«Шекспировский заговор» и другие откровения

«Шекспировский заговор» и другие откровения

В последнее время появилась и третья теория, которая была высказана в книге Г. Филиппса и М. Китона «Шекспировский заговор» (Лондон, 1995) и которая объединила многие положения двух первых. Новая теория опять связывает трагедию в Дептфорде с «шекспировским» вопросом.

После смерти в 1590 г. государственного секретаря Френсиса Уолсингема, в ведении которого находилась тайная полиция и разведка, Уильям Сесил и его сын Роберт решили установить непосредственный контроль над этими важными инструментами власти. Часть бывших агентов Уолсингема сразу же переметнулась на службу к Сесилам. Другая же часть тяготела к Томасу Уолсингему, который сблизился с Ралеем, главным соперником Сесилов. Ралея считали заклятым безбожником, а к кругу его друзей принадлежали, как полагали современники, Генри Перси, Девятый граф Нортумберленд, Фердинанд Стенли, лорд Стрендж, унаследовавший после смерти отца в сентябре 1590 г. титул графа Дерби (старший брат шестого графа Дерби, которого «дербиты» выдвигают претендентом на роль Шекспира). К числу других адептов школы относили математика Гариота, близкого знакомого Ралея и Стренджа еще со времен учебы в Оксфорде. К кружку принадлежали поэты сэр Филипп Сидней и Мэттью Ройстон, живший в Англии в 1583–1585 годах Джордано Бруно. Вокруг «школы ночи» маячили фигуры поэта Томаса Уотсона, бывшего, вероятно, тестем Роберта Пули, литераторов Джорджа Чепмена и других. В доносах Кида и Бейнса, находившихся в распоряжении Тайного совета, главой которого был Уильям Сесил, Марло приписывали высказывания, что «Христос был бастардом (внебрачным сыном), а его мать — гулящей женщиной», что «все протестанты — лицемерные ослы», что «если есть бог или любая религия, то только папистские». По тогдашним понятиям это был полный состав государственной измены. Они содержали не только богохульство, само по себе караемое смертью, но утверждения, отрицающие права королевы как главы государственной, англиканской церкви. В случае продолжения следствия Марло был бы арестован, наверняка подвергнут пытке, его принудили бы сделать признания, которые были нужны Сесилам для того, чтобы подорвать еще сохранявшееся влияние Ралея на королеву.

Весной 1594 г. Фердинанд Стенли по какой-то не известной нам причине решил предать своих друзей. Он написал письмо Уильяму Сесилу, что хочет сообщить ему о заговоре против правительства. Но еще до того, как состоялась его встреча с главой Тайного совета, Фердинанд Стенли скоропостижно скончался. Подозревали отравление мышьяком. Сходство с убийством Марло бросается в глаза. Стоит отметить, что лорд Стрендж содержал труппу актеров, в которой мог состоять Шекспир в эти утерянные для нас годы его жизни. Эта труппа поставила пьесы Марло «Мальтийский еврей», «Резня в Париже», «Доктор Фауст».

В уже неоднократно упоминавшемся доносе Кида говорилось, что взгляды кружка Ралея разделяют «некоторые книгоиздатели с площади собора Павла». Кид, вероятно, имел в виду Ричарда Филда, типография и контора которого размещались на этой площади наряду, правда, с несколькими другими книгоиздательскими фирмами. Филд был родом из Стратфорда и, безусловно, знал Шекспира. Он мог быть лицом, познакомившим земляка с членами кружка Ралея. В типографии Филда была в 1594 г. напечатана поэма «Венера и Адонис», что, вероятно, служит свидетельством связи Шекспира с Ралеем. Быть может, с помощью Марло Шекспир пополнил свое образование. Он мог пользоваться богатой библиотекой в Пентворс-хаузе, доме Перси в графстве Сассекс. Когда в 1599 году Шекспира разыскивали сборщики налогов, они обнаружили его в Сассексе. Конечно, это предположения. Но ведь такими же догадками являются утверждения стратфордианцев, что Шекспир получил образование в начальной («грамматической») и в Новой королевской школе своего родного города. Ведь об этом не сохранилось никаких документов, к тому же у представителей среднего класса, в отличие от аристократии, отнюдь не существовало строго соблюдавшегося обычая давать детям классическое образование. Возможно, начинающий в так называемые «утерянные годы» работал у разбогатевшего Филда. Этим объясняется наличие у Шекспира денег для покупки недвижимости в Стратфорде, возможность стать пайщиком театров «Глобус» и «Блейкфрайарс».

Но в чем причина того поразительного факта, что в Стратфорде, видимо, никто не знал о театральных успехах в столице своего земляка, который стал приобретать на родине значительную недвижимость? Неужели обыватели Стратфорда не интересовались театральными делами, даже если они, как у Шекспира, принесли ему немалые материальные выгоды? Почему ссылки на его пьесы, поэмы и сонеты начисто отсутствуют в дошедших до нас документах, исходящих от самого драматурга, от его родных и знакомых, что ставит в тупик исследователей его жизни и творчества? Было ли это, поскольку речь идет о семье и друзьях Шекспира, выполнением его воли? Не являлось ли это отражением желания затушевать какие-то стороны его прежней жизни, напоминание о которых стало небезопасным? Большинство литераторов, тяготевших к кружку Ралея, были раньше агентами Френсиса Уолсингема, а после его смерти — главы елизаветинской полиции и разведки, состояли в окружении его брата Томаса Уолсингема. Для драматургов, которым платили по 2 фунта стерлингов за пьесу, те 15 или 20 фунтов стерлингов, которые им платили за кратковременную поездку за границу для сбора и доставки разведывательной информации, были большими суммами (многие тысячи фунтов, на нынешние деньги). А поскольку деньги платил Тайный совет, то некоторые лица из окружения Уолсингема (и Ралея) могли одновременно выполнять поручения Сесила. Это относится и к некоторым аристократам, готовым служить обоим лагерям из соображений безопасности и придворной карьеры. Одним из курьеров Тайного совета, привозившим разведывательные донесения из Праги, был некто Уильям Холл. В этом городе в конце XVI и начале XVII веков находился двор помешанного на оккультизме германского императора Рудольфа II. При его дворе подвизались английские магистры алхимии, астрологии и магии, специалисты по воскрешению мертвецов Джон Ди и Эдвард Келли. (В Лондоне на сеансах Ди присутствовала сама королева Елизавета, а Келли, напротив, арестовывался по обвинению в шарлатанстве.) В Праге эти английские адепты тайных наук превратились в английских тайных агентов. Не без их активного содействия Прага стала одним из центров британского шпионажа. Но Холл доставлял депеши не только из Праги. Как следует из записи, сделанной клерком Сесила 2 октября 1601 года, Уильям Холл вернулся из Дании с разведывательной информацией. И как раз в эти месяцы была написана Уильямом Шекспиром трагедия «Гамлет», в которой разбросаны многие детали, вероятно, свидетельствующие о личном знакомстве драматурга со страной. Курьеры, использовавшиеся Тайным советом, нередко фигурируют в его бумагах под псевдонимами. Так, например, литератор Энтони Мандей имел псевдоним Джордж Граймс. В бумагах Роберта Сесила есть сведения, позволяющие заключить, что сведения об участии в заговоре Ралея он получил от Уильяма Холла. Путем различных сопоставлений можно выдвинуть гипотезу, что Холл выдал правительству так называемый «побочный заговор», организованный в 1603 г. католическим священником Уотсоном и предусматривавший захват короля Якова I и возведение на престол его родственницы Арабеллы Стюарт. Господствовавшая при дворе партия Сесила пыталась приписать Ралею знание и даже участие в заговоре. Он был признан виновным на основании весьма шатких улик. Яков, не отменяя смертного приговора, решил обречь Ралея на заключение в Тауэре, где тот провел много лет, был освобожден в 1616 г. и после неудачной экспедиции за золотом в Южную Америку через два года закончил жизнь на эшафоте. Авторы книги «Шекспировский заговор» Филлипс и Китон предполагают, что «побочный заговор» был выдан правительству разведчиком Уильямом Холлом и его коллегой Пэрротом и высказывают предположение, что под именем Холла скрывался не кто иной, как Уильям Шекспир! Что же касается Пэррота, то фамилия, под которой он фигурирует в документах, — явный псевдоним. О нем не сохранилось сведений биографического характера. Известно лишь, что Пэррот вместе с Робертом Пули вел слежку за Беном Джонсоном и мог получить информацию о «школе атеизма». Он неоднократно, в частности, в 1603 году, вместе с Холлом ездил в Данию. Сохранилось письмо Пэррота, датированное 3 июля 1603 г., в котором говорилось, что Сесил может приступать к действиям против заговорщиков, поскольку получил нужную информацию. А пятью днями ранее, 29 июня, министр писал лорду Генри Говарду, ярому врагу Ралея, что их противник сам себя погубит, пытаясь осуществить какой-то план. В тот же день Сесил приказал заплатить Уильяму Холлу 20 фунтов стерлингов за разведывательные поездки за границу и какие-то неназванные «другие дела».

Литературная и артистическая карьера Шекспира заканчивается после пожара в театре «Глобус» 29 июня 1613 г. В отличие от других пайщиков, Шекспир не внес деньги на восстановление здания театра, видимо, тогда же он перестал быть пайщиком Блейкфрайерс, по крайней мере, в завещании ничего не говорится об его акциях как совладельца этого театра. Что же послужило причиной столь резкого поворота в жизни великого драматурга? Может Шекспир пострадал при пожаре «Глобуса»? Во введении к первому фолио Бен Джонсон назвал портрет, напечатанный в том издании, фигурой (Figure), указав тем самым, что он является не подлинным, а искаженным обликом изображенного на нем Шекспира. Составители первого фолио, друзья Шекспира актеры Кондел и Хеминдж писали о его пьесах, что они были «искалечены» и «изуродованы».

Слова, при этом использованные, обычно относились к человеку, а не его произведениям. Может, этим объясняется затворнический образ жизни, который, по-видимому, вел Шекспир, возвратившийся в Стратфорд, или то, что его завещание подписано рукой, с трудом державшей перо? Единственным человеком, которого всерьез мог опасаться Шекспир, если он был «Уильямом Холлом», выдавшим «побочный заговор», мог быть Уолтер Ралей. 29 марта 1616 года Ралея освободили из Тауэра, а 23 апреля Шекспир скончался. Смерть Шекспира была внезапной (возможно, это и породило предание, будто ее причиной стала лихорадка, возникшая после веселой пирушки с Беном Джонсоном).

Оксфордианец П. Сюмартино писал в книге «Человек, который был Шекспиром» (Нью-Йорк, 1990), что вопрос: кто написал пьесы Шекспира? — «вероятно, является самым неразрешимым вопросом европейской культуры… Вопрос об авторстве — это величайшая детективная повесть всех времен». Ни одна из школ антистратфордианцев не доказала своего тезиса, не опровергла критику традиционалистов. В свою очередь, традиционалисты не опровергли главных аргументов своих оппонентов. Профессор Гарвардского университета Гарри Левин заметил: «Вопрос об авторстве Шекспира — форма сумасшествия». Многие видные шекспироведы считают унизительным для ученых участвовать в спорах с антистратфордианцами. Тем не менее дискуссия, часто далеко не корректная, получила очередной импульс в последнее десятилетие. Это, в частности, рассмотрение проблемы авторства на конференции, проведенной юридическим факультетом Американского университета в Вашингтоне в 1987 г., а через год — английскими юристами в Мидл Темпл Холл в Лондоне. Проводятся и конференции в других университетских центрах, а также теледискуссии по вопросу об авторстве с участием известных специалистов, например, в Стемфорде, в штате Коннектикут в сентябре 1992 г. В Англии и США действуют общества, занятые, по существу, разработкой виртуальных биографий Оксфорда, Бэкона, Марло и других претендентов на роль Шекспира. Эти общества публикуют специальные журналы. В спор втягиваются люди, ранее, казалось бы, далекие от этих дебатов. Великая российская балерина в своей книге «Я, Майя Плисецкая» (Москва, 1994) пишет, что ее давно преследует «сумасшедшая мысль», что произведения Шекспира написаны Марией Стюарт, шотландской королевой, казненной в Англии в 1587 г. Она, в отличие от актера из Стратфорда, бывала в Италии, знала итальянский язык и читала в подлиннике новеллы Банделло. Из них «Шекспир» заимствовал сюжеты для своих комедий и трагедий, хотя при его жизни не имелось английских переводов этих рассказов. «Я останавливалась в Вероне, — продолжает Плисецкая, — и никто не убедит меня, что „Ромео“ написан человеком, там никогда не бывшем». Обе стороны в споре стремятся переосмыслить в свою пользу главные аргументы противников. Типичный пример: Джонсон называл Шекспира «нежным лебедем Эвона». Традиционалисты рассматривали это как одно из главных свидетельств, что под «Шекспиром» Джонсон подразумевал своего давнего друга Вильяма Шекспира, уроженца Стратфорда на Эвоне. Антистратфордианцы считали слова Джонсона следствием «заговора». Теперь появилась новая расшифровка. Сторонники кандидатуры семейства Пемброков утверждают, что Джонсон, говоря эзоповским языком о лебеде Эвоне, напоминал, что река с таким названием протекает не только мимо Стратфорда, но и несет свои воды в графстве Уилтшир неподалеку от Уилтона, резиденции этого аристократического клана. А оксфордианцы напоминают, что Оксфорд имел поместье Билтон Холл у реки Эвон, где, возможно, водились лебеди. (В ответ традиционалисты установили, что Оксфорд арендовал это владение с 1574 по 1581 гг., так что «нежный лебедь» упорхнул из Билтон Холла за сорок два года до опубликования стихов Джонсона в 1623 г.) Джонсон писал, что Шекспир знал «плохо латынь и еще хуже греческий язык». Традиционалисты считают, что Джонсон никак не мог иметь в виду таких образованных аристократов, как Бэкон или Оксфорд. Однако в последнее время, парируя этот довод, антистратфордианцы уверяют, что взятые в контексте слова Джонсона следует читать — «даже, если бы» Шекспир знал плохо латынь и еще хуже греческий. Мол, Джонсон как участник «заговора» сознательно выражался туманно и двусмысленно, чтобы быть правильно понятым только посвященными.

В книге И. Л. Мэтаса (Matus) «Шекспир, какой он есть» (Нью-Йорк, 1994) сделана попытка опровержения новейших доводов стратфордианцев, особенно, оксфордианцев. Он приводит данные о сравнительно высоком уровне преподавания в стратфордской школе и вероятности того, что ее все же посещал Шекспир. Отсутствие списков учеников характерно не только для этой, но и других школ, например Вестминстерской, где, безусловно, учился Джонсон, ставший не только драматургом, но и выдающимся знатоком древних языков. Приводимый выше документ о том, что Шекспир числился среди умерших, был прочитан неверно. Шекспир упомянут там после его умерших коллег, а в другой части документа он фигурирует среди здравствующих лиц. Лев, потрясающий копьем, на одном из гербов Оксфорда, имевшем много титулов, на деле изображает льва, ломающего копье. Историк Кэмден, имевший отношение к выдаче герба Шекспиру и знавший, что речь идет об уроженце Стратфорда и драматурге, называет Шекспира в первом десятке крупнейших поэтов Англии (последним в этом десятке). Это свидетельство информированного современника, что Шекспир — это Шекспир, которое требуют представить антистратфордианцы. Говоря о «теории заговора», Мэтас справедливо указывает, что она приводит к абсурду. Он намечает круг лиц, которые могли быть среди участников заговора, указывая, что в него должны были бы входить сотни и даже тысячи людей. Непонятно, зачем было соблюдать молчание через десятки лет после смерти Шекспира и претендентов на его корону. Между тем во время английской революции в 1647 г., через пять лет после закрытия театров по приказу пуритан в первом собрании сочинений драматургов Бомонта и Флетчера, остававшиеся в живых коллеги Шекспира по труппе вспоминают о своей работе с «нежным лебедем Эвона Вильямом Шекспиром». Кстати, победившие пуритане неоднократно уличали взятого в плен короля Карла I, что он предпочитает читать пьесы Шекспира и Джонсона, а не библию. Пуритане непременно бы включили в эти обвинения и приверженность к произведениям распутного графа Оксфорда, тайно симпатизировавшего католицизму. Дети коллег Шекспира, вращавшиеся в театральной и литературной среде, также наверняка должны были знать от отцов историю труппы и быть посвящеными в старую тайну. Они непременно упомянули бы о ней, беседуя с любопытствующими литераторами, как, например, с Обри. Но от Уильяма Бистона, сына товарища Шекспира Кристофера Бистона, Обри получил сведения, на которых базируется традиционная биография Шекспира. Подобных контраргументов в книге собрано немало, хотя автор ее проходит мимо явных фантазий, вроде утверждений оксфордианцев, что граф Саутгемптон был незаконным сыном Елизаветы и Оксфорда, что Джонсон убил Шекспира и пр.

В настоящее время невозможно переубедить и доказать свою правоту сторонникам ни одной из версий, особенно, когда они считают в соответствии с теорией заговора лучшим видом доказательства вычитывать из документов прямо противоположное тому, что там написано. Порой кажется, что среди поборников разных версий ведется дарвиновская борьба за существование и выживание сильнейшего. Они именуют друг друга «лунатиками», выразителями совершенно «диких и немыслимых взглядов» и прочее. Как бы в отместку за упорное именование антистратфордианцами актера из Стратфорда алчным ростовщиком «Шакспером», традиционалисты не без удовольствия приводят высказывания современников, обзывавших Оксфорда хлыщем, хамом, «бесстыдным лжецом и пьяницей», соблазнителем и одновременно рогоносцем, предателем, доносчиком, убийцей, повинным в свальном грехе. Последняя характеристика была дана графу, в частности, рассорившимся с ним приятелем, который вдобавок показал под присягой, что сам видел, как Оксфорд «изнасиловал своего поваренка и многих других». Стратфордианец А. Л. Роуз доказывал, что Шекспир — это Шекспир, так как он и в жизни, и в своих сочинениях не обнаруживает склонности к гомосексуализму, не в пример другим кандидатам, вроде Оксфорда и Ретленда. В 1997 г. Д. Собран в уже упомянутой книге, которая является последним словом оксфордианской версии, не удержался от «открытия», что, как свидетельствуют сонеты, Оксфорд сделал своим любовником молодого графа Саутгемптона, покровителя Шекспира, и это усилило для него необходимость в сохранении тайны авторства. Антистратфордианцы заявляют, что их противниками движет опасение лишиться крупных сумм, которые оставляют миллионы туристов при посещении мемориальных мест в Стратфорде, нежелание потерять престижные кафедры в сотнях университетов. Поэтому они пытаются установить для себя монополию на научное изучение жизни и творчества Шекспира, повторяя тысячи раз в качестве безусловно установленных истин ничем не подкрепленные домыслы, вроде утверждений, что Шекспир учился в школе или что он приобрел знание придворных быта и нравов, общаясь со знакомыми аристократами…

Но все же трудность в том, чтобы, говоря словами Эмерсона, неразрывно связать этого человека и его стихи, жизнь актера Шекспира и бессмертные творения, носящие его имя. Дискуссия продолжается. Не прекращается соревнование жизнеописаний, где в роли Шекспира выступают различные лица. Только одно из таких повествований о жизненном пути великого драматурга может быть реальной историей, а все они, за этим возможным исключением, являются и должны являться виртуальными биографиями великого драматурга.