ГЛАВА 5 КОВЧЕГ СИОНА: ПРИХОД КОВЧЕГА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 5

КОВЧЕГ СИОНА: ПРИХОД КОВЧЕГА

Ибо от Сиона выйдет закон…

Ис.2:3

КОВЧЕГ ЗАВЕТА В AKСУME

Во время нескольких десятилетий оживленной религиозной дискуссии между эфиопами и иберийцами вопрос ковчега не поднимался ни разу. В Аксуме действительно хранилось что-то важное, алтарная скрижаль или нечто подобное, освященное именем Сиона, и это нашло свое отражение в источниках. Священный артефакт тем не менее не отождествлялся с ковчегом Завета.

Но сейчас ковчег был на пороге своего откровения в Эфиопии. Спустя век после Альвареса многое изменилось. Перерыв в португальской миссионерской деятельности, вызванный враждебностью или равнодушием императоров после Галаудевоса (1540–1559), длился много лет. Император Сарса Денгель (1563–1597), унаследовавший трон после своего отца Минаса, посчитал оставшихся в стране португальцев полезными для развития строительства и оружейного дела, но остался совершенно невосприимчивым к их религиозному влиянию.

В это время случилось нечто, что изменило статус покрытого золотом алтарного камня с горы Сион в церкви Марии Сионской. Если не предположить, что священный камень, табот Сиона, был оставлен или забыт в Табре и заменен другой священной реликвией, то он должен был вернуться в Аксум. Мы можем обоснованно предположить, что реликвия была привезена из Табра через некоторое время после поражения Граня в скромную перестроенную церковь во времена Сарса Денгеля по двум причинам. Во-первых, Сарса Денгель, уезжая в Аксум на церемонию своего посвящения в январе 1579 года, потребовал, чтобы она проводилась перед матерью Сионом, таботом (или ковчегом) повелителя Израиля. По-видимому, он подразумевал тот же объект, о котором писал Альварес, но значение его несколько изменилось. (Год спустя император крайне необычным образом отметил Аксум, провозгласив себя хранителем "храма Аксума, славы Сиона, скинии Бога Израиля".) Во-вторых, именно из Аксума священный талисман снова был увезен около 1620 года из-за разгула католической догмы. Но это уже не тот артефакт, что был раньше. Он стал ковчегом Завета.

Перо Паис

Испанский миссионер-иезуит Перо Паис, умерший в Эфиопии в 1622 году, после девятнадцати лет упорной работы смог изучить более современные на тот момент источники, чем Годиньо. Он знал историю ухода ковчега, а не только скрижалей, из Иерусалима. Она была описана в копии КН, хранящейся в церкви Аксума, где Паис жил в 1620 году, в "Книге Аксума", как он ее назвал. Паис перевел большую часть текста на португальский, и его версия более или менее совпадает с той, что можно найти у Безольда и Баджа. Собственный труд Паиса остался неопубликованным[95].

Значимость этого текста для нас неоценима. Он может быть сравним с манускриптами окончательной версии книги и парижской рукописью. Порядок событий, фразеологические обороты и главные эпизоды схожи, хотя перевод Паиса и урезан. Несомненно, что он только законспектировал основной сюжет, выпустив большие куски текста как не относящиеся к делу, из того же самого первоисточника, из которого происходит древнейший сохранившийся манускрипт КН.

У Паиса составление данного текста точно датировано, оно произошло спустя 2500 лет после самих событий. Содержание легенды сильно отличается от того, что записывали Альварес, Сага Зааб и де Баррос. Новая версия, которую мы можем видеть в манускрипте XV века, самого древнего из известных нам, если принять на веру датировку, принятую в парижской Национальной библиотеке, с этого времени превалирует. Как это обычно случалось с кодексами манускриптов Эфиопии, старая копия текста заменялась новой, что давало повод для постоянной переписки текстов. Но произошло несчастье. Книга, которую видел Альварес, была уничтожена вместе со старой церковью в 1535 году, или разбросана по разным укрытиям, или потеряна. Сегодня в нашем распоряжении нет текста КН на геэз, сохранившего старую историю с деревом Креста и отсутствием ковчега. Новая версия, сама "Слава Царей", повествующая о ковчеге, стала общепринятым текстом.

Вдобавок после 1535 года священный камень, табот Сиона, исчез из Аксума. Уже в повествовании 1579 года о коронации Сарса Денгеля реликвия Аксума называется "Seyon tabota amlak Esrael", теми же словами, что использованы в КН и житии Маркоревоса для описания ковчега. Уже к концу века артефакт Аксума стал для эфиопов ковчегом Завета.

Мануэль де Алмейда

Именно в это время иезуиты стали специально исследовать и записывать факты, связанные с эфиопской верой в обладание ковчегом. Мануэль де Алмейда задокументировал его существование уже на исходе иезуитского влияния в Эфиопии в своем ежегодном отчете за период с марта 1626-го по март 1627 года. Он отметил, что, вместо освященного алтаря, у эфиопов есть нечто более интересное:

…ларец, который они зовут ковчегом Завета, принесенным с горы Сион; и они столь сильно верят в это, что все алтари в церквях назвали таботами. В главных церквях же алтари сделаны в виде ларца, как в древние времена[96].

Здесь нам в первый раз встречается (если не принимать во внимание Абу Салиха) описание объекта, похожего на ковчег. Это не был просто алтарный камень из Сиона. Это был ларец или сундук, который называли таботом Сиона и прямо отождествляли с ковчегом Завета из Иерусалима.

Эта таинственная вещь, по мнению Алмейды, была именно тем, что дало имя всем другим таботам. Он дает нам объяснение того факта, что хотя табот — это всего лишь табличка, все эфиопы зовут его "ковчегом Завета". Алтари кубической формы, о которых говорит Алмейда, — это манбара табот. Различие в том, что есть отсылка к некоему ларцу. Реликвия, как и во времена Альвареса, принесена с горы Сион, но теперь она превратилась из алтарного камня, скорее всего, в деревянный ларец больших размеров.

Мануэль де Алмейда также приводит странный рассказ о таботе Сиона, который звучит совершенно невероятно:

И в главных церквях алтари сделаны в виде ларцов, как то было заведено в древности. Как я слышал, внутри них есть pagode (святилище?) или идол, в котором хранится фигура женщины с огромной грудью. Зная об этом, император несколько лет назад, когда приехал в церковь для коронации, просил священников, чтобы они открыли означенный ларец и показали ему, что внутри. Те так и не сделали этого.

Император Суснейос не увидел, что же было внутри святилища Аксума, а мы больше не услышим о странной статуэтке. В эфиопских церквях практически не было скульптурных изображений, хотя мы и не можем сказать, что они были запрещены, так как в археологических раскопках была найдена древняя скульптура еще доаксумских времен. Самое интересное, что Контенсон проводил раскопки на месте будущей часовни скрижалей Моисея, и именно здесь был найден фрагмент базальтовой головы женской статуи. В Хавелти, Матаре и Адулисе были открыты еще более примитивные глиняные изображения "матери-земли". Что касается статуэтки внутри христианского алтаря, то это выглядит достаточно сомнительно. Алмейда также указывает, что данная информация — это неподтвержденный слух. Но мы не должны забывать, как мало мы знаем о способах выражения индивидуальности древней эфиопской церкви и о том, что говорит "История Ханны": "И внутри святая святых, в месте, где покоилась святая скиния, была фигура Марии, дочери Иосифа"[97].

Мануэль Баррадас

11 декабря 1625 года в Данказе император Эфиопии Суснейос встал на колени перед католическим патриархом, дабы отдать себя под власть римского понтифика Урбана VII. В феврале 1627 года, в то время как император столкнулся с нарастающей волной религиозных бунтов, папа, согласно Геддесу, мягко убеждал его "собраться с мужеством… достойным колена Давидова, в котором Эфиопия прославляет своего предка". Он не прибавил ни слова воодушевления солдатам, о котором его умолял император.

Эфиопы с ужасом смотрели на религиозные реформы нового патриарха Афонсо Мендеса, который грубо указывал на слабые места в вероучении эфиопской православной церкви и поднял бурю гнева, похоронившую малейшую возможность существования католической Эфиопии. После разгрома раздосадованный Мендес, изгнанный с патриаршего места сразу после того, как престол унаследовал сын Суснейоса, Фасилад, слал отчаянные письма с Гоа, напрасно стараясь убедить португальское правительство военными усилиями получить то, что не удалось достигнуть проповедью и примером. Небрежность в обращении с сакральными предметами церковной утвари была одним из преступлений, которые эфиопское духовенство вменяло в вину католикам. Позже, в ответе на одно из писем патриарха, император обвинил их в вандализме из-за сожжения деревянных таботов и замены их заново освященными.

Отец Мануэль Баррадас был одним из священников, изгнанных вместе с патриархом. В 1633–1634 году в Адене он занялся написанием истории католичества в Эфиопии, в результате чего из-под его пера вылилось умное и взвешенное описание этой страны. Баррадас пишет, что история ковчега, Сиона Аксума, была глубоко укоренена в эфиопских легендах. Но он настаивал на отсутствии каких-либо свидетельств о скрижалях Моисея в эфиопских источниках, и это достаточно странно, если вспомнить о документах, бывших в его распоряжении:

Они убеждены в том, что сын Соломона, Милелек, принес его с собой, или, лучше сказать, его отец послал с ним священника по имени Азария, который выкрал ковчег Завета, оставив в Иерусалиме подделку. Священники Аксума верят, что именно эта священная реликвия является их таботом, алтарным камнем, который они зовут Сионом Аксума, так как он пришел из Сиона, чтимого и знаемого всеми. Это не совсем так, как описывает отец Луис [Уррета]. Согласно его рассказу, когда Дева Мария еще была жива, апостолы послали алтарный камень Сиона в Эфиопию. Я никогда не слышал, чтобы абиссинцы говорили, что их церковь построена при жизни Девы Марии и что табот, или Сион Аксума, был прислан апостолами, а не привезен Милелеком… Этот вздор о краже ковчега приводится братом Луисом в первой книге, пятой главе, и он подвергает его жестокой критике. В том же духе он должен был осудить другую небылицу о существовании обломков скрижалей Заповедей, разбитых Моисеем, о которых не упоминается в Библии и которые, согласно легенде, находятся в ковчеге Завета, украденном Милелеком и до сих пор существующем в Аксуме. Ведь если бы он не был потерян, то слава его разнеслась бы по всему свету[98].

Неужели Баррадас не знал о свидетельстве Сага Зааба и других источниках этого периода, включая копию Альвареса, сделанную Бекаделли, и книгу Жуао де Барроса, которые говорят, что скрижали, хотя и не разбитые, а те, что были заново вложены в ковчег, были в Эфиопии? Неужели он ничего не знал о том, что писал Абу Салих, и о письме Альфонсо Арагонского царю Йисхаку? Или он делал различие между разбитой парой скрижалей и целой, которая хранилась в ковчеге?

Баррадас был уверен, что в Эфиопии нет никаких свидетельств о скрижалях. Он делает вывод:

Нет никаких свидетельств, что на гору Амару, где они были расположены, согласно Уррете, вторгались вражеские войска, похитившие скрижали, которые затем были потеряны; также и ковчег Завета никогда не был в Эфиопии, как и разбитые скрижали Заповедей.

Видно, как этот вопрос одновременно интересует и раздражает Баррадаса. Он продолжает убеждать предполагаемых читателей, что ничего подобного в Эфиопии никогда не было, и приводит еще несколько ошибочных утверждений Урреты. Последний писал, что монастырь в Аллилуйи в Тигре был местом паломничества еврейских торговцев; они

…приходили из Африки, Азии, Персии, Мекки, Аравии и путешествовали в Ливию, Нубию и Борно, простираясь ниц и бросая свои шапки оземь. В Аллилуйи они кланялись с величайшим трепетом пред скрижалями Закона, разбитыми Моисеем и хранящимися в горе Амара [Амба Гешен, находящейся далеко на юге, но, согласно Уррете, видимой из Аллилуйи]. Преподобный отец был вынужден написать это, так как дон Жуао Бальтазар [информатор Урреты] поклялся ему, что означенная реликвия действительно была там, и он не только видел ее, но и несколько раз держал в руках. Все это полный вымысел и ерунда: нет никаких свидетельств об этой реликвии, как в прошлом, так и в настоящем. Ведь если бы что-либо подобное действительно было здесь, то скрыть данный факт было бы просто невозможно; и даже если бы она находилась здесь и под воздействием времени потеряла часть былого величия, то все равно вызывала бы бурю восторга и почитания…

Афонсо Мендес и Бальтазар Телль

Но это был еще не конец иезуитским сомнениям по поводу того, что же действительно хранилось в Аксуме. Бальтазар Телль написал историю Эфиопии, "Historia geral de Ethiopia a alta", и опубликовал ее в 1660 году. Последовало английское переиздание 1710 года. Телль процитировал замечание, отличавшееся от всех предыдущих источников, сделанное примерно в 1655 году патриархом Мендесом касательно загадочного артефакта Аксума. Священный предмет не был ковчегом, как писал Алмейда, а одной из скрижалей Закона, что отрицал Баррадас. Для Мендеса же священная реликвия не была камнем, он не был согласен и с рассказами своих коллег, которые были с ним в Эфиопии:

Подобная легенда, которую часто приводят эфиопские летописцы, заключается в том, что одна из скрижалей Моисея служит алтарем в церкви Аксума, бывшей столицы Эфиопии и резиденции патриарха. Говорят, что она до сих пор хранится там и сделана из дорогого дерева. Но если это скрижали Закона, что были в ковчеге Завета переданы Господом Моисею, то они не могут быть из дерева, ведь они сделаны из камня. Можно ли тогда говорить, что это правда?[99]

Ковчег, табот Сиона, снова исчез. Как же это произошло? Скорее всего, иезуиты получили свои "знания" от местных информантов, возможно недавно обращенных в католичество, а может быть, и от православных эфиопов. Часть путаницы могла произойти из-за свидетельств людей, которые ничего не знали в действительности, но строили догадки по этому поводу. Общие слухи, дезинформация и неправильная интерпретация дополнили картину.

ПУТЕШЕСТВИЕ КОВЧЕГА

В то время как влияние католичества упрочивалось с обращением правителя Села Крестоса, сводного брата императора, и в конце концов самого императора, духовенство Аксума осознало, что происходящие изменения могут привести их к полному краху. Трансформация ритуала по римским образцам в первую очередь поставила под удар таботы и манбара таботы. Единственным выходом из данной ситуации было спрятать их. В захватывающей и удачной попытке сохранить свою самую священную реликвию несколько священников сбежали из Аксума, прихватив с собой священный табот в безопасное место, пока буря не кончится. Католики захватили манбара табот, алтарь табота, и отвезли его в свой центр в Адве, в Майгогу или Фремону, установив подходящий католический алтарь в церкви Марии Сионской:

…уже несколько месяцев спустя несколько ретивых священников, упорствующих в своих заблуждениях и видящих, как процветает в их стране римская вера, похитили табот с другой ценной церковной утварью и сбежали. Говорят, что они спрятали эту реликвию суеверия в пустыне до тех пор, пока гнев преследований древней веры не остынет. Так как император желал, чтобы все суеверия были уничтожены, то его советник послал священника [это был Томе Барнето] вместе со стражником. Все упорные ушли, и потому священник открыл церковь без препятствий, вошел в святая святых, забрал скинию, где хранился ковчег Сиона, и послал ее в Майгогу, дабы никто не вернул ее обратно. Затем он немедленно приказал установить алтарь согласно ритуалу и провел первую мессу в день рождения благословенной Девы Марии, на которую пришло большое количество людей и, главное, женщины, ранее не допускавшиеся сюда[100].

В нашем распоряжении даже есть письмо от отца Томе Барнето из "Майгоги" Стефано да Крузу, датированное 15 марта 1627 года, иными словами, отчет человека, совершившего святотатство. Он был послан в Аксум 18 августа 1626 года Такла Гиоргисом, советником и зятем Суснейоса, который был католиком, по крайней мере на тот момент. Его миссия была сформулирована предельно четко: "разрушить святая святых схизматиков". Достигнув Аксума, он доложил, что "убрал ковчег Завета", говоря об алтаре, манбаре таботе, так как сам "ковчег" уже исчез. Барнето подтверждает это, правда не упоминая о священной реликвии: "братья еретики" сбежали из Аксума в Бур. В святилище, и это единственное описание восстановленной церкви Сарса Денгеля, которое мы имеем, он нашел старое распятие, выкрашенное, с двумя гвоздями в подножии между Девой Марией и святым Иоанном, и несколько священных вещей, включая металлический крест со скульптурой. "Я низложил эту церковь по римскому образцу", — продолжает Барнето. Он задумал посвятить ее Марии в день ее рождения. Но правитель Тигре, Такла Гиоргис, неожиданно раскаялся. Он восстал в 1628 году, разбил все украшения католиков и убил своего собственного католического духовника Якоба. Его бунт не удался, и он был повешен вместе со своей сестрой, несмотря на защиту двора, устрашенного тем, что подобное наказание может быть применено к большинству представителей знати.

В середине своего рассказа, приведенного выше, Мануэль Баррадас повествует о путешествии ковчега:

Из-за этого табота священники, каноники церкви стали упорствовать в своей александрийской вере и сбежали в Бур, забрав с собой табот, чтобы он не был забран, как остальные. И даже в год моего отплытия из этого царства [1633] табот был с ними, несмотря на многочисленные просьбы старого царя [Суснейоса] возвратить его; а нынешний [Фасилад], когда стал править, приказал привезти реликвию, так как страна обратилась к старой вере, но они снова отказались. Правда, позже, когда мы уже ушли, я слышал, что табот все-таки вернули[101].

Бальтазар Телль тоже немного знал о тайном месте ковчега или табота во время недолгого периода триумфа католиков. Он замечал, что абиссинцы

…думают, что прибавят славы своей церкви в Аксуме представлением табота самим ковчегом Завета, хранившимся в храме Соломона, а затем чудесным образом перенесенным Богом в Эфиопию… Они оказывают этому маленькому ларцу больше почета, чем всем остальным, всегда держат его сокрытым и не показывают даже императорам. Абиссинцы называют его по преимуществу Сионом, и по этой же причине церковь, где хранится эта реликвия, освященная в честь Девы Марии, зовется церковью Марии Сионской. Не так давно, когда католическая вера стала процветать, убоявшись, что их драгоценную шкатулку заберут, несколько ревнителей похитили ее и, по-видимому, переправили на территорию Бура, к Красному морю, где и скрылись средь дикости и гор, дабы в подходящее время вернуть ее на законное место в Аксум[102].

Он также добавил, что, "по всей видимости", ковчег уже вернули после того, что он именует "восстанием" против католической веры.

К счастью, мы не всецело зависим в этом вопросе от иезуитских свидетельств. У нас есть и эфиопская версия событий. В "Книге Аксума" также можно найти подтверждение путешествия ковчега из Бура в Аксум. Летописи сохранили "ясную память" об этих ужасных временах "великих преследований". Тогда "под личиной овец, страшные волки и ядовитые змеи, [иезуитские] священники, апостолы Льва, соблазнители, сосуды преступления и вероломства" пришли в Эфиопию. После описания их ужасающих ересей летописец рассказывает о том, что случилось в 271 год Милосердия (1619–1620 год н. э.): "Сион, скиния закона, был изгнан". В страшном ужасе возрыдали двери церквей, а кресты с изображением святой Марии и Иисуса изошли слезами:

Когда ковчег Закона ушел, его люди повернули в сторону Сарау, их направлял юноша, знавший все тайные места области Марав. Он направил их туда, где, как он думал, был источник, но они нашли его высохшим. Люди пошли дальше, мучимые жаждой. Вечером они приготовились провести ночь на голой земле. Неожиданно из ковчега снизошел луч божественной силы… В конце концов ковчег добрался до границы Бура, называемой Дегса, и остался там на одиннадцать лет и шесть месяцев[103].

Вторая версия этого текста, называющего папу Льва другими, но тоже нелицеприятными эпитетами, "необрезанным, полным лжи и нечистот", говорит, что "даже Сион, ковчег Закона, был унесен", и упоминает то же место изгнания:

День, когда был он унесен из Аксума, был в году 7111 от сотворения мира (1618–1619 год н. э.), 1614 году от Христова рождения (1621–1622 год н. э.) шестого хедара, в субботу. Люди области Дегса приняли его с высочайшими почестями и неусыпно охраняли. Когда александрийская вера была восстановлена, он вернулся в город с честью в воскресенье 27 хедара, в первый год правления императора Фасилада православного (то есть в сентябре 1632 — сентябре 1633 года).

В благодарность за их хранение ковчега люди Дигсы царским повелением и решением знатоков ритуала были причислены к числу народов дома Сиона. Возможно, именно поэтому Дигса упоминается в местных легендах как одно из мест, в котором останавливался ковчег по пути из Иерусалима. КН говорит о Буре как части пути Эбна Лахакима.

Рассказ "Книги Аксума", подкрепленный свидетельствами Баррадаса и Телля и упоминанием в анналах Адди Неамина из Эритреи 274 года Милоседия (1622–1623), иллюстрирует самый опасный эпизод жизни Сиона Аксума. Мы знаем, что уже во второй раз "ковчег" был вынужден бежать из своего святилища в Аксуме. В нашем поиске мы можем не принимать во внимание рассказ Абу Салиха о переносных алтарях Лалибелы и не рассматривать каменные глыбы, описанные Альваресом и Шихаб аль-Дином. Таким образом, выясняется, что первое появление в литературе объекта, описание которого похоже на ковчег, если не принимать во внимание сомнительную датировку парижского манускрипта, относится к концу XVI века, где ом описан без подробностей в летописи Сарса Денгеля. Уже в начале XVII века подобная информация находится и в иберийских отчетах, некоторые из которых описывают ковчег как "ларец".

ЖИТИЕ МАРКОРЕВОСА

Среди многочисленных биографий святых, сочиненных эфиопскими клириками, одна, житие Маркоревоса, монаха, умершего в 1419–1420 году, особенно интересно, так как оно упоминает и цитирует КН. Единственный известный нам манускрипт (хотя вроде бы есть еще одна копия в монастыре Дабра Дема в Эритрее) по большей части сгорел в Асмаре в 1902 году. К счастью, Карло Конти Россини подготовил с помощью эфиопского священника его краткое изложение, опубликовав данную работу в 1904 году, прибавив описание того, что осталось после пожара[104]. Житие цитирует, с различными добавлениями, рассказ КН о Соломоне, Македе и их сыне Эбна Хакиме, Менелике (упоминая это имя, не встречающееся в КН).

Текст, посвященный изменению названий, говорит, что Барантия стала Квестентеньей и в свою очередь Эстанбул из Византия, Константинополя и Стамбула. Гвиди не был уверен в датировке данного манускрипта, когда писал, что, "возможно", он относится к XV веку. Безольд пришел к этому же выводу. Но версия, которую видел Россини, была, скорее всего, XVII или даже XVIII века: Лузини предполагает, что она была сочинена во время правления Йоханнеса I, упомянутого в ней. История, несмотря на то что она много заимствует из КН, полна местными тигрейскими языковыми выражениями и перегружена странными деталями. В рассказе о Соломоне и царице Савской торговец Тамрин, как и большинство торговцев в Эфиопии, был мусульманином; множество экзотических продуктов перечислено среди его товаров; в сцене соблазнения Соломон спит с открытыми глазами, а когда просыпается, то открывает их; в повествовании об обратном путешествии царицы опять упоминаются мусульмане; и есть Массауа, впервые описанная португальцами в 1520 году.

Житие Маркоревоса — один из первых эфиопских текстов, называющих "Славу Царей" по имени, если верна его датировка (которой придерживается и Хантингфорд). Остальные более или менее одновременные источники также цитируют его. Горгорейос, наставник Людольфа, упоминал о книге около 1681 года, а в 1689 году, согласно хронике Иясу I, с ней консультировались во время спора по поводу дворцового титулования в Гондаре. В житии Маркоревоса мы читаем:

…история записана в Кебра Нагаст, которую Абба Горгорейос, епископ Армении, выпустил, дабы увеличить славу Сиона, табота Господа Израиля, и царей Эфиопии, что родились от Менелика, сына Соломона, сына Давида.

Если житие действительно датируется концом XVII века, его обозначение "табот Господа Израиля (laseyon tabota amlaka Esrael)" может быть самой ранней цитатой термина, использовавшегося в КН для описания ковчега. Конечно, Альварес писал о "таботе Сиона" еще в XVI веке. Первое упоминание "табота Господа Израиля" я нашел в хронике Сарса Денгеля. Но мы не можем с уверенностью сказать, что же подразумевалось под этой фразой, а на этой стадии все же более вероятно, что имелся в виду ковчег. Хроника закончена примерно в 1590 году, и священная реликвия, скорее всего, уже была перевезена в храм из Табра еще в 1580 году. Ее новая мифология уже приумножалась в обновленной версии КН, распространявшейся в это время и заменившей старую, которую цитировали Альварес и другие. В переводах Паиса можно найти упоминание "небесного Сиона, ковчега Бога Израиля". Житие Маркоревоса употребляет то же обозначение, что и окончательная версия КН и хроника Сарса Денгеля.

АРАБСКАЯ ПОВЕСТЬ

История эфиопского ковчега не принадлежит целиком и полностью Эфиопии. Часть этой головоломки появилась в соседней стране, когда-то бывшей главой христианского мира, славящейся своим религиозным рвением, суровостью монашества и влиятельными патриархами, но уже 1300 лет пребывающей под контролем мусульман. Из Египта пришла другая история о ковчеге, арабская повесть под названием "Разъяснение причины перехода царства Давида от его сына Соломона, царя Израиля, в страну негуса, то есть в Абиссинию".

Эта история, действительно повествующая о ковчеге, содержит множество невероятных подробностей. Она была написана для развлечения и удовольствия, и, естественно, в ней было много магии и волшебства. В ней также присутствовало дерево, как у Альвареса и де Барроса, пришедшее в наш мир из рая. Соломон приобрел его хитростью, с помощью птицы Рух, и использовал для рассечения огромных камней для храма. Дерево осталось стоять у входа, где позже излечило козью ногу царицы Абиссинии, которую она получила из-за "жадного влечения" ее матери к очень красивому козлу. (Эта часть истории, описывающая покрытые шерстью ноги царицы, не появляется в ранней арабской версии в двадцать седьмой суре Корана, так же как и брак, и сын Соломона; позднее комментаторы расширили историю, назвав царевну Билкис.) Соломон переполнил двор храма водой, чтобы скрыть вид ног царицы. Спешившись у порога и войдя в здание, поддерживаемая слугами, царица случайно коснулась дерева и стала нормальной. Так же как и в эфиопской версии, благодарная правительница украсила дерево серебром, и Соломон и его наследники сделали то же самое.

Как в КН, так и в арабской версии, царица была соблазнена при помощи острых, будящих жажду кушаний. Но есть разница в деталях. В 30 главе КН царица поклялась не брать ничего самовольно в покоях царя. Ночью ее обуяла жажда, она выпила воды и тем самым нарушила клятву. В арабской версии Соломон клянется, что не тронет царицу, но если ночью она придет в его спальню, то станет его женой. Он знал, что она придет, так как во дворце не было воды, кроме как в покоях Соломона.

Раздел, касающийся ковчега, также сильно отличается от уже известного нам предания, возлагая вину похищения реликвии на Давида, сына Соломона, и абиссинской царицы. Вся история посвящена планированию кражи, насилию и убийству. Давид (Дауд ибн Сулейман ибн Дауд) вернулся из Абиссинии, чтобы увидеть своего отца и попросить его отдать ковчег. Соломон в конце концов соглашается, "если на то будет воля Божья". Царь попросил сына не говорить ему об этом, потому что от него потребуют клятвы, когда обнаружат, что ковчег пропал. Молчаливое согласие на кражу было заверено этой уловкой, сделали копию ковчега и покрыли его золотыми пластинами. Затем Давид убил мастеров, соорудивших подделку. Принц похитил четырех священников-левитов, которых он заставил сделать подмену под присмотром солдат с мечами. Царь Соломон до этого сказал, что никто, кроме левитов, не может дотронуться до ковчега. Так Давид Эфиопский тайно вывез реликвию поздней ночью.

Подобной истории, представляющей Давида как вора с руками, запятнанными кровью нескольких жертв, пусть даже и "волей Господа", с точки зрения царской семьи Эфиопии, не хватало смирения версии КН. В "одобренном" эфиопском варианте невинность Давида (Эбна Лахакима) подчеркивается даже на стадии планирования похищения ковчега.

Эта арабская сказка, датированная Гвиди концом XVI века, так как в самом манускрипте стоит 1594 год, оказывается самой ранней историей, повествующей о ковчеге. Но арабская история, хотя во многих случаях и связанная с КН, радикально от нее отличается. В ней можно найти детали работ Альвареса и де Барроса, но из описания деревянного, покрытого золотом, похищенного предмета можно без сомнения заключить, что это был именно ковчег, а не скрижали, в любом случае сделанные из камня.

Как и в КН, в этой легенде говорится о коптском происхождении. По-видимому, она была написана арабом-христианином, египетским почерком, на восточной бумаге. Ее автор — копт. Неудивительно, что он был знаком с арабскими историями, касающимися Соломона, его магических способностей и царицы Савской. Есть у него и уважение к Эфиопии, которую он называет "благословенной" страной.

Арабский манускрипт дает нам важный элемент головоломки. В декабре 2001 года я поехал в Национальную библиотеку в Париже и проконсультировался с кураторами и экспертами касательно его возможной даты. Оказалось, что ревизия датировки не то что возможна, а просто необходима. Арабский манускрипт № 264 — это не единый документ, а комбинация из трех рукописей, связанных вместе. Только первая из них датируется 1310 годом эры Мучеников, 1594 год. Другие два, включающие рассказ о ковчеге, не датированы, но тип бумаги и стиль письма, согласно мнению экспертов, могут быть отнесены к более раннему периоду. Они принадлежат не к концу XVI века, а ко второй половине XV века.

Сущность поиска изменилась. Оказалось, что самый ранний документ, касающийся ковчега в Эфиопии, принадлежит к христианско-арабскому источнику. Коптское происхождение легенды из "Истории древних отцов коптской церкви" было засвидетельствовано в окончательной версии КН. Этот вариант уже имел хождение на территории Египта, когда в Эфиопии все источники, за исключением таинственного манускрипта № 5 (94) Национальной библиотеки, по-прежнему говорили только о скрижалях.

ЭКЗОТИЧЕСКИЕ УКРАШЕНИЯ

В Эфиопии также существует ряд местных вариантов КН, сочиненных с воображением и местным колоритом. Колмодин записал легенду, возраст которой чрезвычайно трудно определить, в Гамасене, Эритрея. Она аналогична другим современным легендам, цитированным Конти Россини, Литтманном и Баджем в версиях, имеющих хождение в Эритрее и особенно в Тигре. Подобные истории могут дать ключ ко многим пробелам в летописях, и иностранцы, особенно Конти Россини, прокомментировавший несколько из них и изучивший их вариации, собирают и собирали эти местные вариации.

Эти легенды, традиция которых жива до сих пор, в основном повествуют о правлении мифического змея, возможно воплощающего древний языческий слой эфиопской религии и истории. Очень часто какая-нибудь местная деталь пейзажа или заметный памятник в окрестностях Аксума — гора, стела, древний камен-ный жернов — ассоциируются с мифическим созданием прошлого. Причем все это далеко от эзотерики, подобные рассказы можно услышать чуть ли не от любого местного жителя. Как-то раз, гуляя с моими аксумскими друзьями, мы остановились, чтобы побеседовать с женщиной, сидевшей в тени дерева. Она рассказала нам, что в древние времена в близлежащих холмах было логово огромного змея, который правил страной.

Подобные истории обычны для других культур, и часто, как и в случае с Эфиопией, они объясняют первоначальное появление института власти. Некто, обычно пришелец, убивает змея и становится правителем, спасая дочь местного вождя от монстра. Христианский подтекст сквозит в некоторых из этих историй, представляя змея как гонителя христиан. В этих версиях Девять святых уничтожают змея/дракона, тогда как царица Савская, Македа, или "царица Юга", отождествляется с героиней данной легенды.

В версии, записанной Колмодином, правление змея прекращается (Девятью?) святыми. Их только семь у Литтманна и Баджа, четыре — у Россини, но во всех случаях названы по именам только три: святые Гарима, Сема и Панталеон. Македа в приступе ярости убивает их. Тем самым она навлекает на себя проклятие, и одна ее нога становится ослиной. В версиях Конти Россини, Литтманна и Баджа царица не убивает святых. Кровь змея калечит ей ногу. Этот изъян препятствует ее замужеству. Она узнает, что может излечиться, поставив ногу на порог храма Соломона, и именно поэтому едет в Иерусалим. Замысел оказывается удачным. Македа стала желанной, и Соломон замыслил свой заговор с целью соблазнить ее при помощи острого соуса. (Эта история повторяет вариант глав 29,30 КН, хотя в рассказах Литтманна и Баджа есть другая женщина, помощница царицы. Притворившись мужчинами, они встречают Соломона и едят столь мало, что царь начинает подозревать правду, что и докажет, подготовив некую медовую ловушку. Затем он делит ложе с обеими.) Македа возвращается беременная и, достигнув Эритреи, рожает у реки. Постоянные крики повитухи "mai bela", "принесите воды", дали имя реке.

Когда Мелилек (Меньелек в версии Баджа) вырос, то устал от насмешек своих приятелей, которые звали его "сыном женщины". Его мать открывает ему имя отца, и он уезжает в Иерусалим. Там его радушно принимают, и в свое время Мелилек возвращается, чтобы править землями своей матери вместе с сыновьями Рубена, Симеона, Мозефа, Минаба и Иуды и со священниками-левитами. Соломон также дал им священный ковчег, чтобы он направлял их, ковчег святого Михаила. Левиты, знавшие секреты храма, поменяли его, взяв ковчег Девы Марии; здесь рассказ включает эфиопскую концепцию таботов, освященных именем Девы или святого. После отбытия экспедиции Соломон замечает подмену, но не может пуститься в погоню, так как не способен пересечь Красное море подобно Моисею.

Компания прибывает в Эритрею. Дети Иуды отправились с царской семьей в Шоа. Загва, сводный брат Мелилека, остался в Ласте (эта версия, согласно которой Менелик имел сводного брата, ставшего предком основателей династии Загве, стала сюжетом некоторых современных комиксов)[105]. Некоторые левиты остались в Тембене, но большая часть отправилась в Шоа. Легенда добавляет, что израильские племена дан, нефтали, гад и азер также были представлены в Эфиопии. Дальнейшие линии сюжета еще больше распространили по стране "израильскую" кровь. В документе, вложенном в КН, генеалогии Айроба, перечисляются "те, кто пришел со священным Сионом из земли Израиля и в Эфиопию"[106]. Давид был отцом Соломона. Елена, сестра Соломона, обручилась с царем Рима (в другом тексте названном Симеоном). Елена родила Эндрейаса, который ушел в Эфиопию вместе с Эбна Лахакимом. Происхождение трех племен прибрежной Эритреи обычно возводится именно к нему.

В вариантах Литтманна, Баджа и Конти Россини различные добавления делают историю еще интересней. Ковчег Марии отказывается покинуть Кайе Кор из-за неподобающего захоронения дьякона, Габра Хейвата, одного из его носильщиков, или Дигсу, когда погиб носитель креста Кебра Аб. Его отвезли в Аксум и здесь похоронили. В версии Литтманна и Баджа, когда ковчег достиг Аксума, Сатана выстроил здесь дом, чтобы противостоять ему, но разрушил его, узнав, что конкретно прибыло в город. Менелик использовал эти камни для постройки церкви. Дьявол уронил здесь огромную глыбу, и она до сих пор тут, возможно декорированная стела в Аксуме.

Литтманн считал, что эти сказки содержат древние особенности, "переданные устной традицией и известные в Абиссинии еще до литературной традиции [КН]". Он предполагал, что арабские легенды, героиней которых была царица Билкис, повлияли на них в незначительной степени. В отсутствие каких-либо письменных источников мне кажется, что эти легенды не раннего происхождения, а скорее местные фантазии на тему "Славы Царей".

Еще один вариант данной истории, скорее всего XVIII века, записан Антуаном д’Аббади со слов старого слепого дабтары по имени Атку. Оригинальный документ, от которого происходит данная история, принадлежит перу настоятеля монастыря Филпосу. Он хранился в церкви Махдара Мария в Бегембере. Драконоубийцу здесь звали Эфиопис, его преемниками были Атрайн, Сарайн и царица Савская Македа[107]. Условием продолжения ее правления была девственность. Она отправилась в путешествие увидеть Соломона, где излечила свою ногу. История соблазнения в основных чертах похожа на КН, единственное отличие заключается в том, что Соломон спал с открытыми глазами, а когда проснулся, то закрыл их. Остальная часть истории идентична КН.

Рассказ, также записанный Колмодином, из летописи, хранившейся в церкви Святого Меркурия, переносит действие из Тигре в Эритрею. Женщина Мада-бая родила женщину и змея, которого звали Агабос. Габгаб из Хамасена согласился убить змея за дань. Он построил семь ловушек, утыканных ножами, и когда змей появился, его разрезало на куски. Спустя семь поколений трон унаследовала Македа, но люди отказались платить дань женщине. Она пошла на то место, где был захоронен змей, вознесла молитву, и родился новый змей. Он быстро рос, но был убит Македой, как только устрашенные жители согласились на ее правление[108].

В государственной библиотеке Берлина хранится манускрипт XX века, в котором, вместе с впечатляющей подборкой иллюстраций, история царицы Савской рассказана в современной популярной версии[109]. В этой истории дракона убили и победитель стал правителем. Затем, во времена царицы Савской, мы видим, как торговец направляет свою каноэподобную лодку по Нилу к пирамидам, которые также присутствуют в приключениях царицы, Менелика и его брата Загве. Несколько картинок иллюстрируют историю царицы и священного дерева. Три расовых типа представлены в иллюстрациях. Соломон, нарисованный розовым, первоначально представлен в постели с черной служанкой царицы, затем с самой царицей (желтой). Затем Соломон дает ей два кольца. Когда две женщины родили, а дети выросли, они поехали к царю, но только Менелик видит через марево, в которое Соломон себя замаскировал. Принц возвращается с ковчегом и строит христианскую церковь за девятьсот лет до самого Христа!

ИМПЕРАТОР ИЯСУ I И КОВЧЕГ

Из-за молчания в летописях мы можем предположить, что эфиопские императоры по большей части игнорировали величайший религиозный талисман своей страны. К счастью, другие источники дополняют эти предположения и показывают нам, что он был объектом интереса, поклонения и заботы, по крайней мере спорадически, с XVI века. Мы знаем, что Лебна Денгель организовал вывоз каменного идола во время вторжения Граня, что Суснейос интересовался содержимым ковчега, а Фасилад старался вернуть его обратно после отмены католических нововведений. Но совершенно уникальное происшествие случилось во время правления Иясу I (1682–1706). Ковчег, как и в древнем Израиле, сыграл активную роль в царской летописи.

Связь между Иясу и ковчегом была представлена в начале летописи, когда ее автор утверждает, что царь Иясу назван так в честь Иисуса, получившего ковчег от Моисея и разрушившего им стены Иерихона. Даже царица Валатта Сион, "дочь Сиона", ассоциируется автором с ковчегом. Она пришла из Хамасена и во время своего путешествия заехала в Аксум. Здесь "она получила благословление священников Сиона, ковчега Закона, о котором сказано: "Ибо от Сиона выйдет закон, и слово Господне — от Иерусалима"" (Ис. 2:3).

Император Иясу, согласно летописи, пошел против воли священников и проник в святилище в 1691 году, чтобы увидеть ковчег. Он также даровал церкви привилегии, согласно земельной росписи 1687 года.

События 1691 года пересказываются в летописи полностью единственный раз, когда ковчег является своим почитателям в качестве материального объекта. Текст говорит, что Иясу был

…принят со всеми почестями всем духовенством Аксума, с гимнами и псалмами. Царь спешился, и все остальные из свиты также спешились. Они пошли к главным воротам, воротам ковчега Сиона (tabota Seyon). Царь, пройдя в святилище, поцеловал ковчег и воссел на троне, согласно обычаям своих отцов; он был одет в парчовые одежды неизвестных, прекрасных цветов, царское одеяние, в котором был Давид, когда получал ковчег Сиона в доме Абидара… Священники принесли книгу истории царей и читали ее ему до того, как началась служба. Во время службы царь вошел в святая святых и получил причастие из рук священников… После этого на седьмой день якатита он вошел в комнату, рядом со святилищем; он дал пир духовенству, и была великая радость. На восьмой день якатита, в понедельник, когда начался пост, царь вошел в комнату рядом со святилищем и приказал принести ему ковчег и показать его. Они принесли его закрытым в сундуке с семью замками; каждый замок открывался особенным способом своим ключом, непохожим на другие; и открыли они их. Но с седьмым замком ничего сделать не смогли, как ни старались. Священники принесли его к царю, и замок открылся сам собой; все увидевшие это были изумлены и поражены. Случилось то по воле Бога ковчега Сиона, что жил здесь, когда увидел он чистоту духа царя и превосходство православной веры, и сказал Он себе:

"Если имеешь в себе веру с горчичное зерно, то скажи горе: "Встань", и она встанет: и если ты скажешь сикоморе: "Выйди из земли и уйди в море[110], то пойдет она, куда ты скажешь". И посмотрел царь на ковчег Сиона, и говорил с ним лицом к лицу, как раньше Эзра. И ковчег дал ему мудрость, объяснил, как править миром земным и миром небесным. Царь вернулся в назначенный день, дабы исполнить закон царства [коронацию] со всеми войсками и чиновниками, согласно обычаям отцов. Он вверил ковчегу душу свою и тело, и тот дал ему защиту от зла, и благословил его[111].

В сокращенной версии эфиопских летописей, изданной Р. Бассетом, события 1691 года находят подтверждение, и это остается единственным случаем за всю историю эфиопской монархии, когда ковчег действительно говорил с эфиопским императором[112]. В других летописях (Сарса Денгеля, Иясу II) ковчег Сиона Аксума просто упоминается, хотя в хронике Иясу I говорится об особом троне в святилище, предназначенном для императора. Сокращенная версия описывает только прибытие Иясу в Аксум и церемонию причастия в воскресенье. На следующий день "он проник в святилище и своей собственной рукой открыл ковчег Сиона, хотя священники могли это сделать только при помощи множества ключей".

Возможно, что в хрониках все описано верно. Но эфиопские летописцы возносили неумеренную хвалу даже самым слабым и некомпетентным правителям, хотя Иясу был явно не таким, иногда его даже называли "Великим". В этом случае хроникер использовал шанс, чтобы провести параллель между императором и драматическими событиями, рассказанными в пятой главе Откровения.

В видениях Иоанна "сидящий на престоле" в правой руке держал книгу. Она была запечатана семью печатями, и ангел призывал того, кто достоин открыть книгу и сломать печати. И никто не мог ни на небе, ни на земле, ни под землей открыть ее и прочитать. И пока Иоанн печалился, один из двадцати четырех старцев, окружающих трон, сказал ему: "Но плачь, вот лен от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее". Это имя Спасителя, "лев колена Иудина", было лозунгом эфиопских императоров. Предполагается, что он достаточно позднего происхождения, хотя упоминания о нем есть уже во времена царя Йисхака, а возможно, и ранее, если верна атрибутация Хантингфорда некоторых военных песен временем правления Амда Сиона.

Девиз, приписываемый Иясу автором последней части хроники Синодом, священником Дабра Бархана, был также известен и в Европе. Людольф, современник Иясу I, включил в свою книгу изображение царской инсигнии, льва, держащего крест со словами "лев колена Иудина победил". Еще до этого, возможно благодаря португальскому влиянию, лев стал геральдическим символом императоров, как мы видим из карты Ортелия, отпечатанной в Антверпене в 1570 году, где обозначены "титулы и инсигнии пресвитера Иоанна". Лев, изображенный с именем "Давида… колена Иудина, сына Давида, сына Соломона", становится символом императора Лебна Денгеля, Давида, по переписке между Климентом VII и португальскими королями Мануэлем и Жуао. В забавной небылице Луиса де Урреты, опубликованной в 1610 году, можно найти полностью вымышленное описание монет Эфиопии:

…на аверсе был изображен апостол и евангелист святой Матфей, покровитель Эфиопии, а на реверсе — лев с крестом в лапах, то есть в руках императора; вокруг него выгравирована надпись "лев колена Иудина победил", а на другой стороне — слова "Эфиопия протянет руки к Господу"[113].

Николя Годиньо также упоминал льва, крест и девиз[114]. Согласно свидетельствам современника Иясу Шарля-Жака Понсе, император посылал головную повязку с девизом "Иисус, император Эфиопии, колена Иудина, всегда побеждающий своих врагов", когда награждал своих вассалов феодами[115].