ПЕРВЫЙ БРИТАНЕЦ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ?
ПЕРВЫЙ БРИТАНЕЦ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ?
В четверг 7 июня 1733 года британский корабль бросил якорь вблизи Кронштадта. Капитан Коттерел отправился с докладом в гавань, на борт к русскому адмиралу Томасу Гордону...
На борту этого корабля находился англичанин Фрэнсис Дэшвуд, будущий барон Ле Деспенсер — первый британский турист, прибывший в Российскую империю в восемнадцатом веке. Дэшвуд прославился несколько позже, когда опубликовал свои записки о России.
Что заставило Дэшвуда отправиться в далекую и малоизвестную страну?
Будущий член палаты общин британского парламента Фрэнсис Дэшвуд (1708—1781) был сыном сэра Фрэнсиса Дэшвуда (старшего) и его второй жены Мэри Фейн, дочери графа. Знатное происхождение позволяло получить британцу хорошее образование. Юноша посетил в 1726 году Францию, а через три года Италию. Дэшвуд отправился в Россию вместе с чрезвычайным посланником при петербургском дворе бароном Форбсом (позже этот дипломат прославится участием в англо-русском торговом договоре).
Дэшвуд, по мнению некоторых историков, специально собирался посетить Россию как турист, «движимый любознательностью». Пробыв в Кронштадте и Петербурге около месяца, он тем же летом через Данциг (нынешний польский Гданьск) и датский остров Борнхольм вернулся на родину, привезя в Лондон в своем портфеле донесение посланника Форбса. Журнал своих наблюдений он назвал так: «Дневник пребывания в С.-Петербурге в 1733 году».
Интересно, что из текстов записок Дэшвуда не видно, чтобы он до своей поездки интересовался Россией и русской столицей. Нигде мы не замечаем ссылок на какую-либо литературу о России. Единственное упоминание — о книге Бергиуса «Историко-богословский опыт о состоянии Московской церкви и религии». Лишь его личные наблюдения и общение с британцами, жившими в Петербурге, а также контакты с другими европейцами — вот главные источники информации для Дэшвуда. Он был общительным и открытым для современников. Так, среди новых знакомых в России оказались его соотечественники: командир Кронштадтского порта адмирал Сандерс, коммерсант Майер, кораблестроитель Най. Голландский хирург на русской службе Горн также стал его приятелем.
Не владея русским языком, Дэшвуд не имел возможности общаться с русскими людьми. Поэтому он всегда осторожен в оценках сведений, полученных из вторых рук. В Петербурге англичанин старался описывать то, что видел лично, своими глазами. В противном случае он воздерживается от рассказа о том или ином факте. Очень характерной была такая цитата о финансах: «Поскольку я не имею ни малейшего понятия об этой сфере русской политики, то вынужден данную тему оставить...»
Считается, что помимо устных источников Фрэнсис Дэшвуд явно располагал, по крайней мере, одним письменным источником, из которого он получил сведения о составе и численности подразделений русской армии. Возможно, этот список он получил от кого-то из европейцев, занимавших высокое положение в русской армии.
Несомненная добросовестность автора записок заставляет современного читателя с определенным доверием относиться к его сведениям. А большинство этих сведений не поддаются проверке по русским источникам.
Дэшвуд начинает рассказ о России с подробного описания Кронштадтского острова (это остров Котлин в Финском заливе Балтийского моря, в 30 километрах западнее центра Санкт-Петербурга). Совершенно точно автор записок указывает размеры: длина острова — около 12 км, максимальная ширина — 3 км, площадь — около 16 кв. км. Строительство на острове «спланировано весьма регулярно». Вход в гавань укреплен артиллерией. И тут автор указывает неточное количество орудий (700 пушек, а реально было на 1732 г. — 263 орудия).
...Со стороны гавани на острове Дэшвуд описывает большие кирпичные дома, а также трехэтажный Итальянский дворец А.Д. Меншикова (был построен в 1724 году итальянскими зодчими). Упомянет он и о деревянных церквях Св. Андрея Первозванного и Богоявленской — это гордость тогдашнего города-крепости. На юго-востоке есть гавань, она названа Купеческой, а ее окружают внешние оборонительные сооружения. Заметим, что еще Петр Великий приказал установить на ее стенках сто орудий. Крепость Кроншлот, которая была основана еще в 1703 году, «стоит отдельно». Она перекрывает фарватер между Ингерманландской стороной и островом. Сам форт был перестроен в начале 1720-х годов и тогда же стал крепостью в форме вытянутого пятиугольника, а башня старого Кронштадта — одной из вершин крепости.
Вполне возможно, наш главный герой Дэшвуд встречался с адмиралом шотландского происхождения Гордоном.
Военно-морской деятель Томас Гордон (1658—1741)был племянником известного петровского генерала Патрика Гордона. А в 1717 году, находясь в Париже, он был принят Петром I на службу в русский флот и успешно служил до 1741 года, занимая должность главного командира Кронштадтского порта. Этот известный иностранец на русской службе сделал очень многое для укрепления Кронштадта как основной крепости на Балтике. Дэшвуд пишет, что строительные работы по созданию военно-морской базы при Т. Гордоне велись постоянно. Под наблюдением Сандерса, который провел на русской службе «уже 18 лет», было задействовано около пятисот человек. Русский флот здесь имеет сорок боеспособных судов, однако далее уточняется, что лишь двенадцать из них могут оперативно выйти в море. Штатный состав флота — 20 тысяч моряков. Командование каждое лето отправляет в море небольшую эскадру для обучения личного состава.
В самом городе имеется около сотни строений, из которых Дэшвуд выделяет каменные постройки: первый на Котлине домик Петра I, построенный еще в 1705 году, а также известный нам дворец А.Д. Меншикова. Остальные строения — деревянные. Еще автор выделил превосходную кузницу с сотней занятых на ней рабочих (там производились якоря и другие железные изделия для флота).
Дэшвуд впервые встречается здесь с английским хирургом Вильямом Горном. Тот получил образование в Париже, где прослужил потом медиком двадцать лет. Затем он был принят на русскую службу Петром Великим и стал в России гоф-хирургом — первым надворным лекарем, профессором хирургии. Этот замечательный медик работал в петербургском адмиралтейском госпитале, лечил самого Петра. Горн был очень гостеприимен с Дэшвудом и даже отвез его потом в Ораниенбаум — загородную усадьбу, которая к тому времени стала казенной.
Незабываемые впечатления автора от Ораниенбаума заставляют нас обратить на это место особое внимание.
Итак, на небольшом расстоянии от острова Котлин появилась усадьба Александра Меншикова, с 1710 года называвшаяся Ораниенбаумом. С ее строительством исторически связано появление первого русского поселения, состоявшего из мастеровых, ремесленников и крестьян. Местоположение Ораниенбаума и близость к Котлину сделали усадьбу местом остановок царя Петра I в связи с его частыми поездками на строительство мощной морской крепости. Для более удобных визитов царя Меншиков соединил свой дворец каналом с заливом. Таким образом,
Петр I мог подплывать на корабле прямо к дворцу светлейшего князя. Одно из старых преданий гласит, что происхождение названия было связано с небольшим эпизодом в ходе отвоевания Ижорской земли. Говорят, на территории будущей мызы Меншикова была найдена маленькая оранжерея с померанцевыми деревьями. Над каждым деревом чьей-то рукой была сделана надпись огромными буквами Oranienbaum, что в переводе с немецкого означает «померанцевое дерево». Это позабавило царя Петра, и он пожелал присвоить такое же название усадьбе.
Весь ансамбль Большого Меншиковского дворца строился с 1710 по 1727 год. Перед дворцом был разбит красивейший парк. В померанцевой оранжерее, находящейся в восточной части парка, выращивали для княжеского стола виноград, апельсины, ягоды и ранние овощи. В картинном доме, расположенном в западной части парка, размещались кунсткамера, библиотека и первая в России картинная галерея. В парке, перед дворцом, были устроены фонтаны. Летом в кадках у дворца выставляли померанцевые деревья. Впоследствии, когда в Ораниенбаум приезжал юный царь Петр II, здесь устраивались празднества, затмевавшие своей пышностью даже царские приемы. А новая слобода возникла восточнее, вдоль Копорской дороги, из поселения деревни, состоящей первоначально из 45 домов. В середине восемнадцатого века дворцовые постройки завершил сам Ф. Растрелли.
После посещения усадьбы Дэшвуд отправился в Петербург. Остановился у мистера Рондо. Клавдий Рондо был известным английским резидентом в России в 1728— 1739 годы. Этот англичанин — незаурядный автор «Записок о некоторых вельможах русского двора в 1730 г.» (напечатаны в следующем столетии, в «Чтениях Московского Общества Истории и Древностей»). Цель встреч нашего героя с «британским дипломатом» до сих пор остается загадкой для историков. Возможно, оставшись в России, Дэшвуд также стал резидентом.
Дэшвуд при въезде в русскую столицу восхищается красотой триумфальных арок. Так, они представляли собой трехлролетные триумфальные ворота к торжественному въезду императрицы Анны Иоанновны в Петербург, построенные летом 1731 года: у Аничкова моста, через реку Фонтанку (автор Трезини) и у Зеленого моста, через Мойку (автор Коробов), а также на Троицкой площади (автор Трезини). Британец, прочитавший надписи на арках, был поражен тем, как русские славят свою монархиню. Это звучало примерно так: «К счастливому ее императорского величества... пришествию в Санкт-Петербург... дата».
Улицы в городе отлично вымощены, они прямые и широкие. Вдоль нескольких улиц прорыты каналы. Царь Петр, по замечанию британского гостя, планировал прорыть каналы вокруг Летнего дворца. Тогда это было еще деревянное здание в Летнем саду с фасадом на Неву, напротив центральной аллеи. Это строение предназначалось специально для императрицы Анны.
Расскажем подробнее о Летнем дворце, где проживала императрица. Этот петербургский дворец, состоявший из 28 комнат и зала, был построен менее чем за два месяца.
На его возведении было занято две тысячи строителей! Летний деревянный дворец Анны Иоанновны входит в число несохранившихся построек Летнего сада. Трудно назвать другое строение, столь же мало просуществовавшее на территории императорского сада — всего пятнадцать лет — и оставившее такой яркий след в его истории. На протяжении восьмилетнего периода дворец оставался летней императорской резиденцией, можно сказать, здесь бился политический пульс всей Российской империи. Летняя резиденция Анны Иоанновны была возведена в 1732 году на набережной Невы на месте «Залы для славных торже- ствований», ранее разобранной. Архитектором выступил Франческо Растрелли при участии своего отца Бартоломео. К несчастью, спешка в строительстве скоро дала о себе знать: по свидетельству некоторых иностранцев, через три года после переезда Анны Иоанновны во дворец балки под полом уже сгнили. Возможно, это явилось следствием недостаточно добросовестной подсыпки грунта на низменном сыром месте, где был построен дворец.
Как же выглядело это строение, возведенное волею императрицы и гением итальянского зодчего? Это был одноэтажный дворец, значительно вытянутый в длину, — как отмечали современники, в длину был «не менее 150 шагов». Летний деревянный дворец резко отличался от дворца Петра I, стоявшего на берегу Фонтанки. Растрелли выделил центральную часть здания, а от боковых крыльев устроил спуски к воде. По краю кровли проходила нарядная балюстрада с фигурными резными украшениями и декоративной скульптурой. Часто расположенные окна, украшенные наличниками, и колонны значительно обогатили фасады дворца, придав ему характер барочного сооружения.
До нас дошло несколько планов дворца Анны Иоанновны, и большинство из них — из знаменитой стокгольмской коллекции камер-юнкера Берхгольца. Примечательна надпись на одном из них, сделанная владельцем: «Фасад большого деревянного летнего здания в том виде, как он построен по воле императрицы Анны на реке Неве посередине императорского сада и где не только она умерла, но и герцог Бирон имел несчастье быть арестованным».
Анна Иоанновна впервые переехала в свою летнюю резиденцию сразу после свадьбы брата своего фаворита Густава Бирона с княжною Меншиковой. Разумеется, это событие не могло остаться незамеченным для «Санкт-Петербургских ведомостей», которые торжественно сообщали: «В Санкт- Петербурге 1 дня июня около 1 часа пополудни переехала Е.И.В. из своих палат... в императорский Летний дворец, причем с крепости и с Адмиралтейства из многих пушек выпалено, так же как и три изрядно вызолоченные яхты введены». Этому событию предшествовал строжайший указ «о запрещении прохода через Летний сад и постановке там специального караула». Анна Иоанновна жила в Летнем дворце по точно установленному порядку — с начала мая до конца сентября. Императорский двор всегда с особой пышностью перебирался в Летний дворец...
Дэшвуд был убежден, что «истинный Петербург» расположен там, где тогда находилась биржа, — на Троицкой площади. Заметим, что, когда в 1733 году торговый порт перенесли на стрелку Васильевского острова, туда же перевели и биржу.
Сам город был построен в очень болотистой низменной местности. Река Нева не так глубока, какой она кажется. Большинство купеческих судов поднимаются вверх по Неве, до самого города. Автор записок обратил внимание на мосты. Например, ему понравился наплавной плашкоутный (плашкоут — несамоходное грузовое судно с малой осадкой) Исаакиевский мост через Большую Неву, между Адмиралтейским и Васильевским островами. Это сооружение было впервые наведено в 1727 году и позже, вторично, через 5 лет русскими мастерами.
Далее — описание Адмиралтейского острова, то есть «места, где живут ее величество и лучшая часть ее двора, там же иностранные представители, английские и другие европейские купцы. Там располагается здание Адмиралтейства, крупнейший в городе комплекс промышленных сооружений. Первое русское Адмиралтейство было заложено при Петре I в ноябре 1704 года.
В 1711 году была произведена первая перестройка Адмиралтейства. В ходе работ над воротами был установлен шпиль с корабликом, водруженный голландским мастером. Под корабликом на шпиле укреплен позолоченный шар, внутри которого находится круглая кубышка из чистого золота. В ней помещены все образцы золотых монет, отчеканенных в Санкт-Петербурге с момента его основания. Этот шар никогда не вскрывался, так как секрет поворота одной из его половин в нужную сторону безвозвратно утрачен.
Здание Адмиралтейства производило серьезное впечатление на жителей той эпохи, особенно на гостей города. Сохранилось описание камер-юнкера в свите герцога Карла- Фридриха Голпггейн-Готторпского:
«На Адмиралтействе, красивом и огромном здании, находящемся в конце этой дороги, устроен прекрасный и довольно высокий щпиц, который выходит прямо против проспекта...»
В 1732—1738 годах архитектор И.К. Коробов построил каменное здание Адмиралтейства. Зодчему удалось, сохранив прежний план, придать сооружению монументальность. В центре, над воротами, была построена стройная центральная башня с позолоченным шпилем, иногда называемым «Адмиралтейская игла». На 72-метровую высоту был вознесен кораблик-флюгер, и там он находится до наших дней.
Британец, продолжая описание этих сооружений, указывает: там же находится канатный двор, пушечная литейня, верфь для строительства военных кораблей и многое другое. Там на стапелях стоял 112-пушечный корабль — это была крупнейшая единица русского военно-морского флота — «Императрица Анна» (заложен был в 1732 г., а спущен на воду лишь в 1737 г.).
Дэшвуд сообщает, что ему «от нескольких человек известно, что при основании и начале строительства города на Неве главным образом от голода погибло 300 тысяч человек».
Заметим, что о числе людей, погибших на строительстве Петербурга, говорят несколько иностранных источников.
Датский посланник Юль еще под датой марта 1710 года оставил дневниковую запись, согласно которой при сооружении только Петропавловской крепости «от работ, холода и голода погибло, как говорят, 60 тысяч человек» и при строительстве Кронштадта — свыше 40 тысяч. Анонимный немецкий автор первого описания Петербурга (1710—1711 гг.) сообщает, что в 1703 году погибло свыше ста тысяч русских. По данным шведского военнопленного Эренмальма, на стройке одной только Петропавловки умерло свыше 50—60 тысяч человек. Секретарь прусского посольства при дворе Петра I: «По собственным показаниям русских, до 200 тысяч строителей города на Неве погибло от голода и болезней при возведении земляной крепости». Французский дипломат Кампредон в «Записке о доходах царской казны» сообщил, что «на работах крепостей и каналов погибло более 150 тысяч крестьян». Остается добавить, что цифры смертности, приводимые иностранцами, скорее всего, преувеличены.
Неподдельное восхищение у Дэшвуда вызвал деревянный трехэтажный дом генерал-адмирала Ф.М. Апраксина, который перед смертью завещал этот дом царю Петру. Согласно еще раннему отзыву голыптинца Фридриха Вильгельма Берхгольца, он «был лучшим и самым роскошным во всем городе». Позднее Ф. Растрелли включил адмиральский дом в комплекс зданий «Нового зимнего дома», то есть Зимнего дворца Анны Иоанновны. Говорили, что дворец Апраксина не уступал лучшим сооружениям подобного рода в европейской архитектуре, а среди жилых сооружений русской столицы первой четверти XVIII века ему следует отдать первое место.
Следуя эмоциональному взгляду Дэшвуда, подходим к Манежу, построенному по инициативе Бирона. Он был возведен из дерева в 1732 году, именовался тогда Дворцовым. «С внутренней стороны имеется круговая галерея, а арена для верховой езды очень большая и с точным соотношением ширины и длины два к трем. У герцога Бирона семьдесят прекрасных лошадей из разных стран мира». Сам Бирон открыл в Манеже школу верховой езды. Историк начала XX века Шубинский указывает точное количество лошадей, содержавшихся там в последние годы могущества Бирона, — 379 голов.
Удивление, интерес, восторг — вот какие чувства вызвала у гостя столицы Петропавловка. Поистине и сегодня это сооружение является гордостью жителей Невской столицы...
«Замок, или крепость, стоит на образованном Невой острове. Крепость выстроена очень добротно, хотя еще и не завершена. Некоторые бастионы отлично вооружены артиллерийскими орудиями. Есть глубокая канава, или ров, и за ней укрепление, которое делает эту крепость чрезвычайно надежной. В центре стоит церковь во имя Св. Петра. Сооружение это намного богаче и красивее всех других храмов. Купол церкви и шпиль снаружи целиком позолочены. Имеется любопытная икона с несколькими лампадами из слоновой кости, выточенными Петром I, еще есть сделанный им же из слоновой кости очень красивый крест. В углу церкви, а не в склепе рядом лежат император Петр и императрица Екатерина. А на колокольне — несколько колоколов, но почти
все они маленькие. В самой крепости гарнизон составляет пятьсот человек».
Крепость была заложена 16 (27) мая 1703 года по совместному плану Петра I и французского инженера Жозефа де Герена. Это были шесть бастионов, соединенных куртинами, два равелина, кронверк (первоначально деревоземляные, в 1730— 1740-е и 1780-е годы были одеты камнем). В 1703 году Заячий остров был соединен с Петроградской стороной Иоанновским мостом. В1731 году на Нарышкином бастионе построили Флажную башню, на которой стали поднимать флаг (гюйс) (изначально флаг поднимался на Государевом бастионе). Флаг поднимался с утренней зарей, опускался с вечерним закатом. С 1730-х годов в Питере появилась традиция отмечать полдень пушечным выстрелом с Нарышкина бастиона.
При строительстве Петропавловской крепости был применен совершенно новый для России принцип сооружения фортификаций. Толщина стен бастионов достигла порядка двадцати метров (5—6 метров кирпичной стены снаружи и изнутри, между ними земляная засыпка с толченым кирпичом), высота стен — 12 метров. Под стены крепости было забито порядка 40 000 свай. На каждом бастионе установили по 50—60 орудий. В стенах между бастионами (в куртинах) устроили казематы для содержания гарнизона. В казематах изначально планировалось хранить порох, однако из-за сырости пришлось от этого отказаться. Для поднятия пушек на стены в середине XVIII века построили аппарели. Изначально они были деревянными, позже переделали в камень. В Петропавловской крепости были предусмотрены подземные ходы. Они служили для высадки десанта за пределы крепостных стен. В стенах крепости существуют тайные ходы, так называемые патерны. Они также служили для внезапного появления солдат в тылу врага. Выход из них был заложен одним слоем кирпича, место выхода знали только доверенные офицеры.
В свое время грандиозные по своему размаху строительные работы велись под руководством архитектора Доменико Трезини. В 1727 году Трезини сменил известный военный инженер Бурхард Христофор Миних, назначенный тогда обер-директором над фортификациями. Возведение каменных укреплений, в планировании которых Миних принял личное участие, закончилось только к 1740-м годам. Вокруг крепости постепенно рос столичный город, а сама цитадель все более утрачивала свое оборонительное значение.
Велика роль коллегий, то есть русских министерств в этой стране, отмечает путешественник. «На берегу Васильевского острова есть коллегии — иностранных дел, военная и коммерции. В здание этих коллегий царь Петр I имел обыкновение приходить зимой в четыре часа утра, и, если членов коллегий еще не было или они чуть опаздывали, царь крепко колотил их своей тростью. И еще он проделывал сотни раз это по отношению к князю Меншикову, своему главному министру и фавориту».
Далее автор записок рассказывает о дворце князя Меншикова. Дворец этот был отнят у Меншикова в правление Петра II. «Сейчас в этом дворце Академия для примерно 400 кадет, сыновей знатных дворян страны. Их там учат обращению с оружием и всем прочим традиционным наукам. В военном деле они упражняются по прусскому образцу». Дэшвуд лично наблюдал, как 80 человек в 4 шеренги обучались ручным приемам с оружием и стрельбе, показывая свои лучшие навыки. Кадетский корпус находился тогда под командованием фельдмаршала графа Миниха.
Далее следует несколько наивный и незамысловатый рассказ о царице Анне Иоанновне. Отмечает автор природное любопытство и склонность царицы к сплетням, вплоть до незначительных семейных тайн своих подданных.
Все русские дворяне обязаны нести службу, и, если даже они живут в своих имениях богато и пышно, все же, уверяет нас автор, они имеют весьма незначительные доходы. Какой- то иностранец-авантюрист рассказал нашему гостю, что князь Долгорукий, будучи в Москве при дворе, постоянно держал там стол на тридцать персон, который обходился ему стоимостью рубль в день... Это вызвало определенную зависть Дэшвуда!
О Петре Великом Дэшвуд говорит только в превосходной степени. Этот великий государь имел обыкновение «отправлять дворян» обучаться на корабельных плотников, квартирмейстеров, артиллеристов. А сам царь служил на кораблях «простым матросом». Однако, когда царь скончался, то он имел звание «адмирала красного флага» (этого Дэшвуд, конечно, не знал) — этим чином он был пожалован по случаю заключения победного Нипггадтского мира в 1721 году (им завершилась долгая война со Швецией).
Следующим объектом его изучения стала кунсткамера.
Кунсткамера, или иначе кабинет редкостей, в настоящее время Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого Российской академии наук, — первый музей России, учрежденный императором Петром I.
В музее уникальная коллекция предметов старины, раскрывающих историю и быт многих народов. Но многим этот музей известен по коллекции «уродцев» — анатомических редкостей и аномалий. Здание Кунсткамеры является с начала XVIII в. символом Российской академии наук.
Напомним, что кунсткамера в прошлом — название различных исторических, художественных, естественнонаучных и других коллекций редкостей и места их хранения.
Петр I еще во время Великого посольства в 1697— 1698 годах осматривал крупные преуспевающие города Голландии и Англии. Увидел он там и заморские кабинеты, то есть собрания редкостей, чудес. На страницах дневника он пишет: «зело дивно!» Есть запись и о новейшей науке анатомии: «Видел у доктора анатомию: вся внутренность разнята разно — сердце человеческое, легкое, почки... Жилы, которые в мозгу живут, — как нитки...». Царя, тянувшегося к знаниям, очень заинтересовали подобные новшества, и он, не скупясь, закупал целые коллекции и отдельные вещи: книги, приборы, инструменты, оружие, природные редкости. Эти предметы и легли в основу «государева Кабинета», а потом и Петровской Кунсткамеры, первого российского естественно-научного музея. Вернувшись в Россию, Петр занялся обустройством русского «кабинета редкостей».
Распорядившись перенести столицу России из Москвы в Петербург, Петр также приказал перенести и «государев Кабинет». Вся коллекция была размещена в Летнем дворце. Помещение было названо на немецкий манер Куншткаме- рой, то есть «кабинетом редкостей». Событие это произошло в 1714 году и стало считаться датой основания музея. Во время своего второго посещения Голландии Петр посетил музей Альберта Себа. К этому времени у Себа возникла мысль продать свое собрание русскому царю, о чем он уже вел с ним переписку. Личный осмотр этого чудесного кабинета Петром I, по-видимому, окончательно решил дело, и все собрание было куплено за 15 тысяч голландских гульденов и перевезено в Петербург для Кунсткамеры. Коллекция все время разрасталась, и было решено построить специальное здание на стрелке Васильевского острова — «Палаты Санкт- Петербургской академии наук, библиотеки и кунсткамеры». А на время постройки здания переместить собрание в дом боярина Кикина, так называемые «Кикины палаты».
Здание «Палат» заложили в 1718 году. Строительством руководил архитектор Маттарнови, который и разработал проект здания. После него возведением здания вплоть до 1734 года занимались другие архитекторы: Гербель, Киаве- ри, Земцов. Строительство продвигалось очень медленно, с большими перерывами. К началу 1725 года, когда Петр умер, были возведены лишь стены. Через год в еще недостроенное здание были перевезены коллекции. Здание построено в стиле петровского барокко, состоит из двух 3-этажных корпусов в формах, соединенных барочной многоярусной башней со сложным купольным завершением. Музейные коллекции занимали восточное крыло здания, в средней части находился Анатомический театр, в башне — Готторп- ский глобус (Большой академический) и обсерватория, в западной — учреждения Академии наук. Здесь работал великий ученый М.В. Ломоносов.
«Там есть такие вещи, которые я никогда раньше не видел! Это части человеческого организма, целиком и полностью сохраненные в спирте. Показано постепенное развитие ребенка в утробе матери от недельного возраста до девятимесячного. Есть даже мумия ребенка. К камере редкостей примыкают комнаты, в которых обычно занимался науками сам Петр I. Здесь же хранятся выточенные им из слоновой кости предметы. А в одной из комнат хранятся его шляпа, сапоги, плащ и шпага, которые были на нем в день Полтавской баталии».
На страницах журнала Фрэнсиса Дэшвуда нашлось место для рассказа об известном телескопе! Это был ньютоновский зеркальный телескоп. В марте 1735 года, как гласят документы, Анна Иоанновна с удовольствием смотрела в присутствии ученого Делиля на планету Сатурн с его кольцами.
Фрэнсис Дэшвуд движется далее по городу и заходит в здание Арсенала (так он сам называет Литейный двор на Московской стороне). Это достаточно крупное по европейским меркам промышленное предприятие, основанное конечно же при Петре Великом, еще в 1711 году, на том месте, где Литейный проспект выходит к Литейному мосту. Начиная с 1733 года по проекту Шумахера был возведен каменный
Литейный дом, при этом он просуществовал до середины XIX века.
Затем автор переходит к другой теме...
Он заметил, что продаваемые повсюду в России водка и пиво полностью принадлежат казне. Русские люди, по мнению британского туриста, очень склонны к водке.
Труд работников очень дешев, и в Петербурге можно нанять сотню работников на те же деньги, что и пятерых в Лондоне. Разрешается купить мужчину или женщину за 12—15 рублей, но нельзя вывезти их из страны. Невозможно выехать из России без паспорта.
Русская армия очень сильно заинтересовала нашего героя.
После подробнейшего перечисления «штатного расписания» армии Дэшвуд пишет: «Вся армия состоит под управлением Военного совета (Военной коллегии), президентом которого является фельдмаршал граф Миних. Есть еще фельдмаршал Иван Трубецкой (тот самый, который когда-то попал в плен к шведам). Теперь 30 тысяч человек пребывают в Персии...»
Остальные его сведения не столь важны в историческом смысле.
«Религией русских мы называем греческую церковь, хотя царь Петр кое-что в ней реформировал...» Так интригующе начинается рассказ о русской православной церкви. А св. Василий является главным святым в России, все монахи и монахини принадлежат его ордену. Ни в одной другой стране священники не напиваются так часто, как в России. При этом пьют водку .из солода, хотя у них есть популярный напиток из меда. В городе Петербурге автор насчитал 16 церквей: 10 — русских и 6 — для чужеземцев. Примерно в двух верстах от города построен монастырь — Александро- Невская лавра.
Прежде (до Петра Великого) военным сословием в России были стрельцы, убеждает Дэшвуд. Царь Петр многих из них физически уничтожил, а один иностранец рассказывал Дэшвуду, что однажды утром тот увидел «полтораста отрубленных голов у царя», которые якобы лежали перед маленьким деревянным домом, где жил царь. Петр восклицал тогда: «Возможно, мир за это сочтет меня деспотом, но, не поступи я так, мне скоро бы лежать, как одному из них».
Подробно автор как свидетель останавливается на описании похорон Екатерины Иоанновны, которые состоялись 14 июня 1733 года, в Санкт-Петербурге. Это была русская царевна, дочь царя Ивана V Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны Салтыковой, старшая сестра императрицы Анны Иоанновны, племянница императора Петра I.
По желанию Петра I она в 1716 году вышла замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда. Этот брак был вызван политическими соображениями, ведь «хитрый» Петр хотел союза с Мекленбургом для охраны от шведов морского торгового пути. Предполагалось использовать портовые города Мекленбурга как стоянку для русского флота. Бракосочетание состоялось в Данциге. В 1716 году Леопольд навлек на себя нерасположение Петра I и, потеряв престол, позже бесславно умер в крепости Демиц. В 1722 году Екатерина Ивановна, не выдержав жестокого и грубого отношения супруга, вернулась вместе с дочерью в Россию. Формального развода не было, но супруги больше не виделись. 12 мая 1733 года царевна Екатерина присутствовала на торжественной церемонии, на которой ее дочь приняла православие и новое имя — Анна Леопольдовна. Однако через месяц Екатерина умерла и была похоронена рядом с матерью в Александро-Невской лавре.
Эти похороны Дэшвуд называет очень пышными. Шествовали гренадеры, кадеты, купечество и дворянство, затем шел хор певчих. Потом везли тело усопшей, затем шли принцесса Елизавета Петровна, ее вели Миних и канцлер Головкин, далее под вуалями — все дамы двора. Шесть недель постоянно совершались молебны, у тела бодрствовали по десять дам и господ. Как объяснили Дэшвуду священники, это делалось, дабы изгнать из тела дьявола. Автор журнала слушал также проповедь архиепископа Казанского Иллариона. Это достаточно известный русский церковный деятель, который пользовался особенной благосклонностью при дворе. Очевидно, что речи духовного лица обладали для британца налетом определенной экзотики, ведь ни до этого, ни после он не видел православных священников.
Журнал Дэшвуда, рассказывающий о путешествии по России, заканчивается почти так же, как и начинался, — с визита вежливости к русскому адмиралу в Кронштадте. Это было «доброе расставание» почти старых знакомых.
«В воскресенье около 10 часов утра мы снялись с якоря и чрез час подняли паруса...»
Немногочисленные страницы воспоминаний Фрэнсиса Дэшвуда, вероятно, никогда не считались литературным шедевром. Однако они сегодня своеобразно помогают нам восстановить ту обстановку, которая имела место в Российской империи в период правления Анны Иоанновны.