§ 4. ВОЙНА НА ПОЛОТНАХ В. В. ВЕРЕЩАГИНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 4. ВОЙНА НА ПОЛОТНАХ В. В. ВЕРЕЩАГИНА

Новое в батальной живописи второй половины XIX века было сказано творчеством В. В. Верещагина.

Вся жизнь художника была великим подвигом во имя мира и человечества. «Передо мной, как перед художником, война, — писал В. В. Верещагин, — и я ее бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действительны ли мои удары — это другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаху и без пощады».[552] Ужасы войны художник познал на собственном опыте, будучи участником трех кампаний — в Средней Азии, на Балканах и на Дальнем Востоке. В Самарканде он едва уцелел, находясь под обстрелом, во время русско-турецкой войны был тяжело ранен, русско-японская война отняла у художника жизнь — он погиб при взрыве броненосца «Петропавловск» в Желтом море. Верещагин прекрасно понимал грозившие ему опасности — отправляясь на каждую войну, он оставлял завещание. Но, верный своему нравственному долгу, продолжал свою самоотверженную деятельность. Крайне независимый по характеру, он, вопреки желанию семьи, традиционно готовившей сына к военно-морской службе, стал художником. Позднее он ушел из Академии художеств, когда ему там стали диктовать темы и методы творчества. На формирование его личности большое влияние оказала присущая ему жажда знаний, следуя которой он неустанно занимался самообразованием, читал научные и философские труды, художественную и историческую литературу. Это был постоянный и огромный труд, целью которого было познание. Таким же изучением жизни были и его многократные путешествия. В 1871–1873 годах Верещагин во время поездки в Среднюю Азию стал непосредственным участником военных действий против Кокандского ханства. Впечатления этих лет были запечатлены художником как в бытовых («Богатый киргиз с соколом»), так и батальных полотнах. Работы Верещагина так называемой «туркестанской серии» были показаны публике в марте 1874 года на персональной выставке, открытой в Петербурге. Экспонировавшиеся картины и рисунки изображали историю и жизнь малоизвестного тогда в России народа — яркую, экзотичную и страшную: с одной стороны — великолепные дворцы и мечети, сказочное богатство ханов и мулл, с другой — дикая нищета, торговля невольниками, курильщики опиума. Ряд полотен, объединенных названием «Варвары», воспроизводил сцены священной войны — газавата против иноверцев — русских. На одном из них под названием «Торжествуют» изображена площадь перед мечетью в Самарканде; посредине — шесты с головами убитых русских, вокруг них беснуются дервиши, призывая узбеков к дальнейшей войне с «неверными». Особенно сильное впечатление производило заключительное полотно серии «Апофеоз войны» (1871–1872), изображавшее груду человеческих черепов. Подобные «пирамиды» в далекое время складывались по приказу Тамерлана из черепов побежденных. Но картина Верещагина носит не исторический, а символический характер, она направлена против завоевателей и жестокостей войн вообще. Это поясняла и надпись на раме картины, которую сделал художник: «Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим».

Полотна Верещагина поражали зрителей необычным изображением войны — вместо картинных эпизодов военных действий и величественных военачальников — проза войны, тяжелый и смертельный ратный труд солдат, и как финал войны — «Забытый», смертельно раненый солдат, оставленный без погребения, на съедение шакалам и воронам. Под впечатлением этой картины М. П. Мусоргский сочинил музыкальную балладу с таким же названием, а близкий ему поэт Голенищев-Кутузов сопроводил ее стихами: «Он смерть нашел В краю чужом, в бою с врагом. Но враг друзьями побежден, Друзья ликуют, только он На поле битвы позабыт, Один лежит…».[553]

Выставка «туркестанской серии» вызвала сильное недовольство высших военных кругов и самого императора. Художника обвиняли в клевете и оскорблении чести русской армии. Под влиянием нападок ему даже пришлось уничтожить картину «Забытый».

После длительного и плодотворного путешествия в Индию и Тибет в 1874–1876 годах художник вернулся в Париж, где собирался закрепить на холсте впечатления от удивительной природы и своеобразного быта этих стран.

Когда в 1877 году началась русско-турецкая война, Верещагин сразу решил выехать на фронт. Впоследствии в письме к Стасову он так пояснял свое намерение: «Я оставил Париж и работы мои не для того только, чтобы высмотреть или воспроизвести тот или другой эпизод войны, а для того, чтобы быть ближе к дикому и безобразному делу избиения; не для того, чтобы рисовать, а для того, чтобы смотреть, чувствовать, изучать людей. Я совершенно приготовился к смерти еще в Париже, потому что решился, выезжая в армию, все прочувствовать, сам с пехотою пойти в штыки, с казаками — в атаку, с моряками — на взрыв монитора и т. д.».[554] Уехав на фронт, Верещагин принял активное участие в военных операциях и был тяжело ранен. В полотнах «балканской серии» художник с исключительной правдивостью показал «будни» войны: тяжкие подъемы на высокие горные перевалы, заснеженные траншеи, походные лазаретные палатки. Ряд картин посвящен боевым действиям под Плевной: «Перед атакой под Плевной», «Атака», «После атаки» — переполненный перевязочный пункт. Среди полотен, посвященных зимней кампании 1877–1878 годов особенно впечатляющ триптих «На Шипке все спокойно», изображающий замерзающего на посту часового, в то время как официальные сводки сообщали, что «На Шипке все спокойно». Позднее, вспоминая о зимней обороне шипкинского перевала, Верещагин писал: «Каждый день солдаты падали десятками от турецких пуль и сотнями от мороза. Полки уменьшались до невероятной цифры». Одна из лучших картин балканской серии «Шипка-Шейново» была посвящена победе русских войск у этих селений. На полотне изображен генерал Скобелев, принимающий с офицерами штаба парад русских войск после победы. Скобелев мчится на белом коне вдоль солдатских рядов и обращается к ним со словами горячего поздравления. В строю — ликование, летят вверх солдатские шапки. Контрастом этой сцене является передний план картины, весь заполненный изображением массы трупов. Художник убедительно показал, какова цена подобных побед. Таким образом, торжественный гимн мужеству и стойкости русских воинов сливается с эпическим повествованием о страданиях и гибели людей, которые отдали жизнь за победу.

Война принесла Верещагину и личные потери. В одном из сражений был тяжело ранен старший брат художника и погиб младший — вольноопределяющийся, состоявший ординарцем при Скобелеве. О нем писал художник Стасову: «он был в высшей степени бесстрашен, подскакивал к неприятельской цепи, врубался в середину их кавалерии, под ним было убито восемь лошадей, пять раз он был ранен и, наконец, убит».[555]

Сам художник, участвуя в рейде на миноноске под командованием лейтенанта Скрыдлова, был тяжело ранен и долгое время находился в госпитале.

Наблюдения и личные переживания Верещагина отразились в картине «Панихида» — скорбном образе «поля смерти». Свинцовые тучи медленно плывут над равниной, поросшей высокой сухой травой и усеянной телами погибших русских воинов, которых отпевает священник. Кажется, что все громадное пространство равнины до самого горизонта усеяно трупами. Глухие серые и землистые тона, особенность композиции усиливают трагическое звучание образа. В «балканском цикле» Верещагин приходит к новому пониманию батальной живописи, изображение самих сражений заменяет рассказ о войне, создание обобщенного образа войны.

Но этот обобщенный образ всегда основывается на реальной действительности. Об этом свидетельствуют и письма художника, отправленные различным адресатам с театра военных действий. Так, в одном из писем Третьякову художник, посетив сразу после окончания войны окрестности Плевны, рисует картину, близкую изображенной в «Панихиде»: «Не могу выразить тяжесть впечатления, выносимого при объезде полей сражения в Болгарии, в особенности холмы, окружающие Плевну, давят воспоминаниями — это сплошные массы крестов без конца. Везде валяются груды осколков гранат, кости солдат, забытые при погребении. Только на одной горе нет ни костей человеческих, ни кусков чугуна, зато там до сих пор валяются пробки и осколки бутылок шампанского — без шуток. Вот факт, который должен обратить на себя внимание художника, если он не мебельщик модный, а маломальский философ».

Сильные правдивым изображением войны картины «балканской серии» пользовались большим успехом на выставках не только в России, но в Европе и Америке.

В дальнейшем художник совершил еще ряд интересных путешествий, в частности на Кубу и Филиппины во время испано-американской войны. Трагическая гибель его во время русско-японской войны оборвала его творческую деятельность в зените. В заключение хочется вспомнить слова Стасова, который писал, что Верещагин стал художником «не только потому, что обладал великим художественным талантом, а потому, что обладал великой душой».