Глава 7. ПОДЗЕМНЫЕ ВОЙНЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7.

ПОДЗЕМНЫЕ ВОЙНЫ

В истории Московской Руси это единственный случай, когда небольшая деревянная крепость, гарнизон которой не превышал тысячу человек, выдержала многомесячную осаду, нанося огромные потери войскам осаждавших, и в конце концов в открытом бою противник численностью в 70 тысяч воинов был разогнан. Уникальность этого противостояния заключается в не имеющем аналогов в отечественной, да и, пожалуй, в европейской истории умении осажденных использовать подготовленные во время осады подземные укрепления. При этом крепость, выстроенная из дуба, была уничтожена артиллерийским огнем и пожарами. Отступать осажденным было некуда, и, чтобы уцелеть, у них оставался только выход — выстоять и победить.

Это произошло зимой и весной 1605 г., в самый разгар Смуты. Кромы, так называлась эта крепость, стала форпостом отрядов повстанцев, выступивших против режима Бориса Годунова. Под стенами и земляными валами Кром весной 1605 г. решалась судьба несостоявшейся годуновской династии и взошла кратковременная звезда человека, вошедшего в русскую историю под именем Лжедмитрия (Самозванца).

Отечественная историография представляет Лжедмитрия I как авантюриста, обманом захватившего власть. Однако все познается в сравнении. Появление Самозванца в Кремле остановило начавшую было разгораться гражданскую войну. Единственным всплеском насилия стал разгром многочисленным «черным людом» из числа посадского населения боярских и дворянских дворов, чьи хозяева были сторонниками Бориса Годунова. Но это было частным фактом. Как и кровопролитное побоище москвичей с польскими наемниками, входившими в гвардию Самозванца с первых дней похода на Москву. Большое количество жертв подтолкнуло Лжедмитрия I к принятию решения о роспуске расположившихся в Москве иностранных наемных полков в июле 1605 г. Р.Г. Скрынников назвал государственный переворот в Москве в 1605 г. самым бескровным из всех московских восстаний XVII в. Летописцы того времени сообщали, что после переворота в Москве преобладала атмосфера всеобщего подъема «по поводу обретения истинного государя и наступления счастливого царства»{49}.

Нелишне вспомнить о страшном бедствии, которое обрушилось на Россию в годы правления Бориса Годунова, и какое наследство досталось Лжедмитрию. Великий голод пришел в страну. Произведенные французом Э. Ле Руа Ладюри исследования вековых климатических колебаний показывают, что наиболее значительное похолодание в Европе за последнюю тысячу лет приходится на начало XVII в. Холодное лето 1601 г. вызвало аграрную катастрофу в странах Северной и Восточной Европы. На территории России с июня пошли непрекращающиеся холодные проливные дожди. Так продолжалось десять недель подряд. В июле выпал снег. В конце августа снегопад превратился в метель, ударили морозы, по реке Днепр местные жители ездили на санях. Лед выдерживал! Погиб весь урожай, и земледельцы тщетно пытались собирать недозрелые зеленые зерна пшеницы. Весна следующего 1602 г. выдалась теплой. Однако в апреле снова ударили морозы, а летом снова пошли холодные дожди и снег. Теплая осень не спасла людей — нечего было есть и нечем было сеять.

Как водится на Руси, бедствие пытались объяснить устрашающими знамениями. Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского», ссылаясь на летописцев того времени, писал, что они «следуя древнему обыкновению суеверия, рассказывают, что “нередко восходили тогда две или три луны, два или три солнца вместе; столпы огненные, ночью пылая на тверди, в своих быстрых движениях представляли битву воинств и красным цветом озаряли землю; от бурь и вихрей падали колокольни и башни; женщины и животные производили на свет множество уродов… летом (в 1604 году), в светлый полдень, воссияла на небе комета, и мудрый старец, за несколько лет пред тем вызванный Борисом из Германии, объявил дьяку государственному… что царству угрожает великая опасность”». От себя Карамзин предложил оставить «суеверие предкам: его мнимые ужасы не столько разнообразны, как действительные в истории народов». Мы не станем спорить с непревзойденным исследователем отечественной истории. Так или иначе с незапамятных времен всегда считались у многих народов предвестниками войн, стихийных бедствий и других несчастий.

Собственно, комета Галлея тогда так еще не называлась — английский ученый Эдмунд Галлей удостоился такой чести через много лет после своей смерти.

Эдмунд Галлей (1656–1742) впервые предсказал появление кометы в 1758 году и установил, что кометы, наблюдавшиеся в 1531, 1607 и 1682 гг., — это одно и то же светило, периодически возвращающееся к Солнцу. Возвращается комета от Солнца к Земле через каждые 75 лет и 6 месяцев. Когда Галлея уже не было в живых, его предсказание сбылось, и комета получила его имя. К Земле комета Галлея приближалась в 1835, 1910, 1985 гг. В ожидании приближения кометы Галлея в России в 1910 г. по всей стране служили молебны, чтобы отвести «Божий гнев в образе кометы». Тогда, в 1910 г., Земля прошла через хвост кометы Галлея. Хвост кометы, как определяет астрономия, насыщен разреженным угарным газом, концентрация его чрезвычайно мала. В наше время даже школьники знают о том, что даже в случае столкновения Земли с ядром кометы Галлея это не причинит вреда, поскольку при нагреве от трения о воздух льды ядра испарятся. Единственное, что может при этом произойти, — появление «падающих звезд», или метеоров, постепенно испаряющихся.

Как вы обратили внимание, прохождение кометы Галлея над Землей произошло в 1607 г., тогда как климатическая катастрофа в России берет начало с июня 1601 г. Но… Появление кометы Галлея совпало с возобновлением гражданской войны в России, более ожесточенной, чем война в 1604–1605 гг., и более длительной. Не испытывая более терпение читателя, перейдем к подземной войне в крепости Кромы.

Русский физик К. Перебийнос выдвинул гипотезу, согласно которой комету Галлея составляют метеориты, опережающие само ядро на 2 миллиарда километров, а моменты прохождения кометы (каждые 75 лет и 6 месяцев) вблизи Земли связаны с катастрофическими природными явлениями и событиями на ней. М.В. Крупин в своей исторической повести «Самозванец» (Нижний Новгород, 1994) развил гипотезу Перебийноса, увязав момент прохождения в 1607 г. кометой Галлея Земли с климатической катастрофой 1601–1602 гг., вызвавшей невиданный доселе на Руси голод. По Крупину, мчавшиеся впереди кометы Галлея метеориты, пробиваясь сквозь атмосферу Земли, вызвали движение тяжелых облаков со стороны Северного Ледовитого океана на Русь, где северный холод, встретившись с теплом, в свою очередь, вызвал десятинедельный холодный дождь, а затем снег и мороз.

Вторжение войск самозванца показало всю шаткость режима Бориса Годунова. Первая же русская крепость сдалась без боя. Двигавшийся в авангарде казачий отряд атамана Белешко первым подошел к Монастыревскому острогу. Посланный Белешко казак подъехал к стене крепости и на конце сабли передал жителям послание «царевича Дмитрия». Этого оказалось достаточно, чтобы в остроге поднялось восстание. Восставшие связали воеводу Монастыревской крепости Бориса Лодыгина иего помощника Михаилу Толочанова. Вечером 21 октября 1604 г. Лжедмитрий со своим войском вошел в острог, встречаемый радостными криками: «Встает наше красное солнышко, ворочается к нам Дмитрий Иванович!» Затем армия Лжедмитрия взяла Чернигов, жители которого сами повязали своих воевод — князя Татева, князя Шаховского и Воронцова-Вельяминова. Радость черниговцев была столь велика, что они, забыв о грабеже солдат Лжедмитрия при взятии города, приветствовали «подлинного царя».

11 ноября армия Самозванца приступила к осаде Новгорода-Северского. Когда после неудачной попытки генерального штурма города отряды Самозванца, понеся большие потери, были готовы отступить, неожиданно в их лагерь пришла весть о сдаче правительственными войсками Путивля — ключевого звена обороны всей Черниговской земли. Путивль — единственный из городов Северной Украины (или Северщины), который обладал каменной крепостью и был крупным торговым центром с большим посадом. Самозванцу повезло с занятием Путивля вдвойне: помимо важного стратегического положения в оборонительной системе государства, в городе-крепости в воеводской казне хранились очень крупные денежные суммы. Деньги предназначались для выплаты жалованья служилым людям и на крепостное строительство. Завладев воеводской казной, Лжедмитрий уже не ломал голову над мыслью, чем платить наемному воинству. 23 ноября поднялся мятеж против Годунова в Рыльске, 1 декабря — в Курске. Оборонительная система пограничных степных городов-крепостей рушилась.

3 декабря 1604 г. произошло событие, ошеломляющие последствия которого предрешили исход борьбы Лжедмитрия I с армией московского царя Бориса Годунова. Скрынников, исследуя картину политической борьбы в Русском государстве на начальном этапе гражданской войны XVII в., обнаружил во Львовской исторической библиотеке АН УССР, в фонде библиотеки Оссолинских, «Поденную записку о походе Лжедмитрия!». Иначе говоря, путевой военный дневник будущего царя. Р.Г. Скрынников обнародовал сделанные им выписки из походного дневника Самозванца в своей книге «Социально-политическая борьба в Русском Государстве в начале XVII века» (Ленинград, 1985).

Запись в походном дневнике Лжедмитрия I от 3 декабря 1604 г. свидетельствует, что «волость Кромы поддалась». Иначе говоря, крепость Кромы перешла на сторону повстанцев. Что представляла собой эта крепость? Она была выстроена в 1594 г. из дуба. Главной особенностью Кром было ее исключительно выгодное положение на местности — она расположилась на вершине холма, возле берега реки Кромы. Крепость со всех сторон была окружена болотами и камышами. Наверх к ней вела одна-единственная узкая тропа. В распутицу все топи вокруг крепости становились абсолютно непроходимыми. Изначально в оборонительной системе Руси она считалась второстепенной, главным форпостом обороны Москвы на юге рассматривалась недавно возведенная на берегу Северского Донца крепость-город Царев-Борисов, названная по имени царя. На Дону возведение этой крепости восприняли как прямую угрозу казачьей вольности, и в самом начале Смуты донские казаки рассчитались с Годуновым за все притеснения. Царев-Борисов был взят штурмом и стерт с лица земли. Сильный гарнизон крепости сам повязал своих воевод, сложил оружие перед атакующими и немедленно покинул город.

Повсеместный переход пограничных областей на сторону «царя Димитрия» был, ко всему прочему, вызван и небывалой жестокостью годуновских войск по отношению к населению. Такого на Руси не наблюдалось со времен монгольского нашествия. Конрад Бус-сов, наемник-ландскнехт войск Годунова из Люксембургского княжества в Германии, в изданной в 1612 г. в Риге книге «Смутное состояние Московского государства», которая признается отечественными историками как наиболее достоверное иностранное сочинение о Смуте, свидетельствовал: «В Комарицкой волости они вешали на деревьях за одну ногу несколько тысяч крестьян с женами и детьми и стреляли в них из луков и из пищалей так, что на это прискорбно и жалостно было смотреть». Злодействовал в Комарицкой волости полк главнокомандующего годуновских войск князя Ф.И. Мстиславского. Историк Н.И. Костомаров добавлял, что годуновцы «детей сажали на кол…, младенцев жарили на сковородах». Сохранившиеся документы Разрядной росписи представляют состав карательных войск Годунова против тех волостей, где поддержали повстанцев: «татар касимовских, царева двора Исеитова полку». Костомаров дополняет: «В московском войске было наполовину татар и прочих инородцев, и они-то особенно варварски свирепствовали. Ничего подобного не делалось народу от дмитриевцев, и эта разница отверждала народ в убеждении, что Дмитрий настоящий царевич»{50}.

С переходом Путивля, Курска, Царева-Борисова и Кром на сторону Лжедмитрия I оборонительная линия Московского государства была взломана. Переход Курска к Лжедмитрию создал угрозу Воронежу и Осколу, а сдача Кром — Ливнам и Ельцу. От Кром перед отрядами повстанцев открывалась прямая дорога, через Орел и Тулу, к заветной цели — на Москву. Сегодня Кромы — небольшой городок в Орловской области, не имеющий какой-либо значимости в сельском хозяйстве и промышленности. Вместе с тем, кромчане явно упускают возможность занять достойную нишу, как в части исторических памятников, так и в части привлечения туристов. Известный российский историк XIX — начала XX в. Казимир Валишевский с полным на то основанием сравнил оборону Кром с боями под Плевной в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Единственное различие двух этих камйаний состоит в том, что Плевну русские войска, хоть и с огромными потерями, но все-таки взяли, а Кромы остались неприступны для огромной массы московского воинства.

На рассвете 21 января 1605 г. началось сражение правительственных войск с повстанцами у села Добрыничи, неподалеку от ставки Лжедмитрия в Чемлыжском острожке. Силы были примерно равны: по 25 тысяч у каждой стороны. Перед боем Лжедмитрий отдал приказ атаману донских казаков Андрею Кореле: не вступая в соприкосновение с московитами, войти в Кромы и закрепиться в крепости. Численность отряда Корелы, по разным оценкам, не превышала 600 воинов. Рискованное предприятие удалось: обходным маневром казачий отряд скрытно миновал сторожевые разъезды годуновского войска и вошел в Кромы. И когда годуновцы, разметав войска самозванца, подошли к Кромам, то со стен крепости их встретил дружный убойный залп казаков отряда Корелы и немногочисленного гарнизона, руководимого воеводой Лжедмитрия Григорием Акинфиевым.

Андрей Корела — легенда Смутного времени. Под знаменем Самозванца (красный штандарт с черным орлом) он не проиграл ни одного боя. Вступление Лжедмитрия в Москву, о чем еще будет рассказано, было подготовлено и осуществлено казаками атамана Корелы. По сути, функции, которые осуществлял в армии повстанцев отряд Корелы, вполне сопоставимы с задачами, решаемыми в современной армии спецназом. «Спецназ» Корелы — пожалуй, самая яркая страница истории повстанческой армии Лжедмитрия I. Все поставленные перед ним задачи были выполнены отрядом полностью. В российскую историю Корела вошел и как начальник охраны царя Лжедмитрия I в Кремле, где охрану в царских покоях и на всей территории московского Кремля несли казачьи караулы Андрея Корелы.

Кромы представлял собой город с посадом, укрепленные по образцу московских крепостей: снаружи был сооружен высокий и широкий земляной вал, прикрывавший такую же бревенчатую (из дуба) стену с башнями и бойницами. До начала осады Кром корпусом окольничего Ф.И. Шереметева гарнизон крепости состоял из 200 стрельцов и небольшого числа казаков. Осада началась во время Великого поста. Осадная артиллерия московского войска сожгла дотла крепостную стену. Днем и ночью семьдесят пушек непрерывно бомбардировали крепость, но осажденные действовали уверенно и без паники. По распоряжению Корелы стрельцы и казаки покинули город. Впрочем, города как такового уже не существовало. Воевавшие на стороне правительственных войск немецкие ландскнехты-конники ночью подожгли город так, что, по воспоминаниям участника осады Конрада Буссова, «он выгорел дотла и не осталось от домов ни одного кола». Буссов добавляет, что «казаки вырыли вокруг всей оборонительной ограды снаружи и изнутри глубокие рвы. Из обоих рвов землю повыбрасывали наверх и сделали изнутри под оградой так много сквозных лазеек, что можно было, если нужно, мигом выйти и войти. Свои жилища казаки, подобно мышам, устроили тоже в земле, так что никакой пушкой их нельзя было потревожить. От наружного вала они прорыли к шанцам московитов маленькие рвы и прятались в них»{51}. Город ушел под землю. Но атакующим от этого легче не стало. Наоборот, их потери возрастали с каждым днем.

Казаки вырыли подземелья очень глубоко, ниже замерзшего поверхностного пласта, где им не были страшны лютые морозы, а московское войско коченело от холода на ледяном ветру, в палатках и шалашах. Казачий отряд, готовясь к переброске в Кромы, предусмотрел все, до мелочей. К Кромам они шли пешими, волоча по глубокому снегу большое количество специальных саней, связанных четырехугольником. В случае угрозы нападения казачий обоз в считанные минуты мог превратиться, согласно требованиям степной военной науки, в подвижную крепость, защищенную со всех сторон. Казаки привезли с собой, как писал Н.И. Костомаров, «не только сухари, но еще и довольно водки, и в своих норах жили они весело — пили, гуляли; слышны были в Кромах трубы и песни»{52}.

Войско Годунова подверглось и изощренной психологической обработке. Для подавления боевого духа и в целях морального разложения противника казаки в полной мере использовали фактор слабого пола. Привезенные ими в Кромы женщины, так сказать, без комплексов, забирались на земляной вал и, раздевшись донага, на виду у годуновского лагеря, показывали «оскорбительные постыдные телодвижения» в знак особого презрения и издевательства. Подземные укрепления обороняющихся были устроены таким образом, что атакующая сторона не могла проникнуть в них. Многочисленные наружные выходы были настолько узки, что в них мог протиснуться только один человек. Каждого, кто пытался проникнуть в подземный лабиринт, из темной глубины поражала пуля, выпущенная умелой рукой. Узкая тропа, ведущая к крепости снизу, не позволяла атаковать широким фронтом. В довершение к этому, как отмечают исследователи Смутного времени, у казаков были длинные ружья, и стреляли они так, что редкий выстрел давал промах. Ежедневно в московском войске погибало 50–60 воинов. Невероятное упорство казаков объяснил в своем объемистом сочинении «Смутное время Московского государства» (СПб., 1883) Н.И. Костомаров: «Но главное — необычное было терпение у казаков, и никто не мог, как они, переносить всякую нужду; они, говорит летописец-современник, бесстрашны к смерти, непокоримы и к нуждам терпеливы». Безусловно, сказался большой опыт сражений, которые, в силу географического положения (близкое соседство с кочевыми народами, осколками Золотой Орды), им приходилось вести практически беспрерывно.

Поражение войск Шереметева под Кромами привело Годунова в ярость. Для взятия крепости была направлена 50-тысячная армия во главе с князем Федором Мстиславским. Этот князь показал себя большим мастером «подковерной дипломатии», но в военных делах таланты его оказались невелики. 4 марта 1605 г. армия Мстиславского стала лагерем у Кром. Небольшой гарнизон оказался один на один с 70-тысячной армадой (включая и отряд Шереметева). Новая попытка штурма с применением тяжелой артиллерии успеха московской рати не принесла. Годуновским войскам удалось занять вал, но они были сметены с него: и вал, и посад простреливались из подземной «цитадели». Огромные потери вынудили руководившего штурмом подземного города боярина М.Г. Салтыкова, не дожидаясь приказа главных воевод, отдать распоряжение об отступлении, чтобы спасти отряд от полного истребления. Воины Корелы свое дело знали и выполняли его профессионально. Поражение передового полка повлияло на весь дальнейший ход осады не лучшим образом.

Большие потери понес и гарнизон Кром. Атаман Корела отправил в лагерь Лжедмитрия гонца с сообщением о том, что в случае неприбытия в ближайшие дни подкрепления он будет вынужден сдать крепость. Оценив обстановку, Лжедмитрий принял рискованное решение, отправив под Кромы все свои немногочисленные силы и фактически оставив без защиты главный центр восстания — Путивль. Командиром отряда, шедшего на выручку осажденных, был назначен сотник из путивльского гарнизона Юрий Беззубцев. То, что удалось совершить отряду Беззубцева — беспрепятственно проникнуть с отрядом казаков в Кромы, светлым днем, на виду всего годуновского войска, — на первый взгляд выглядит героизмом. На самом деле все оказалось прозаичнее. Ведь недаром говорят, что в основе любого героизма лежит чье-то преступление или банальное предательство. Продажное московское боярство, устав от безуспешных многодневных попыток взятия Кром, решило попросту сдать армию царя Бориса Годунова Лжедмитрию. И не безвозмездно. Князья и бояре решили, что пора заняться обустройством личного благополучия и (вовремя!) перебраться в лагерь удачливого претендента на царский трон.

Лагерь московской армии располагался на огромном пространстве. В подчинение князю Мстиславскому непрерывно прибывали новые отряды. Не ожидая вылазок со стороны подземного гарнизона, караулы несли службу безалаберно и, приняв обозы казаков Беззубцева за очередное подкрепление, позволили отряду противника беспрепятственно проникнуть в Кромы. С прибытием отряда Юрия Беззубцева осажденные восстановили свою боеспособность. Теперь у них не было недостатка в боеприпасах и продовольствии. Повстанцы возобновили свои вылазки, но после месяца не самых кровопролитных схваток, в одной из которых был ранен Корела, подземный гарнизон прекратил нападения на годуновцев.

13 апреля неожиданно, «от апоплексического удара», скончался царь Борис Годунов. Федора Борисовича Годунова, сменившего на престоле отца, никто не воспринимал всерьез (Говоря современным политическим языком, у сына Бориса Годунова не было своей команды.) После кончины Бориса была произведена полная замена главного командования под Кромами. Однако желания положить «живот» за нового царя, которого московская политическая элита не считала по происхождению полноценным претендентом на престол, у московской армии не было. Более того, далеко не все ратные люди дали присягу новому царю, уклонившись от крестоцелования. Царские воеводы вступили в контакт с советниками Самозванца и провели под Кромами тайные переговоры. В результате было принято решение о передаче высшей государственной власти в Московском государстве «истинному царю Димитрию». Члены Боярской думы и польские советники Лжедмитрия I заключили соглашение о будущем устройстве государства. Главным пунктом договоренности стало сохранение на Руси православной веры и самодержавной власти. Московские воеводы отдавали себе отчет в том, что многотысячная армия, собранная под стенами крохотной крепости и не сумевшая овладеть ею после длительной осады, понесшая значительные потери, утратила боевой дух, деморализована и не способна к выполнению боевых задач. Армия все больше походила на военизированный табор: увеличилось дезертирство, дворянское ополчение, главная опора режима, таяло на глазах. На настроения массы не повлияла и доставка в расположение осажденных громадного артиллерийского парка и боеприпасов. Никто не хотел умирать за обреченную ходом истории годуновскую династию.

Атамана Корелу на Москве считали чернокнижником (т. е. «характерником по казацкому образу выражения», как утверждал Н.И. Костомаров), приписывая ему чародейство и колдовство. Источники сообщают, что Коре л а был невысокого роста и весь в рубцах от полученных в боях ран. Этот «человек с тысячью шрамов» наводил на старое московское боярство страх и ужас. Все, за что он брался в качестве командира казачьих отрядов, ему удавалось в полной мере. Своей смелостью и храбростью он прославился еще на Дону. В Московском государстве Андрей Тихонович Корела достиг невиданных прежде для казачества политических и военных высот.

Выдерживая осаду в Кромах, Корела рассчитывал, что пока у порога осажденной крепости стоит все годуновское войско, другие города и земли будут переходить на сторону Самозванца, и силы «царевича» будут возрастать без боев. Расчет оправдался. Хорошо налаженная разведка позволяла казакам Корелы, даже находясь в осаде, одними из первых узнавать о событиях в Москве и расстановке сил в московском правительстве. Казаки Корелы в ночной вылазке под Кромами захватили «языков». То, что они рассказали, потрясло всех: Годунов скончался. Из Кром в лагерь Самозванца был срочно отправлен гонец с донесением: «Бориса не стало, и что в войске их великое смятение: одни держатся стороны Борисова сына, а другие — нашей»{53}.

Едва Лжедмитрий прочитал донесение Корелы, он немедленно отдал приказ о выступлении всех наличных сил из Путивля на Кромы. Сил этих было очень немного — триста наемных солдат и восемь сотен донских казаков. В этой ситуации Лжедмитрий и Корела приняли решение, невероятное по наглости, или, скажем так, по нахальству. Командир польских наемников Лжедмитрия капитан Ян Запорский послал из Путивля в Кромы трех лазутчиков. Расчет был построен на том, что хоть один разведчик да попадется в руки московских ратных людей. «Наживка» сработала: в изъятом у одного из пойманных лазутчиков письме Лжедмитрия к Кореле московские воеводы прочитали, что к Кромам направляется 40-тысячное войско повстанцев с тремя сотнями орудий. Известие о «приближении» войска Лжедмитрия помогло форсировать события, и заговорщики из числа московских воевод, не тратя даром времени, вошли в тайный сговор с атаманом Корелой в Кромах.

Не дожидаясь подхода основных повстанческих сил, заговорщики подали сигнал к мятежу. К маю 1605 г. московское войско состояло, в основном, из простонародья. С приходом весны побежали из армии земледельцы. Корела и заговорщики выбрали удачный момент для своей затеи. Даже сегодня, четыреста лет спустя, события, разыгравшиеся в лагере царского войска на рассвете 4 мая 1605 г., воспринимаются как фантастический боевик.

Мятеж начался с того, что люди заговорщиков устроили одновременный поджог лагерных построек в разных местах. Чтобы представить себе поднявшуюся суматоху, достаточно воссоздать в памяти кадры из бессмертного фильма «Чапаев», когда скрытно подобравшиеся к ставке героя гражданской войны белые начали разгром не успевшего толком одеться разбуженного чапаевского отряда. Так получилось и под Кромами. И хотя силы заговорщиков и остальных находились в соотношении 15: 100, а большая часть военного руководства армии, включая нового главнокомандующего Михаила Катырева-Ростовского, осталась верна присяге, авантюра блестяще удалась. 70-тысячная армия, которой не составило бы ни малейшего труда раздавить малочисленный отряд казаков Коре-лы, вышла из повиновения: лагерная чернь (крестьяне, холопы и т. д.) выступила на стороне повстанцев.

События развивались с невероятной быстротой. Заговорщики из полков рязанского дворянина Прокопия Ляпунова, одного из главных организаторов заговора, захватили наплавной мост через реку Крому и блокировали его от захвата верными режиму людьми. Немецкие наемники посчитали единственно верным не вмешиваться в развернувшееся сражение, предпочтя в боевой готовности наблюдать со стороны. Главный воевода артиллерии, пока еще правительственных войск, не рискнул открывать огонь, опасаясь большого кровопролития в схватке с непредсказуемым концом. По определению Р. Скрынникова, события в лагере московской армии развивались с той же неумолимой последовательностью, что и события в северских городах в начале похода Самозванца.

Прозвучал сигнал трубача, и конные отряды казаков Корелы и Беззубцева ринулись с вершины холма вниз к мосту, где ратники Ляпунова, державшие мост, открыли им путь сквозь свое войско. Ворвавшись в деморализованный лагерь, казаки сразу же устремились в места размещения артиллерии, заранее сообщенные им заговорщиками. Там находились наиболее ярые противники Лжедмитрия. В панике те побежали, донцы же, догонявшие их, секли их плетьми, но не рубили, приговаривая “Потом в бой не ходите против нас!”». Оружие, возможно, по молчаливому согласию сторон (как это объяснить иначе?), не применялось. Армия Годунова прекратила свое существование и разбежалась. Жак Маржерет, наемник на военной службе у Годунова, в дальнейшем перешедший на службу к Лжедмитрию I, указал в своих мемуарных «Записках…»: «…Воеводы и армия пустились бежать в Москву, бросив в окопах все пушки и военные припасы. Изо дня в день города и замки сдавались Дмитрию, который выступил из Путивля навстречу армии»{54}.

В течение трех суток остатки годуновской армии большими толпами шли через Москву, возвращаясь в родные места. И когда московский люд спрашивал их, отчего они так поспешно, бросив оружие, бегут из-под Кром, то бывшие царские ратники «не умели ничего ответить» (Исаак Масса). Так завершилась многомесячная осада Кром. Теперь путь Самозванцу на Москву был открыт.

Вслед за разгромом правительственных войск в Москве началась паника, со дня на день в столице ожидали появление повстанческой армии. В лагере Самозванца созрело решение организовать в Москве переворот и обеспечить новому царю торжественный въезд. Лжедмитрию не хотелось начинать свое царствование с боев за столицу. Несколько раз посланники Лжедмитрия проникали в русскую столицу с целью подготовки «всеобщего мнения» в пользу своего царя, но все они попадали либо в тюрьму, либо на виселицу. После снятия осады Кром «спецназ» атамана Корелы вновь оказался в распоряжении будущего государя. Казаки двинулись на Москву. Обойдя на Оке заслоны и сторожевые посты правительственных войск, отряд Андрея Корелы форсировал водный рубеж и 31 мая стал лагерем в шести километрах от Москвы. О том, какова была реакция московских правителей в столице на появление людей Корелы у стен Москвы, очень точно подметил Р. Скрынников:

«Если бы у стен Москвы появились полки П.Ф. Басманова и братьев Голицыных (воеводы, перешедшие под знамена Лжедмитрия. — Авт.), они не произвели бы такого переполоха, какой вызвали казаки. Само имя Корелы было ненавистно боярам и столичному дворянству, пережившим много трудных месяцев в лагере под Кромами. Власть имущие имели все основания опасаться того, что вступление казаков в город послужит толчком к общему восстанию. Как только богатые («лучшие») люди узнали о появлении Корелы, они тотчас начали прятать имущество, зарывать в погребах деньги и драгоценности. Правительство удвоило усилия, чтобы как следует подготовить столицу к обороне. Весь день 31 мая по городу возили пушки и устанавливали их на крепостных стенах»{55}.

Все эти приготовления, тем не менее, не помогли. В отряде Корелы находились два агента Лжедмитрия, имевшие задание чрезвычайно сложное и опасное. Они должны были доставить в Москву и публично огласить личное обращение Лжедмитрия к московской думе и государственным чинам. Это были бывший царицынский воевода Наум Плещеев и дворянин Гаврила Пушкин. Пушкин, как гласят летописи, сам напросился на то, чтобы «над царевичем Федором промышлять и московских людей прельщать и на ростригино имя их крестному целованью Москву подводить». Другим поручением Лжедмитрия Кореле было требование перерезать ярославскую дорогу, поскольку по ней шло непрерывное снабжение столицы хлебом из замосковных городов с северного направления, пока еще сохранявших верность правительству. Эту задачу отряд Корелы выполнил.

Фантастика продолжалась. Отряд Корелы привлек на свою сторону мужиков из подмосковного Красного села и, смешавшись в их толпе, маскируя оружие, совершил еще одну невероятную операцию: 1 июня в 9 часов утра казаки Корелы и красносельские мужики, пройдя через все усиленно охраняемые укрепления города, проникли в самый центр Москвы, в Китай-город, и с лобного места на Красной площади посланцы Лжедмитрия Плещеев и Пушкин при большом стечении народа огласили послание Лжедмитрия к населению. Прослышав, что в Москве появились посланцы «царевича Дмитрия», на Красную площадь устремился едва ли не весь город. Под шум разгоревшегося спора казаки Андрея Корелы поставили точку в «подземных войнах»: они неожиданно и дружно напали на охрану московских тюрем и освободили большое количество узников годуновского режима, немедленно доставив их на Красную площадь. Эффект от появления у Лобного места сотен истерзанных пытками людей был сродни взрыву порохового погреба — в Москве началось народное восстание против существующей власти. Подлинными героями восстания были не перешедшие на сторону Самозванца дворяне, а «черные люди» — низы столицы и вольные донские казаки во главе с атаманом Андреем Корелой.

Разгром был неслыханный. Царский дворец был взят без боя — дворцовая охрана разбежалась. Были разгромлены подворья бояр, причем не только сторонников Годуновых. Это был первый в истории Москвы государственный переворот, завершившийся победой повстанцев. Все усилия правительственной пропаганды, направленные на дискредитацию и обличения в самозванстве нового царя, не помогли — народ, как утверждали исследователи Смуты, имел собственное представление о правлении Годуновых. И отказал им в доверии, поддержав того, кто вошел в историю под именем Лжедмитрия I.

Судьба Андрея Корелы доподлинно неизвестна. Три недели после переворота его отряд находился в Москве. 20 июня Лжедмитрий торжественно вступил в столицу. Казачьи отряды и польские наемники заняли Кремль и все ключевые точки в городе. Корела был назначен начальником охраны царя в Кремле. Московские бояре приложили все усилия для того, чтобы ненавистные им казаки и «ляхи» были удалены из Москвы. Оскорбительное поведение поляков, выразившееся в неуважении ими православных обычаев, помогло боярам добиться от царя решения о роспуске иностранного наемного войска. Заодно были распущены и казачьи отряды. Натерпевшиеся от казаков Корелы в Кромах московские бояре рассматривали их как символ собственного унижения и народных антиправительственных сил. По свидетельству голландца Исаака Массы, все казачье войско, более 4 тысяч человек, было щедро одарено новым царем. В Москве остался только сам Корела и его отряд — ветераны обороны Кром. Р. Скрынников в своих работах назвал Корелу выдающимся предводителем повстанцев. Лжедмитрий I лично пожаловал ему государственные чины и большую сумму денег. В книгах записи Кирилл о-Белозерского монастыря сохранилась запись о том, что «казак Андрей Тихонов сын Корелы дал 3 золотых и 2 гривны денег» в виде пожертвования. Дальнейший след его теряется в московских кабаках. Скорее всего, Корела покинул Москву, чем и избежал участи, постигшей Лжедмитрия I, убитого подлым образом через год после восшествия на престол.

Роспуск походного донского казачьего войска означал окончательное расформирование вооруженных сил юго-запада России, главной опоры молодого царя. Теперь он остался в Москве один на один с ненавидевшим его московским боярством.