1. Фриц Бауэр

1. Фриц Бауэр

Отчетливо помню, как у меня созрело решение поймать Адольфа Эйхмана. Это было в конце 1957 года, через двенадцать с половиной лет после разгрома нацистской Германии и конца карьеры таинственного офицера СС, известного злодейскими расправами с еврейским народом.

История, которую я собираюсь рассказать, началась с телефонного звонка из Иерусалима: генеральный директор министерства иностранных дел доктор Вальтер Эйтан сообщил, что хочет меня видеть, причем срочно.

Я знал доктора Эйтана как человека, прекрасно умеющего владеть собой, высоко ценил его манеру говорить – интеллигентную и сдержанную. Но в этот раз голос его звучал взволнованно: явно какое-то событие взбудоражило доктора. Я не спросил, в чем дело, и не удивился его взволнованности: мне было понятно, что он не захочет объясняться по телефону. Доктор Эйтан собирался приехать к нам в Тель-Авив для участия в банкете в одном из посольств. Мы условились встретиться в кафе незадолго до банкета.

Доктор Эйтан рассказал мне, что получил телеграмму от доктора Шнеера, возглавлявшего нашу делегацию по репарациям в ФРГ: Адольф Эйхман жив и здоров, прячется в Аргентине, адрес известен.

Я поблагодарил его за информацию и пообещал основательно ее проверить.

К тому времени у меня уже был достаточный опыт работы в разведке, чтобы скептически относиться к подобным сенсационным сообщениям. С тех пор, как Эйхман скрылся, мы не раз получали известия о нем и о местах, где он якобы обитает. К тому же мы не были уверены, что он жив. Следы Эйхмана затерялись в начале мая 1945 года, и никто из тех, кто мог бы помочь нам в розысках, его больше не видел.

Не знаю, почему я поверил новой информации. Может быть, мною руководило предчувствие, может быть, передалось волнение Вальтера Эйтана. Я вернулся на работу и попросил принести из архива все сведения об Эйхмане. Я знал, что он – один из главных нацистских преступников и занимался уничтожением евреев. Но до тех пор никогда основательно не углублялся в материалы о нем, не знал, какое место занимал Эйхман в нацистской иерархии и каково его участие в том, что у гитлеровцев называлось «окончательным решением еврейского вопроса». Страшная глава в истории нашего народа казалась мне нереальным кошмаром, чем-то выходящим за пределы даже мира злодейства и ненависти, сатанинскую суть происходившего понять было просто невозможно.

В то время я ничего не знал о нем как о личности, не знал, как ему удалось начисто утратить человеческую мораль, какая мания владела им и помогала управлять машиной убийств. Я еще не мог представить, с какой свирепостью он выполнял указания свыше, как осуществлял свою кровавую миссию – без колебаний, сожаления и милосердия. Я не знал, что он отдавал приказы убивать младенцев и сам присутствовал при убийствах, считая себя дисциплинированным солдатом, как он дирижировал массовым насилием над женщинами и похвалялся верностью присяге, расстреливал беспомощных стариков и называл себя идеалистом.

Всю ночь я просидел над «делом» Эйхмана. Постепенно стал складываться образ архиубийцы, совершившего преступление, какого не знала вся предыдущая история человечества: Эйхман нес ответственность за уничтожение шести миллионов евреев!

К утру я уже знал, что в этом деле он был верховной инстанцией, и в его руки сходились все нити убийства.

И еще мне стало ясно, что он обучен приемам гестапо и может оказаться опасным противником.

Кровь миллионов жертв взывала к отмщению, но в то время во всем мире не было ни правительства, ни полиции – никого, кто искал бы Адольфа Эйхмана, чтобы судить его. Мир слишком устал, государства и их руководители твердили, что пора забыть все ужасы, не бередить раны и что все равно нет казни, соразмерной масштабам содеянного преступления. Мир словно издевался над справедливостью и правосудием! В ту ночь я сказал себе: «Если Адольф Эйхман жив, он предстанет перед судом».

Вскоре в Израиль приехал по делам службы доктор Шнеер, и я узнал, что информацию об Эйхмане он получил от доктора Фрица Бауэра – генерального прокурора земли Гессен в ФРГ. Бауэр, по происхождению еврей, родился в семье юристов и сам работал судьей в Штутгарте, пока к власти не пришли нацисты. Они арестовали его и около года продержали в тюрьме. В 1936 году Бауэр эмигрировал в Данию, но гестапо настигло его и там, он провел в тюрьме еще три года, пока ему не удалось сбежать в Швецию. После войны он вернулся в Германию с твердой решимостью разыскать нацистских преступников и предать их суду. Прокурор прославился своей принципиальностью. К тому же он был ветераном социал-демократической партии, правившей в Гессене, и дружил с главой земельного правительства.

Доктор Шнеер рассказал, что 19 сентября 1957 года, когда он гостил во Франкфурте, главный раввин земли Гессен Рабби Лихтигфельд сообщил ему, что Бауэр хочет поговорить с ним о важном деле. Рабби не знал, о каком. Сначала условились встретиться в отеле «Метрополь», но Бауэр сразу же предложил перейти в более спокойное и удобное место. Они покинули «Метрополь» и устроились в ресторане возле автострады Кельн – Франкфурт.

– Обнаружены следы Эйхмана! – начал Бауэр безо всякого вступления.

– Адольфа Эйхмана?!

– Да. Именно. Он – в Аргентине.

– Что вы намерены предпринять?

– Буду с вами предельно откровенен, – сказал Бауэр. – Не знаю, смогу ли в этом деле полагаться на сотрудников местной прокуратуры и работников посольства ФРГ в Буэнос-Айресе. Поэтому я хотел поговорить с вами. Я знаю, что вы инициативные люди, и кто же больше вас заинтересован в поимке Эйхмана? Я помогу чем смогу, но при условии, что никто об этом не узнает.

– Большое спасибо за доверие, Израиль никогда не забудет того, что вы сделали. Я готов взять на себя личную ответственность за соблюдение тайны. О нашем деле узнают лишь те, кого вы сочтете достойными, – заверил Шнеер.

Доктор Шнеер обещал Бауэру передать информацию по назначению как можно быстрее. Сразу же после беседы он вернулся в свое бюро в Кельне и телеграфировал генеральному директору нашего министерства в Израиль.

Рассказ Шнеера произвел на меня сильное впечатление. Я обещал послать в Кельн своего представителя для истречи с прокурором. Подходящего человека вскоре нашли. Его звали Шауль Даром. Он приехал в Израиль из Германии ребенком вместе с родителями, религиозными евреями, бежавшими от нацизма. В отличие от брата, избравшего академическую карьеру, Шауль с детства тянулся к искусству. Он всегда немного витал в облаках, и были в нем те качества, которые буржуазия обычно приписывает богеме. В 1947 году поехал во Францию совершенствоваться в живописи и случайно сошелся с секретной организацией, занимавшейся нелегальной переправкой евреев в Эрец Исраэль. Тут Шауль пылко отдался обоим призваниям: он рисовал евреев, которым помогал переправляться в страну обетованную.

Когда было создано государство Израиль, он был нашим разведчиком в одной из стран, но не забросил занятия живописью. Шауль снискал там лавры замечательного художника – некоторые его работы приобрел национальный музей той страны, где по сей день они украшают экспозицию. Правда, его произведения не попали в израильские музеи, но только потому, что Шауль привязывался к своим картинам и предпочитал не продавать их.

Он обладал богатой фантазией, талантом импровизации, знал многие языки, обычаи и нравы разных народов – все это делало Шауля одним из лучших наших разведчиков, хотя у него оставался один непреодолимый недостаток: он никогда не приходил в назначенное место без опоздания.

В те дни, о которых я пишу, Шауль находился в Европе. Я вызвал его в Тель-Авив телеграммой. Несколько дней спустя он пришел ко мне в бюро, конечно, с опозданием, сел напротив меня и растерянно улыбнулся.

Я сразу приступил к делу:

– Хочу поручить вам выяснить кое-какие подробности об Эйхмане.

Шауль молчал, явно пытаясь понять, не шучу ли я в отместку за очередное опоздание.

– Разве Эйхман жив? – спросил он наконец.

Я рассказал ему о беседе Шнеера с генеральным прокурором Гессена. Он очень обрадовался. Обрадовался тому, что есть шанс найти Эйхмана и что он, Шауль, примет участие в этой операции.

Мне осталось только добавить:

– Бауэр известен как человек основательный, и он отнесся к информации об Эйхмане серьезно. Нам нужно проверить ее со всей скрупулезностью.

Шауль Даром отправился в Кельн и 6 ноября 1957 года встретился с доктором Шнеером, на следующий день оба поехали во Франкфурт к Бауэру. Шнеер представил Шауля прокурору, попросил рассказать молодому человеку все без утайки и оставил их наедине.

Шауль прежде всего поблагодарил Бауэра за доверие к израильским властям.

– В сущности, это я должен благодарить вас за оперативность, – ответил прокурор. – Похоже, что на этот раз мы действительно напали на след Эйхмана. Информация, которую я получил, выглядит солидно.

– Насколько она надежна? – спросил Шауль. – Можно ли доверять источнику?

– Информатор – полуеврей, выходец из Германии, проживающий в Аргентине. Пока что я не могу открыть его имя, да и не знаком с ним лично. Связь с нами, точнее переписку, он установил сам, прочитав в газете о процессе над военным преступником, где упоминали Эйхмана, якобы пропавшего бесследно. Я полагаю, что этот человек знает больше, чем сообщает, он дал нам нынешний адрес Эйхмана: Буэнос-Айрес, район Оливос, улица Чакобуко, 4261, но имя, под которым скрывается преступник, неизвестно.

– А вам известно хоть что-нибудь об этом человеке? О мотивах его поступка?

– Ничего, кроме того, что он сообщил нам сам. Возможно, он боится мести нацистов и полагает, что меньше рискует, если передает частичную информацию. Во всяком случае, то, что он сообщил, совпадает с фактами из досье Эйхмана, хранящегося в генеральной прокуратуре: имена его сыновей, жены, дата свадьбы и тому подобное.

– О бегстве Эйхмана в Южную Америку вы знали и раньше?

– Да, различные источники, на которые вряд ли можно было полагаться, передавали, что Эйхман прибыл в Аргентину не то в 1947, не то в 1948 году и поселился где-то на юге страны. Сведения, полученные сейчас, подтверждают это. Вполне возможно, что Эйхман постепенно осмелел и перебрался в столицу, заручившись аргентинским паспортом.

– А его жена?

– Известно только, что она покинула Германию вскоре после исчезновения мужа и, по слухам, вышла замуж за американца. Попытки отыскать Эйхмана через его родственников не привели ни к чему. Я считаю, что фрау Эйхман вышла замуж вторично за... самого Эйхмана, когда он прибыл в Германию под чужим именем и с аргентинским паспортом. Но, повторяю, все это догадки, не более.

– А если другой военный преступник женился на фрау Эйхман и живет с ней по адресу, который вы назвали? – спросил Шауль.

– Все может быть, – согласился Бауэр, – Но куда вероятнее, что сам Эйхман выдает себя за второго мужа фрау Веры. Попробуйте по своим каналам выяснить, кто все-таки живет по этому аргентинскому адресу. Если окажется, что Эйхман, то прокуратура Гессена пошлет в Буэнос-Айрес кого-нибудь, кто сможет его опознать. Если нам повезет и Эйхмана действительно обнаружат, то ФРГ возбудит ходатайство о его выдаче.

Правда, относительно последнего Бауэр был настроен весьма скептически. Вряд ли аргентинские власти захотят oтдать палача немецкому правосудию. По всей видимости, на аргентинское правительство придется оказать удвоенное давление со стороны Израиля и ФРГ, мобилизовав еще и общественное мнение, главным образом в США.

Я тоже не питал особых надежд на выдачу Эйхмана и поручил Шаулю выяснить, что думает об этом Бауэр. Он спросил прокурора напрямик:

– А что если правительство Аргентины не только не выдаст его, но и поможет скрыться?

– Меня очень беспокоит такой поворот событий, – признался Бауэр. – Не исключаю, что вам придется самим вывезти Эйхмана.

Шауль поразился мужеству прокурора. Этот законник, оказывается, был готов закрыть глаза на явное отклонение от общепринятых юридических норм ради торжества справедливости.

Бауэру не хотелось выслушивать комплименты в свой адрес, поэтому он деловито продолжал:

– Пока что нам следует выяснить, кто живет в доме №4261 по улице Чакобуко, а там видно будет.

Шауль сoгласился и добавил:

– Придется постараться, чтобы он не заметил слежку и не улизнул в последнюю минуту.

Шауль попросил снять для него копии документов, которые помогли бы установить личность подозреваемого. Среди бумаг, которые он получил через два часа, была автобиография, написанная Эйхманом в 1937 году для управления СС, несколько фотографий (снимки были не очень четкие, видимо, конца тридцатых годов, один только более четкий, чем остальные), выписки из метрических свидетельств трех сыновей, родившихся у Эйхмана в Германии, свидетельство о браке Адольфа и Веры, послужной список палача за всю эсэсовскую карьеру. К этому Бауэр добавил еще несколько существенных деталей: Эйхман славился слабостью к женскому полу и спиртным напиткам и отличался неприятно резким голосом.

Шауль выслал мне отчет о встрече и остался в Европе. О Бауэре он отозвался в высшей степени положительно: «Могу лишь подтвердить сказанное доктором Шнеером. Генеральный прокурор Гессена – человек достойный, с горячим сердцем, и цель его обращения к нам – помочь поймать Эйхмана. Он опасается, что равнодушие, халатность и нежелание политических осложнений могут погубить дело в ФРГ. Я понял, что Бауэр разочарован развитием событий в ФРГ и тяготится своим официальным постом». Шауль добавил, что доктор Бауэр намерен посетить Израиль ближайшей весной в качестве гостя доктора Шнеера. Письмо заканчивалось просьбой устроить Бауэру встречу с нашими ведущими юристами.