ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Устроенная на селе вакханалия давала свои печальные результаты, и село раздирали конфликты. Наиболее действенным методом сопротивления крестьян стал забой скота, и всего за два месяца по всей стране было забито 14 миллионов голов скота, что составляло пятую часть от всего имевшегося в стране поголовья. Вряд ли Сталина волновали крестьянские жизни, но столь заметная потеря скота не могла его не встревожить, поскольку это был уже прямой удар по светлому будущему.
Несмотря на победные реляции, в стране сложилась взрывоопасная политическая обстановка, повсюду вспыхивали массовые волнения, которые нередко переходили в вооруженные восстания.
В самом начале 1930 года был раскрыт мифический «Союз вызволения Украины» (СВУ) во главе с вице-президентом Всеукраинской академии наук С.А. Ефремовым. Множество отрядов и банд, вооруженных чем попало, образовалось в лесах Белоруссии, Смоленщины, Брянщины и многих других западных областей.
В конце зимы 1930 года восстало 11 сел на Рязанщине. Огромная толпа в 3000 человек, большую часть которой составляли женщины, двинулась освобождать арестованных священников. Их встретил секретарь окружкома Глинский с командой в 300 человек.
«Что бунтуете? — проревел он, размахивая наганом. — Колхозы не нравятся?» В ответ одна из женщин подняла юбку и показала ему зад. «Вот тебе колхоз!» — под общий хохот ответила она. Однако смеялись они недолго, и уже в следующее мгновение взбешенный Глинский выстрелил в женщину и убил ее. А когда и без того взвинченная толпа бросилась на него, он дал приказал сопровождавшим его красноармейцам открыть огонь.
Подобные эксцессы проходили по всей стране, и продолжение политики оголтелой коллективизации и бесконтрольного раскулачивания могло закончиться весьма плачевно. И после того как Орджоникидзе и «всесоюзный староста» и защитник крестьян Калинин своими глазами увидели весь масштаб и ужас коллективизации, Центральный Комитет был вынужден собраться на специальное заседание по обсуждению сложившегося на селе положения.
Да и как не собраться, если в секретной телеграмме Сталина органам ОГПУ черным по белому было написано: «Сопротивление крестьян перерастает в повстанческое движение, обстановка грозит гибелью, употреблять Красную Армию для подавления повстанцев — значит идти на разложение ее ввиду подавляющего крестьянского состава и оголять границы СССР».
Было принято решение сделать открытое заявление, которое и было поручено подготовить Сталину. Однако он поступил по-другому, и уже 1 марта 1930 года появилась его знаменитая статья «Головокружение от успехов», опубликованная всего пять месяцев спустя после его «года Великого перелома».
Из нее изумленные члены Политбюро узнали о том, что за развязанную Сталиным коллективизацию и ее страшные последствия отвечать должны... местные власти, которые в своем рвении услужить Центру забыли о тех самых людях, ради которых все это делалось!
«Они, — писал Сталин, — эти успехи, нередко пьянят людей, причем у людей начинает кружиться голова от успехов, теряется чувство меры, теряется способность понимания действительности, появляется стремление переоценить свои силы и недооценить силы противника, появляются авантюристические попытки «в два счета» разрешить все вопросы социалистического строительства... Кому нужны эти искривления, это чиновничье дискредитирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам?» — вопрошал вождь и сам же отвечал: «Никому, кроме наших врагов!»
«Я уже не говорю о тех, — продолжал он, — с позволения сказать, «революционерах», которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов. Снять колокола — подумаешь, какая революционность! ...Нельзя насаждать колхозы силой. Это было глупо и реакционно. Колхозное движение должно опираться на активную поддержку со стороны основных масс крестьянства... Можно ли сказать, что принцип добровольности и учета местных особенностей не нарушается в ряде районов? Нет, нельзя этого сказать, к сожалению...»
После всех этих откровений Сталин призвал партию... положить всем этим искривлениям конец. «Искусство руководства есть серьезное дело, — заявил он. — Нельзя отставать от движения, ибо отстать — значит оторваться от масс. Но нельзя и забегать вперед, ибо забежать вперед — значит потерять массы и изолировать себя. Кто хочет руководить движением и сохранить вместе с тем связи с миллионными массами, тот должен вести борьбу на два фронта — против отстающих и против забегающих вперед!»
* * *
Надо ли говорить, что статья Сталина вызвала ощущение разорвавшейся бомбы. Успев познать тяжелую руку генсека, многие пребывали в панике. Оно и понятно! Ведь те самые партийцы, советские чиновники и огэпэушники, которые с таким рвением исполняли приказы вождя,.. оказались теперь виноваты именно в том, что их и заставили делать! Сталин нашел на ком отыграться, и ни в чем не повинные люди были сняты с работы.
Наивные, они были еще недовольны. Пройдет совсем еще немного лет, и за малейшую провинность людей будут не только снимать с работы, но и уничтожать... Но... другого выхода у Сталина не было. Ну не мог же он на весь мир заявить, что решение о столь поспешной и неорганизованной толком коллективизации было ошибкой и он подает в отставку! И отвечать за «неправильную коллективизацию» должны были местные начальники. Да, он жертвовал другими, но, спасая себя, спасал и коллективизацию.
Страна могла сомневаться в чем угодно, но только не в своих руководителях. А еще лучше было бы, если бы она вообще ни в чем не сомневалась. Не совсем приятное впечатление сталинская статья произвела и на всесильных, как им, во всяком случае, до этого дня казалось, членов Политбюро.
Опубликовав свое «Головокружение от успехов» и не подумав исполнять данное ему высшим партийным органом поручение, Сталин дал ясно понять: отныне он не будет считаться ни с чьим мнением, а этих самых мнений будет всего два: неправильное и его собственное...
Вряд ли такая дерзость (или наглость) могла порадовать членов Политбюро, и тем не менее они молча снесли пощечину. А еще через две недели ЦК принял постановление «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», и раскулачивание было временно приостановлено.
Что же касается самих крестьян, то они, конечно же, возликовали и, ободренные радеющим о них вождем, принялись дружно покидать ненавистные колхозы. Сталин и здесь все рассчитал правильно, и отныне пусть и не все, но все же некоторые крестьяне увидели в нем своего заступника, а в местных властях, не слушавших «своего царя», — злых бар. Как это и было на селе всегда.
Но как бы там ни было, только с 1 августа 1930 по 1 марта 1931 года колхозы покинули около 9 миллионов семей. Более того, теперь каждый член колхоза мог иметь свой собственный скот и сельскохозяйственный инвентарь. На первых порах эта вынужденная со стороны властей мера оправдала себя и частично компенсировала потери скота.
* * *
Но... это было временное отступление. Сталин и не собирался сдавать позиции, и его отход от поголовной коллективизации был лишь маневром. Он успокаивал «середняков» и «бедняков» и вносил раскол в лагерь своих противников, поскольку отрывал их от кулаков. Ну и, конечно, познав все прелести штурма крестьянской крепости, Сталин нуждался в отдыхе и перегруппировке сил для нового удара по деревне, для чего надо было перебросить в особо взрывоопасные районы надежные воинские части и подготовить рвавшихся в бой карателей.
И он знал, что делал. Уже в 1930 году вспыхнуло восстание в Казахстане, где восставшие были безжалостно вырублены советской конницей. В следующем году поднялась Кубань, откуда мятеж перекинулся на Дон, Украину и Северный Кавказ. И там в ход была пушена уже не конница, а танки и артиллерия.
Восставшие сопротивлялись мужественно, особенно кубанские казаки, которые вырубили целый полк карателей. Бои шли настолько ожесточенные, что плывшие по реке трупы сбивались в кучи и создавали заторы. А на Украине свирепствовали известные полководцы Якир и Примаков. Еще через год на борьбу с большевиками поднялись Сибирь и Дальний Восток, где особенно прославился некий Карнаухов, с которым коммунисты не могли справиться до 1935 года.
Крестьян расстреливали целыми селами, невзирая на возраст и пол. Тех же, кого не успели убить, ссылали в самые гиблые места. Не оставляли в покое и тех, кто и не думал браться за оружие. Стоило только крестьянину выйти из колхоза, как его начинали преследовать на всех уровнях. Ему не давали землю, семена, взамен отобранной земли выдавали гораздо худшие участки на болотах и больших расстояниях от деревни. Ему обрезали огороды и не возвращали сданные в колхоз инвентарь и скот.
Что же касается урожая, то единоличник должен был сдавать куда больший оброк. В случае его невыполнения на такого крестьянина накладывали весьма крупный штраф. Ну а те, кто пытался найти правду, вынуждены были вслед за кулаками покинуть навсегда насиженные места в сопровождении агентов ОГПУ.
И тем не менее уже летом 1930 года Сталин на очередном съезде партии похвалился достигнутыми успехами в коллективизации и ликвидации кулаков. По его требованию в резолюции партийного форума был отмечен и его «деревенский Октябрь». «Если конфискация земли у помещиков была первым шагом в Октябрьской революции в деревне, — говорилось в ней, — переход к колхозной системе является вторым и решительным шагом, который отмечает наиболее важную стадию в строительстве основ социалистического общества в СССР».
Сидевшие в зале 2100 делегатов прекрасно знали, что на самом деле представлял собой этот «второй и решительный шаг», и тем не менее ни один из них не осмелился выступить против сложившегося в советской деревне критического положения. Однако хороший урожай, который оказался самым большим после урожая 1913 года, несколько сгладил ситуацию и позволил не только оправдать столь спешную и неорганизованную коллективизацию, но и в очередной раз усилить давление на крестьян и заставить их вернуться в колхозы. В то же время значительная масса крестьян уезжала в города на социалистические стройки. И если верить советской статистике, только за шесть лет (1929—1935) деревню покинули около 18 миллионов человек.
Таким образом, Сталин добился не только создания колхозов, но и значительного увеличения столь необходимого для развития индустрии рабочего класса. И теперь у крестьян было всего два пути: назад в колхоз или на стройку какого-нибудь завода.
Впрочем, и в этом не было ничего нового. Так уж сложилось исторически, что во всех странах, перед которыми стояла задача развития промышленности, в первую очередь страдали крестьяне. И как здесь не вспомнить жестокую политику «огораживания» в Англии, когда крестьян сгоняли с земли.
Получив рабочую силу, Сталину оставалось только привязать ее к определенному месту. И он привязал ее введением паспортной системы, уничтожение которой было одним из главных требований радикального революционного движения в царской России. И теперь рабочие и служащие были словно цепями привязаны к месту прописки (а значит, и к рабочим местам), а оставшиеся без паспортов крестьяне — к земле.
И опять же дело было не только в злой воле Сталина. Поиски лучшей жизни заставляли мигрировать по стране сотни тысяч людей, что создавало огромную проблему с рабочей силой. Нельзя не сказать и о хлебных карточках. И кто знает, ввел ли их Сталин только из-за тяжелого положения с сельским хозяйством. «Верный ленинец» вряд ли позабыл грандиозные планы создания своим учителем «нового общества», в котором именно хлебная карточка должна была играть главную роль, обеспечивая всеобщее повиновение.
Впрочем, рабочие ударных строек мало чем отличались от тех самых «трудовых армий», о которых совсем еще недавно мечтал Лев Давидович Троцкий. И не случайно строителей печально знаменитого Беломорканала называли «канал-армейцами».
* * *
С весны 1932 по осень 1933 года прокатилась еще одна волна раскулачивания. На этот раз под руководством политотделов совхозов и МТС. «Вся массово-политическая, организационно-партийная и воспитательная работа политических отделов МТС и совхозов, — говорилось на январском пленуме ЦК, — должна быть направлена к тому, чтобы окончательно парализовать влияние классового врага в колхозе и добиться преодоления мелкобуржуазных пережитков и собственнических тенденций вчерашнего единоличника-собственника, сегодняшнего колхозника».
Что и говорить, постановление на редкость странное. Даже для мало что понимавших в душах людей и мыслящих догматическими экономическими категориями большевиков. С таким же успехом можно было принять решение, чтобы отныне груши давали урожай яблок. Ну а чтобы лучше понять, как сами крестьяне относились ко всему происходящему на селе, лучше всего свидетельствуют их письма, которые в большинстве своем являются криком израненной народной души.
«Пишут, что 1929 год с подачи Сталина вошел в нашу летопись как «год Великого перелома». На мой взгляд, это год великого погрома. Вернее, не года, а годы — с 1929 по 1933-й включительно...»
И.Д. Тувышев, 1989 г.
«Одна женщина не сдает свой плуг: вместе с дочерьми она легла на плуг, а ее стали бить прикладом. Начали кричать, а народ стал выглядывать из дверей, и некоторые женщины по две и три стали смотреть, что творится в свободной России. Но отряд безо всякого повода стал стрелять из винтовок по народу...»
«Сообщите XVI съезду: в Херсонском округе милиция при участии партийцев и комсомольцев стреляет в крестьян из пулеметов...»
«Ни одного крестьянина не найдешь, чтобы он крепко стоял за советскую власть. «Военный коммунизм» продолжается: как к налогу, хлебозаготовкам, лесозаготовкам и другим госналогам. Все это приходится выполнять с нажимом на крестьянина под угрозой суда и штрафа, с нынешними хлебозаготовками у нас вполовину больше кулаков. Как только середняк поднимет свое хозяйство, его ставят кулаком. Смотря на это, много середняков переходит в бедноту, а беднота не думает поднимать свое хозяйство, видя, как власть относится к середняку. Нам нужно сейчас сырье, нужен хлеб.
Беднота, на которую так надеется власть, ничего этого не даст. Она работать не хочет, землю обрабатывает кое-как, урожая поднять не старается, а трудящемуся крестьянину (середняку) не дают ходу, который в настоящее время мог бы дать государству хлеб и сырье. Советская власть должна уделить больше внимания середняку и проверить, т.е. произвести чистку бедноты. Большая часть бедняков — лодыри, которые говорят, что нам не для чего работать, мы и так неплохо живем. Вражда между середняками и бедняками обостряется и происходят скандалы, драки и убийства. За это письмо меня признают кулаком, но нет, я — демобилизованный кр-ц (красноармеец. — Прим. ред.), маломощный середняк».
Александров, Боровичи, 1930 г.
«Агенты ГПУ, соревнуясь между собой по количеству арестов, являются в дома середняка ночью без предъявления ордера, хватают крестьян в легких пиджачках с краюхой за пазухой и везут за 200 верст, причем десятки верст приходится ехать на лошади и в легкой одежде замерзать. Дают в сутки 100 граммов хлеба и одну ложку каши. Обрекают прямо на голодную смерть...»
Анонимные письма, 1930 г.
«Кто не пойдет в колхоз, — начал грозить председатель райисполкома, — того поставим к реке и пулеметом перестреляем...»
Зеленин, студент ТСХА, 1930 г.
Читал ли эти заметные слезами и горечью письма Сталин? Вряд ли... Да и зачем? Тогда, летом 1918 года, он хорошо узнал, как достается хлебушек. И вряд ли бы узнал для себя что-нибудь новое...
Да и не нужно оно ему было, это самое новое. Не может полководец переживать из-за каждого убитого солдата. Не имел права на жалость и он, полководец мирного времени... Хотя это время только называлось мирным... На самом деле шла самая настоящая «вторая гражданская», и от победы в ней зависело дальнейшее существование страны...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.