16. Я еду в Аргентину

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

16. Я еду в Аргентину

Рапорт Эуда пришел к вечеру 27-го. Три последующих дня я был занят больше, чем когда-либо, если не считать войну за независимость и Синайскую кампанию 1956 года. В течение семидесяти двух часов предстояло закончить все приготовления к операции, самому подготовиться к полету в Аргентину и обеспечить текущую работу службы на время моего отсутствия.

Прежде всего я дал команду участникам группы: «Начинать!» Затем я еще раз проверил все мелочи, связь, инвентарь, меры на случай чрезвычайного положения, провел совещания с теми, кого отправлял в Аргентину, и с теми, кто оставался обеспечивать нас в Израиле.

Габи Эльдад занимался оперативными вопросами, а я в который раз проверял готовность и надежность всех звеньев. До сих пор все решения о спецрейсе самолета принимали, так сказать, в принципе. Сейчас надо было перевести их на язык реальности. Ашер Кедем немедленно отправлялся в Аргентину готовить посадку и обслуживание самолета. Он попросил в помощники Аарона Лазара, руководившего одной из промежуточных посадочных площадок авиакомпании за рубежом. Договорились, что в Израиле нам будет помогать Дан Авнер. Но требовалось согласие руководства авиакомпании. Я встретился с Моше Тадмором, а затем и с генеральным директором. Они во всем пошли нам навстречу, и даже в том, что самолет в Буэнос-Айрес поведет один из лучших летчиков компании Йоав Мегед.

Я объяснил Мегеду характер миссии и наши пожелания в отношении спецполета: включить в состав экипажа израильских механиков, чтобы только они обслуживали самолет, устроить так, чтобы машина могла взлететь по первому требованию и совершать минимум промежуточных посадок.

Мегед немногословно ответил: «Все будет в порядке». Но под маской невозмутимости явно пряталось глубокое волнение.

Вечером ко мне пришли Дан Авнер, Анкор и Лиора Дотан. Услышав о предстоящем деле, Дан очень разволновался – у него были свои счеты с нацистами. Он родился в Германии и потерял отца, солидного коммерсанта и уважаемого человека, через год после прихода Гитлера к власти. Мать Дана погибла в войну. До 1943 года ее держали в некоем подобии гетто в городе, а потом вывезли в Освенцим. Но мать не доехала – умерла по дороге. Дан спасся почти чудом, шестнадцатилетним парнем он очутился в Палестине в 1935 году.

Дана тоже не пришлось убеждать в важности задуманного. Я поручил ему подобрать экипаж самолета из надежных людей, достать документы и форменную одежду для нескольких оперативных работников, которым, возможно, придется выдавать себя за членов экипажа.

Очень важно было предусмотреть, чтобы все технические и административные процедуры, принятые в международных полетах, выполнялись безукоризненно, дабы не создавать неожиданных препятствий. Я объяснил Дану, что он должен поддерживать связь с Анкором и Лиорой. К концу беседы я не сомневался, что Дан разобьется в лепешку, но обеспечит четкую помощь авиакомпании.

Анкору я предложил в ходе операции провести Эйхмана на самолет под видом внезапно заболевшего или пострадавшего в аварии члена экипажа. Но в таком случае в экипаже должен быть человек, похожий на Эйхмана. Иными словами, двойник со всеми необходимыми документами.

Анкор тут же назвал работника, который подошел бы на роль двойника. Решили включить в состав экипажа еще двух наших работников, которым предстояло провожать «заболевшего», помочь ему подняться в самолет и стеречь его в полете. Непосвященным их представят как телохранителей главы нашей делегации.

Конечно, о реальности наших планов придется судить на месте, в Буэнос-Айресе. Возможно, мы строим замки на песке и нам не понадобятся лишние люди, а может, удастся воспользоваться помощью местных жителей. Во всяком случае, Анкор готовился ко всем вариантам и подбирал нужное оборудование и вещи для спецрейса в Буэнос-Айрес.

28 апреля по традиции я поехал в Иерусалим попрощаться с главой правительства. На его вопрос ответил, что рассчитываю вернуться в течение трех или четырех недель.

Потом простился с дочерью и ее мужем, учившимися в университете в Иерусалиме. Я не говорил, куда еду, да они и не спрашивали – уже привыкли.

Настала пора посвятить в нашу тайну генерального инспектора полиции Иосефа Нахмиаса – ведь именно ему будет передан Эйхман.

Мы встретились возле его дома.

– В чем дело? – спросил он, сдержанно улыбаясь.

– Пришел попрощаться. Уезжаю на несколько недель.

– Куда же?

– На поиски Адольфа Эйхмана.

– И вы полагаете, что это вам удастся?

– Полной гарантии, конечно, нет, но я почти уверен.

Нахмиас пожелал удачи.

Как назло, в те дни я был занят одним иностранным гостем высокого ранга. И как бы ни поджимало время, я не мог не выполнить своих обязанностей по отношению к гостю. И не только из вежливости: он не должен был догадаться, что я занят неким экстренным делом. После того, как Эйхмана доставят в страну, высокий гость может сопоставить факты и сообразить, что из Аргентины преступника выкрали израильские оперативники, а лишние политические осложнения нам были ни к чему. Я не знал, как наше собственное правительство отнесется к захвату Эйхмана, как поведут себя члены его семьи и аргентинские власти. Мы предполагали, что если газеты раструбят о появлении палача в Израиле, но не сумеют доказать, что доставили его сюда именно мы, то семья не сможет требовать у аргентинских властей возвращения Эйхмана. Следует всячески скрывать наше участие в похищении – пусть нас сколько угодно подозревают, лишь бы ничего не доказали.

28 апреля, накануне отъезда, я принимал дома высокого гостя, позаботившись, чтобы нам никто не помешал – ни визитом, ни звонком. Он рассказал мне, что в Южной Америке каждый, кто пытается разменять стодолларовую банкноту, вызывает подозрение: уж не фальшивомонетчик ли? Улучив минуту, я попросил моего шофера выяснить какие деньги для меня приготовлены, и оказалось – вся сумма в стодолларовых банкнотах! Пришлось моему порученцу срочно, среди ночи, менять эти банкноты на мелкие. Гость засиделся до полуночи. А потом пришли подчиненные, чтобы уточнить детали работы в мое отсутствие. Лишь на рассвете я занялся сборами. А поскольку мне предстояло изменить внешность и выдавать себя за другого человека, приготовления были не так уж просты. Закончил уже к утру. Надо было спешить на аэродром провожать моего гостя. Я молил Бога, чтобы отлет не задержали. Как только его самолет взлетит, я отправлюсь домой, возьму багаж и документы и вернусь в аэропорт, чтобы вылететь в Европу. Даже легкая задержка с отъездом гостя могла сорвать мою поездку. Разумеется, я мог объяснить, что тороплюсь на срочную служебную встречу и проводить гостя не сумею, но где гарантии, что потом мы не встретимся в аэропорту как два пассажира?

На мое счастье, все произошло вовремя. С женой я простился, как обычно – без лишних слов. Она знала, что я время от времени исчезаю и что расспросы бесполезны. Я предупредил ее, что на сей раз буду отсутствовать три-четыре недели и не смогу писать с дороги.

Ночью я уже был в Европе, в пункте, предусмотренном нашим планом. Нахум Амир ждал в местном аэропорту. Кроме Нахума о моем прибытии знал только Эфраим – прямой начальник Шалома Дани. От Эфраима я выслушал тяжкие сетования на то, что собираюсь отнять у него Шалома. В то время Эфраим выполнял несколько важных поручений и опасался, что отсутствие Дани повредит делу. Я старался объяснить, что у меня нет выбора, и я в любом случае заберу Шалома.

В ту ночь я долго разговаривал с Нахумом – объяснял, почему не включаю его в состав оперативной группы в Аргентине: он единственный знал все подробности, имена членов группы и псевдонимы, маршруты движения, состояние документов. Крайне важно для дела, чтобы Нахум оставался в Европе, в особенности на случай неудачи, если нашим работникам придется уходить из Аргентины любыми возможными способами. Без Нахума им пропасть, лишь он сумеет вернуть им настоящие документы и направить к исходным пунктам – в Израиле или вне его.

Нахум не скрывал огорчения, но понял меня.

На следующее утро я выехал в соседнюю страну и оттуда вылетел в Аргентину. Только в самолете у меня, наконец, появилось время изучить мои новые документы и легенду.

На одном из промежуточных аэродромов, где самолет заправлялся, я вошел в здание аэропорта и вдруг услышал по радио, что меня вызывают в бюро информации. На весь аэропорт громко прозвучало мое новое имя. Я был ошеломлен. Никто в этой стране и на этой остановке не должен был встречаться со мной; во всем мире считаные люди знали, как сейчас меня зовут. Видимо, случилось нечто такое, что делало конспирацию излишней.

Меня настоятельно вызывали, и я стал осторожно приближаться к бюро информации.

Неподалеку от окошка, за которым сидела служащая бюро в униформе, я остановился, все еще не решаясь назвать себя, как вдруг меня опередил запыхавшийся мужчина. Он громко произнес мое имя и фамилию.

Я понаблюдал еще немного и окончательно убедился в том, что произошло невероятное совпадение. Судьба сыграла со мной шутку, но к счастью, все обошлось.

Полет был долгий и утомительный, со многими промежуточными посадками, опозданиями и бесконечными ожиданиями. Усталость взяла свое, и большую часть пути я проспал.