Тайна термидора

Тайна термидора

В ходе своей борьбы против «центристской» фракции, представленной зловещим генеральным секретарем, Троцкий сравнил сталинский феномен с периодом реакции, который последовал за Великой французской революцией: не ставя под угрозу экономические завоевания революции, реакция уничтожила ее политические завоевания. Но Троцкий позже сам должен был признать, что эта аналогия лишь «вносит путаницу». Действительно, буржуазно-демократические революции могли знать периоды отступлений: старый политический аппарат, смытый революционной волной, частично возвращался к власти, вновь сажал на трон короля и мстил революционным демократам, отменяя завоеванные свободы. Но никакие королевские атрибуты не могли воссоздать золотой век феодальных повинностей и права первой брачной ночи: материальные условия для этих мечтаний исчезли, новый монарх не мог более, потрясая, вместе с короной, своей величественной тыквой, играть какую-либо иную роль, кроме той, которую предоставило ему историческое развитие: роль заурядного прислужника интересов буржуазии. Никакая сила в мире не могла более противостоять развитию рыночной экономики непоколебимо следуя своей собственной логике, являющейся стихийным результатом обмена между частными производителями.

Однако, при социализме (и это то, что было замечено Троцким в статье «Рабочее государство, термидор и бонапартизм») не может существовать ничего подобного, потому что никакой экономический закон не гарантирует социализму автоматического развития. Социализм может быть лишь результатом сознательной деятельности диктатуры пролетариата, сосредотачивающей все экономические объекты в своей железной руке, ломая разделяющие их барьеры и трансформируя их в единое орудие производства, в единый экономический организм, работающий на удовлетворение общественных потребностей. Если пролетариат не осуществляет постоянно, посредством своей классовой партии, своей диктатуры над всем обществом, он не может осуществить разрушение капитализма и коммунистическое преобразование в этом обществе. Пролетариат теряет все, если он теряет политическую власть. И всякая экономика, над которой пролетариат не осуществляет свою диктатуру, есть экономика, которая осуществляет диктатуру над пролетариатом. Как писал Ленин, «без диктатуры пролетариата нет социалистических преобразований, это азбука».

По неизвестной причине, глубину которой его современные последователи так и не осознали, Троцкий одновременно должен был утверждать, что «бюрократия экспроприировала рабочий класс политически» («Преданная революция», М., 1991, стр.206), и что она оставалась, в то же время, «орудием диктатуры пролетариата» (там же, стр.207). Очевидно, тезис, согласно которому диктатура пролетариата в России перестала существовать, привел бы Троцкого к отрицанию всякой перспективы социалистических преобразований: ему приходилось одновременно отрицать, что рабочий класс сохраняет свою власть и отрицать, что он ее потерял: он разрешил эту проблему утверждением, что у пролетариата была экспроприирована (впрочем, категории собственности плохо подходят в данном случае) политическая власть, но что диктатура бюрократии, поскольку последняя не восстановила частной собственности на средства производства и, по-своему, защищала планирование, являлась, в конечном счете, выражением диктатуры пролетариата.

Чтобы не оказаться вынужденным утверждать, что преодоление капитализма и переход к социализму осуществляется без диктатуры пролетариата, Троцкий создал новую теорию государства. Для классической доктрины, государство, в странах, где феодализм был уничтожен, и где буржуазно-демократическая революция давно завершена, является либо буржуазным, либо пролетарским. Либо одно, либо другое. Если и есть какой-либо раздел марксизма, не допускающий ни малейшей двусмысленности, где вопрос ставится ребром, то это именно теория государства. Троцкий, внесший известные модификации в вопросы, касающиеся марксистской критики политической экономии, изобрел также новую концепцию государства: он открыл диктатуру, которая не была ни диктатурой буржуазии, ни диктатурой пролетариата. Или, вернее, он открыл, что диктатура пролетариата могла осуществляться посредством «социального слоя», осуществляющего свою собственную диктатуру над рабочим классом. Следовательно, получается, что русское государство имело два лица: с одной стороны, оно было пролетарским, поскольку защищало завоевания Октября, с другой оно было буржуазным в той степени в какой оно позволяло бюрократии защищать свои привилегии.

Достаточно знать, что такое социализм в марксистской теории, чтобы понимать, что государству вовсе не надо быть «рабочим государством» (нам не нравится этот термин, имеющий слишком социологический характер и который используется во всех известных нам сделках; мы предпочитаем говорить «диктатура пролетариата») для защиты методов экономической политики, которые полностью совместимы с развитием капитализма и которые даже в такой стране как Россия являются условием ее независимого развития. Но доктрина Троцкого, которая утверждает, что власть захватила бюрократия, оказывает этому презренному социальному слою слишком много чести и, одновременно, слишком его бесчестит и которая придает ей такое значение, какого она в глазах классической теории, конечно, не заслуживает.