11.3. РУКОПИСНАЯ КНИГА ДРЕВНЕЙ РУСИ В ХIII–ХV ВЕКАХ

11.3. РУКОПИСНАЯ КНИГА ДРЕВНЕЙ РУСИ В ХIII–ХV ВЕКАХ

Специфику развития книги в ХIII–ХV веках определяло несколько обстоятельств.

Во–первых, стремление к возрождению погибших книжных богатств: вначале как необходимость воссоздания книжных фондов храмов, монастырей, без которых невозможно богослужение, затем, уже с конца XIII столетия, как подражание древней традиции Руси и Византии, то есть как отражение идеи былой славы Руси.

Во–вторых, в восстановлении книжных фондов отобразился процесс упорядочения церковной жизни и борьба с католичеством, особенно в XIII веке, когда разгромленная монголами Русь испытывала пристальное внимание католиков (способствовала этому Лионская уния 1274 г., по которой византийский император Михаил VIII Палеолог признавал главенство папы, причины ее заключения были чисто политическими), В 1252 г. один из самых блистательных русских князей Даниил Галицкий принимает королевскую корону от папского нунция, незадолго пред тем рассорившись с митрополитом Кириллом (ум. 1280 г.), который, переехав из Галиции во Владимиро–Суздальскую Русь, привез туда галицкие книги и книжников. Кириллу принадлежит важная роль в истории церкви и книги. По его просьбе на Русь из Болгарии был прислан Номоканон в переводе св. Саввы Сербского (первая половина XIII века) с толкованиями Аристина (XII век), а в результате созванного им Владимиро–Суздальского собора (1274 г.) были заново переписаны толстые кодексы Кормчих книг (сборники церковных установлений). Многие из них сохранились до наших дней (Новгородская 1282 г., Рязанская 1284 г. Устюжская рубежа ХIII–ХIV веков, Владимиро–Волынская 1286 г. — в списке XVII века).

В–третьих, несмотря на разорение и физическое уничтожение книг и книжников на Руси, не исчезают библиофилы, определявшие создание многих книжных собраний и книжных центров, конечно, в основном при состоятельных домах русских князей, архиереев, монастырях.

Книголюбие рассматривалось как одна из христианских добродетелей. "Слово о почитании книжном" св. Ефрема Сирина, "Слово…" Иоанна Златоуста были широко распространены в русской книжности. Идея необходимости чтения добрых книг ("подобающих") для духовного самосовершенствования развивалась в "Поучении игуменом, попам и диаконам" св. Петра, митрополита Московского. Отношение к книге в церкви во многом определило характер книжного производства в XIII?XV веках. От этого времени до нас практически не дошли документальные сведения о книгописных мастерских, об организации работ в них, подобно сохранившимся в Западной Европе, поэтому наши представления о создании книг на Руси в ХIII?XV веках основываются на записях писцов, палеографическом анализе рукописей. Некоторые сведения о книжном деле сохранили литературные памятники Древней Руси (жития, поучения, летописи). В житии св. Кирилла Белозерского автор Пахомий Логофет рассказывает, что в период жизни святого в Симонове монастыре (до 1397 г.. ныне на территории Москвы) "помысли архимандрит некую книгу писати и сего ради блаженному Кирилу повелевает от поварни изыти в келию и тамо книгу писати, якоже услыша Кирил, отиде в келию… и тамо… подвизашеся в писаниих…" Описанный Пахомием способ "келейного", то есть усилиями грамотного инока, без специально устроенной для этого палаты–скриптория, создания книги в одном из крупных монастырей XIV столетия, видимо, был широко распространен в монастырском книгописании Руси ХIII–ХIV веков. В Москве, например, книгописные школы XIV столетия сложились при Чудове монастыре" (основан митрополитом Алексием в 1360 г.) и Спасо–Андроникове монастыре (основан митрополитом Алексием в 1355 г., назван по имени первого игумена св. Андроника, ученика св. Сергия Радонежского). Книгописание, видимо, существовало в Данилове монастыре, Симонове — из него взял книги для своей обители на Белоозере св. Кирилл, в кремлевском Спасском на Бору монастыре.

В XIV столетии в число книжных центров влился Нижний Новгород с пригородным Успенским Печерским монастырем — главным центром местного просвещения. В нем подвизались книжник архимандрит Дионисий, впоследствии епископ Суздальский, монах Лаврентий, переписавший летопись в 1377 г., старец Павел Высокий. С 1381 г. в монастыре работал грек Малахия Философ, привезший с собой греческие рукописи.

Греческие памятники, видимо, не составляли большой редкости на Руси. В житии Стефана Пермского рассказывается, что Стефан изучил греческий язык по книгам, хранящимся в Ростовском монастыре Григория Богослова (рукописи сгорели 21 июня 1408 г.). Известны, например, книги, написанные на греческом языке в Твери в первой четверти XIV века в общине греков, живших в монастыре Федора Тирона и Федора Стратилата. Привозились на Русь и отдельные книги из Греции и югославянских стран.

В 1265 г. с кафедры Полоцкого княжества в Тверь перебрался епископ Симеон, видимо, со своими писцами (Тверская епархия основана ок. 1271 г.) Он стал родоначальником многочисленных тверских книжников. При нем в Твери начинается каменное строительство, в 1285 г. закладывается Спасо–Преображенский собор, при котором стало вестись тверское летописание. В памятной записи о его кончине летописец сообщает: "Бяше учителей и силен книгами, князя не стыдяшеся преся, ни вельмож… нищая же и сироты жаловаше". Книголюбие было отличительной чертой и Тверского князя Михаила Ярославича. "Повесть о Михаиле Тверском" сообщает, что в ожидании казни в Орде он просил дать ему Псалтырь, говоря: "Яко печалиша ми есть душа".

В середине XIV столетия выделяется книгописная школа Переславля–Залесского. Здесь при епископе Афанасии в 1354 г. было создано рукою чернца Иоанна Телеша Евангелие. Значительное книжное собрание было в монастыре Св. Николая на болоте, некоторые рукописи оттуда сохранились до наших дней. Продолжало развиваться книгописание в северных регионах (Новгороде, Пскове).

Особое значение для развития книжности имела деятельность св. Сергия Радонежского и его учеников. Сам св. Сергий высоко ценил книжные знания и считал их необходимыми для совершенствования монахов. Вообще книжное чтение определялось практически всеми монастырскими уставами как необходимое занятие для монахов. Понятно, что книжный репертуар в основном определялся потребностями богослужения, назидательного, нравоучительного чтения, но интерес представляли и исторические сочинения, труды по географии, мироустройству, медицине. Из сочинения св. Иосифа Волоцкого известно, что вначале бедная обитель Сергия (основана в 1342 г.) могла позволить себе иметь лишь книги на бересте. Подтверждает это опись, в которой сказано, что в ризнице хранятся "свертки на деревце чудотворца Сергия". Постепенно Троице–Сергиев монастырь богател, а поощрение Сергием книжных занятий иноков привело к образованию книжной традиции как части подвижнической деятельности учеников святого. При игумене Никоне Радонежском (1395–1427) книгописание в монастыре приобрело последовательный характер.

В 1374 г. ученик Сергия Афанасий был поставлен на игуменство в Серпуховской Высоцкий монастырь, где постепенно стала складываться книгописная школа. Сам Афанасий был искусным писцом и до игуменства переписывал книги в Троицком монастыре. В "Житии Сергия" Епифаний Премудрый говорит об Афанасии: "Многи книги писания руки его и доныне зело красны". (Епифаний также оставил Троице–Сергиеву монастырю свои книги, сохранившиеся по сей день.)

Другой ученик св. Сергия св. Савва Сторожевский (ум. 1406 г.) около 1399 г. основалЗвенигородский Саввино–Сторожевский монастырь, где также развилась книгописная деятельность. Ученики, сподвижники, собеседники прп. Сергия стали основателями многих обителей (Николо–Песношской, Спасо–Прилуцкой, Корнильево–Комельской, Кирилло–Белозерской, Ферапонтовой и др.) на северо–востоке Руси. В каждой из них переписывались книги, создавались библиотеки и скриптории. Казалось бы, чисто церковное дело в итоге вылилось в богатую просветительскую книжную традицию.

Перепиской книг занимались при архиерейских и княжеских домах, где служили профессиональные писцы, или, как нередко их называют в послесловиях рукописей, "доброписцы". Видимо, их обязанности состояли в ведении канцелярских дел, а переписка книг являлась не основным, но нередким занятием. Если работало несколько писцов, рукопись делилась между ними на соответствующее число частей. От ХIII–ХV столетий сохранилось множество памятников, в создании которых принимали участие несколько писцов, чаще это два–три писца, мастер — "доброписец" и его помощник–ученик "паробок" (юноша), но известны случаи, когда над книгой трудилось и большее число писцов.

В 1284 г. по просьбе епископа Иосифа в Рязань из Киева была доставлена Кормчая книга. В послесловии к ней сказано: "Мы же разделивше на 5 частей, исписахом 50 днии, почахом ноября 1, а кончахом декембря 19".Эта увесистая рукопись была красиво переписана пятью писцами за сравнительно короткий срок, что указывает на поспешность работы, потребовавшей привлечения пяти писцов, и в то же время свидетельствует о наличии в Рязанском архиерейском доме скриптория, или по крайней мере достаточного числа "доброписцев", ибо все пять почерков рукописи отличаются профессиональным изяществом.

Далеко не всегда профессиональные писцы были представителями духовенства. Известны случаи, когда духовные лица учились грамоте у светских, например, преемник св. Кирилла Белозерского прп. Мартиниан тринадцати лет был отдан св. Кириллом в обучение Олешке Павлову, "дьяку мирскому", а "дело его бяше книги писати и ученики учити грамотныя хитрости…".

Мирские дьяки переписывали книги не только для светских лиц, но и для монастырей. Работая над книгами с учениками, они существенно дополняли монастырское книгописание, и одновременно складывалась потомственная профессия книгописца. В Паремейнике 1271 г. под пометой "Отце псал (писал) досюду" читается просьба отца об исправлении ошибок, сделанных сыном: "А чтете исправляюче, не кльнуще бога деля, чи кде детина помял" ("А читайте, исправляя, не кленя меня, ради Бога, если где?то ребенок ошибся").

Интересная иллюстрация работы над созданием книги представлена на окладе Евангелия Симеона Гордого (1344 г.). В центре басменного оклада гравированная пластинка с Распятием, а по углам — пластинки с изображениями евангелистов. Каждый из них изображен за работой по написанию книги: один разлиновывает пергамен, другой пишет текст, третий — посыпает его песком для просушки чернил, четвертый составляет тетради. Все эти процессы являлись обязательными при создании книги.

Трудоемкий, кропотливый труд писца требовал от него внимания, твердой руки, так как написание текста красивым уставным почерком больше походило на рисование букв, чем на письмо в современном понимании этого процесса. Работа над одной рукописью обычно занимала несколько месяцев, и потому нередки записи писца на полях, в послесловиях, где, окончив работу или сделав паузу в ней, мастер давал волю своим переживаниям и настроениям, живо представляющим его состояние в процессе создания книги: молитвы о помощи, самоуничижающие и гордые подписи — осознание достоинств своего труда, минутное отчаяние, шутливые рассуждения–развлечения и многое другое, ничуть не чуждое человеку и сегодня.

"Бог дай съдоровие к сему богатию: что кун, то все в калите, что порт, то все на себе, удавися убожие, смотря на мене" (Паремейник, Псков, 1313 г., на полях). "Господи помози рабу своемиу Якову научитися писати, рука бы ему крепка, око бы ему светло, ум бы ему острочен, писати бы ему з[олото]м" (Григория Богослова 16 слов с толкованиями Никиты Ираклийского, Москва, XIV в.). "А псал Козма дъяк Поповиць грабещима рукама, клеветливым языком, обидливыма очима. А где будеть измятено исправяче чтете, а не исправите, то вы на свою душу" (Пролог, Псков, первая четверть XIV века). "Да рука та моя любо лиха и ты так не умеешь написать" (Книга Иова с толкованиями, Москва, Чудов монастырь, 1394 г.).

Записи, послесловия, приписки не только раскрывают внутренний мир писца, рисуют его своеобразный портрет, но дают представление о процессе книгоделания, сообщают сведения об образцах рукописей, иногда указывают источники их поступления к писцу, сообщают имена заказчиков, чьим "замышлением" созданы те или иные книги. Редко встречаются сведения об оплате труда писцов, например, запись в Евангелии из Тверских земель: "…А за писмо дал игумену Миките три рубли, а игумену особь рубль, а Семену паробку особь десять гроши…". Очевидно, что оплата труда писцов была высокой и, естественно, ограничивала круг заказчиков книг, распространение рукописей.

Конечно, писцы являлись главными лицами в создании книги, но не одни они трудились над ней. В записи в Изборнике 1403 г. (копия Изборника 1073 г., Спас–Андроников монастырь, Москва) сообщается, что "нехудожниче сию снискахом" книгу, то есть рукопись была выполнена исключительно писцом без привлечения мастеров для оформления. Такие книги представляли скромные кодексы, предназначенные в основном для домашнего и келейного чтения. Писец в них, кроме текста, делал киноварью незатейливые украшения: заголовки (в строке, в виде контурных букв или просто более крупным почерком), иногда он рисовал несложные инициалы, нередко при помощи трафаретов (специально изготовленных калек, прорисей, отлепов с созданных художником инициалов). Такие рукописи составляли группу неторжественных книг.

Если же рукопись предназначалась для торжественного чтения при богослужении или создавалась для особого вклада, например по заказу князя, архиерея, то для ее изготовления привлекались золотописцы, выполнявшие инициалы и орнаменты, а также миниатюристы. Таково, например, Сийское Евангелие, сделанное по личному заказу Ивана Калиты. Эта рукопись писалась двумя писцами: старшим Мелетием и Прокошей. Все инициалы тератологического ("чудовищного") стиля для него выполнил Иоанн, который оставил свою подпись в основании заставки. Две миниатюры (Поклонение волхвов и Отослание Христом учеников на проповедь) отличаются высоким художественным уровнем и, очевидно, изготовлены двумя художниками. Эта книга — последний заказ князя Ивана Калиты, в послесловии к ней он назван также монашеским именем — Анания. Судя по тому, что Евангелие было закончено после его смерти, князю не удалось увидеть этот великолепный кодекс. Он предназначался для вклада в Успенский Лявленский монастырь на Северной Двине и, таким образом, являлся не только классическим памятником московской книжности XIV века, но и свидетельством одной из первых попыток влияния московских князей в Северных Новгородских землях.

Другой пример создания роскошной рукописи с привлечением художников представляет "Хроника" византийского историка IX века Георгия Амартола. Она охватывает события от Адама до 842 г. В рукописи, созданной по заказу Тверской великой княгини Оксиньи (ум. 1313 г.) и ее сына Михаила Ярославича (1272–1318), содержалось 127 небольших миниатюр–иллюстраций и две выходные миниатюры с изображениями князя Михаила, Оксиньи и Георгия Амартола. Книга представляет древнейший русский иллюстрированный список христианской хроники. По ней можно установить последовательность работ: вначале создавался текст, причем оставлялись пустые места для иллюстраций, инициалов, и лишь после того, как книга была написана, к ней приступал художник. В "Хронике" Амартола часть иллюстраций была не выполнена, и в тексте рукописи остались чистые места для них.

Нередко в книгах приводились имена их заказчиков. Записи о заказчиках позволяют не только представить социальный состав потребителей книги, но и цели, причины создания тех или иных рукописей: обетные, во исполнение каких?либо клятв, для спасения от бед; для пополнения "комплектов" книг, необходимых для богослужения или монашеского делания; политические — с целью получения расположения какого?либо лица, распространения влияния с помощью дорогого подарка — книги; вклад в память об умерших. Встречаются и записи, свидетельствующие о библиофилии и обычном стремлении человека приобрести любимое им произведение.

Показательна в этом отношении запись на скромной рукописи Лествицы, написанной полууставом на бумаге в четвертую долю листа, с одной киноварной заставкой и изображением лествицы. Запись подробно повествует, что образцом для книги послужил список, сделанный митрополитом Киприаном в Царьграде "с грецкаго на руськый язык". Этот список принес священник Прохор в город Тверь к епископу Арсению. "И умолих о той книзе господина епископа тьферьскаго Арсениа с великим желанием и написах сию книгу на Ворьзе".

Сведения о библиофилах–книжниках ХIII–ХV веков нередко встречаются в различных некрологических записях (летописях, поучениях и т. п.). Например, в 1383 г. в Нижегородском Печерском монастыре скончался старец Павел Высокий "книжен бысть велми и философ велии". Книголюбием отличался и писатель XIII века Серапион, епископ Владимирский: "Бе же зело учителен и книжен", — отозвался о нем современник. Ипатьевская летопись рассказывает о Волынском князе (с 1272 г.) Владимире Васильевиче (ум. 1288 г.), что он "глаголаше ясно от книг, зане бысть философ велик"; князь лично переписывал книги и вкладывал их в храмы и монастыри. Судя по житию св. Александра Невского, в Переяславле в окружении князя были "хытрецы" — книжники.

Не все князья отличались книжной мудростью и книголюбием. Иван Калига, например, не имел своей библиотеки, хотя заказывал книги; Дмитрий Донской, по сообщению современника, был "книгам не учен". Напротив, его двоюродный брат Владимир Андреевич Храбрый владел собственной библиотекой (возможно, ему принадлежал тверской список "Хроники" Амартола). Сохранились заказанные им рукописи, например Московское Евангелие 1393 г., переписанное одним из лучших писцов дьяком Спиридоном. Им же написан шедевр рукописной книжности XIV века Киевская псалтырь, украшенная тремястами миниатюрами. Она была создана в 1397 г. московскими мастерами в Киеве, в период пребывания там одного из самых замечательных книжников и эрудитов конца XIV столетия митрополита Киприана. Дьяк Спиридон принимал участие в написании памятника высокого художественного уровня Евангелия Кошки (1392 г.), в оформлении которого принимал участие знаменитый художник–философ Феофан Грек. Другой знаменитый книжник–писатель, иконописец, современник Феофана Грека — Епифаний Премудрый владел собственной библиотекой, в послании Кириллу Тверскому он рассказывал, что, будучи непрофессиональным мастером–живописцем, переводил декоративные элементы книги с достойных произведений мудрых мастеров.

Список–перечень библиофилов–книжников XIII–ХV веков можно продолжить. Среди них и сыновья Дмитрия Донского Юрий Звенигородский и Галицкий, Андрей Можайский и Белозерский, за книжные знания получивший похвалу св. Кирилла Белозерского, Дионисий епископ Суздальский, чьим благословением была переписана Лаврентьевская летопись 1377 г.; св. Арсений Тверской, чьим "замышлением" было создано множество книг. Известным книжником и писателем был новгородский архиепископ Василий Калика (1330–1352) и многие другие. Отметим далее лишь общую черту книголюбов того времени: это представители высшей иерархии или монашествующие, а также представители светской власти (князья, бояре), что естественно, ибо книга составляла еще и богатство.

Подводя итог развитию книжного дела на Руси в XIII–ХV веках, можно отметить, что к XV столетию Русь полностью пережила потрясения монголо–татарского нашествия и вступила в новую стадию развития книжности, была способна к созданию памятников мирового уровня. Не случайно рубеж ХIV–ХV веков окрашен сменой художественного стиля оформления русских книг под воздействием греческих и югославянских влияний. Уходящий в прошлое тератологический стиль сменялся балканской плетенкой и нововизантийским растительно–цветочным орнаментом, заключенным в геометрические рамки, напоминающие украшения русских и греческих рукописей Х–Х1 веков. На рубеже веков все эти орнаменты могли встретиться в одном памятнике, например, в Онежской псалтыри 1395 г.

Постепенно новый материал — бумага внедрялась в производство книги. По подсчетам Л. М. Костюхиной на основе рукописей ГИМ доля бумажных книг составляла на рубеже ХIУ–ХУ веков от 17 до 28 процентов. В книгописании в XIV веке вырабатывался и новый почерк — полуустав, по мнению М. Н. Тихомирова, окончательно сформировавшийся в скрипториях московских монастырей. Новое письмо в отличие от устава было менее торжественным, но при сохранении ясности и четкости букв позволяло быстрее переписывать тексты. Оно окончательно утвердилось в период, когда в книге произошла замена пергамена на бумагу.

В целом в оформлении и репертуаре русской книги ХIV–ХV веков наблюдается, с одной стороны, возрождение и развитие традиций Киевской Руси, с другой — тяготение к греческим и югославянским образцам, что позволило многим исследователям характеризовать книжность этой эпохи как отражение тенденций русского предвозрождения.