Глава третья. Социально-политическое положение противника

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава третья. Социально-политическое положение противника

Доброволия

Под названием «Доброволии» можно объединить всю ту сложную коалицию разных правительственных образований юга России, с которыми пришлось иметь дело Красной армии в период 1918-1920 гг. Хотя Деникин более всего опасался именно всякого рода коалиций и федераций, выдвигая всюду принципы «единой, неделимой России» и военной диктатуры, но деникинщина явилась попыткой объединить военным режимом именно сложную коалицию казачьей сословной контрреволюции (федералистической по своему существу) со всероссийской буржуазно-помещичьей контрреволюцией и с анархо-кулацкой контрреволюцией на Украине.

Однако действительной силой, создавшей эту коалицию, был англо-французский империализм. А потому и вся южная контрреволюция или деникинщина оказалась преимущественно одной из форм этой интервенции. В этом именно смысле и надо понимать определение Ленина, что «Южный фронт не был фронтом единичным, но фронтом против всего англо-французского империализма». Отсюда следует также, что анализ сил Доброволии необходимо начать с оценки условий и способов интервенции.

Обращаясь к этой оценке, надо прежде всего констатировать, что интервенция создала неимоверно трудные условия для борьбы Советской России с контрреволюцией. Интервенция со стороны коалиции обладала недостатками и слабостями, свойственными всем коалициям империалистических держав. Известные противоречия между интересами английской и французской буржуазии, коренившиеся еще в отношениях к дореволюционной России, были отодвинуты на задний план, пока существовал общий враг в виде могущественной Германии. Затем понадобилось соглашение для направления общих усилий против «большевистской опасности». Но противоречия остались и давали себя знать на протяжении всей гражданской войны, на всех фронтах, а в особенности на Южном, где как английский, так и французский капитал имели наиболее существенные интересы.

Разделение сфер влияния по соглашению от 23 декабря 1918 г. [19]не устранило столкновений, вытекавших из общего противоречия между интересами Англии и Франции.

Англия вовсе не была заинтересована в восстановлении «единой, неделимой России». Глава либерального правительства Ллойд Джордж прямо говорил, что «традиции и жизненные интересы Англии требуют разрушения Российской империи, чтобы обезопасить английское господство в Индии и реализовать английские интересы в Закавказье и передней Азии». В итоге Англия готова была поддерживать не столько именно Деникина, но белое движение вообще, и даже осуществляла эту готовность реальнее, чем Франция, стремясь создать опорные пункты для антисоветского фронта в лице новых лимитрофных образований (Эстония, Латвия, Литва и пр.).

Франция в противоположность Англии была заинтересована в восстановлении «единой и неделимой России» как союзника против Германии и Англии и как «единого» платежеспособного должника. В расчете на будущую уплату долгов Франция ратовала за воссоздание единого государства на территории всей бывшей Российской империи, выходя тем самым за пределы своей сферы влияния. При этом в отличие от Англии она ориентировалась главным образом на круги русской мелкой буржуазии, поскольку они были податливее, не преследовали чисто реставрационных целей и, как казалось французам, скорее могли получить поддержку народных масс. К тому же такая политика была необходима для оправдания интервенции в глазах французской мелкой буржуазии.

Наконец, если Англия относилась к Деникину более или менее осторожно и не требовала подчинения Добровольческой армии своим представителям, то Франция, намереваясь действовать во всероссийском масштабе, определенно стремилась к подчинению себе Деникина.

Таким образом, как цели интервенции, так и те общественные группировки, на которые опирались Англия и Франция, а также и самый характер или формы интервенции - были различны. Немудрено поэтому, что в серьезных случаях обе державы выступали по-разному, конкурируя друг с другом.

Соединенные штаты Северной Америки вели линию политики в интересах «единой, неделимой», но делали это ради соперничества с Англией и по отношению к Деникину держались выжидательной тактики.

В политике союзников за 1918 г. и первую половину 1919 г. было несколько этапов, которые оставили более или менее резкий отпечаток на ходе гражданской войны.

Первым этапом была непосредственная интервенция, которая началась на севере в июле - августе, а на юге - в середине ноября 1918 г. Французы строили широкие планы, но все ограничилось занятием черноморских портов - Севастополя, Николаева, Херсона, Одессы. К концу марта в Одесском районе было все же сосредоточено 1,5 французских дивизии и 2 греческих (вместо 12, как предполагалось), но затем в начале апреля последовала внезапная эвакуация всех этих войск. Большую роль сыграло разложение оккупационных войск под действием подпольной работы большевистских организаций города Одессы, но не обошлось и без давления Англии, которая не хотела допустить утверждения Франции на юге России.

Этот отказ от непосредственной интервенции был сильным ударом для Деникина, который сам называет его «роковым». Отказ в иностранной помощи был предвестником неудачи, Перед тем, во второй половине января 1919 г., якобы по инициативе президента САСШ Вильсона, а в действительности по проискам английского правительства Ллойд Джорджа, было опубликовано (от имени 5 держав) предложение о созыве конференции «русских правительств» на Принцевых островах. Маневр этот был рассчитан одновременно:

а) на приостановку наступления красных войск на западе (где были взяты Рига и Вильно), на юге (красные войска овладели Харьковом и Полтавой и начали теснить Донское войско) и на востоке (взята Уфа);

б) на закрепление уже достигнутого расчленения России;

в) на неблагоприятную ситуацию для советского правительства в случае его отказа от участия в конференции. Конференция не состоялась вследствие отказа белых правительств, но переговоры по этому поводу имели некоторые последствия. Одним из этих последствий был вообще отказ от непосредственной интервенции. В связи с этим англичане в июле 1919 г., несмотря на просьбы Деникина, ушли из Закавказья. Так окончился первый этап интервенции, который затянулся лишь на севере России.

Тем временем под шумок приглашения на Принцевы острова шла подготовка общего наступления Колчака, которое частично уже началось с конца декабря 1918 г. (захват Перми) и развернулось в начале марта 1919 г. Одновременно произошло выступление на сцену Черчилля с английским планом наступления на Советскую республику 14. государств, которое должно было начать второй этап интервенции. Но этот поход сорвался вследствие открыто империалистической политики Колчака, Деникина, Юденича и др., а также благодаря исключительно миролюбивой политике советского правительства, которое «неизменно повторяло свои мирные предложения соседним с нами государствам» (Ленин).

В апреле 1919 г. [20]правительства Антанты выдвигают план концентрического наступления одних только российских белых армий, что означало переход к новому, третьему этапу интервенции. Ставка делается на Колчака; новый Северо-Западный фронт должен отвлечь внимание и силы советского правительства к Петрограду. Деникину в Париже придается второстепенное значение, что можно отчасти поставить в связь с его отношением к кадетскому парижскому совещанию и к французскому командованию в Севастополе и Одессе [21]. Но и этот этап интервенции не удается вследствие успехов Красной армии на Восточном фронте и неудачи петроградской операции северо-западной группы белых.

Между тем к Деникину с февраля 1919 г. начался подвоз английского боевого снабжения. К апрелю его силы значительно возросли, и к июню 1919 г. его наступление на Южном фронте достигло крупных успехов, после чего внимание союзников сосредоточивается на Добровольческой армии и Северо-Западной армии генерала Юденича, Так продолжалось до октября 1919 г., когда окончательный разгром Колчака сделался вопросом времени и в то же время Деникин развил свое наступление до Орла. Дальнейшая поддержка представлялась для Англии не только бесцельной, но и нарушающей ее интересы. Франция была настроена против переговоров с «большевиками». Наконец, на совещании Пуанкаре с Ллойд Джорджем было решено, что ни одна из сторон не начнет переговоров, которые могли бы укрепить большевиков, но что вместе с тем силы, борющиеся против советской власти, достаточно снабжены и дальнейших жертв ни Англия, ни Франция нести не будут. Этот начавшийся «политический холодок» со стороны Антанты, который влек за собой уменьшение материального снабжения белым, а также исключительно тяжелое состояние тыла армии Деникина (работа подпольных революционных организаций, крестьянские восстания, действия партизанских отрядов и т.д.) не могли не сыграть своей значительной роли в дальнейшей судьбе деникинской диктатуры.

От оценки внешних сил, поддерживавших деникинскую Доброволию, переходим к характеристике ее внутренней сущности, чтобы выяснить, каковы были ее сильные и слабые стороны, интересы каких классов выражало белое движение Юга России и какова была расстановка его движущих сил.

Классовое лицо Деникинщины

Из всех многочисленных групп, группировок и политических центров и организаций, плотно облепивших диктатуру генерала Деникина, на первом месте стояли три политические правые организации: Совет государственного объединения России (СГОР) - лидер Кривошеин, Национальный центр - лидер М. М. Федоров, и Союз возрождения - лидер Мякотин.

Первая из них объединяла наиболее правую часть деникинщины - крупнейших аграриев-аристократов, богатейшую земледельческую знать, финансово-промышленных магнатов и сановников бюрократии; сюда же входило и большинство деникинских генералов. СГОР имел наибольшие связи с английским капиталом, представляя интересы крупного русского землевладения, банков и промышленности. Группы, на которые опирался СГОР, ориентировались на великого князя Николая Николаевича и враждебно относились к «социалистическим экспериментам» Деникина, т.е. к некоторому компромиссу с либералами; затевали даже одно время «Южную дирекцию», независимую от Екатеринодара. Они добивались прямого руководства Особым совещанием, но Деникин отклонил их притязание, опасаясь оттолкнуть казачество; тем не менее правым большинством Особого совещания (совета при Деникине) руководил Кривошеий.

Национальный центр, состоявший из кадетов и кадетствуюших правых, левых и беспартийных, представлял крупную промышленную и торговую буржуазию, часть помещиков и буржуазную интеллигенцию. Являясь филиалом Московского национального центра, он был правее его, хотя в деникинском правительстве олицетворял «либеральное течение». Тон задавали кадеты, но в 1919 г. немалая часть правых отошла от кадетов в СГОР или к Шульгину. Представители Национального центра тяготели более к французскому капиталу, который с своей стороны ориентировался на Национальный центр как на либерально-демократическую группировку. Политическая платформа центра - конституционная монархия (пресловутый § 3). Московский национальный центр руководил работой на Юге: давал лозунги (долой гражданскую войну и коммунистов; свободная торговля и частная собственность; о советах умалчивалось; позднее Милюков выдвинул лозунг «советы без коммунистов»), вел шпионскую работу, доставляя ценные сведения о Красной армии (что, между прочим облегчило продвижение Деникина на север), держа в Москве связь с Союзом возрождения, от чего На юге кадеты отказывались. Национальный центр был официальным идеологом Добрармии, и когда под давлением союзников весной 1919 г. вырабатывалась декларация, Национальный центр выступил против Учредительного собрания за неограниченную военную диктатуру. Поэтому апрельская декларация Деникина лишь туманно говорила о «народном собрании» и т.п. Правые кадеты господствовали в партии, ожидая «грядущей монархии». С июля 1919 г. усилился крен вправо, возраставший не только по мере успехов Добрармии, но и после начала отступления. Опасаясь, что «хозяин» (монарх) будет фигурировать только в программах крайних правых и таким образом получит распространение идея самодержавия в чистом виде, кадеты призывали подготовиться к восстановлению монархии. Но положение официального идеолога, а затем и крен вправо не привели к передаче власти в руки кадетов. Правые делали некоторые уступки (насколько это не затрагивало власти помещиков), но власть как была, так и осталась за юнкерско-помещичьими реставраторскими группами и старорежимной бюрократией. В официозной Деникинской прессе стали открыто говорить о монархизме.

Наконец третья основная группа - Союз возрождения - представляла собой сборище энесов, эсеров и меньшевиков, а через «круг» и «раду» - также и казачества (кулацко-эсеровскую его часть). Союз играл роль «оппозиции его величества», но в то же время осуществлял единый фронт с Национальным центром. На своем заседании 14 июля Союз постановил оказывать всяческую поддержку Деникину, однако, как отмечает последний, он ни поддержки, ни особого вреда от этой организации не видел. Даже и тогда, когда осенью 1919 г. белые достигают наибольших успехов и Союз, торопясь не опоздать к московскому пирогу, решает стать «на линию сотрудничества с властью», оставляя за собой право «благожелательной критики» - даже и тогда эта мешанина из «благодушных» интеллигентиков и деловитых кулаков-казаков остается верна самой себе, продолжая плестись в хвосте власть имущих.

Некоторый интерес представляет фигура В. Шульгина с объединившейся вокруг него небольшой группой лиц. Продолжая оставаться на прежней ультрамонархической точке зрения, он вместе с тем отходит от своих единомышленников (Н. Львов, П. Струве и др.) по вопросу аграрному. Вот что он писал 12 декабря 1918 г.:

«Я думаю, что без решения аграрного вопроса ничего не будет. Наш мужик при всем своем варварстве здоров телом и душой... Наши помещики дряблы... У меня явилось внутреннее убеждение, что бороться в этом отношении бесполезно. Но если землю все равно надо отдать, то возникает вопрос, правильно ли мы идем, откладывая этот вопрос до воссоздания России. Ведь главное препятствие этого воссоздания и есть эта проклятая земля» [22]. В Особом совещании в июле 1919 г. из общего числа двадцати четырех членов, заседавших под председательством генерала (сперва А. Драгомирова, потом Лукомского), 8 мест занимали беспартийные «правые», 8 мест принадлежало Национальному центру, 4 - Совету государственного объединения России; остальные места распределялись между несколькими беспартийными, один был правый октябрист. Преобладали таким образом правые, которые в соединении со СГОР имели 12 мест, за ними шел Национальный центр.

Сам Деникин разделял Особое совещание на три группы: 1) беспартийную, но «определенно правую» группу «генералов», 2) политических деятелей правого направления и 3) либеральную группу в составе четырех кадетов и 5 примыкавших к ним членов, в том числе начальника штаба Деникина генерала Романовского [23]. Что касается власти на местах, то в казачьих областях она принадлежала формально кругу, и правительство во главе с атаманом избиралось кругом, а в не-казачьих - ставленникам Деникина в лице губернаторов и чиновников, коих к моменту наивысшего успеха белых имелось 220 человек. В состав последних входили: 8 бывших сенаторов, 18 генералов, 50 действительных статских советников, 22 статских советника, 49 предводителей дворянства и 73 председателя бывших земских управ. В общем, весь государственный аппарат находился в руках старорежимной бюрократии. Верхушка и «ядро» армии состояли из феодальной знати и дворянско-гвардейских элементов.

Надо отметить, что между указанными выше политическими организациями объединения не было. Неоднократные попытки образования «единого фронта» делались в минуты особо торжественные, например, при объявлении акта о признании Деникиным Колчака как «Верховного правителя». В «политические будни» сговоры происходили на основе: борьбы с большевизмом, поддержки Деникина и полной незыблемости частной собственности. Однако практически единого фронта не было. Правые обвиняли Деникина и Национальный центр в слишком «левых» действиях, а левые бросали упреки правительству в реакционности. Сам Деникин провозглашал беспартийность и ставил себе задачей «коалицию» правого большинства с кадетским меньшинством, что, по его мнению, было наилучшим способом для образования антибольшевистского фронта, так же как и политика «непредрешения» основных вопросов государственного строительства. На практике он опирался в первую очередь на юнкерско-помещичьи, а затем на прочие буржуазные группы и на кулацко-бург жуазные слои населения на местах.

Подводя позднее, в 1926 г., итоги своему правлению и анализируя состав своего правительства, Деникин пришел к таким выводам:

«Что же могли дать они [основные политические группировки]южной власти? Тая в идеологии и в практике своей ряд непримиримых антагонизмов, они к тому же захватывали лишь тонкий слой русской интеллигенции, не проникая корнями своими в толщу народную. Их относительный вес и значение основывались не на поддержке «масс», а лишь на участии лиц...

Поэтому-то эти организации могли дать и давали совет, а не опору. Найти опору ни я, ни они не сумели» [24].

Внешняя политика Деникина

Внешняя политика Деникина определялась двумя моментами: зависимостью от поддерживавших его держав Антанты и стремлением выдержать курс на «единую, неделимую Россию». Первый из этих моментов исключал второй, поскольку дело касалось Англии.

К тому, что было сказано выше относительно условий и способов интервенции и ее различных этапов, остается добавить, что Деникин, стремясь сохранить долю независимости, пробовал играть на противоречиях между интересами Франции и Англии. Но это нисколько не помогало достижению его главной цели, т.е. расширению иностранной помощи в борьбе с революцией, между тем как Франция и Англия продолжали вести в отношении бывшей Российской империи ту политику, которая представлялась им наиболее выгодной и возможной по всей совокупности внешних и внутренних политико-экономических условий. Более независимого тона Деникин пытался держаться с Францией. Но это не замедлило отразиться на отношениях к Деникину как французских представителей на юге России, так и влиятельных российских эмигрантских кругов в Париже: симпатии их были перенесены на Колчака, а деятельность Деникина и общее значение его выступления были взяты под сомнение. Протесты Деникина против двойственной политики англичан в Закавказье и в Закаспийской области также не имели последствий, и если англичане эвакуировали свои войска, то под давлением международной обстановки и рабочего движения в самой Англии, а не Деникина, который затем сам просил о продлении английской оккупации.

В некоторой связи с этими отношениями к Деникину стоял вопрос о его подчинении Колчаку. Первоначально в ноябре 1918 г. признание верховной власти Колчака совершилось без всяких трений, но лишь по недоразумению: это признание передал по телеграфу начальник управления иностранных дел Сазонов в отсутствие Деникина, объяснив последнему потом, что признание верховной власти Колчака в пределах его компетентности (обнимающей район власти бывшей Омской директории) еще не означает фактического подчинения. Позднее в официальных сообщениях было установлено, что подчиненных отношений нет, но существует полное единомыслие, и было предрешено слияние после фактического соединения территорий. В сферу Екатеринодара, т.е. Деникина, вошла территория на запад от Волги, Астраханский район и Закаспийская область. Однако такое решение вопроса не удовлетворило союзников, которые настаивали на подчинении Деникина Колчаку, ставя объединение верховной власти в лице Колчака условием признания его союзным правительством [25]. При этом приводились следующие аргументы:

а) мощь сибирских армий и обширность территории, подчиненной Колчаку;

б) впечатление, произведенное в Европе быстрым выходом сибирских войск к Волге;

в) ожидающееся общее признание Колчака при указанном выше условии;

г) значение признания Антантой всероссийской власти, которое исключит возможность признания советской власти как всероссийского правительства.

Но был и еще более основательный мотив, побуждавший Антанту оказать материальную поддержку именно только «Колчаку и тем, кто к нему примыкает», как об этом писал Клемансо в своей ноте к Колчаку от 14 мая [26]. Дело в том, что большая часть золотого запаса царской России (652 млн руб.) находилась в руках Колчака [27], тогда как правительство деникинской Доброволии пользовалось ничем не обеспеченными кредитками, которые до осени 1919 г. даже и печатались-то на Дону.

Деникин передал вопрос о подчинении Колчаку в Особое совещание, которое отнеслось к этому решению отрицательно - «до соединения территорий», тем более, что в конце мая старого стиля (когда последовало предложение о подчинении) дела Колчака на Восточном фронте были не блестящи. Но подчиниться все равно было необходимо, и Деникин подчинился, воспользовавшись мнением Особого совещания лишь для демонстрации той жертвы, которую он якобы принес на пользу «родине» этим подчинением. Жертвы, конечно, никакой не было по той причине, что дальнейшие действия Добровольческой армии вовсе не были сообразованы с этим подчинением Колчаку; между тем оно дало Деникину возможность получить крупные субсидии от Антанты.

Упрямая политика «единой, неделимой» особенно чувствительно отразилась на отношениях Доброволии к Польше, Румынии и другим лимитрофным государствам.

Восточная граница Польши до ноября 1919 г. оставалась неопределенной.

Верховный совет Антанты откладывал решение до исхода гражданской войны [28]. Отношение Англии к образованию Великой Польши было скорее отрицательным, но Франция делала на Польшу серьезную ставку, стремясь сделать ее оплотом своей политики на Востоке Европы. В пределах самой Польши «правица» и «народная демократия» открыто стремились к захвату большей части Белоруссии и частей Подолии, Волыни; «левица» настаивала на воссоздании «Великой Литвы» (как государства-буфера), связанной с Польшей унией, которая со временем должна была повести к полному слиянию Польши и Литвы. Этот план поддерживался (против сейма) «начальником государства» Пилсудским, который ограничивался пока захватом возможно большей территории и предохранением Польши от «большевистской заразы». Польское правительство было заинтересовано в распаде или ослаблении России и, конечно, не желало иметь по соседству ни сильной республики Советов, ни восстановленной царской России. Поэтому оно установило молчаливый контакт с Добровольческой армией, которая оттягивала главные силы Красной армии на юг, и само оттягивало часть этих сил на запад, насколько это соответствовало силам и задачам Польши. Деникин усердно стремился добиться от Польши более активной помощи. В своих «Очерках русской смуты» [29]он пишет:

«Предпринимая наступление в направлении Киева, я имел в виду огромное значение соединения Добровольческой армии с польскими силами, наступающими к линии Днепра. Это соединение включало бы автоматически весь Западный фронт и освобождало бы значительную часть сил Киевской и Новороссийской областей для действия в северном направлении. Наступление польских войск к Днепру отвлекло бы серьезные силы большевиков и обеспечило бы надежно с запада наши армии, идущие на Москву. Наконец, соединение с поляками открывало нам железнодорожные пути в Западную Европу - к центрам политического влияния и могущества и к источникам материального питания армии».

К этому Деникин добавляет, что, «относясь лично с полным сочувствием к возрождению польского государства», он был твердо уверен, что ближайшие пути Польши и России связаны неразрывно и судьба обеих стран находится в «роковой зависимости от долгоденствия советской власти».

Осень 1919 г., когда польская армия достигла линии Двинск - Бобруйск - Каменец-Подольск, а части Добровольческой армии продвигались к Киеву и также к Каменец-Подольску, была наиболее благоприятным моментом для соединения польской и деникинской армий, но Пилсудский, хотя и не оставался совершенно глух к домогательствам Деникина, но затягивал переговоры, добиваясь в свою очередь определенных предложений в смысле территориальных уступок, на что Деникин не мог пойти, не сходя с «единой, неделимой» линии. В результате Польша предпочла соглашение с Петлюрой.

С Румынией отношения также не налаживались, так как Румыния обусловливала свою поддержку отказом Деникина от Бессарабии. Хотя еще осенью 1918 г. посланники держав Антанты в Бухаресте признали Россию «единственной собственницей громадных складов бывшего Румынского фронта, оставшихся на территории Румынии», но правительство Братиану под давлением французов и англичан допустило лишь частичный вывоз этого имущества в Новороссийск, в то же время обильно снабжая русским оружием и боевыми запасами армию Петлюры, который от имени Украинской державы отказался от Бессарабии. Занятие частями Добрармии Одессы и движение их на север вдоль Днестра вызвали тревогу в Румынии и даже некоторые враждебные действия: румынские миноноски появились у Одессы, а сильный румынский отряд занял Тирасполь. Окончилось это соглашением, по которому румыны очистили Тирасполь, а добровольческие войска не должны были переходить через Днестр.

В Латвии, Эстонии и Финляндии также сказались результаты политики «неделимой России», которой одинаково держались здесь как Колчак, так и Деникин. Это особенно проявлялось осенью 1919 г., когда сорвалось второе наступление Юденича к Петрограду.

Конституция власти

Вопрос конструирования власти Доброволии был наиболее запутан и осложнялся тем, что правительство Деникина, претендуя на власть общероссийского масштаба, было по существу экстерриториальным, и реальность власти этого государства без территории выражалась только в наличии армии, при полном почти отсутствии «подданных», если не считать беженцев из буржуазии и помещиков, бежавших вместе с Добрармией.

Для генерала Деникина было несомненно, что все успехи южной власти смогут быть обеспеченными только при условии единоличной неограниченной военной диктатуры с привлечением к единению с Добровольческой армией казачьих войск и других «новообразований» на началах внутренней автономии. При этом сохранялась принципы «единой, неделимой России», «непредрешения» и уклонения от декларирования принципов будущего государственного устройства.

Еще 26 августа (старого стиля) 1918 г. Деникин в речи своей, произнесенной в Ставрополе, так определил политическую сущность своей власти:

а) основная цель - воссоздание великодержавной России;

б) Добровольческая армия желает опираться на все государственно-мыслящие круги населения, она не должна быть орудием какой-либо политической партии или общественной организации;

в) Добровольческая армия чужда социальной и классовой борьбы;

г) аппарат власти имеет задачей создать такие условия, при которых можно было бы сносно, терпимо жить до того времени, пока всероссийские законодательные учреждения не направят страну «к свету и правде» [30].

Как видим, программа не блещет ясностью. Неудовлетворительный характер такой программы был, впрочем, понятен самому Деникину, или, по крайней мере, это стало понятно ему в 1923 г., ибо в том же томе, несколькими строчками ниже, он писал:

«Мы не учли элемента времени и степени напора народной стихии. Правители желали приостановить временно течение жизни в создавшихся берегах, покуда некая высшая власть не разметет новое русло, а жизнь бурно рвется из берегов, разрушая плотины и сметая гребцов и кормчих».

Когда несколько позднее стало конструироваться правительство Доброволии по проекту В. Шульгина, то всякие сомнения в истинной природе власти Деникина, если таковые у кого-либо еще оставались, должны были рассеяться.

В сентябре 1918 г. Деникиным было принято «Временное положение об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией». В основу конституции [31]были положены следующие пункты:

а) вся полнота государственной власти сосредоточивается в руках главнокомандующего;

б) основные законы - действовавшие на территории Российского государства до 25 октября 1917 г.;

в) для содействия главнокомандующему в делах законодательства и управления при нем состоит Особое совещание;

г) Кубань входит в это «государство» на правах автономного члена.

Таким образом, восстанавливая все законы, действовавшие на территории России до 25 октября 1917 г., Деникин тем самым реставрировал царскую Россию. Ему, как военному диктатору, принадлежала вся полнота власти; и даже того куцего ограничения царской власти, которое представляла собой прежняя Государственная дума, при Деникине не было. Деникин твердо решил дойти до Москвы без всяких коалиций, чем сразу создал крупное недовольство среди всевеликих «государственно-мыслящих» кругов. Только крайне правые группы (типа группы Шульгина) полностью одобрили все мероприятия нового диктатора, что ясней всего подчеркивает политические устремления Деникина.

Высказанные Деникиным пожелания привлечь к объединению казачьи области (Кубань, Дон и Терек) не привели к ожидаемым результатам. Кубань не удовлетворилась «генеральской» автономией. Вообще казачьи войска стремились к закреплению своих привилегий и добивались широкой автономии.

Это и привело их к конфликту с деникинской диктатурой, имевшему на Дону и на Кубани очень серьезные последствия.

В течение 1919 г. редкие политические выступления Деникина на тему о будущей форме власти сводились к следующему: в начале организации власти Доброволии - обещания «учредительного собрания», которое установит порядок на земле Русской; в моменты военных неуспехов - глухие, неясные указания на «представительные учреждения», в которых выявится «многогранная воля русского народа»; в кульминационные пункты стратегических достижений - никаких обещаний и, наконец, в моменты крупных неудач - вновь призывы к «учредилке».

По мере продвижения к Москве в деникинской прессе все громче раздавались призывы к монархии.

Экономическое положение

В области экономической жизни ни Деникин, ни кто-либо другой из его приближенных, ни все его правительственные организации не смогли найти сколько-нибудь четкого пути. Генерал Лукомский, председатель Особого совещания [32], откровенно признается: «Что касается промышленности, то, конечно, не было ни времени, ни возможностей ее наладить как следует. С правильным разрешением вопросов торговли мы совсем не справились» [33].

И действительно, экономическая жизнь районов, подпавших под власть белых, немедленно останавливалась, ибо питать ее было некому. «Государство» средств своих не имело, а огражденные этим «государством» в своих правах собственники предпочитали свои капиталы держать при себе или использовать их на легкие спекулятивные дела, но не вкладывать их в длительные предприятия. Даже при наличии в руках белых такого мощного промышленного района, как Донбасс, положение не менялось к лучшему: шахты почти не работали, их заливали водой, уголь не подавался ни на периферию, ни к портам. Транспорт работал из рук вон плохо. Поезда простаивали даже в Донбассе. Нередко движение просто останавливалось.

В области торговли Особое совещание объявило монополию внешней торговли и блестяще провалилось в этом вопросе, по свидетельству того же генерала Лукомского. В своей книге «Деникинщина» Г. Покровский описывает, как, вследствие запрета продажи хлеба самостоятельными правительствами, на Кубани в 1919 г. имелось для вывоза свыше 100 млн пудов пшеницы, 14 млн пудов подсолнуха, 7 млн пудов жмыха, 2 млн пудов табаку и т.д., в то время как рядом расположенная Черноморская губерния голодала; так как Черноморская губерния не входила в состав Кубани, то, значит, и везти туда хлеб не полагалось.

Иностранные капиталисты не спешили благодетельствовать Деникина и предпочитали скупать хлеб, присылая за это на территорию белых предметы роскоши и различные не находившие сбыта остатки запасов Мировой войны.

Ни в области промышленности, ни в области торговли правительство белых определенно не сумело исправить создавшегося положения. Неумелое руководство экономической жизнью развивало спекуляцию, а попустительство властей и полная безнаказанность довели эту спекуляцию до тех огромных размеров, которые грозили всей территории гибелью еще задолго до фактического разгрома деникинщины на полях сражения [34]. Таким образом, организованного экономического базиса Деникин не имел. Военной базой служили порты Черного моря, в которых выгружались иностранное вооружение, снаряжение и обмундирование.

Внутреннее положение

Аграрный вопрос. Вокруг вопроса о земле сплетались интересы и разгорались страсти. Именно здесь проявилось наибольшее нагромождение интересов различных слоев, политических групп и организаций, и именно этот вопрос явился той лакмусовой бумажкой, на которой до наивности просто обнаружилось истинное лицо этих организаций. Хотя всерьез никто не собирался отдавать кому бы то ни было землю, но упустить удобный случай выявить свое «лицо» также никому не хотелось. Исключение из этого представила, пожалуй, группа Шульгина, который понимал, что всерьез желать «воссоздания» России - значило искать опоры не в нем, Шульгине, и не в десятках ему подобных, а в массах, и для этой опоры надо было отдать землю. Взгляды остальных организаций определялись весьма просто: Совет государственного объединения России, в котором явно преобладали помещики, настаивал на полной невозможности принудительного отчуждения земли, допуская в интересах государства некоторые уступки рабочим в виде признания фабричных комитетов, рабочего контроля и даже участия рабочих в прибылях; в свою очередь Национальный центр, в котором преобладала промышленная буржуазия, предлагал быть «последовательными и не приносить интересов государственной промышленности в жертву рабочим из-за желания сохранить частновладельческие земли» [35].

Положение, следовательно, складывалось так, что необходимо было решиться на одно из двух: либо давать землю крестьянам, либо не давать. Компромиссного, третьего решения быть не могло, но именно подобное решение выбрал Деникин, торжественно объявив в манифесте 5 апреля 1919 г., что «полное разрешение земельного вопроса для всей необъятной России будет принадлежать законодательным учреждениям, через которые русский народ выразит свою волю». Другими словами - надо ждать чего-либо вроде Учредительного собрания, которое будет собрано после победы над большевиками. Но жизнь не ждет, - говорится далее в манифесте, - и необходимо принять меры, которые должны сводиться к следующему:

а) обеспечение интересов трудящихся;

б) сохранение за собственниками их прав на землю;

в) часть земли может переходить от прежних владельцев (помещиков) к малоземельным путем или добровольных соглашений, или принудительно, но обязательно за плату;

г) казачьи земли отчуждению не подлежат.

Таким образом, по этому закону крестьяне должны были вернуть помещикам полученную ими за время советской власти землю и ничего не получить взамен, так как неизвестно, кто должен производить отчуждение и определять в каждом отдельном случае порядок перехода земли к крестьянам; да, кроме того, никакой платы за землю малоземельные крестьяне внести были не в состоянии. В дальнейшем Деникин совсем уже переходит все грани и возвращает свою «Великую Россию» к эпохе крепостничества, устанавливая барщину: третий сноп и половина трав помещику. А потому нет ничего удивительного в том, что крестьянство окончательно отходит от Доброволии.

С продвижением армий Юга в глубь Украины и РСФСР помещики возвращались «к себе» в имения, и начиналась жесточайшая расправа с крестьянством с помощью доблестных добровольческих войск и специальных карательных отрядов. Деникин и Лукомский в своих воспоминаниях скорбят об этом печальном факте. Деникин даже отдавал грозные приказы, воспрещавшие «насилия». Но ведь им же изданный закон толкал на это помещиков.

Таковы были единственные реальные результаты этого земельного закона.

Рабочий вопрос. Почти одновременно с декларацией о земле появилась и декларация по «рабочему» вопросу весьма либерального свойства: разрешалась организация рабочих в профсоюзы, был введен даже 8-часовой рабочий день, определены условия охраны труда и пр. Однако фактического применения эта декларация, конечно, не нашла, и предназначалась она исключительно для экспорта за границу в качестве фигового листка, прикрывавшего истинное лицо деникинского режима. В действительности вслед за декларацией были выпущены дополнительные правила, вводившие на всех крупных предприятиях обязательные сверхурочные часы - 400 часов в год, чем санкционировалась длительность рабочего дня до 9 1/2 часов.

Лишенные всяких избирательных прав, находившиеся в тягчайших материальных условиях, не имевшие своих организаций, ибо профсоюзы разгонялись «государственной стражей», рабочие представляли из себя тот горючий материал, который готов был в любую минуту вспыхнуть и свалить ненавистную власть Деникина.

Национальный вопрос. Поскольку в основу устройства территории Юга положено было «сохранение единства Российской державы» (Деникин, т. V, стр. 138), национальный вопрос решался так же «просто» и «легко», как он решался при царском правительстве.

«Никаких мечтаний!» Россия должна быть единой, и если казачеству и обещали кое-какие отклонения от этого единства, то лишь как плату за борьбу с большевиками. Все же прочие «инородцы» не имели никаких оснований ждать милостей от всесильного «Юга». Весьма характерный штрих: «Автономное управление предположено строить не только по признакам национальным, но и по соображениям иного порядка - по удобству расчленения, географическому положению» и т.д. (Деникин, т. V, стр. 140). По отношению к Украине Деникин властно заявляет, что правительство держит твердый курс «на национальное, религиозное и культурное единство русского народа в лице трех ветвей его - великорусской, малорусской и белорусской». Иначе говоря - никакой Украины. В Крыму татарский парламент (курултай) и татарское правительство (директория) были упразднены простым административным распоряжением, и весь Крым был включен в состав Таврической губернии. Даже территория Украины с Крымом не была сохранена в своих границах: по «общегосударственным соображениям» она была разделена на три области - Киевскую, Харьковскую и Новороссийскую. Так просто разрешался национальный вопрос.

Чтобы полнее представить картину внутреннего состояния Доброволии, остается бросить взгляд на те «оседлые» элементы в ее пределах, которыми предполагал и мог воспользоваться Деникин, т.е. на население казачьих областей и Украины.

Донское войско. Само собой понятно, что казачьи войска, пользовавшиеся за свою верную службу царскому правительству целым рядом политикоэкономических льгот и привилегий, в это время представляли собой контрреволюционную стихию, хотя и расслоенную.

Следующие цифры, относящиеся к 1919 г. [36], могут служить иллюстрацией к этому вопросу:

Численность населения (человек)

Казаков.......................................1 351 812

Коренных донских крестьян ............939 003

Пришлых крестьян ........................468 246

Распределение земельных угодий (в десятинах)

Во владении казачьего населения ..................9 582 157

Войсковые земли.........................................2 299 909

У крестьян..................................................1 600 694

Частная собственность..................................1 451 875

Городск., церк. земли, немецк. колонии и пр........304 151

Таким образом даже по этим далеко не свободным от тенденциозности цифрам крестьянство, составлявшее более половины населения, имело в своем распоряжении лишь половину земли.

Отсюда: а) враждебность казаков к советской власти и ее аграрной политике, б) вражда на Дону между казаками и «иногородними».

Отстаивая свои экономические интересы, донское казачество стремилось к самостийности и готово было смотреть на иногородних как на иностранцев. Атаман Краснов откровенно проводил эту политику, которая получала местно-патриотический оттенок. По его словам [37]Каледина погубило доверие к крестьянам, знаменитый паритет. Дон раскололся на два лагеря: казаки - крестьяне. Крестьяне за малыми исключениями были большевиками. Там, где были крестьянские слободы, восстания не утихали. Весь север Войска Донского, где крестьяне преобладали над казаками, Таганрогский округ, слободы Орловка и Мартыновка 1-го Донского округа, города Ростов, Таганрог, слобода Батайск были залиты казачьей кровью в борьбе с крестьянами и рабочими. Попытки ставить крестьян в ряды донских полков кончались катастрофой... Война с большевиками на Дону имела уже характер не политической или классовой борьбы, не гражданской войны, а войны народной, национальной. Казаки отстаивали свои казачьи права от «русских» (так пишет Краснов).

Конечно, это была настоящая классовая война. Первый же войсковой круг, собранный в конце апреля старого стиля 1918 г. в Новочеркасске и провозгласивший себя «кругом спасения Дона», утвердил «Основные законы», которые:

1) передали всю власть управления войском во всем ее объеме войсковому атаману в пределах Всевеликого войска Донского с указанием, что он же есть высший руководитель всех сношений Всевеликого войска с иностранными государствами;

2) предписывали управляться на основаниях свода законов Российской империи, за исключением статей, отменяемых донскими основными законами, и отменить все законы, изданные Временным Российским правительством и Советом народных комиссаров [38].

В дальнейшем казачество мечтало округлить свою территорию, получить возможно лучшие выходы к морю [39], а капиталистические верхи казачества пытались прибрать к рукам часть естественных богатств окраин (уголь) с целью превращения их в источники дохода.

В письме к Вильгельму, от 28 июня старого стиля 1918 г. атаман Краснов просил:

1) признать права Всевеликого войска Донского на самостоятельное существование, а по мере освобождения Кубанского, Астраханского и Терского войск и народов Северного Кавказа - на слияние с ними Войска Донского в одно государственное объединение под именем До-но-Кавказского союза;

2) содействовать присоединению к войску по стратегическим соображениям городов Камышина и Царицына Саратовской губернии, города Воронежа и станций Лиски и Поворино,

3) своим приказом заставить советские власти Москвы очистить пределы Всевеликого войска Донского и других держав, имеющих войти в Доно-Кавказский союз, причем... все убытки от нашествия большевиков должны быть возмещены Советской Россией [40].

Этот замечательный исторический документ в полной мере свидетельствует обо всех вожделениях Войска Донского, а также об относительной слабости казачьей контрреволюции, которая искала поддержки у иностранной интервенции - сперва германской, потом англо-французской. Эта слабость сказывается весьма явственно, если принять в расчет ту фактическую помощь, которую Дон получил от германцев в обмен на свои естественные богатства. 27 июня старого стиля в Ростове с майором фон Кохенхаузеном был официально установлен курс германской марки в 75 копеек валюты, была произведена расценка русской винтовки с 30 патронами в один пуд пшеницы или ржи, заключен контракт на поставку самолетов, орудий, винтовок, снарядов, патронов и др. В Ростове была образована смешанная доно-германская экспортная комиссия, нечто вроде торговой палаты, и Дон начал получать сначала сахар с Украины, а затем просимые им товары из Германии. В Войско Донское были отправлены тяжелые орудия, в посылке которых германцы до этого времени отказывали. Было установлено, что в случае совместного участия германских и донских войск половина военной добычи передавалась Донскому войску безвозмездно. Наконец, германцы оказывали и непосредственную помощь своей вооруженной силой. Так, немцы отразили попытку красных высадиться на Таганрогской косе, составили план совместных действий под Батайском, предложили помощь своих войск для овладения Царицыном [41].

Германские гарнизоны были поставлены в зависимость от атамана и оставались лишь там, где он считал это необходимым. Когда 29 июля старого стиля 1918 г. Украина признала старые границы Донского войска и донские власти вошли в Таганрог и Таганрогский округ, германские гарнизоны покинули Донецкий округ и остались только в Ростове и Таганроге.

С уходом немцев германская ориентация сменилась на англо-французскую, которую Донское войско приняло через свои верхи, по-прежнему не будучи в состоянии обойтись без иностранной интервенции. Атаман Краснов настойчиво добивался через Деникина тяжелых орудий из Севастополя с морских судов для бомбардировки Царицына, а также не менее настойчиво просил о присылке хотя бы двух иностранных батальонов, чтобы поддержать истощенные и деморализованные донские войска на сет верной границе области в январе 1919 г. Разница была лишь в том, что англо-французская интервенция не действовала так деловито и систематично, как интервенция немецкая, и направлялась не непосредственно, а через Деникина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.