Заключение: антипсихиатрическая перспектива

Заключение: антипсихиатрическая перспектива

По отношению к той практике, которая предшествовала антипсихиатрии, да и касательно ее собственной практики в англоязычной литературе часто употребляют прилагательное opendoor. Оно обозначает такую систему работы психиатрических больниц, которая позволяет больным возвращаться домой на выходные или приходить в больницу лишь днем, или отлучаться, когда необходимо. В противовес системе классической психиатрии, функционирующей как закрытая тотальная институция, такая система «открытых дверей» предполагает свободу перемещения внутри и вовне.

Прилагательное opendoor, ставшее с 1950-х годов привычным для западного общества, как нельзя лучше описывает то, что сделала антипсихиатрия в эпистемологическом, терапевтическом, социальном, теоретическом горизонте. Антипсихиатрия открыла множество дверей: двери затхлых больниц и отделений, двери запуганного и погруженного в страхи сознания психиатрических пациентов, двери душ обычных людей и профессиональных врачей, двери гуманитарных теорий и психотерапевтических техник. Именно в этом ключе следует понимать антипсихиатрическое «освобождение»: не только и не столько как «свободу от», поскольку антипсихиатрия – это все же психиатрия, а как в высшей степени продуктивную «свободу для», открывшую новые перспективы.

Доантипсихиатрическая психиатрия, замкнутая на себе самой, закрытая от посторонних влияний и глаз, заплутала в коллизиях собственного происхождения, собственной истории и методологии. Чтобы двигаться дальше и увидеть ведущие вперед тропы, ей был необходим взгляд со стороны, маргинальная теория и маргинальная же практика. Не то чтобы подобная психиатрия спасла психиатрию классическую. Просто ситуация маргинализации запустила процессы, которые в рамках прежней парадигмы уже не работали: критику, самоосмысление, поиск альтернатив, их рефлексию. Правду несла не маргинальная психиатрия, т. е. антипсихиатрия, и не психиатрия классическая, абсолютно верной дорогой не шла ни та, ни другая. Продуктивна оказалась сама ситуация маргинализации, благодаря которой стали заметны ранее не заметные двери, и теперь их можно было открыть и двигаться дальше, причем в разных направлениях.

Антипсихиатрия принесла с собой волну свежего воздуха: с ней пришли смелые врачи, сочувствующие волонтеры, готовые безвозмездно помогать, и большое количество понимающих ситуацию людей. Поэтому антипсихиатрия – это и идеи родоначальников, и то пространство часто безликих голосов, превратившее это движение профессионалов в феномен культуры 1960-х, в общественное и контркультурное движение.

После столетий заточения и изоляции антипсихиатрия вернула проблему безумия обществу, столкнула общество с безумцем, показав, что психическое заболевание – это не только медицинская, но и социальная проблема, которую нужно решать сообща. В эпилоге своей центральной работы «Вновь обретая здоровье» Эдвард Подволл пишет: «Эта книга преследует цель воодушевить нашу культуру на более сострадательную заботу о психически больных. В той или иной степени это относится ко всем нам, поскольку безумие – это проблема каждого. Если вы наделены умом, вы можете сойти с ума…»[705]. Эта фраза идеально выражает замысел антипсихиатрии.

В каком-то смысле антипсихиатры совершили профессиональную измену: они говорили не от имени врачей, а от имени больных и всегда стояли только на их стороне. Они описывали мир больных, указывали всем на их страдания, они стали не лекарями, а вестниками безумия, используя свои знания и статус не для того, чтобы огородить от него общество, а для того, чтобы вновь столкнуть их. Они так убедительно показывали мир глазами больных, что это ломало все стереотипы и барьеры, порождало сомнение, а оно способствовало тому, что к прежнему мировоззрению вернуться было невозможно. Говоря о психиатрических работах Ирвинга Гофмана, Чарльз Лемерт подчеркивает: «В основе возникающего от Гофмана впечатления – колонизация нового социального пространства, в которое читатель погружается и выйдя из которого он уже никогда не будет прежним. Однажды, даже если только однажды, взглянув на социальный мир в перспективе этого пространства, мы уже не можем смотреть иначе, мы по-новому прочитываем этот мир. В этом принципиально ином взгляде мы становимся другими…»[706]. В смене перспективы и состоит одно из главных достижений антипсихиатрии.

Эта перспектива характеризовалась не только смещением взгляда, но и множественностью ориентиров. Стремясь деинституционализировать психиатрическую систему и избавиться от всех рамок и границ, антипсихиатры двигались наощупь, и в их движении не было никаких опорных пунктов, доминирующих авторитетов и общепринятых программ. Отчасти они привнесли в психиатрию множественную парадигму, постнеклассический постмодернистский взгляд и тем самым смягчили ее.

Психиатры часто критикуют антипсихиатрию за чрезмерную увлеченность, излишнюю романтизацию болезни, за необоснованность выводов и отсутствие терапевтической программы. Гуманитарии, напротив, часто очаровываются ее междисциплинарностью, возможностью говорить о безумии, минуя психиатрию, ее радикальным критицизмом. Истина, впрочем, где-то посередине.

Это и есть то пространство проблематизации, которое представила нам антипсихиатрия. Она изменила отношение, поменяла понятия, она дала нам возможность смотреть по-другому не только на психическое заболевание и социальные феномены, но и на историю психиатрии, а самое главное – на ее настоящее. Дисциплинарная практика исключения обрела другой образ, но ее призрак по-прежнему маячит и в свободных по своему духу терапевтических коммунах, и в секторной психиатрической помощи. Это парадигмальное прошлое – основание психиатрии, и пока это ее судьба. История продолжается, а значит, впереди новые коллизии, в игре света и тени выводящие этот незамысловатый и старый, как сама психиатрия, сюжет.