Потоп. Владислав IV и Богдан Хмельницкий
Потоп. Владислав IV и Богдан Хмельницкий
Тяжелый период, получивший в польской истории название Потоп, начался с крупного казацкого восстания 1648 г. За ним последовали шведская, трансильванская и русская интервенции.
Этот период многими своими чертами напоминал Русскую Смуту. Однако если последняя представляла собой родовые муки Российского государства, то Потоп стал предвестником неминуемой гибели той странной анархической олигархии, которую называли Речью Посполитой.
Эпоху Потопа, продолжавшегося 19 лет (1648–1667), можно назвать вторым этапом борьбы между поляками и русскими за власть над речным миром Восточно-Европейской равнины. Во время первого этапа (1603–1613) поляки попытались подчинить себе Московию, а польские государи из династии Ваза стремились осуществить мечту об объединении под своей властью двух славянских государств. На втором этапе царь Алексей Михайлович, умный и проницательный политик, который лучше польских королей понимал ход исторических процессов, удовлетворился утверждением верховенства Москвы над Польшей, ослабив ее до такой степени, что в течение последующего века Польское государство так и не смогло выйти из состояния упадка. На обоих этих этапах Швеция выступала сначала партнером, а потом и соперником более агрессивной стороны. Но если Карл IX преследовал лишь ограниченную цель — захватить земли Восточной Прибалтики и предотвратить упрочение польской власти в Москве, то Карл X, присоединившись к русской борьбе с Польшей, нанес Речи Посполитой сокрушительный удар, от которого в конечном счете выиграли только Великий выборщик в Восточной Пруссии и московиты — на Украине и в Белоруссии.
XVII в. в Восточной Европе стал периодом формирования национального самосознания у старых и новых народов, проживавших в Турции, Австрии, Польше и Московии, которые располагались на периферии великих ренессансных государств. Влияние Реформации, довольно сильное в Венгрии, разнообразное, но бесплодное в Польше, очень слабое в Московии; упорный традиционализм Восточной церкви, возродившей свое относительное великолепие в Греции и румынских землях, несгибаемый и буйный в среде украинских крестьян, темный и мистический у русских сектантов; стремление к справедливости и свободе, нашедшее свое выражение в частых восстаниях на Украине и в Московии в Смутное время, — все эти факторы составляли фон для политической и военной борьбы той эпохи.
Кроме того, постепенное разрушение польских и турецких государственных структур привело к возникновению чисто анархических по своей природе групп и движений. Днепровское и донское казачества, чья экономика базировалась на грабежах, буджакские и крымские татары, жившие за счет набегов и продажи рабов, относились к тому социальному слою, который профессор Тойнби называл «внешним пролетариатом». Аналогичным образом пролетарскими движениями, внутренними по своему характеру и совпавшими по времени с великим «гневом» украинских крестьян 1648–1651 гг., можно назвать и народные восстания в Анатолии под руководством обоих Абазов (1623–1624 и 1656), а также знаменитую крестьянскую войну Стеньки Разина на Волге (1670).
Потоп 1648 г. демонстрирует классические черты разрушения государственных структур, которые оказались не приспособленными для социальных реалий своего времени, и бурного брожения угнетенного пролетариата.
Владислав IV, блестящий герой Московской, Шведской и Турецкой кампаний, на старости лет превратился в утомленного жизнью брюзгу, мыслившего категориями Макиавелли. Он пришел к выводу, кстати вполне справедливому, что единственная вещь, которая может спасти Польшу, — это королевская реакция. Он создал рыцарский орден Непорочного зачатия, в который вошли 72 молодых польских аристократа, давшие торжественную клятву верности короне. Они должны были стать ядром национального движения, которое начнет борьбу с анархическими действиями сейма. Владислав планировал опереться в своих реформах на помощь казаков и использовать ее против сейма, подобно тому как за десять лет до этого Страффорд планировал использовать ирландскую армию для защиты английской короны от олигархов парламента.
Планы Владислава основывались на его популярности среди казаков и тайном сотрудничестве с Конецпольским, который знал их лучше, чем кто-либо другой. Как писал Д. Хэнней: «Владислав решил спровоцировать татар на разрыв отношений, отказавшись от выплаты унизительной дани, с помощью которой республика столь долго и безуспешно пыталась откупиться от их постоянных набегов. В случае этого разрыва он намеревался во главе 100 тысяч казаков напасть на Крым, самое сердце татарской власти, и уничтожить Крымское ханство. Это, по его расчетам, должно было вызвать турецкий карательный поход на Польшу, который оправдал бы его выход навстречу туркам со всеми военными силами республики. В случае успеха он смог бы, как король-победитель, подчинить своей воле дискредитировавший себя сейм и ввести конституцию по английскому или шведскому образцу. Вначале события развивались по задуманному сценарию. Почти одновременно в Крыму вспыхнула гражданская война, а Порта объявила войну Венецианской республике, с которой Владислав тут же заключил наступательно-оборонительный союз (1645). После этого он попросил казаков подготовить свои челны к борьбе с турецкими галерами и заключил с московским царем договор о совместном походе в Крым. К сожалению, Венеция настояла на обнародовании договора об антитурецком союзе с Польшей; Порта, хорошо информированная о польских делах, осталась нейтральной, несмотря на многочисленные наглые провокации, и Владислав, связанный своей коронационной клятвой никогда не начинать наступательных войн, оказался в руках сейма, депутаты которого, исполнившись негодования и гнева, собрались в Варшаве 2 мая 1647 г. Договор с Венецией был расторгнут, а власть короля еще сильнее урезана».
Конецпольский к тому времени уже умер, одержав последнюю победу над татарами у Бродов (1646). Королю недолго пришлось терпеть унижения от разъяренного сейма, ибо 20 мая 1648 г. он скончался в своем охотничьем доме в Мереше. Однако его действия породили бурю, которую даже он вряд ли сумел бы успокоить, — за три недели до его смерти она разразилась над головами тех, кто разнес в пух и прах все его замыслы.
Богдан Хмельницкий стал вторым после Петра Сагайдачного талантливым вождем, возглавившим казаков. Он был совсем не похож на доброго и мудрого Сагайдачного и на стоявшего на пороге смерти наследника династий Ваза и Габсбургов. «При всех своих природных талантах, — уточнял Бейн, — Хмельницкий был самым настоящим дикарем. Он был подвержен быстрым сменам настроения, не способен к холодному длительному расчету и не обладал способностью к самоконтролю — это был переменчивый флюгер, слепо отдававшийся всякому порыву страсти. Он умел разрушать, но не умел создавать, и от его подвигов [чаще всего] выигрывали другие люди».
Богдан Хмельницкий родился на Волыни в семье шляхтича; его отец был «реестровым» казаком, который попытался найти удачу в Сечи, но его убили во время Цецорской битвы. Примерно в то же самое время молодой Хмельницкий попал в плен к крымским татарам, из которого позже его выкупили. Он стал есаулом в Чигиринском полку и унаследовал от отца небольшой хутор Субботов. В начале 30-х гг. XVII в., во время войны с Россией, его заметил король Владислав. Во время восстания Павлюка Хмельницкий занимал должность войскового писаря в Чигиринском полку. Он учился в школе одного из православных братств, а закончил свое образование в иезуитском коллегиуме в городе Ярослав в Галиции. Его знания о мире значительно расширились, когда он был назначен командиром казацкого отряда, который король Владислав отправил правительству кардинала Ришелье. Этот отряд принимал участие в борьбе с испанцами во Фландрии и в осаде Дюнкерка. Хмельницкий всегда оставался «человеком короля» и дворянином и, даже став во главе казацкого революционного движения, сохранил все предрассудки и представления своего класса.
То, что такой человек, как Хмельницкий, дворянин и храбрый воин, превратился в непримиримого врага Польши, демонстрирует ее бездарную политику в отношении Украины, поскольку несправедливость, от которой пострадал будущий гетман, в первой половине XVII в. являлась весьма характерной, и можно привести сотни аналогичных примеров. Хмельницкий поссорился с Чаплинским, польским подстаростой Чигирина. Тот позарился на его хутор, а также на прекрасную любовницу, на которой Богдан собирался жениться после смерти своей жены. Дело попало в суд, но там тянули резину, и Чаплинский, воспользовавшись отсутствием хозяина, послал в Субботов своих людей. Они захватили хутор, разграбили дом и увезли с собой даму сердца Хмельницкого, запоров насмерть его малолетнего сына. Богдану, несмотря на высокий пост в казацком войске, не удалось добиться ни в местном суде, ни даже в Варшавском сенате, чтобы его обидчик был наказан, а хутор и будущая жена вернулись к нему. Над ним просто посмеялись и посоветовали позабыть о своем поместье и найти себе другую женщину.
Тогда Хмельницкий обратился за помощью к королю. Владислав в то время уже подумывал об использовании казацкого войска в борьбе с непокорной шляхтой. Польские историки приводят слова короля: «Пора бы, кажется, вам вспомнить, что вы — воины, у вас есть сабли: кто вам запрещает постоять за себя?» (у Богдана была сабля, которой король наградил его во время Смоленской кампании).
Хмельницкий вернулся на Украину и в 1646 г. принял участие в походе Конецпольского на татар. Эта война прекратилась после указа сейма, который отказался одобрить продолжение военных действий, хотя на самом деле это была оборонительная операция против татарских набегов. Как «человек короля и казак», Богдан Хмельницкий оказался под подозрением, и осенью 1646 г. после разговора с казацким старостой ему пришлось скрыться.
Когда сейм в мае 1647 г. узнал о далекоидущих планах короля, положение будущего гетмана стало еще более опасным. До сих пор не известно, передавал ли ему Владислав какой-нибудь документ, но мы знаем, что Хмельницкий появился на Сечи «с письмом от короля Владислава».
Запорожская Сечь к тому времени пришла в упадок. Только три сотни казаков получали жалованье от короля, а на острове Хортица стояла польская стража. Тем не менее горячий призыв знаменитого беглеца вернул к жизни не только саму Сечь, но и поселения по обоим берегам Днепра. На Хортицу потянулись люди, которые прятались на бесчисленных островках великой реки; другие явились из правобережной степи, называемой Великим Лугом; много народу пришло из отдаленных районов левого берега. Ранней весной 1648 г. под началом Хмельницкого собралось уже несколько тысяч человек; появились мушкеты и порох, были выкопаны из песка казацкие пушки, которые пролежали там со времен Павлюка и Остраницы.
В марте польский воевода из города Брацлав Адам Кисель, по происхождению православный украинец, написал письмо князю Долгорукому, московскому походному воеводе в Путивле, желая предупредить его о том, что «некоторое число, тысяча или больше, казацких черкас самовольно ушло на Сечь, а их руководитель — простой холоп по имени Хмельницкий». Кисель обращался к русским с просьбой: «В случае, если Хмельницкий убежит из Сечи на Дон, не принимать его там, не давать ему пощады и не выпускать в море».
В апреле Кисель снова писал Долгорукому, что «если этот холоп, черкасский изменник, и его войско не убежит в Крым, ему придется заплатить головой за свою измену, ибо наша армия движется за ним в погоню по Великому Лугу в сторону Днепра».
А тем временем Хмельницкий действовал уверенно, но осторожно. Его люди внезапной атакой овладели крепостью Кодак, а сам он отправился в Крым просить хана Ислам-Гирея III о помощи. Пока тот раздумывал, ногайский мурза Тугай-Бей, относительно независимый от Крыма вождь Буджакской Орды, с четырьмя тысячами всадников присоединился к восставшим запорожцам.
В начале апреля, вернувшись на Сечь, Хмельницкий объявил Польше войну и был избран гетманом.
В Корсуни коронный гетман Стефан Потоцкий, имевший под своей командой 30 тысяч человек, решил подавить восстание еще до того, как мятежники появятся в густонаселенных областях Украины. По Днепру на лодках спускалось войско гетмана Барабаша, который вел на соединение с коронными силами 6 тысяч «реестровых» казаков.
В третью неделю мая Потоцкий выслал в Великий Луг навстречу Хмельницкому корпус из 12 тысяч человек. Не сомневаясь, что поляки легко разгромят казаков, коронный гетман доверил командование своему сыну, давая ему возможность показать себя. Но отряды запорожцев перехватили на Днепре «реестровых» казаков и убедили их выступить на стороне восставших (гетмана Барабаша убили, а труп выбросили в реку). 19 мая Хмельницкий атаковал Стефана Потоцкого у протоки Желтые Воды. Запорожцы ударили с фронта, а буджакские татары — с тыла; весь польский корпус полег на поле боя, за исключением одного человека, который прибежал в Корсунь и сообщил о разгроме, где его сначала приняли за сумасшедшего!
Усилив свое войско «реестровыми» казаками, Хмельницкий пошел на Корсунь, а в тылу у коронного гетмана поднялся весь край. Потоцкий потерял голову и начал отступать; 28 мая казаки догнали его и в битве у Крутой балки наголову разгромили весь его корпус. Было убито 7 тысяч поляков, а 9 тысяч — взято в плен; спастись удалось лишь 2 тысячам кавалеристов. Самого Потоцкого, заковав в цепи, отвезли в Крым и передали в руки татарского хана, откуда его выкупили за огромные деньги.
Весть о победах Хмельницкого разнеслась по всей Украине, и народ восстал. Вся Правобережная Украина и все земли Левобережной — от Переяслава до Полтавы — за невероятно короткое время были полностью очищены от польских помещиков и небольших отрядов регулярных войск. Хмельницкий показал себя умелым тактиком — и в руководстве восстанием, и в бою. Пока в Белой Церкви шло формирование огромного казацкого войска, небольшие отряды запорожцев отправились в те районы Польши, где помещики чувствовали себя еще в относительной безопасности, намереваясь поднять крестьян на восстание. Знаменитые запорожские полковники: Богун, Нечай, Ганжа, Перебийнос и Морозенко проникли в Брацлавскую область и Подолию. Другие отряды появились в Нежинской, Черниговской и Новгород-Северской землях, где после захвата Польшей Северской области под защитой регулярных войск быстро развивалось польское землевладение. К июлю восставшие освободили от поляков всю Северскую землю — от Нежина до Стародуба и Новгорода-Северского.
По всей стране бушевал «ад кромешной злобы»: крестьяне убивали помещиков и жгли их поместья. Повсюду шла охота на дворян, католических и униатских священников и евреев. Их ослепляли, жгли, обезглавливали и, уложив между досками, распиливали пополам. Восставшие штурмом взяли замок Бар и предали смерти тысячи поляков и евреев, которые надеялись отсидеться за его стенами. На Волынской земле князь Иеремия Вишневецкий с точно такой же жестокостью наказывал крестьян. Людей казнили в его присутствии, и он в исступлении кричал палачам: «Мучьте их так, чтобы они почувствовали, что умирают!» В ответ на зверства Вишневецкого запорожцы убивали всех дворян, священников и евреев, которые попадали к ним в руки. Под Тульчином князю Яну Четвертинскому его собственный мельник отрубил голову, а запорожец Остап изнасиловал его жену.
К концу лета на границах Волыни и Галиции поляки собрали новую армию для защиты территории республики от приближавшихся казаков. Эта армия насчитывала 40 тысяч бойцов и 100 пушек. Среди массы людей большинство составляли шляхтичи-ополченцы, которые были похожи на павлинов. Они вырядились в меха и шелка, словно ехали не на битву, а на свадьбу. Хмельницкого со всем его войском они искренне презирали. «Все это быдло надо разогнать плетьми, а не пачкать о них мечи», — заявляли они. Польских шляхтичей подкрепили отрядом немецких наемников, но после трех дней сражения под Пилявцами последние остатки былой польской славы развеялись по ветру: «Степь на многие мили вокруг была усеяна трупами; говорят, что после окончания битвы казаки захватили добычи на 10 миллионов гульденов».
Армия Речи Посполитой была разгромлена, остатки ее разбежались, и перед Хмельницким открылась дорога на Польшу. В Галиции восстали крестьяне, и гетман занял Львов, древнюю столицу западнорусских земель. Казацкие отряды рассеялись по просторам Белой Руси и Литвы, а Хмельницкий с основным войском осадил Замостье. Однако блестящий военачальник и несгибаемый революционер оказался никудышным политиком. Бывший «человек короля», мелкий шляхтич и беспечный человек, каким он был до того, как Чаплинский разорил его поместье и убил сына, по-видимому, ужаснулся, осознав, что натворил. А быть может, Хмельницкий решил попытаться остановить Потоп, заливавший земли его родной страны. Социальные запреты, внушенные ему воспитанием, сумели сдержать его личные амбиции. Его риторическое заявление польским послам, явившимся предложить ему мир, о том, что он не собирается предавать интересы крестьянства, весьма похоже на формулу: «Господь Бог не позволяет!»
Пока Хмельницкий стоял под Замостьем, а запорожцы пытались убедить его двинуться на Варшаву, где на площади Старе Място скатилось с эшафота так много казацких голов (Подковы, Наливайко, Павлюка и Сулимы), в польской столице собрался сейм, который должен был избрать преемника Владислава IV. Для казацкого гетмана, который провел почти всю свою жизнь на польской службе, это событие имело огромное значение, и он почувствовал себя польщенным, когда к нему явились посланники сейма, чтобы узнать, кого из претендентов он желает видеть королем, ибо считалось, что результат выборов будет зависеть от него. Хмельницкий поддержал кандидатуру младшего брата Владислава, Яна-Казимира, у которого не было ни единого шанса стать королем, поскольку он носил шапку кардинала. Однако папа освободил его от обета, и последний король из династии Ваза взошел на трон при поддержке казацкого войска (новый король тут же взял в жены вдову Владислава, Марию-Луизу Ангулемскую).
Крымские татары, нагруженные добычей, были отпущены восвояси, а казацкие полки, прекрасно вооруженные, соблюдая военную дисциплину, двинулись из Волыни назад, на Днепр. В октябре во главе своего Чигиринского полка, верхом на белом жеребце, облаченный в золотую парчу, Богдан Хмельницкий въехал в Киев и был провозглашен «отцом и освободителем страны и народа».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.