Глава I Смелость города берёт

Глава I

Смелость города берёт

1

Дальние рейсы на самолётах приятны, но утомительны. В первом салоне огромного «Боинга-747» было прохладно, немногочисленные пассажиры дремали, утомлённые перелётом из Коломбо. Две стюардессы-филиппинки прошли по проходам между кресел, но никто не обратился к ним с просьбой или вопросом. Журналы и газеты лежали в сетках на спинках кресел, электронные игры были оставлены. За стёклами иллюминаторов быстро потемнело.

Но вот прозвучала из динамика приятная мелодия, мягкий голос объявил, что скоро будем в Абу-Даби. Пассажиры распрямились в креслах. Самолёт совершил крутой вираж и начал спуск. В иллюминаторах вспыхнуло море огней, приковавшее к себе все взгляды.

Самолёт совершал размашистую петлю при заходе на посадку. Это позволяло видеть вначале чёрный бархат Персидского залива, на котором ослепительным и сияющим блеском сверкали узкие цепочки огней: точно нити отборных бриллиантов светились внизу огни нефтепромыслов, уходящих далеко за прибрежный шельф. А с другой стороны то самое сплошное море огней было городом, и при очередном рывке вниз уже можно было разглядеть прямые нити дорог, пульсирующие пучками автомобильных фар, в центре — высокие стеклянные громады официальных зданий, на окраинах — невысокие жилые дома и тонущие в мягкой темноте садов виллы и особняки. Увидели пассажиры высокие башни водокачек, телевизионную вышку, знаменитый фонтан, в свете прожекторов бьющий вверх почти на километр, словом, за овальным стеклом иллюминатора будто разворачивалась очередная сказка Шахерезады… Но то не было сказкой, то была реальная Аравия, Аравия XXI века.

Аравия дыхнула на нас оглушительным жаром при переходе из самолёта в здание аэропорта. В щель между бортом самолёта и выдвижным трапом-туннелем будто пахнуло из раскалённой плиты, приготовленной поваром для приготовления быка. Но в просторных, будто футбольное поле, залах аэропорта витала приятная прохлада, доносилось негромкое бормотание дикторов, объявляющих по-арабски и по-английски время и номера рейсов. Неторопливо бродили пассажиры, непременно подходя к заманчивым полкам многочисленных магазинчиков и разглядывая ряды флаконов с духами, коробочки косметики, одежду, ювелирные изделия, сладости, книги. Арабские женщины, одетые в чёрное с головы до ног, так что оставались открытыми лишь большие тёмные глаза, присматривая за двумя-тремя ребятишками и держа на руках спящего малыша, осматривали платья, блузки, кофты. Мужья шли следом и расплачивались за покупки, доставая из бумажников маленькие пластинки кредитных карточек. Несколько арабов громко и эмоционально говорили по мобильным телефонам. Один европеец деловито присел на кресло, достал из кейса ноутбук и начал работать, время от времени выпрямляясь и всматриваясь в ряды цифр, возникавших на экране. Два низкорослых азиата в синей униформе продвигались по залу с гудящим пылесосом и широкой щёткой. Всё было как всегда.

Но вот объявили рейс на эр-Рияд. К стойке вдруг собралось много людей, в большинстве саудовцы в ослепительно белоснежных одеждах, десятка два пакистанцев и ещё кто-то. После быстрого, но тщательного осмотра и проверки документов разрешено было, наконец, вновь зайти в самолёт и опуститься на удобное кресло. И вновь проход любезной стюардессы со стаканами соков, пристёгивание ремней, пробег самолёта, усиливающийся рокот моторов, напряжённый рывок ввысь… и после часового перелёта ещё одна посадка.

Тёмная-тёмная ночь встретила пассажиров на трапе. Воздух был тёплым и мягким. После обычной суеты с документами и багажом можно было наконец увериться в том, что долгий путь завершился. Итак, от утреннего мощного прибоя Индийского океана на побережье Коломбо, куда отправился под моросящим дождиком попрощаться с зелёным чудо-островом, за неполные сутки — к простору и суше великой пустыни, в центре которой находилась столица Королевства Саудовской Аравии.

И всё-таки это было чудо: роскошный аэропорт, ровные ряды пальм вдоль дороги, сама дорога, широкая и ровная, будто бесконечный мягкий ковёр, раскинутый волею доброго волшебника, вдруг выросшие из темноты белые здания, одно из которых оказалось гостиницей «Аль-Хузама».

Но это чудо, бывшее частью жизни огромной страны, было рукотворным чудом, оно совершилось по воле и желаниям многих людей. Первым из них был король Ибн Сауд, чья бурная и плодотворная деятельность началась ровно за сто лет до моего прилёта в столицу страны, носящей имя его рода.

2

В начале XX века Аравия находилась под властью турок. Могущественная, хотя и порядком одряхлевшая Османская империя продолжала управлять огромными землями в арабской части мира. Лишь Египет смог вырваться из жёстких объятий турок, однако попал в железные клещи Британской империи, точно так же, как арабы Магриба (современного Алжира, Туниса и Марокко) были покорены более сильной Францией.

На всём огромном пространстве Аравийского полуострова имелось немного городов, они преимущественно располагались по побережью и в редких оазисах, и в каждом городе имелся турецкий чиновник под именем губернатора. В его распоряжении находился воинский гарнизон из турецких солдат, он собирал налоги и отвечал за поддержание порядка, прежде всего за сохранение арабами покорности.

Между тем, в памяти арабских народов были далёкие века их великолепного Арабского Халифата, их владычества над огромными территориями Европы и Азии, их преобладания в мировой культуре. Турецкие власти стремились полностью подчинить себе завоёванные территории, поэтому препятствовали их развитию и насаждали турецкий язык как официальный и деловой, оставляя арабский язык в качестве средства домашнего общения. В немногочисленных школах преподавание велось по-турецки. На турецком языке велась вся деловая документация, а арабская литература жила преимущественно в устной передаче, в благозвучных песнях, сказках и легендах, передаваемых из рода в род, переносимых по пустыне странствующими поэтами и музыкантами. Турки оправдывали своё господство тем, что также исповедовали ислам и пытались в ином виде продолжать традиции Халифата. Турецкие власти проводили некоторые работы, например, строили железную дорогу для более быстрой переброски войск, построили к тому времени новое здание губернаторства и бараки для солдат, улучшили водоснабжение в самой развитой части полуострова — в Хиджазе.

Необходимо отметить, что в Хиджазе, на западном побережье Аравийского полуострова, где находились священные города Мекка и Медина, власть хотя и находилась в руках турецкого губернатора и турецкого судьи, но для местных жителей-арабов более значимой оставалась власть шерифа — правителя священных городов, происходившего из рода пророка Мухаммеда.

В то же время, в бескрайних пустынях Аравии различные кочевые племена арабов продолжали жить, как и века назад, не считаясь с властью турок. Племенные вожди сами боролись за влияние на соседние племена, за обладание территориями кочевий, пастбищ и колодцев. Самые сильные из них стремились ослабить свою зависимость от турок. Наибольших успехов в этом отношении достиг правитель расположенного на восточном побережье полуострова Кувейта эмир Мубарак из династии Ааль Сабах. Он смог установить тесные связи с английскими властями в Индии, крайне заинтересованными в том, чтобы сохранить свой абсолютный контроль над всеми путями, ведущими к главному «сокровищу Британской империи» — Индии.

В Лондоне обеспокоились, когда узнали, что германский император Вильгельм планирует вернуть Кувейт под прямой османский контроль, чтобы, в свою очередь, провести железную дорогу Берлин—Багдад—Басра, и тем самым получить прямой выход в Индийский океан. В 1897 г. турки попытались выслать эмира Мубарака в Стамбул, чтобы вернуть Кувейт под свой прямой контроль. Ловкий эмир расстроил планы стамбульских властей, подкупив чиновников в Басре и Багдаде, которые донесли правительству о «нецелесообразности» смены правителя в Кувейте. На следующий год из Стамбула эмиру Мубараку пришло формальное приглашение для консультаций с султаном, составленное в цветистых и льстивых выражениях. Однако эмир понимал, что его заманивают в ловушку, что из Стамбула его не отпустят, и ехать не хотел.

Сам Мубарак, правитель малого эмирата, в одиночку не мог противостоять могущественной империи Османов и потому обратился за поддержкой к англичанам. В аппарате вице-короля Британской Индии Джорджа Натаниэля виконта Керзона только этого и ждали. Находившегося в безвыходном положении эмира британские чиновники принудили подписать в январе 1899 г. секретный договор о фактическом протекторате Великобритании над Кувейтом. В частности, один из пунктов договора запрещал эмиру предоставлять концессии кому бы то ни было, кроме англичан. Прибывшая в столицу эмирата в 1900 г. для получения железнодорожной концессии германская миссия покинула эль-Кувейт ни с чем. Стоит добавить, что Мубараку была назначена регулярная субсидия из британского казначейства в размере 15 тысяч индийских рупий.

Другой пример успешной деятельности давал Абдель Азиз Ибн Мутаб из рода Рашидидов, правитель эмирата Хаиль, находящегося в центральной части Аравийского полуострова. Рашидиды подчинили своей власти несколько влиятельных племён и, используя обретённую военную силу, господствовали в Аравии. Местная знать и улемы внешне выражали им преданность, однако в народе крепло и росло недовольство Рашидидами, имевшими своей опорой племя шаммаров. Они были верными союзниками турок, и потому не раз совершали набеги на Кувейт, что вызывало озабоченность в Лондоне.

Названные обстоятельства создали потребность англичан и правителя Кувейта в появлении новой силы, способной ослабить ставших слишком самонадеянными Рашидидов, а также противостоять господству турок. И такая сила появилась.

3

Династия Ааль Сауд получила широкую известность в мире в начале 18 века, когда эмир Мухаммед ас-Сауд основал в центре Аравийского полуострова в Неджде своё государство — государство Саудидов.

Важной чертой этого первого государства стало то, что оно обладало собственной идеологией. Со времени пророка Мухаммеда все арабы исповедовали ислам, однако, за протекшие века незаметно ушла былая строгость в исполнении обрядов, в соблюдении запретов и обязанностей мусульман.

Ислам, основные догмы которого переданы пророком Мухаммедом в священной книге Коран, характеризуется строгим монотеизмом. Его символ веры: «Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед — его пророк» — является одним из пяти основных принципов или столпов ислама. Четыре других — это ежедневная пятикратная молитва («салат»), пожертвования («закят»), тридцатидневный пост («саум») в месяц рамадан и паломничество в священные города Мекку и Медину («хадж»). По пятницам мусульмане собираются в мечеть для общей молитвы, их призывает к этому с высоких минаретов муэдзин четырёхкратным повторением слов «Аллах велик». Ислам определяет всю общественную и повседневную жизнь мусульман, потому что исламское право («шариат») основано на предписаниях Корана. Однако под влиянием других культур жизнь мусульман лишилась былого аскетизма пустыни, они стали всё чаще использовать украшения, в их домах появились зеркала, они стали пить кофе и курить табак, происходило неизбежное имущественное расслоение.

Подобные явления порождали протест среди коренных жителей Аравии, получивших наименование «пуритане ислама». Целостную и последовательную программу такого течения в исламе выдвинул Мухаммед ибн Абдель Ваххаб, провозгласивший необходимость возвращения к первоначальным истокам ислама, к его первичной чистоте, завещанной пророком. Проповеди Абдель Ваххаба впоследствии стали использоваться в качестве призывов к борьбе против османского господства и единству арабов на основе первоначального ислама, они встретили поддержку среди некоторых племён центральной Аравии, и прежде всего у эмира Мухаммеда ибн Сауда. Именно это соединение объективной потребности арабов к единству и воспринятого многими с энтузиазмом ваххабизма — возвращения к первоначальным принципам ислама придали особую силу движению Саудидов.

Спустя столетие государство Саудидов объединило под властью новой династии и знаменем ваххабизма большую часть Аравийского полуострова, включая эмираты Персидского залива, Асир, Хадрамаут, острова Бахрейн и даже южную часть современного Ирака. Появление в Аравии большого и независимого от Османской империи государства арабов было воспринято в Стамбуле как вызов и угроза. В 1811 г. был дан приказ египетскому паше Мухаммеду Али: подавить опасное ваххабитское движение и вернуть Аравию, прежде всего Хиджаз со священными городами, под власть турецкого султана. Сила была на стороне более подготовленной и лучше вооружённой египетской армии, но война оказалась затяжной и очень длительной из-за ожесточённого сопротивления жителей полуострова. Менялись правители, но движение за единство Аравии по-прежнему возглавляли эмиры из семьи Саудидов, а их столицей был небольшой городок в центре пустынного и каменистого Неджда под названием эр-Рияд.

В 1888 г. Мухаммед ибн Рашид, глава эмирата Рашидидов, находившегося в северной части Аравии, разгромил войска Саудидов и захватил эр-Рияд. Глава семьи, эмир Абдель Рахман вместе с семьей должен был бежать из родного Неджда. Он отправился в Стамбул. Изгнанный эмир был принят при дворе султана, ему предоставили убежище, но не выразили никакого желания оказать помощь для возвращения в Неджд. Турецкому правительству было выгодно держать у себя под руками вождя Саудидов для сдерживания в случае чего своего энергичного вассала из рода Рашидидов. Разочарованный эмир Абдель Рахман покидает столицу империи.

Долгие десятилетия он кочевал вместе с дружественными племенами на границах великой пустыни Руб-эль-Хали, а в 1895 г. обосновался в Кувейте. Семья жила в старом, обветшавшем доме, в трёх грязных и полутёмных комнатах. Саудиды в то время были так бедны, что эмир не мог женить своего сына Абдель Азиза — не было денег на выкуп невесты. Лишь после того, как один богатый купец дал денег, он смог устроить свадьбу своего семнадцатилетнего наследника.

Эмир Мубарак предоставил покровительство семье Саудидов не только из благородных соображений, он также рассчитывал использовать их для сдерживания своего сильного и опасного соседа. Мубарак в 1896 г. захватил власть в эмирате просто: тёплой майской ночью он зарезал двух своих братьев, спавших на крыше дворца ас-Сабахов. То был нередко встречавшийся и в западных и в восточных странах тип прирождённого политика, обладавшего энергией и талантами Ришелье и Макиавелли. Его сильный проницательный ум и твёрдый характер дополнялись коварством и простодушием.

В частых беседах со старшим сыном эмира, молодым Абдель Азизом, эмир Мубарак частенько пускался в рассуждения о несправедливости судьбы, лишившей столь славный род Саудидов их законной славы и созданного государства. Он замечал, что слова его падают на благодатную почву.

4

Восемнадцатилетний Абдель Азиз, высокого роста, плечистый, обладавший немалой силой, имел пылкий характер и страстную натуру. В отличие от отца он много болезненнее переживал унизительное пребывание в Стамбуле и долгие годы кочевания по разным племенам, принимавших Саудидов по долгу гостеприимства, а отчасти из милости. Гордость юноши страдала, и тогда он дал себе слово: сделать всё, что возможно для возвращения имени Саудидов его гордого звучания и возрождения их господства в Аравии.

Несколько раз он видел один и тот же сон: он едет на коне по пустыне и вдруг видит приближающегося вождя Рашидидов. У обоих почему-то нет оружия, но враги не бегут, а стремительно летят друг на друга… На этот моменте странный сон неизменно обрывался. Старый Абдель Рахман не раз повторял ему, что это лишь мечты, которые рухнут при соприкосновении с действительностью, как песчаные горы от сильного ветра, но юность упряма и самолюбива. Теперь же Абдель Азиз слышал свои мечты из уст другого, причём уважаемого и авторитетного человека, правителя небольшого, но самостоятельного государства, умело балансировавшего между двумя равно недружественными к арабам силами — Турцией и Англией. Давние мечты вспыхнули с новой силой. Юноша ощутил себя мужчиной и жаждал подвигов.

Его отец, умудрённый многими бедами и испытаниями, находился в возрасте силы и мудрости. Абдель Рахман рассуждал иначе, чем его сын, но и он, конечно же, не мог не желать возвращения на родину. Из рассказов близких к нему кочевников Неджда он знал о нарастающем недовольстве людей жестокостью и жадностью Рашидидов, обложивших и без того почти нищее население городков и деревень большими налогами и собиравших их путём насилия. Старый эмир считал возможным решиться на попытку завоевания Неджда, потому что из долгих, не всегда откровенных бесед с эмиром Мубараком он понял, что Кувейт готов оказать им помощь. А за Кувейтом стояли англичане, самая большая и самая реальная сила в регионе в то время.

И всё же Абдель Рахман лишь прикидывал и обдумывал, он страшился неудачи. Не смерть пугала его, смерть в бою — достойный конец жизни для настоящего мужчины, но новое поражение стало бы широко известным и привело бы к ещё большему падению авторитета Саудидов. К принятию решения его подтолкнул старший сын, который теперь думал и говорил лишь о завоевании Неджда.

Осенью эмир Абдель Рахман возглавил успешный набег на одно из селений кахтанов, группы племён, дружественной шаммарам. Он убедился, что Саудидов помнят, что кахтаны, аджман, мутайр и некоторые другие племена готовы оказать им поддержку. Теперь следовало бы собрать сил побольше и начать возвращение, но этому препятствовал кувейтский эмир. Мубарак преследовал собственные цели и видел в Саудидах лишь удобное орудие, которое он намеревался использовать до поры до времени, до — установления своей власти над Аравией.

Вот почему после первой пробы сил, в январе 1900 г. эмир Кувейта собрал войско из горожан и кочевников, к которому предложил присоединиться и Абдель Рахману. Тот принял предложение и привлёк к движению своих сторонников из дружественных племён. Старший сын тяготился подчинённым положением при Мубараке и выговорил себе право действовать самостоятельно. Основные силы двух эмиров были направлены в северном направлении, к столице Рашидидов городу Хаилю, где находились главные силы противника. Абдель Азиз решил двинуться южнее и захватить былую столицу Саудидов — эр-Рияд. С военной точки зрения это мало что значило, но старики уступили романтическому порыву юноши.

Поход оказался крайне неудачным. Они смогли продвинуться вперёд и захватить несколько селений, причём почти без сопротивления. Однако, самонадеянный Мубарак слишком уверился в своих силах и слишком презирал противника. Никто не знал, что британский агент на Бахрейне прямо поддержал воинственные стремления Мубарака, и тот смог получить несколько десятков новых британских винтовок. Но правитель Рашидидов, эмир Ибн Митаб, в свою очередь, мобилизовал все свои силы, сумел получить от турок дополнительные партии оружия и боеприпасов, и это позволило ему в марте разгромить объединённые силы кувейтцев и их союзников недалеко от оазиса эс-Сариф.

Абдель Азизу повезло немногим больше. Он сумел ворваться в столицу предков, но шаммарский губернатор эр-Рияда Аджлян ибн Мухаммед успел укрыться в цитадели — крепости эль-Мисмак, находившейся в центре города. Два дня правильной осады не принесли успеха молодому эмиру и его кувейтским союзникам, хотя жители города открыто выражали ему поддержку. Узнав о разгроме войск отца и Мубарака, Абдель Азиз покинул эр-Рияд, ибо действовать малочисленными силами казалось бессмысленным.

Ибн Митаб отметил свою победу кровавыми расправами над жителями Бурайды, Унайзы, эр-Рияда и других городов за их симпатии к кувейтцам и ненавистным Саудидам. Обеспокоенные турецкие власти стали готовиться к нанесению военного удара по Кувейту для того, чтобы поставить на место слишком возомнившего о себе эмира Мубарака, Саудидов в расчёт особенно не принимали.

Растерянный и напуганный кувейтский эмир бросился за поддержкой к британскому агенту. Начались длительные и напряжённые дипломатические переговоры. Своё мнение о ситуации высказывали также представители Берлина и Санкт-Петербурга, заявившие о необходимости сохранения статус-кво в Аравии. В Стамбуле султан Абдул-Гамид, получивший малопочётное прозвище Кровавый, горел желанием хорошенько проучить лукавого кувейтца, но британский посол официально предупредил его о готовности кабинета её величества королевы Виктории по просьбе законного правителя эмира Мубарака послать в Кувейт британские войска. Оккупация Кувейта англичанами, равно как и само по Себе нахождение английских войск на землях, формально входящих в состав Османской империи, были невозможны. Абдул-Гамид отступил. Было заключено англо-турецкое соглашение о взаимном отказе от направления войск в Кувейт.

Тем не менее, по подсказке султана Ибн Митаб с величайшей готовностью нанёс сильный удар по эмирату. Он вступил в его пределы и осадил небольшое селение эль-Джахра на берегу Персидского залива. По распоряжению вице-короля Индии в воды залива был послан британский крейсер, который обстрелял лагерь шаммаров. В эмират стали открыто поставлять большие партии британского оружия, а в Стамбуле британский поверенный в делах вновь протестовал против действий турецкого вассала. После нескольких недель безрезультатной осады Ибн Митаб по распоряжению султана отошёл от эль-Джахры.

Такой поворот событий вызвал величайшее разочарование у кувейтского эмира, раз и навсегда отказавшегося от попыток распространить своё влияние на внутреннюю Аравию. Очередная неудача сильно повлияла и на эмира Абдель Рахмана, вновь убедившегося в собственной слабости как правителя. Не пал духом лишь молодой Абдель Азиз.

Отсутствие денег, современного вооружения, сильных и надёжных союзников, поддержки со стороны великих держав как будто не смущали его. «На что же ты надеешься?» — спрашивал отец. «На себя!» — отвечал сын. Он был в то время очень высок, худ, имел небольшую бородку и усы, но обладал уже сильным взглядом, которого страшились иные из рабов их семьи.

5

Жизненный опыт девятнадцатилетнего Абдель Азиза к тому времени был велик и разнообразен. Он знал жизнь пустыни и жизнь восточного города.

В пустыне он жил с отцом в одной палатке, любил смотреть на восход солнца, когда медленно выплывающий снизу ярко-красный шар светила неуловимо быстро становился золотым и обретал нестерпимое для глаз сверкание. С подсказками отца он постигал умение ездить верхом на коне и на верблюде, ориентироваться в бескрайней пустыне, находить воду и определять погоду на завтра. Ему был понятен и близок аскетический образ жизни бедуина, с одной стороны, зависимого от бесчисленных стихий природы, с другой — способного использовать своё знание природы; часто живущего впроголодь, но стремящегося прежде всего накормить и напоить верблюда; презирающего арабов, занятых «грязным» трудом — ремесленников, земледельцев, а самому часто пускающегося в разбойный набег («газу») на мирные караваны, но всегда дающего дружелюбный приют любому гостю.

О жизни в Стамбуле он знал по рассказам других. Там всё было непохоже на родную пустыню, однако ему нравилось слушать о величественных мечетях и богатых дворцах, о весёлом оживлении торговых рядов, набитых до отказа коврами, подносами, кинжалами, золотыми изделиями, посудой, сладостями, зерном, маслом, чего там только не было… Это было так непохоже на скудость аравийских базаров, где главным сокровищем был жемчуг, который его ловцы поднимали со дна Персидского залива. В столице Османской империи он представлял зелень парков вокруг султанских дворцов, грандиозность двух огромных мечетей, чьи купола и высокие минареты были видны отовсюду: Айя-Софии, переделанной из православного собора, и Голубой мечети. Вместе с отцом и братьями он посещал службы в мечетях, дома читал Коран, мудрость которого открывалась ему постепенно, и Стамбул виделся ему из Аравии чужим, позднее он никогда не испытывал желания приехать туда. Море, разделявшее огромный пёстрый город широким рукавом, пугало его своей огромностью, казалось враждебной стихией, не то, что родная пустыня.

Правда, в Кувейте вся жизнь была связана с морем. К тому времени столица эмирата город эль-Кувейт стал важным торговым центром в заливе, благодаря наличию порта. Через эль-Кувейт шла торговля с внутренней Аравией, оттуда шли караваны с финиками и кожей, табуны аравийских скакунов, туда отправляли рис, кофе, табак, соль, кулинарные специи, топлёное масло, слоновую кость. Большие одномачтовые лодки, которые веками делали кувейтские корабелы, перевозили керосин, лесоматериалы, текстиль, оружие в порты Индии, Персии, Цейлона, на Занзибар и в Аден. Но если повернуться спиной к заливу, за нагромождением невысоких домов, заборов, мечетей, торговых рядов можно было увидеть край иного моря — пустынного. То была его родная стихия.

Он любил и умел красиво носить традиционную одежду кочевников («бедуинов»): шаровары, кожаные сандалии, длинную белую рубаху с узкими рукавами («дишдашу»), поверх которой надевают род плаща («аба»), часто расшитого по вороту золотыми нитками; в холодное время года мужчины носят род халата на завязках («зипун») или короткую куртку («дамир»). Голову настоящего бедуина всегда покрывает платок («куфия») в бело-красную, бело-чёрную клетку или белого цвета, который придерживается на голове двумя шнурами («игаль»). Он любил и простую еду бедуина: лепёшка, снятое овечье молоко, горсть фиников, кофе, хотя в их доме по праздникам на стол на большом медном блюде неизменно подавался и зажаренный барашек, засыпанный рисом и политый соусом из овечьего молока.

В Аравии кофе пьют перед едой или во время беседы, и Абдель Азиз постигал эту форму общения. Во время неспешного питья горького напитка тёмно-жёлтого цвета, подаваемого непременно горячим в маленькой, с напёрсток чашечке, и закусывания семечками дыни или фиником, мужчины молчат, пока старший по возрасту или положению не начнёт разговор. И начинается выслушивание новостей или обсуждение происшествий, в котором следует не только слушать, но и наблюдать за собеседниками, которые нередко утаивают свои мысли и чувства, но невольно проявляют их то в излишней горячности, то в особом волнении, то в напряжённом молчании. Это была непростая наука постижения людей.

В тот год отец вторично женил его (первая жена умерла спустя полгода после свадьбы и скоро была забыта). Наконец он стал настоящим семейным мужчиной, у него теперь был свой дом, в котором его ожидала верная красивая и милая жена. Теперь ему надо было дождаться рождения сына и совершить великое деяние, подобно подвигу легендарного арабского богатыря Антары.

6

На рубеже веков Аравия и Персидский залив оказались в поле внимания всех великих держав.

Этот район мира стал зоной противоречий двух империй — быстро крепнущей и агрессивной Германской и самой большой и богатой Британской, во владениях которой никогда не заходило солнце. В Германии в 1900 г. начинается военно-морская гонка, целью которой было создание первого в мире военно-морского флота. Большой флот должен был помочь Германии обрести преимущество в предстоящем переделе мира. К тому времени германская армия стала не только наиболее сильной в Европе, но и получила на вооружение самую скорострельную полевую пушку, делавшую 6-10 выстрелов в минуту, в то время как в британской или русской армии число выстрелов равнялось 1-2.

В Лондоне сразу осознали антианглийскую направленность германской военно-морской программы, и это имело роковые последствия для будущих отношений между двумя странами. Англия уже поделила Африку с Францией и не намеревалась делиться своими азиатскими владениями ни с кем.

Планы строительства большой железной дороги Берлин—Багдад—Басра, в свою очередь, вызвали недовольство не только в Лондоне, но и в Санкт-Петербурге. Нахрапистое вторжение германского капитала в те районы Азии, в которых традиционно преобладало российское влияние, также вызвало охлаждение в отношениях двух стран. Русские дипломаты приложили энергию и старания, в результате чего в марте 1900 г. удалось добиться от Стамбула формального обязательства предоставить исключительные права на строительство железных дорог в зоне, прилегающей к Чёрному морю, русскому капиталу на условиях, аналогичных концессии на Багдадскую дорогу. Император Николай II распорядился в ответ на посылку в залив германского крейсера «Аркона» направить туда русский военный корабль.

Весной 1901 г. для демонстрации русского флага в залив пришёл эсминец «Гиляк». Неожиданно это вызвало панику среди британцев, и британский генеральный консул потребовал от губернатора персидского города Бендер-Аббаса не принимать русских моряков и не оказывать им никакого содействия. Губернатор не послушался и устроил торжественный обед для русских офицеров с корабля. Тогда британский консул в Басре настоятельно потребовал от турецких официальных лиц не оказывать никакого гостеприимства русским морякам, но и эти не послушались. На жителей эль-Кувейта сильное впечатление произвело электрическое освещение корабля. Толпы людей собирались на берегу и разглядывали прямые линии однотрубного корабля с невысокой мачтой, будто обведённые огненной чертой — и черта эта не гасла!..

Эмир Мубарак проявил подчёркнутую любезность по отношению к русским. Основанием для этого были не только обычная восточная вежливость или желание подразнить англичан, русские понравились ему. Ещё два года назад он встречался с русскими купцами Ованесовым и Алиевым, которые много рассказали об огромной северной империи и предложили начать взаимовыгодную торговлю. С ними было интересно и приятно говорить, так же как и с моряками. Русские относились к эмиру и к жителям его страны проще и уважительнее, чем англичане и французы, которые смотрели на арабов как на животных. В британском Адмиралтействе и министерстве колоний были шокированы явным дружелюбием арабов по отношению к русским. Вице-королю Индии была отправлена директива, основное содержание которой сводилось к простой мысли: да сделайте же что-нибудь!.. Словом, страсти кипели.

Между тем, в Берлине не собирались отказываться от своего проекта. Германский капитал развивался быстро, ему были тесны имевшиеся возможности, и государство стало верным исполнителем воли германской буржуазии по превращению Турции в свою колонию.

В то время Германия оказалась единственным европейским союзником турок в войне с Грецией, вызванной одним из многочисленных антитурецких восстаний на Крите. Германское оружие и германские военные инструкторы помогли туркам одержать победу. Император Вильгельм объявил себя новым рыцарем — ревностным защитником мусульманства. Такой жест помощи султану Абдул-Гамиду в подавлении сопротивления его мятежных христианских подданных был рассчитан на упрочение пути германского капитала на Ближний Восток.

Ради этого в октябре 1898 г. император Вильгельм отправился во владения султана. Формально это было «паломничество к святым местам в Иерусалиме». «Кровавый султан» был польщён в высшей степени, потому что его впервые посещал глава великой европейской страны. В свите императора были не только лютеранский пастор и католический архиепископ, но и директор «Дойче банк» Георг фон Сименс с группой помощников. Кайзер поклонился Гробу Господню в Иерусалиме, а в Дамаске — усыпальнице Саладдина. В своей речи он объявил себя «вечным другом турецкого султана и 300 миллионов мусульман, почитающих его как своего халифа».

Султан был очень доволен. Он рассчитывал получить за концессию большие деньги, а железная дорога помогла бы ему перебрасывать войска для подавления выступлений мятежных арабов. Кроме того, Абдуль-Гамид намеревался использовать это предприятие для того, чтобы противопоставить немцев французам, англичанам и русским, по возможности перессорив их друг с другом.

Таким образом, к началу XX века выявилось относительное равновесие сил в Аравии, где за отдельными вождям племён и полу-самостоятельных государственных образований стояли либо Османская империя, либо Великобритания, преследовавшие свои интересы. Именно на этот момент неустойчивого, подвижного равновесия различных сил и пришёлся новый удар Саудидов.

7

Абдель Азиз уговаривал отца дать ему возможность ещё раз попытать счастья. Нанести удар по Джебель-Шаммару следовало, но старый эмир сомневался, захочет ли помочь им правитель Кувейта. Опасения его оправдались: эмир Мубарак не захотел даже слушать о своём участии в новом походе.

Старый эмир сидел в своём доме с сыновьями и родственниками. Пол был устелен коврами. Мужчины сидели вдоль стен, скрестив ноги и опираясь на большие подушки, набитые верблюжьей шерстью. Чернокожий раб старого эмира Мардук, заметно припадая на правую ногу (покалеченную в давнем сражении с шаммарами), разлил кофе и встал возле хозяина, держа большой медный кофейник наготове.

Первая чашка была выпита в молчании. Мардук поспешил вновь наполнить протянутые ему чашки. Кофе надо пить горячим. Лишь старый эмир на вопросительный взгляд раба чуть скривил губы, и Мардук взял у него пустую чашечку.

Надо было решиться на самостоятельный поход в Неджд. Эмир оглядел собравшихся. Здесь находился цвет его рода: родной брат Мухаммед и двоюродный брат Абдалла ибн Джилюви, сыновья Абдель Азиз, Мухаммед, Саад и другие. Это ядро его войска, ещё десятка два воинов из разных племён и с десяток рабов, всего около 40 человек — мало.

С этого и начал Абдель Рахман обсуждение вопроса о походе. Тут же брат Мухаммед уверенно возразил, что как только они войдут в земли шаммаров, люди сами пойдут к ним и очень скоро они обретут настоящую армию, с которой смогут одолеть Ибн Митаба. Старший сын молчал, ибо все свои доводы он привёл отцу раньше и теперь не желал повторяться. Подали свои голоса младшие сыновья, все были за поход… Абдель Азиз был его любимцем, как часто случается с первенцами, но в данном случае сын оказался не просто на голову выше своих дядей и братьев, но и сильнее их характером, вдумчивее в рассуждениях, решительнее в действиях… Быть может уступить ему власть в семье? Нет, рано. Молод ещё, горяч слишком, но сомнений нет: к двадцати годам Абдель Азиз обрёл качества настоящего вождя. Вот пусть он и попробует себя проявить в таком качестве!

Решение, которое услышали собравшиеся, ошеломило их. Абдель Рахман объявил, что поход на эмират Джебель-Шаммар состоится, однако он сам в нём участия не примет. Руководить походом будет его старший сын. Молодые были в восторге, пожилые нахмурились.

Абдель Азиз не ожидал такого исхода, однако сумел побороть в себе открытое проявление чувств. Лишь когда отец протянул ему свою старую саблю с пожеланием не посрамить чести рода Саудидов, он с юношеской пылкостью выхватил саблю из ножен и воскликнул: «Велик Аллах!»

Сборы были недолги, и в начале сентября 1900 г. небольшой отряд покинул эль-Кувейт.

Поначалу его действия оказались вполне успешными. На своём пути Саудиды привлекли на свою сторону воинов из племён аджман, мурра, субай и сухуль. С войском в несколько тысяч человек Абдель Азиз совершал набеги на враждебные племена и те селения Неджда, которые оставались преданными Рашидидам. Они шли на Хаиль.

Тем временем Ибн Митаб направил телеграфные запросы в Басру и Стамбул, в которых просил о помощи для отражения дерзкого набега Саудидов. Абдул-Гамид распорядился, чтобы турецкий губернатор Басры категорически потребовал от эмира Абдель Рахмана возвращения сына и передал ему неудовольствие повелителя империи. Слова «действовать решительно» означали, что губернатор может использовать против мятежников и турецкие войска.

Слухи по пустыне переносятся быстро. Какой-то бродячий торговец, набредший на отдыхавшее в селении войско, сказал о присылке турецких солдат, а вскоре пришло повеление старого эмира: немедленно возвращаться.

Войско их растаяло на глазах. Бравые, молодцеватые бедуины увязывали утварь, садились на своих коней, верблюдов и молча, без объяснений уходили. Абдель Азиз понимал их. Жизнь в пустыне трудна, большой риск смертельно опасен, и это определило образ мышления бедуинов: оставаться с сильным, бросать слабого, чтобы не пропасть с ним вместе. Возвращались они к побережью Персидского залива в том же составе, что и покинули его.

Наступал месяц Рамадан, время усиленных молитв и полного поста (есть разрешалось лишь после наступления темноты). Измученным людям требовался отдых и силы для достойного соблюдения норм праздника. После совета с дядями Абдель Азиз решил остановиться в оазисе Ябрин, вблизи западного побережья залива.

Дни были заняты работой по починке верблюжьей упряжи; пришедшие ремесленники-кузнецы в походных горнах раздували огонь и правили оружие, стремена, кухонные котлы и всякие иные металлические изделия; один умелый раб лечил заболевших животом людей прижиганием. Абдель Азиз не терпел сильного запаха, когда в тела чернокожий лекарь вонзал раскалённую длинную иглу, да и трудно было смотреть на искажённые лица его воинов, терпеливо переносивших без единого вскрика эту муку.

Пять раз за день его раб приносил коврик, и юный вождь опускался на колени, прося Аллаха о даровании ему мудрости и силы для того, чтобы вернуть всю Аравию, всю! — под власть Саудидов.

Воины Ибн Мутаба не тревожили их, видно, правитель Джебель-Шаммара не придавал большого значения небольшому отряду молодцов, и это навело Абдель Азиза на мысль попробовать ещё раз захватить эр-Рияд.

Он заранее готовил возражения на ргументы об их слабости, об опасности султанского гнева, о запрете Абдель Рахмана на активные действия. Он рассуждал так: слабость их лишь видимая, при первом же успехе к ним примкнут тысячи сторонников Саудидов, а успех будет обязательно в случае дерзкого и не ожидаемого никем налёта на город! Гнев султана не так уж и опасен, султан далеко, турки не умеют воевать в пустыне, где они сами всегда могут скрыться — чего ж бояться? Отец запретил идти на Хаиль, но ведь они не собираются вступить в бой с главными силами Ибн Митаба, так что опасность не так уж и велика. Риск есть, но ведь они же мужчины! Они воины!..

Но возражения не понадобились. Едва он изложил план набега и захвата эр-Рияда, как дяди и братья дружно поддержали его.

После окончания Рамадана, отряд выступил. Была зима, и это облегчало движение по пустыне. В несколько переходов к 12 января 1901 г. они достигли окрестностей старой столицы Саудидов.

8

В небольшом оазисе сделали остановку. Следовало выработать план действий и распределить силы.

Под сенью десятка высоких пальм разбили несколько палаток. Уставших верблюдов и лошадей отвели подальше, к зарослям тамариска и кустарника хамд. После прошедшего недавно дождя появилась зелёная трава, от которой трудно было оторвать животных. Большая семья, владевшая оазисом, вся услужала им: женщины готовили еду, мужчины помогали ставить палатки, разводили костры.

Мерный шум пальм под порывами сильного ветра, едва слышное журчание родника, бившего из земли и растекавшегося вокруг пальм по узким канавкам, тщательно обложенным камнем, пронзительные крики верблюдов и ослов да доносившиеся приглушённые разговоры людей — все эти привычные звуки обыденной жизни успокаивали Абдель Азиза и укрепляли его уверенность в предстоящей победе.

На следующий день он оставил 20 человек и всех животных в оазисе, распорядившись при получении известия об успехе — входить в город, при неудаче — немедленно бежать. С оставшимися сорока двинулись вперёд.

Рашидиды разрушили городскую стену, некогда ограждавшую столицу. Возле развалин одной из башен Абдель Азиз оставил брата Мухаммеда с 33 воинами, велев не действовать без его команды, а ждать. Это был его резерв.

Тёмной ночью десять воинов во главе с Абдель Азизом перелезли через городскую стену неподалёку от ворот Шамсия. Их не ждали ни друзья, ни враги. Открыто вступат в город было невозможно, а врываться силой означало бы преждевременно дать о себе знать более сильному и подготовленному противнику. С ним шли Абдель Азиз ибн Джилюви, Фахд ибн Джилюви, Абдалла ибн Джилюви, Насер ибн Сауд и двое темнокожих слуг — Машук и Сабан.

Ярко светила луна, но семёрка храбрецов пробиралась по узким улочкам в тени зубчатых стен и высоких оград. Время было выбрано в промежутке между обходами городской стражи, однако крепкие руки сжимали копья, рукояти сабель и кинжалов. Добравшись до дома своего сторонника Джувайсира, они смогли перевести дух.

Джувайсир торговал мясом и молоком. Он был уже стар, и дела вела его старшая дочь, которая знала Абдель Азиза по его первому вступлению в эр-Рияд.

Дверь дома была заперта. Абдель Азиз постучал, постучал громче. Звуки гулко разносились, отражаясь эхом от гладких стен. Женский голос спросил: «Кто там?» Называть себя и объясняться на всю улицу было рискованно. Он знал одного горожанина ибн Митрефа, служившего у губернатора, и воспользовался этим. «Это Митреф. Губернатор Аджлян послал меня к твоему отцу с посланием». «Какое ещё послание среди ночи?» — громко удивилась женщина. «Губернатор хочет купить у него завтра двух коров». «Я не верю тебе. Иди прочь отсюда!» — раздался рассерженный голос. «Я расскажу губернатору, как ты меня встретила! Он завтра же казнит твоего отца!» Абдель Азиз услышал за дверью растерянный вскрик и тихий разговор. «Открывай!» — вскричал он.

Скрипнули и звякнули засовы. Дверь распахнулась. На пороге стоял старый торговец с выпученными от ужаса глазами.

«Старый дурак! Что же ты не узнал меня?» — воскликнул Абдель Азиз, отодвинул хозяина и вошёл в дом. За ним ворвались его воины.

В первой комнате молодой эмир увидел дочь хозяина с поднятой в руке масляной лампой. Его наконец узнали.

План был построен на внезапности. Дома Джувайсира и шаммарского губернатора Аджляна ибн Мухаммеда разделял ещё один дом. С крыши дома торговца смельчаки перескочили на соседнюю крышу, и пробрались в комнаты. Там оказались лишь хозяин и его жена, растрёпанные и полусонные. «Спите дальше, — успокоил их Абель Азиз. — Но если вы произнесёте хотя бы слово — умрёте на месте! Мы пока побудем у вас внизу». Дрожащие супруги при виде вооружённых людей с саблями и копьями лишь теснее прижались друг к другу. Эмир послал слугу за братом и его людьми, а сам стал размышлять, как действовать дальше.

До сих пор никто в городе не подозревал об их присутствии. Внезапность нападения была обеспечена, вопрос лишь — как и где нападать? Проще всего было нагрянуть в дом губернатора, но Абдель Азиз знал, что тот из соображений безопасности предпочитал проводить ночи в крепости эль-Мисмак, гарнизон которой насчитывал 80 человек. Однако известно было, что Аджлян недавно женился на молоденькой красавице, которую непременно навещал каждый день…

Подошли Мухаммед и остальные воины. В небольшом доме стало тесно. Перекусив и выпив кофе, Саудиды быстро и бесшумно проникли в дом губернатора.

Абдель Азиз стремительно шёл впереди. Он распахнул дверь спальни и при слабом свете ночника увидел на кровати два силуэта. Повезло!.. Взмахнул саблей, но Фахд ибн Джилюви тронул его за локоть и поднял большой палец в знак осторожности. Абдель Азиз распахнул полупрозрачное покрывало, закрывавшее лежащих, и увидел двух женщин. Обе были красивы, и он насладился их испугом и удивлением, впрочем, не чрезмерным. «Кто ты?» «Я Абдель Азиз». С женой губернатора была её сестра. Аджляна в доме, конечно же, не оказалось, но молоденькая девушка, поспешно закрывая лицо, сказала, что губернатор должен прийти утром через полчаса после утренней молитвы. «Почему ты здесь?» «Я здесь, чтобы найти твоего мужа и убить его». «Но я не хочу, чтобы ты убивал его!», — капризно возразила красавица. «Это мы посмотрим…» «Он в цитадели под защитой воинов. Если он тебя найдёт здесь…»

Но он не собирался болтать с глупой женщиной. Жену, её сестру и других родственниц заперли в одной из комнат. Абдель Азиз послал за Мухаммедом с воинами, оставленными в соседнем доме. Когда появился брат, они вновь обсудили план действий.

Аджляна следовало захватить, изолировать от его людей, и принудить их к сдаче. Это вполне возможно. Одного из слуг нарядили в платье женщины, которая обыкновенно открывала Аджляну дверь по утрам. Едва он стукнет в дверь и войдёт… Джувайсир рассказал, что иногда губернатор по утрам совершал прогулку верхом. Если, выйдя из крепости, он сядет на коня, то захватить его окажется много труднее… А шаммарские воины сидят за крепостными стенами, их в четыре раза больше… Кто знает, не усомнился ли в тот час Абдель Азиз в успехе своих действий, однако он никому не показал своих сомнений и колебаний.

9

Рассвет медленно вставал над эр-Риядом. Ничто не предвещало того, что в этот день, 15 января 1902 г. открывается новая страница в многовековой истории Аравии.