Глава 15

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 15

1

23 апреля 1962 года министр обороны СССР Маршал Советского Союза Малиновский и заместитель министра обороны, Главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения Маршал Советского Союза Москаленко прибыли в Кремль по срочному вызову.

В бывшем кабинете Сталина их встретил Первый секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР товарищ Хрущёв Никита Сергеевич и второй человек в стране товарищ Козлов Фрол Романович.

Товарищ Хрущёв расспросил о положении дел в Вооруженных Силах, а потом вдруг как бы невзначай поинтересовался: не превратить ли нам революционную Кубу в плацдарм для нанесения ядерных ударов по Америке?

А товарищ Козлов добавил: отсель грозить мы будем Сэму!

Промолчал маршал Малиновский. Хмыкнул только. Это можно было трактовать как «нравится»: как согласие, как одобрение, как нечто неопределенное, ничего не значащее. Маршал Малиновский мнение свое впереди начальства высказывать не торопился, мостов за собой жечь не любил.

А маршал Москаленко не промолчал:

— Размещать на Кубе малое количество зарядов нет смысла.

— А мы не малое количество, — решительно рубанул товарищ Хрущёв, — мы штук сто, а то и двести зарядов туда отправим. И столько же носителей.

— И столько же носителей, — подтвердил товарищ Козлов Фрол Романыч.

— Как двести? — не понял Москаленко.

— Вот так, — объяснил товарищ Козлов.

— Постойте, Куба за океаном, везти заряды и носители надо обыкновенными гражданскими судами. Один ракетный полк — это 11 тысяч тонн груза. Но груз объемный. Это же не бревна в трюм валить.

— Погрузим аккуратно, — заверил товарищ Хрущёв.

— Очень аккуратно, — подтвердил товарищ Козлов.

— Так это сколько же судов потребуется?

— Сколько потребуется, столько и выделим.

— Но как защитим их в океане? Сколько мы можем выставить крейсеров и эсминцев? В Атлантике господствует флот США; мало того, что он решительно превосходит советский флот, но там еще и британский флот, и канадский, да и другие. Но и это чепуха в сравнении с тем, что главная угроза для боевых, тем более для транспортных кораблей — с воздуха, так опыт войны учит. У них — береговые базы по обе стороны Атлантики да еще и авианосцы. А у нас — ничего.

— Повезем без охраны. Закроем в трюмах, никто не догадается.

— Вывести в океан на торговых судах две сотни наших ядерных зарядов, ничем не защищая? И носители к ним?

Не назвал маршал Москаленко хрущёвско-козловскую затею авантюрой. Выразился мягче: надо подумать.

Долго думать не пришлось. На следующий день, 24 апреля 1962 года, Маршал Советского Союза Москаленко был снят с должности заместителя министра обороны — Главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения и назначен главным инспектором Министерства обороны. Работа почетная, и очень даже не пыльная. Искать недостатки всегда легко. Ох, я бы в инспекторы пошел, в ревизоры: вот тут у вас забор не докрашен, а тут окурки не подобрали!

Понятно, главный инспектор Министерства обороны круче берет: тут у вас радиоактивные отходы в Баренцево море сливают, тут тайгу канцерогенным гептилом навеки испохабили, а подготовка сержантов в учебных дивизиях ни к черту не годится.

Уровень главного инспектора Министерства обороны — заоблачный, но смысл работы все тот же, что и у любого проверяющего: нерадивых носом тыкать в недостатки и упущения. И все с трепетом твоего визита ждут. И все тебя боятся. Все тебе в глаза заглядывают, все угодить норовят. Одно нехорошо: от реальной власти инспектор отрешен. Не он судьбоносные решения принимает.

Снял Хрущёв маршала Москаленко, в глазах сомнение прочитав, а кого на его место?

— Почему бы не Бирюзова? — товарищ Козлов подсказал.

— Почему бы и нет? — согласился товарищ Хрущёв.

2

В тот же день заместитель министра обороны Маршал Советского Союза Бирюзов сдал должность Главнокомандующего Войсками ПВО страны, принял должность Главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения и получил четкий приказ через неделю представить соображения по развертыванию советских стратегических ракет на Кубе, а через месяц — подробный план.

Маршал Бирюзов знал, что спорить бесполезно: если возразишь, то тут же с новой должности и слетишь. А Хрущёв назначит какого-нибудь Чуйкова Василия Ивановича, тоже, кстати, Маршала Советского Союза. Тот, себя рассуждениями о последствиях не утруждая, заряды на Кубу вывезет. И носители тоже. И что из этого выйдет? Нет! Дураков к этому делу подпускать нельзя. Надо принимать должность Главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения и, находясь на этой должности, имея в руках всю информацию и все инструменты управления, что-то предпринять. Это мероприятие надо как-то спустить на тормозах. Но как? Подумаем как, а сейчас четко ответим: Есть!

3

Гражданский воздушный флот СССР (ГВФ), как следует из названия, являлся как бы гражданским. Но последовательно этим «гражданским» флотом со времен товарища Сталина и до крушения Советского Союза командовали:

• генерал-полковник (позднее маршал авиации) Астахов.

• маршал авиации Жаворонков.

• маршал авиации Логинов.

• генерал-полковник (позднее маршал и Главный маршал авиации) Бугаев.

Самым важным подразделением ГВФ был Авиационный отряд особого назначения (АООН ГВФ СССР). Пассажиры — высшие руководители Советского Союза.

29 мая 1962 года Ту-114 из состава этого отряда доставил на Кубу группу специалистов сельского хозяйства. Возглавлял группу агроном Редин (в миру — кандидат в члены Президиума Центрального Комитета КПСС, Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Узбекистана Рашидов Шараф Рашидович). Заместителем руководителя группы агрономов был мелиоратор Берсенев (новый Главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения Маршал Советского Союза Бирюзов Сергей Семенович.)

Перед группой агрономов и мелиораторов товарищи Хрущёв и Козлов поставили задачу: любой ценой, любыми угрозами и посулами уломать товарища Фиделя на согласие превратить Кубу в ракетно-ядерный плацдарм Советского Союза. Агрономы привезли с собой бочки варенья и корзины печенья. Не забыли и кнуты: что, Фидель, разгромил десант контрреволюционеров? Молодец! А что будешь в следующий раз делать, если боеприпасов к нашему оружию, запчастей для наших танков, кораблей и самолетов не пришлем?

Я вам грубо тактику советских мелиораторов объясняю. А товарищ Рашидов умел те же суровые ультиматумы предъявлять ласково. Человек восточный, там у них, в Узбекистане, умеют. Одним словом, Фиделя уломали.

4

Пока советские мелиораторы делились со своими кубинскими коллегами опытом повышения урожайности зерновых, дела в советском сельском хозяйстве зашли в глубокий и беспросветный тупик.

Причина была фундаментальной.

Дураки и преступники, которые в 1917 году захватили власть в великой стране, шли к победе под лозунгом: земля крестьянам! И они ее крестьянам отдали. Разделили по справедливости: каждой семье по количеству едоков. Но прошло пять-шесть лет, и деревня разделилась на бедных, средних и богатых.

Тот, кто вставал в десять утра, пил самогонку в полдень, весь вечер плясал да играл на гармошке, остался бедным. Ему всегда не хватало, он не мог прокормить ни себя, ни свою семью.

Тот, кто старался, поднялся из бедности, тот смог кормить свою семью.

А тот, кто вставал до зари, кто весь день пахал, не разгибая спины, тот стал богатым. Он кормил себя, семью и великую страну.

Однако это продолжалось недолго. Возникло явление, которое именовалось официальным термином «хлебозаготовительные трудности».

Что за трудности такие? Вникнем в смысл термина: хлеба много, только заготовить его трудно. Это еще почему? Да потому, что промышленность национализирована, то есть полностью находилась в руках государства. Государственная промышленность производила то, что нужно государству: танки, пушки, самолеты, подводные лодки, сталь, которая была нужна для производства все тех же танков, пушек и подводных лодок, железную руду и уголь, которые нужны для производства стали… А нужды народа удовлетворялись по остаточному принципу. То, что государству негоже, то — народу.

И еще: частная торговля хлебом запрещена.

Единственным покупателем хлеба является государство. Тут железная непробиваемая монополия. И назначаются закупочные цены на хлеб исходя из государственных интересов, то есть страшно низкие.

Но и единственным производителем промышленных товаров является государство. Тут тоже железная непробиваемая монополия. И тут тоже государство, назначая цены, исходит из того же государственного интереса. А государству выгодно купить втридешева, продать втридорога. Потому цены на керосин и гвозди, на топоры и сеялки, на плуги и ситец страшно высокие.

Это явление тоже имело научно обоснованный термин: «ножницы цен».

Трудолюбивый пахарь, заработав много денег, посматривал по сторонам: а что бы мне на эти деньги купить? Танк мне не нужен, да его и не продадут. Вилы, лопату, лампу керосиновую и галоши за огромные деньги купил. А больше в магазинах ничего нет. Так зачем мне продавать хлеб и картошку, если на вырученные деньги все равно нечего покупать?

Большинство населения страны — крестьяне. Трудолюбивых — следовательно, богатых — миллионы. Зачем им такая власть, которая за счет народов России содержит коммунистические партии во всем мире? Зачем эта бюрократия, пожирающая все, что произведено трудом народа? Зачем такая система, при которой денег много, а покупать нечего?

Как только мужик богател, так сразу начинал роптать, так сразу становился потенциальным врагом.

И эту проблему надо было решать.

Кремлевские гении нашли выход: всех богатых мужиков раскулачить, то есть отобрать у них все, что у них есть, а их самих вывезти зимой в тайгу, в тундру, в продуваемые буранами степи Казахстана и там выбросить на мороз. Пусть передохнут. А тех, кто сопротивляется, стрелять на месте.

В народные массы был брошен лозунг: ЛИКВИДИРУЕМ КУЛАЧЕСТВО КАК КЛАСС!

И ликвидировали. В самом прямом смысле.

Одного из самых лютых врагов народа звали Михаилом Шолоховым. Этот бездарный алкоголик быстро сочинил книжонку «Поднятая целина» — о том, как зимой Красная Армия вывозила тысячи семей с малыми детьми на гибель. Шолохов в восторге: чтоб не мешали жизнь счастливую строить!

В ходе войны Черчилль побывал в Советском Союзе, вел переговоры со Сталиным, вечерами оба дружно поддавали. И Черчилль поинтересовался: так сколько вы мужиков выселили и выбросили на снег за Урал? И получил ответ: десять миллионов.

Прошло много лет, и верный заместитель Сталина товарищ Молотов выразил несогласие: нет, было не так. «Сталин говорил, что мы выселили десять миллионов. На самом деле мы выселили двадцать миллионов».[2]

С трудолюбивыми мужиками разобрались. Их ликвидировали. А дальше — что?

А дальше надо было решить двуединую задачу. С одной стороны, сделать так, чтобы все другие мужики не богатели. Никогда. С другой стороны, так устроить, чтобы мужику вообще ничего не надо было платить за хлеб и картошку, за масло и мясо. И чтобы не с каждым по отдельности разбираться, а выгребать из общественных амбаров.

И было придумано коллективное хозяйство — колхоз.

Земля, конечно, принадлежит крестьянам, как и было обещано, да только не каждому в отдельности, а всей безответственной толпе. И коровы, и лошади, и сеялки — все общее пусть принадлежит коллективу. Желающих вступать в колхоз не нашлось. Надо было в колхозы загонять силой. Ради этого у мужиков отбирали все продовольствие. Вообще все. Вступишь в колхоз — дадим жрать, не вступишь — сдохнешь от голода. Умерли миллионы. Но колхозный строй победил! Теперь не надо было покупать хлеб у мужика. Теперь колхозу спускали план: сдать столько-то мяса, столько зерна, столько льна, а вот столько гороха.

За свой труд колхозник денег не получал. Вообще никаких. Ему платили натурой, как в средние века. Председатель и бригадиры за выполнение какого-то объема работ засчитывали трудовой день — трудодень. После того, как колхоз выполнял государственный план сдачи продуктов, остатки картошки и свеклы, соломы и сена делились между колхозниками пропорционально вложенным усилиям.

Рабский труд непроизводителен. Рабский труд на земле непроизводителен втройне. Труд на земле — это не камни тесать, не дороги мостить, не пирамиды строить. Труд на земле — это творчество. Но всякая инициатива в колхозах была убита, как и личная заинтересованность в результатах труда. Мало того, самая деятельная и «пробивная» часть из оставшихся мужиков тут же подалась в управленцы. Вчерашний сеятель средней руки становился председателем, замом председателя, помощником или бригадиром. В каждом из них страна теряла одного кормильца и приобретала еще одного бюрократа.

Колхозная бюрократия вела себя как любая бюрократия в мире: плодилась, размножалась, воровала и обманывала. Председатели колхозов обрастали телефонами, секретаршами, канцелярскими столами, счетоводами, шкафами с бумагами, завхозами, графиками сева и уборки, планами и отчетами об их досрочном выполнении.

Любимчику бригадира или дочке председателя начисляли то, чего они не делали. А за счет кого? За счет того, кто хорошо вкалывал. Так зачем хорошо вкалывать, если твои успехи дяде Ване или тете Маше запишут?

Так ведь народ разбежится из таких колхозов. Нет, граждане! У нас все предусмотрено. Чтобы из колхозов народ не побежал, были введены внутренние паспорта. Но только для тех, кто живет в городе. А колхознику паспорт не положен. Нет, не заграничный паспорт. Граница на замке. Из рая не сбежишь. Колхознику не полагался внутренний паспорт. Зачем он рабу? А без паспорта колхозники — то есть большинство населения страны — формально гражданами своей страны не являлись. Собакам паспорт полагался, колхознику — нет. Собаку можно было возить в самолете, а колхозник никогда в самолете не летал. Не для тебя, дорогой товарищ, конструкторы Туполев и Антонов стараются. Рылом ты не вышел в пассажирском самолете летать. И в гостиницу колхозников не пускали. Скоту и колхозникам там не место.

Так и жили.

И вот стране, где большая часть населения была опущена на уровень рабов, которые никуда не могли убежать, которым денег за работу не полагалось, товарищи Козлов и Хрущёв обещали жизнь при коммунизме, где каждый будет работать по способностям, а получать по потребностям. Но, пообещав, колхозного рабства не отменили, земли мужикам не дали, как и внутренних паспортов, и деньгами за труд не платили.

Повторю: коммунистические лидеры — это придурки и преступники. На примере обещаний товарищей Козлова и Хрущёва попытайтесь определить, чего в наших вождях было больше: преступной наглости или обыкновенной глупости?

5

Но народ у нас ушлый. Страна содержала огромную армию для устрашения супостата, и каждый год в нее загребали всех парней, достигших призывного возраста. В армию — на три года, во флот — на четыре, в иные времена — и на пять. Отслужит парень свое, пора домой возвращаться. Но страна возводит новые танковые и ракетные заводы, для них нужны новые металлургические комбинаты, а для них — новые шахты и рудники, новые электростанции и железные дороги. Страна строит. И каждому министру головная боль: где строителей взять? Нужен обогащенный уран. А для этого нужно много электричества. Ради этого надо сибирские реки перекрывать самыми мощными в мире плотинами. А какой дурак в тайгу к комарам поедет? Нет желающих. И гонит министр гонцов в воинские части вербовать дембелей. И те едут в Абакан и Братск, в Усть-Илим и Тайшет. Только бы не в колхоз. На великих стройках — стада молодых парней. А девки в дефиците. Тут деньги и нехватка всего, кроме водки. Водку легко в тайгу везти. Небось, не помидоры, не сгниет. На великих стройках пьянка, тут хулиганство оторванных от корней, никем не контролируемых масс молодых мужчин. Тут пьяные драки из-за баб и просто так, от нечего делать, по вечерам.

Там на стройке парень становился промышленным или транспортным рабочим, городским жителем, там он получал паспорт, и больше никакими трудоднями его в колхоз вернуть-заманить не выходило.

И еще ход: в офицерское училище. Хрущёв больно ударил по армии, выгнав сотни тысяч фронтовых офицеров без пенсий, без профессий, без квартир. После того желающих стать офицерами резко поубавилось. В военных училищах недобор. А ребята из села, отслужив год в солдатах, в училище рвутся. Не нужны им офицерские погоны. Им бы училище окончить, стать офицерами, а через год больным можно сказаться. Но уже не возвращаться в постылый колхоз.

Война выбила мужиков. После войны из деревень всеми путями уходили молодые парни. Оставались одни девки. Но и они находили пути. Им бы жениться на городском и получить паспорт. Тут не про любовь речь, не про крепкую семью и продолжение рода, а про способ вырваться. А семья потом распадалась — брак-то по существу фиктивный.

Точно так, как из Восточной Германии люди бежали в Западную, русский народ всеми правдами и неправдами бежал из деревень. Деревня вымирала. И возникали продовольственные трудности.

6

В сельское хозяйство государство закачивало колоссальные средства, в колхозы гнали сотни тысяч тракторов, автомашин, комбайнов, миллионы тонн удобрений, неимоверное количество запасных частей, горюче-смазочных материалов. Институты и техникумы готовили и направляли в сельское хозяйство неисчислимые стада агрономов, инженеров, мелиораторов, зоотехников, ирригаторов, ветеринаров.

Сельским хозяйством руководил один специально на то выделенный секретарь Центрального Комитета Компартии с огромным штатом. Ему подчинялось Министерство сельского хозяйства. Кроме того, существовало Министерство заготовок. И Министерство сельскохозяйственного машиностроения. И Министерство машиностроения для животноводства и кормопроизводства. И Министерство по производству минеральных удобрений. И Министерство технических культур. И Министерство животноводства. И Министерство совхозов. И Министерство хлопководства. И Министерство хлебопродуктов. И Министерство плодоовощного хозяйства. И Министерство мелиорации и водного хозяйства.

В каждой республике, кроме того, был свой партийный сельскохозяйственный секретарь с огромным штатом и своими министерствами. В каждой области и в каждом районе тоже сидели сельскохозяйственные начальники в большом числе.

Положение в сельском хозяйстве регулярно обсуждалось на самом высшем уровне: на съездах Компартии и на пленумах его Центрального Комитета. Принимались резолюции и делались практические выводы. Дошло до того, что мудрая Коммунистическая партия своим решением приняла грандиозную Продовольственную программу, которую почему-то так и не удалось выполнить.

На подъем сельского хозяйства Коммунистическая партия направляла партийных работников и молодежь, демобилизованных офицеров и работников культуры. На сельское хозяйство работали научные институты и целая Академия сельскохозяйственных наук. На уборку урожая бросали солдат, забывая о боевой подготовке, рабочих с заводов, срывая производственные планы, студентов и школьников, нарушая учебный процесс.

Но! Приусадебные участки жителей страны занимали 2,5 процента сельскохозяйственных угодий и давали 51 процент сельскохозяйственной продукции. На эти жалкие клочки земли приходилось 62 процента продукции животноводства.

Что сие означало?

Картина была такая: на 97,5 процентах сельскохозяйственных угодий весь день работало все сельское население, тут были все трактора и комбайны, все специалисты сельского хозяйства, сюда шли все капиталовложения, тут плодотворно трудились все специалисты и вся многомиллионная армия солдат, студентов, школьников и всех остальных помощников. А вечером усталый мужик возвращался домой и возле своего дома копал лопатой грядки, не подчиняясь резолюциям съездов и пленумов, не вникая в рекомендации Академии сельскохозяйственных наук, не внимая инструкциям Центрального Комитета, министерств, ведомств, областных и районных комитетов, не слушая распоряжений председателя колхоза, находясь вне контроля бригадира, обходясь без мудрых наставлений агронома, без трактора и комбайна, без удобрений, без помощи армии и флота. И выдавал даже более того, что произрастало на необозримых полях нашей великой родины.

А откуда взялись эти самые 2,5 процента?

О! Уж точно не «от фонаря». Тут все было рассчитано, научно обосновано и проверено практикой десятилетий.

Поначалу, когда всех мужиков силой загнали в колхозы, вся земля перешла в общественную собственность. И на страну обрушился голод. Чтобы голода избежать, было решено чуть ослабить колхозный гнет, разрешить колхозникам иметь перед домом и позади него немного землицы — мол, пусть цветочки разводят. И вот на этих клочках народ и вкалывал ночами, выращивал морковку и лук, картошку и помидоры. Тут он сажал яблони и груши, крыжовник и смородину. А голод не проходил. Потому участки понемногу увеличивали. И дошли до тех самых 2,5 процентов. И страна кое-как перебивалась.

А почему бы не дать мужикам 3 процента земли? Или все пять! Ведь тогда бы всем всего хватило. Земли-то у нас вон сколько!

Нет, несознательные граждане, этого делать было никак нельзя! Как только мужикам давали чуть больше тех заветных 2,5 процентов, они могли обходиться без колхоза, они становились свободными, они копались возле своих домов, а председателю не подчинялись. И плевать они хотели на решения съездов и постановления пленумов, на министров, секретарей и всех остальных начальников, на агрономов, счетоводов, нормировщиков и бригадиров.

Потому народу землицу давали, давали, давали, а потом вдруг соображали: перебор! И отнимали. И тут же начинались явления, которые официально именовали научным термином «неполное удовлетворение растущих потребностей населения». Или «отдельные недостатки в снабжении населения продовольствием».

Чуть недодали мужикам земли на приусадебные участки — жрать в стране нечего. Чуть перебрали — народ становится способным сам себя кормить, народ становится независимым.

Дед мой Василий Андреевич всю жизнь пропахал кузнецом в колхозе имени Шевченко Солонянского района Днепропетровской области. У деда моего и бабушки Иришки был и садик, и огородик, и корова, и курки по двору бегали. И вот приказ: срезать огороды! И позади всех домов проезжал трактор с плугом, пахал борозду, и та земля переходила в общественную собственность, зарастала бурьяном и какими-то колючими сорняками. Колхозу-то она все равно не нужна. У колхоза и так землищи за все горизонты.

И тогда люди на оставшихся клочках поднимали производительность. А в ответ на это приходило новое мудрое решение родной Коммунистической партии: все яблони обложить налогом. И тогда дед брал топор и яблони рубил. Хутор звался Садовым. Но после решений Партии оставались только тополя вдоль пыльного шляха. С тополей родная партия налога не брала. Вместе с моим дедом сады рубил весь хутор, а вместе с ним и вся страна. Доходила очередь и до коров. И тогда резали мужики своих буренок.

А потом вдруг огромный город Днепропетровск, в котором, кстати, Михаил Янгель тайно клепал свои изделия 8К63 и 8К65, завывал от неполного удовлетворения растущих потребностей. И появлялись на стенах какие-то нехорошие надписи, и звучали в народе непотребные анекдоты про родную партию и ее руководство. Гул этот через миллионы стукачей доходил до недремлющих органов, а потом и до верховного руководства. И после долгих совещаний, утрясок и согласований выходило постановление пленума ЦК КПСС: добавить самую малость землицы на приусадебные участки, разрешить иметь по одной корове на каждом дворе, яблони налогом не облагать.

Проходило совсем немного времени, народ набирал силу, и все повторялось.

2,5 процента — это не фиксированная величина. Это ось, вокруг которой, изгибаясь и завиваясь, колебался генеральный курс Коммунистической партии.

7

1 июня 1962 года товарищи Хрущёв и Козлов начали новое наступление на приусадебные участки. Решение Партии: приусадебные участки ополовинить! Цены на продовольствие поднять! Заработную плату в промышленности, строительстве, на транспорте — опустить.

Решение правильное, мудрое, своевременное. Очереди в магазины огромные, давка, безобразие. С этим надо бороться, а то перед иностранцами неудобно. Если же народу платить меньше, то он и покупать меньше будет, очереди сократятся. Если же при этом еще и цены поднять, то очереди совсем короткими станут. Тогда наступит изобилие. Так и перебьемся. До самого 1980 года, когда всем будет по потребности.

В тот день, 1 июня 1962 года, в 11 часов утра в сталелитейном цехе электровозостроительного завода в городе Новочеркасске было объявлено о снижении расценок за изготавливаемую продукцию на 30 процентов. Завод огромный, работа в три смены, в каждой — по четыре тысячи работяг. В сталелитейном цехе — самая тяжелая работа. Был перерыв. И по радио объявили, что партия проявила заботу о населении, — своим мудрым решением повысила цены на мясо и мясные продукты на 30 процентов, на масло — на 25 процентов. Повышение цен будет способствовать дальнейшему развитию сельского хозяйства и приблизит все население страны к тому светлому будущему, когда всего будет вдоволь.

В те годы инженер получал 120 рублей в месяц. Квалифицированный рабочий — 100–110 рублей. Если квалификация пониже — 60–70 рублей. Уборщицы, подсобницы — 35–40 рублей. Семью годами позже я, молодой гвардейский лейтенант, получал немыслимую получку — 180 рублей: 70 рублей за лейтенантские погоны и 110 рублей за должность взводного командира. И поглядывал свысока на инженеров, врачей, киноактеров. Бутылка водки стоила 2 рубля 87 копеек или 3 рубля 12 копеек. Килограмм дрянной колбасы — 2 рубля 20 копеек. Люди жили в перенаселенных квартирах. Из получки надо было платить за квартиру, за электричество и прочее. Надо было кормить и одевать детей… Сверхдержава, одним словом.

Зато уж помогали Индонезии и Кубе, Индии и Египту, Алжиру и Сирии, Монголии, Северному Вьетнаму, Северной Корее и еще многим.

В 11 часов утра 1 июня 1962 года в сталелитейном цехе Новочеркасского электровозного завода возник резонанс, то есть совпадение внешней возбуждающей частоты с внутренней частотой колебательной системы.

Вот вам пример резонанса: мост всегда немного дрожит. А по мосту идет рота. Мост — сооружение прочное. И топот сотни солдатских сапог — не такая великая сила. Но если произойдет совпадение частот, самый прочный мост может рухнуть. Поэтому, когда ведете свою роту по мосту, помните требование устава, подавайте команду «Не в ногу!» и следите за выполнением. Разнобой должен быть.

На Государственную Думу России в 1906 году потолок рухнул. Под потолком зала вентилятор крутился. Его ритмы с чем-то там совпали…

1 июня 1962 года работяги сталелитейного цеха возбудились. Все и сразу. И внешнее воздействие, коим было сообщение о новом проявлении заботы партии о повышении благосостояния трудящихся, совпало с внутренним возбуждением. Работяги собирались группами, обсуждали новости. А надобно помнить, что Новочеркасск — это столица донского казачества. Тут люди смелые, гордые, непокорные. Перерыв кончился, но никто не возобновил работу. Возник стихийный митинг. Рабочие потребовали директора. Директор завода Б. Н. Курочкин мог бы поговорить с народом по душам, успокоить, пообещать, как у нас умеют, но он брякнул то, чего брякать никак не следовало: «Нет денег на мясо — жрите пироги». Директор явно не знал, что нечто подобное однажды брякнула некая высокопоставленная дама, и завершилось это массовым отрубанием голов на площади Согласия. И покатилась голова к ногам прекрасной королевы…

Произошло новое совпадение колебаний. Вот тут и началось. Рядом с заводом проходила железнодорожная ветка. Ее перекрыли. На паровозе начертали крупными буквами: «Хрущёва на мясо». Машинистов выгнали из будки, и паровоз взревел. И тут же вслед за ним — взревел заводской гудок. Гудели они в два голоса непрерывно, часами.

На усмирение прибыл отряд милиции числом в 200 голов. У милиции — оружие для разгона. Но давно было подмечено, что булыжник — оружие пролетариата. Ментов забросали каменьями, болтами и гайками, и тут же, вооружившись стальными прутьями, обрезками труб, кусками арматуры, толпа бросилась на ненавистных стражей порядка. Те позорно ретировались.

Командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал армии Плиев объявил боевую тревогу в 18-й танковой дивизии, вывел на улицы танки и бронетранспортеры.

Для нашей родной власти все враги. Не прошло и года, как генерал-полковник Якубовский выводил танки на улицы Берлина, чтобы супостата застращать. А раньше танками давили народ Восточной Германии. И Польши. И Венгрии. Теперь вот — русский народ. Потом будет Чехословакия. Потом — Грузия и Литва. Потом танки придется выводить на улицы Москвы против дорогих москвичей.

Но это будет потом. А пока — Новочеркасск. Нужно отдать должное местному руководству. Товарищи сразу поняли, что дело серьезное. Немедленно была запрошена помощь Москвы. В тот же день в Новочеркасск прилетел товарищ Козлов Фрол Романыч. Прилетел он правительственным Ил-18. Кстати, это был тот самый «Ил», который год назад доставил из Куйбышева в Москву первого космонавта планеты майора Гагарина Юрия Алексеевича.

Товарищ Козлов прибыл не один. Вместе с ним — ответственные товарищи Микоян, Кириленко, Шелепин, Полянский, Ильичев и заместитель председателя КГБ генерал-полковник Ивашутин.

Следом приземлились еще два Ил-18. Это прибыли лучшие бригады наружного наблюдения 7-го управления КГБ. Прибывшие, смешавшись с толпой, выискивали крикунов и зачинщиков.

Поздней ночью войскам с помощью танков удалось вытеснить толпу с территории завода. И толпа понемногу рассосалась. У восставших не было руководства. Бунт был стихийным. Было несколько человек, проявлявших инициативу, которых можно было считать зачинщиками. Вот их-то и выявили московские товарищи, а потом уже к рассвету всех их по одному повязали без шума в теплых кроватках.

Утром толпа собралась вновь и двинулась к зданию горкома. Мост через реку Тузла был блокирован танками. Был получен приказ стрелять в толпу, но танкисты, к их чести, этот приказ выполнять отказались. Толпа перешла реку вброд и по мосту через танки. Танкисты не препятствовали. Сообразив, что народ направляется к зданию городского комитета Компартии, товарищ Козлов и другие товарищи срочно оттуда сбежали, найдя убежище в военном городке. А толпа вышла на площадь.

И начался расстрел.

Есть две версии.

Первая: стреляли прибывшие из Москвы чекисты.

Вторая: стреляли абреки из спецподразделения генерала армии Плиева.

Какая из этих версий правильная, не знаю. Судить не берусь. Но не это главное. Главное в том, что расстрел имел не полицейский, а политический мотив. Запугать народ — вот задача. Расстрел не был случайным. Он готовился заранее. Судите сами: немедленно на площади появились самосвалы для вывоза трупов и пожарные машины, которые водой смывали кровь. Площадь вычистили так быстро и чисто, как могли вычистить, только имея предварительный приказ на соответствующую подготовку людей и техники.

Не подлежит сомнению, что решение принимал товарищ Козлов Фрол Романыч, разумеется, согласовав его с товарищем Хрущёвым. А целая ватага партийных лидеров самого высшего ранга были тут только затем, чтобы все руководство повязать кровавой порукой, чтобы потом не тыкали товарищу Козлову: ты свой народ автоматным огнем косил. У товарища Козлова на тот случай отмазка: ах, не один я там был, дорогие товарищи, у нас ведь коллективное руководство.

Ключевой момент

Вскоре состоялся суд. Семеро «зачинщиков» — Александр Зайцев, Борис Мокроусов, Михаил Кузнецов, Владимир Черепанов, Андрей Коркач, Сергей Сотников, Владимир Шуваев — были приговорены к смертной казни и расстреляны. 105 человек получили от 10 до 15 лет заключения с отбыванием в колонии строгого режима. Общий срок на всех — 1341 год.

Электровозы, которые выпускал восставший завод, носили его имя — Н8 (Новочеркасский, восьмиосный). Имя это сменили. Электровоз стал называться ВЛ8. ВЛ — это Владимир Ленин, основатель первого в мире государства, в котором власть принадлежала рабочим и крестьянам.

А Хрущёву и Козлову сигнал: проблемы экономики Советского Союза не удается решить. Значит, для внутренних проблем страны надо искать внешнее решение. И медлить нельзя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.