийского, 1-го Нерчинского и 1-го Амурского казачьих полков и Приморского драгунского полка, входивших в состав дивизии, были арестованы [276]. Казаки отказались участвовать в выступлении. Поход на столицу полностью провалился. Не были выполнены также и приказы Корнилова о направлении к Петрограду 5-й Кавказской казачьей дивизии из Финляндии [277] и 5-й Донской казачьей дивизии с фронта [278].

Большинство армейского казачества не поддержало корниловское движение. Во многих казачьих частях принимаются даже резолюции с его осуждением. Так, общее собрание полковых комитетов 1-го, 4-го и 14-го Донских казачьих полков сразу заявило протест против начавшегося выступления. А казаки 4-го Донского полка высказались за оказание поддержки в подавлении контрреволюции [279]. Казачьи полки Западного фронта принимают резолюцию в поддержку Временного правительства, а некоторые настаивали на том, чтобы их вели против Корнилова. Пропаганда ряда офицеров в пользу мятежа пресекалась полковыми комитетами [280]. Собрания многих казачьих частей Румынского фронта выносили постановления, объявляющие генерала Корнилова врагом свободы и изменником [281]. Против корниловщины выступили казаки 7-й, 8-й, 11-й и Особой армии Юго-Западного фронта [282], ряд казачьих частей, находившихся в пределах своих областей [283]. Во многих полках корниловски настроенные офицеры отстранялись от командования, часть из них арестовывалась [284]. По некоторым данным, корниловское выступление осудили 40 полков разных казачьих войск страны [285].

Делегаты 1-й Донской казачьей дивизии, входившей в 3-й конный корпус, позже заявили, что казаки были обмануты и не знали, зачем их посылают в столицу [286].

10 сентября в Петрограде состоялось созванное Советом Союза казачьих войск совещание представителей 19 казачьих полков и 9 казачьих батарей, находившихся в столице и близлежащих районах. Выступивший на нем делегат 4-го Донского казачьего полка Калмыков «...подчеркнул предательскую затею Корнилова и упрекнул командный состав в том, что они не разъяснили рядовому казачеству этих затей о нашествии на Питер» [287].

Бурные политические события, последовавшие вслед за Февральской революцией, длительное нахождение на фронте и общая усталость от войны, постоянное общение с солдатами, революционная агитация различных партий – все это заметно влияло на изменение политических взглядов и настроений казаков-фронтовиков и их поведение. Определенной степени достигла общая демократизация казачества. Поэтому в период корниловского выступления, не без оснований отождествляемого многими как попытку возврата к старым дореволюционным порядкам, подавляющее большинство казаков его не поддержало, а даже осудило. Некоторая часть казачества отнеслась к нему нейтрально-выжидательно. Тем самым казаками был сделан вполне осознанный и определенный политический выбор в пользу буржуазной демократии.

Корниловские дни оказали большое политическое и морально-психологическое воздействие на сознание основной массы казачества. В его среде стали заметно усиливаться революционно-демократические тенденции [288].

Объявление России республикой, сделанное Временным правительством 1 сентября, вызвало большую обеспокоенность представителей высших органов казачьего самоуправления. Так, в экстремальном порядке созывается конференция представителей войсковых правительств войск, которые вели подготовку к объединению в рамках Юго-Восточного союза. Она проходила 4–5 сентября в г. Екатеринодаре. Обсудив политическое положение, сложившееся в стране после корниловского выступления, участники встречи приняли резолюцию относительно вопроса об объявлении России республикой [289]. В ней представители Донского, Кубанского, Терского и Астраханского войск заявили о своем протесте против данного решения Временного правительства, поскольку оно не имело права определять форму государственного строя страны, что являлось прерогативой Учредительного собрания [290]. Одновременно в резолюции говорилось о стремлении казачества к провозглашению России республикой демократической и федеративной [291]. Тем самым представители казачьих правительств еще раз заявили о своем стремлении к отстаиванию принципов федерализма. После окончания конференции атаман и председатель войскового правительства Кубанского войска А.П. Филимонов направил телеграмму на имя Керенского с сообщением о принятых на ней решениях [292].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.