Глава 27 Чайковский-паша — троеженец и троеверец

Глава 27

Чайковский-паша — троеженец и троеверец

Пограничье всегда порождает уникальных мутантов. Украина как земля окраинная, лежащая на стыке трех цивилизаций — православной, католической и мусульманской — славилась подобной человеческой «продукцией» с незапамятных времен. У нас возможно все! Российские фельдмаршалы из черниговских пастухов, как Разумовские, не участвовавшие ни в одном сражении.

Президенты-националисты, начинавшие верными сыновьями КПСС. Советские поэты из петлюровских «подстаршин» — тот же Сосюра, например. Наконец, хрестоматийные янычары, разговаривавшие в своих казармах на украинском языке и резавшие братьев-славян во имя веры Пророка.

Но даже среди этих перерожденцев личность Михала Чайковского заслуживает отдельной главы в анналах истории. По самой распространенной версии, он родился в 1804 году на Волыни в семье польского помещика. До сих пор там есть его родовое село Гальчинцы на Житомирщине. После третьего раздела Польши в конце XVIII века эти земли отошли к Российской империи, но по этническому составу напоминали слоеный пирог. «Доброе» царское правительство сохранило там, как и на всей Правобережной Украине, польскую шляхту. Поэтому местные помещики разговаривали по-польски и мечтали о восстановлении Речи Посполитой, по крайней мере, по Днепр. О чем мечтали волынские мужики, разговаривавшие по-малороссийски и посещавшие по воскресеньям православную церковь, сложнее сказать. Наверное, о новой Колиивщине, чтобы перерезать всю эту шляхту и больше не ходить на панщину.

Оградить себя от этого народа польские помещики, естественно, не могли. Вырастая в окружении украинских крестьян, они волей-неволей усваивали простонародную речь и проникались местным фольклорным духом. Таким чудаком был дедушка Михала. Он вообразил себя современником гетмана Сагайдачного и польских королей периода величия Речи Посполитой, переодел всю свою дворню на казацкий лад и с утра до вечера проводил время в попойках, охотах и танцах.

К тому же в роду Чайковских прослеживалась сильная наклонность к безудержному вранью в духе барона Мюнхгаузена. Матерью Михала была Петронелла Глембоцкая — типичная польская шляхтянка, происходившая из рода, который прибыл в поисках поживы на Волынь из исконной Польши еще в XVIII веке. Никакими особенными историческими заслугами это семейство не отличалось. По сей причине они любили врать, что имеют отдаленное родство… с гетманом Иваном Брюховецким — знаменитым участником Черной Рады и джурой Богдана Хмельницкого.

Еще одной семейной легендой была басня, что один из предков Чайковских — некий Чайка — погиб при ликвидации Запорожской Сечи русскими войсками. Это была совсем уж наглая выдумка эксцентричного дедули Михала, допившегося в своей волынской глуши до чертиков. Как известно. Сечь пала без единого выстрела. Запорожцы добровольно сдались генералу Текелию, после чего разбрелись, кто куда. Если мифический «прародитель» Чайковских запорожец Чайка и существовал, то — погибнуть он мог, только спьяну утонув в днепровских плавнях вокруг Сечи.

В 1830 году поляки восстали против России. Михал Чайковский был к этому времени уже довольно большим 26-летним оболтусом, успевшим жениться, поучиться в Варшавском университете и послужить в одном из польских кавалерийских полков, входивших в русскую армию. Немногие ныне помнят, что после наполеоновских войн, в которых поляки воевали на стороне французов.

Польша вошла в состав Российской империи под именем Царства Польского со столицей в Варшаве. Российский император Александр I принял присягу как польский король. Польша имела отдельные законы, парламент и, самое главное, целую армию, в которой служили ветераны все тех же наполеоновских войн, в свое время участвовавшие в походе на Москву 1812 года. Видите, каким «ужасным» был российский великодержавный «деспотизм»!

Возможно, кто-то спросит: чего же не хватало полякам, если они решили снова взяться за оружие? Свободы? Но их у нее было больше, чем у кого-либо в Российской империи! Причина восстания лежала в польском империализме. Как и русские, поляки тоже имперская нация. Они тоже претендуют на особую роль среди славянских народов и до сих пор болезненно переживают то, что это первенство у них перехватила Россия.

Целью польского выступления 1830 года была полная независимость и захват Правобережной Украины. Но в военном отношении русская армия оказалась намного профессиональнее польской. Сам Михал Чайковский впоследствии в мемуарах вспоминал: «Польские офицеры утверждали, что нужно знать лишь то, что есть в воинском уставе. Хотя они не жгли других книг, но и не читали их». Русское офицерство, по его словам, «более предавалось кутежам» и «имело более светского лоска», но зато у многих русских можно было найти «сочинения по военному искусству, географические карты, планы битв, — одним словом, все, что может содействовать умственному развитию офицера». В результате, более «начитанная» армия разбила ограниченных вояк, державшихся только своей уставной премудрости.

К тому же русскими командовал выдающийся полководец фельдмаршал Паскевич — малороссийский дворянин родом из Полтавы. В отличие от Чайковского, он был не мифическим, а самым настоящим потомком казаков, что и доказал, взяв в 1831 году штурмом Варшаву. А Чайковский сбежал в Австрию, откуда перебрался в Париж.

Там собралась огромная колония польских шляхетских эмигрантов, которых Франция, по меткому выражению Чайковского, встретила, «как остатки великой армии Наполеона». Самым известным из этой бродячей компании был поэт Адам Мицкевич. Волынский помещик-казакофил: сдружился с ним и, возможно, не без воздействия этого более знаменитого собрата, одну за другой стал строчить исторические повести на польском языке. Сейчас эта продукция Чайковского прочно забыта. А во второй четверти XIX века он был очень популярным беллетристом. В его прозе словно ожила безудержная брехня его полупомешанного деда. Казаки, девчата, гайдамаки многочисленными бандами запрыгали в невообразимом гопаке по страницам прозаических творений эмигранта.

Об исторической достоверности он не заботился. Зато брал бойкостью пера и, как сказали бы мы сейчас, страстью к фальсификациям. Именно Чайковский придумал в романе «Вернигора» убийство Иваном Гонтой своих сыновей во время Уманьской резни 1768 года. Исторический Гонта ничего подобного не совершал. Но выдумка Чайковского стала самым известным мифом, порожденным его возбужденной фантазией. Хотя сейчас никто и не помнит авторства этой литературной выдумки. Как раз из романа Чайковского позаимствовал сюжет о Гонте-сыноубийце и Тарас Шевченко, использовав его в поэме «Гайдамаки».

Но литературная деятельность скоро наскучила Чайковскому. Хотелось живого дела — постричь русских голов, полить русской кровушки!

Такая возможность скоро представилась. В начале 40-х годов писатель-кавалерист по поручению своих друзей отправился в Турцию. Поляки-эмигранты, оказавшиеся без страны, которую можно было бы эксплуатировать, мечтали захватить престол Черногории. Когда эта попытка не удалась, Михал Чайковский выдвинул новый прожект — федерация славянских народов под протекторатом Турции! Для обоснования этой завиральной идеи он даже раскопал, что по женской линии султан является отдаленным потомком королей Сербии, так как когда-то одну из сербских принцесс этим османским разбойникам удалось затащить в гарем своего предводителя.

Додуматься до такого политического прожекта могла только польская свободная мысль. Казалось бы, имели автономию в составе России. Затеяли войну. Все потеряли. А теперь были готовы выпрашивать ту же автономию у турок! Правда, для этого нужно было еще победить Россию. Ну, не идиоты ли? Конечно, идиоты — из той породы, что кинется в 1939 году с голыми саблями на немецкие танки!

Чайковский вспомнил, что где-то на Дунае еще доживают потомки запорожцев, сбежавшие в 1775 году от Екатерины II и создавшие Задунайскую Сечь под рукой высокого султанского величества. Правда, в 1828 году во время очередной войны России с Турцией большая часть этих «задунайских запорожцев» дернула назад в Россию в объятия царя-батюшки Николая I. И даже помогла ему форсировать Дунай. Тогда атаман Осип Гладкий лично правил царской лодкой, переправляющейся на турецкую сторону, за что и получил монаршескую благодарность.

Но какие-то дезертиры, как предполагал Чайковский, еще должны были прятаться в дунайских камышах, промышляя браконьерством. Из этих бродяг предприимчивый шляхтич предложил султану сформировать «православный казачий полк». Проблема была только в том, что сама Российская империя давно уже требовала выдачи беглого Чайковского как своего подданного. Чтобы избежать принудительной высылки в Россию пан Михал стал турецкоподданным, а заодно сделал обрезание, приняв ислам. Султан Абдул-Меджид, видя такую жертву, не мог не поверить в чистоту помыслов нового слуги престола. Полк он разрешил формировать.

Вот как описывает Чайковский в мемуарах личный состав своих «запорожцев»: «Первую и третью сотню я набирал в Стамбуле; командиром первой сотни я назначил Людовика Пиотровского, из венгерских улан, а командирам третьей сотни. — Каэтана Ходыльского-Остоя, бывшего инженера. В казацкий полк поступило человек около двадцати поляков; мне дали также четырех дезертиров из русского войска, остальных надобно было набрать из болгар, сербов, босняков и прочих славян. Ко мне приехал, с целью поступить в казаки, молодцеватый офицер русского войска, отставной гвардии поручик князь Бзеделах, родом кабардинец, и румынский дворянин Дмитрий Кречулеско. Более двадцати болгар-разбойников, сидевших в тюрьме, подали прошение о принятии их в мой полк, заявляя о своем желании искупить свою вину, сражаясь за султана и за Турцию».

В полку были даже конные цыгане — все, кто угодно, только не запорожцы! Зато из хранилища в Стамбуле вытащили старый флаг Задунайской Сечи: «Я устроил церемонию торжественной передачи… На двуцветном знамени, на красном поле был изображен серебряный мусульманский полумесяц, а на белом поле — золотой православный крест». Сводный цыганско-польско-сербско-болгарский полк двинулся через границу покорять Россию — в это время очень кстати разгорелась Крымская война.

Несмотря на пестрый состав своей «интербригады», Чайковский писал, что его полк «был возродившимся славным запорожским войском или войском польского короля и республики, состоявшим на службе султана, союзника Польши. Эта церемония, после которой наш полк стал пользоваться историческими правами и привилегиями бывшего запорожского войска, должна была, по моему мнению, произвести сильное впечатление на поляков и повлиять на их политические взгляды, к сожалению, этого не случилось».

И не могло случиться! Даже польские эмигранты, услышав про полк «казаков» Чайковского, крутили пальцем у виска. Давно не было на свете ни польского короля, ни польской республики. А предприятие шляхтича-атамана напоминало игру его деда в запорожцев. Только Адам Мицкевич (чего взять с поэта.?) явился на зов нового «гетмана» в Турцию и тут же помер от холеры в потоках экскрементов как истинный шляхетский герой-засранец.

В Стамбуле Михал во второй раз женился. Церемония прошла по магометанскому обряду. Избранницей же авантюриста оказалась дочь ректора Виленского университета Людовика Снядецкая — польская дама, влюбившаяся в русского морского офицера Корсакова и занесенная волею судьбы в столицу Турции.

Через несколько лет после окончания Крымской войны «цыганская» армия Чайковского была распущена, успев, правда, поучаствовать в подавлении очередного болгарского восстания. Сам же полководец, имевший звание «мирь-мирь-паши», данный, как он пишет, «кошевому атаману запорожского войска при переходе его в Турцию», оказался без должности. Только с пенсией в 60 тыс. пиастров. Султан, покровительствовавший ему, умер. Надвигалась старость, половое бессилие и тоска.

Но неожиданно для всех в 1872 году Чайковский воспрял духом, перешел в православие, вернулся в Россию и поселился в Киеве. Царское правительство даровало ему прощение и поместье Борки в Черниговской губернии. Нужно же было быть таким добряком (или дураком?), как Александр II, чтобы подарить все это человеку, целую жизнь посвятившему пакостничеству против его империи! Поговаривали, что в возвращении Чайковского основную роль сыграл посол в Константинополе граф Николай Игнатьев, который таким образом ликвидировал эмигрантские антирусские очаги за границей. Однако «покупка» Чайковского вряд ли относилась к выгодным сделкам — на тот момент он явно относился к категории «просроченный товар». Что-то вроде Мицкевича, только еще живое.

В России Садык-паша опубликовал огромные болтливые мемуары, которые вышли с продолжением сразу в двух журналах — «Киевской старине» и «Русской старине», и в очередной раз женился на молоденькой барышне. Но неравный брак не принес ему счастья. Жена изменяла мужу с управителем, и старый 80-летний похотливец Михал Чайковский, не вынеся пренебрежения своему обрезанному в Турции достоинству, застрелился в ночь с 5 на 6 января 1884 года. Он точь-в-точь повторил судьбу своего соплеменника графа Яна Потоцкого — еще одного «украинофила» и автора всемирно известного и, кстати, действительно талантливого романа «Рукопись, найденная в Сарагосе». Тот покончил с собой серебряной пулей, коей убивают оборотней, чтобы они больше не возвращались на эту землю. Воистину, «любовь» к Украине никогда не приносила полякам ожидаемых выгод! Только — все виды «обрезаний». И политические. И духовные.