Хозяйство и экономика

Хозяйство и экономика

Все пространство между Тигром и Евфратом делится с севера на юг на несколько природных районов. В пределах сухой субтропической зоны расположена Верхняя Месопотамия. На севере Верхней Месопотамии простирается холмистая местность, куда влажные ветры со Средиземного моря приносят достаточно обильные зимние дожди для ранних посевов. Несколько далее к югу лежит второй район — сухие степи, но и здесь вдоль речных долин, у источников, можно сеять хлеб, почти или совсем не пользуясь искусственным орошением, а в степи достаточно растительности для прокорма стад. Далее к югу, за границей сухой тропической зоны, начинается третий район Месопотамии — гипсовая пустыня с ничтожным количеством годовых осадков. Она тянется по обе стороны Евфрата на расстояние около 200 километров. За полосой гипсовой пустыни, южнее широты нынешнего Багдада, начинается четвертый район — нанесенная реками (аллювиальная) низменность Нижней Месопотамии (которую также называют Двуречьем или Южным Двуречьем). Здесь Тигр и Евфрат резко сближаются, а в древности они текли почти параллельно друг другу, на близком расстоянии. Здесь мы вступаем в область потенциально очень плодородных почв, но плодоносить они могли только при систематическом орошении речными водами, иначе нещадно палящее солнце превращало их в пустыню уже в нескольких шагах от реки.

В низовьях Тигра и Евфрата из иссушенного ила создавалась плоская низменность. Гладкая поверхность равнины была причиной того, что Евфрат и его рукава, а в самых низовьях и Тигр при своих разливах часто меняли направление, затопляя огромные пространства и оставляя другие места без воды. Наводнение начинается в Двуречье весной (март-апрель), когда в горах Армении тает снег и обильно идут дожди. Первым разливается Тигр, на две недели позже — Евфрат. Нормальный земледельческий цикл работ возможен здесь лишь в том случае, если воды своевременно будут отведены в каналы и бассейны, где они могут сохраняться для поливки хлебов после осеннего посева. Однако Тигр на значительном протяжении течет в высоких берегах, что требует для отвода воды водоподъемных устройств, которых в шумерское время, конечно, не было. Вследствие этого, а также ввиду большой скорости течения долгое время воды Тигра для орошения полей не использовались, и первые поселения, а затем и города выросли вдоль Евфрата, его рукавов и искусственных каналов, а также за Тигром, в долине Диялы.

Встает вопрос: почему цивилизация Древней Месопотамии возникла не на севере, где местность холмиста, идут дожди, много источников и почва не требует искусственного орошения, а на юге, где постоянно требуется максимум усилий для того, чтобы плодородная земля не превратилась в выжженную пустыню? Ответ, как нам представляется, лежит в русле теории английского культуролога А. Тойнби. Он выдвинул гипотезу, согласно которой первобытное общество переходит к цивилизации только в том случае, если оно не боится ответить на вызов неблагоприятных условий окружающей среды. Отвечая на вызов, коллектив накапливает самый разнообразный опыт по овладению внешними силами среды, тем самым совершенствуя свои навыки, знания, усиливая религиозное чувство и т. д. Общество, побоявшееся ответить на вызов среды, застывает в своем развитии, и ему не суждено перейти на стадию полноценной цивилизации. Чем суровее вызов, тем сильнее и мудрее должен быть ответ. Поэтому там, где среда изначально благоприятствует коллективу (как на севере Месопотамии), цивилизация или вообще не развивается, или развивается значительно медленнее, чем в месте предельно жесткого вызова. Именно на юге Месопотамии противостояние природы и коллектива достигло такого накала, что люди были лишены выбора. Им оставалось или уйти из этих мест (а уходить не хотелось из-за высоких урожаев), или приспособить их под себя.

Из самых ранних пиктографических текстов, дошедших из храма в городе Уруке и дешифрованных А. А. Вайманом, мы узнаем о содержании древнейшего шумерского хозяйства. Нам помогают сами знаки письма, которые в то время еще ничем не отличались от рисунков. В большом количестве встречаются изображения ячменя, полбы, пшеницы, овец и овечьей шерсти, финиковой пальмы, коров, ослов, коз, свиней, собак, разного рода рыб, газелей, оленей, туров и львов. Понятно, что растения культивировались, а из животных одних разводили, а на других охотились. Из предметов быта особенно часты изображения сосудов для молока, пива, благовоний и для сыпучих тел. Были также специальные сосуды для жертвенных возлияний. Рисуночное письмо сохранило для нас изображения металлических орудий и горна, прялок, лопат и мотыг с деревянными рукоятями, плуга, саней для перетаскивания груза по заболоченным местам, четырехколесных повозок, канатов, рулонов ткани, тростниковых ладей с высоко загнутыми носами, тростниковых загонов и хлевов для скота, тростниковых эмблем богов-предков и многого другого. Существуют в это раннее время и обозначение правителя, и знаки для жреческих должностей, и специальный знак для обозначения раба. Все эти ценнейшие свидетельства письменности указывают, во-первых, на земледельческо-скотоводческий характер цивилизации с остаточными явлениями охоты; во-вторых, на существование в Уруке большого храмового хозяйства; в-третьих, на наличие в обществе социальной иерархии и отношений рабовладения. Данные археологических раскопок свидетельствуют о существовании на юге Двуречья ирригационной системы двух видов: бассейнов для накопления вод весеннего паводка и магистральных каналов большого протяжения с постоянными узлами плотин.

Поскольку все хозяйственные архивы раннего Шумера дошли до нас из храмов, в науке возникла и укрепилась мысль о том, что и сам шумерский город был городом-храмом и что вся земля в Шумере принадлежала исключительно жречеству и храмам. На заре шумерологии эту мысль высказал немецко-итальянский исследователь А. Даймель, а во второй половине двадцатого столетия его поддержал А. Фалькенштейн. Однако из работ И. М. Дьяконова стало ясно, что, помимо храмовой земли, в шумерских городах существовала еще земля общины, причем этой общинной земли было значительно больше. Дьяконов подсчитал численность городского населения и сравнил его с численностью храмового персонала. Затем он точно так же сравнил общую площадь храмовых земель с общей площадью всей земли Южного Двуречья. Сравнения получились не в пользу храма. Оказалось, что шумерская экономика знала два основных сектора: хозяйство общины (уру) и хозяйство храма (э). О внехрамовой общинной земле, кроме числовых соотношений, говорят также и документы о купле-продаже земли, совершенно проигнорированные сторонниками Даймеля. Предшественников Дьяконова ввел в заблуждение тот факт, что хозяйственные тексты составлялись только в храме и упоминались в них, в основном, события, напрямую связанные с его делами. Община же собственных документов не вела, поэтому ее и посчитали несуществующей. Кроме того, на выводах Даймеля могло сказаться и влияние его духовного сана — он был католическим патером.

Картина шумерского землевладения лучше всего вырисовывается из документов отчетности, дошедших из города Лагаша. Согласно храмовым хозяйственным документам, существовало три категории храмовой земли:

1. Земля жреческая (ашаг-нин-эна), которая возделывалась храмовыми сельскохозяйственными работниками, использовавшими скот и орудия, выдаваемые им храмом. За это они получали земельные наделы и натуральные выдачи.

2. Земля кормления (ашаг-кур), которая раздавалась в виде отдельных наделов должностным лицам храмовой администрации и различным ремесленникам, а также старостам групп сельскохозяйственных работников. В эту же категорию стали входить и поля, выдававшиеся лично правителю города как должностному лицу.

3. Земля возделывания (ашаг-нам-уру-лаль), которая выдавалась из храмового земельного фонда также отдельными наделами, но не за службу или работу, а за долю в урожае. Брали ее храмовые служащие и работники в дополнение к своему служебному наделу или пайку, а также родичи правителя, члены персонала других храмов и, может быть, вообще любой свободный гражданин города, имевший силы и время для обработки дополнительного земельного надела.

Представители общинной знати (в том числе и жрецы) наделов на земле храма или вообще не имели, или располагали лишь небольшими наделами, преимущественно на земле возделывания. Из документов купли-продажи мы знаем, что эти лица, как и родичи правителя, имели большие земельные владения, получаемые непосредственно от общины, а не от храма.

О существовании внехрамовой земли сообщают самые различные типы документов, относимые наукой к договорам купли-продажи. Это и глиняные таблички с лапидарной констатацией основных аспектов сделки, и надписи на обелисках правителей, где сообщается о продаже царю больших земельных наделов и описывается сама процедура сделки. Для нас, несомненно, важны все эти свидетельства. Из них выясняется, что внехрамовой землей владела большесемейная община. Под этим термином подразумевается коллектив, связанный общностью происхождения по отцовской линии, общностью хозяйственной жизни и земельного владения и включающий более чем одну семейно-брачную ячейку. Такой коллектив возглавлялся патриархом, который и организовывал процедуру передачи земли покупателю. Эта процедура состояла из следующих частей:

1. ритуал совершения сделки — вбивание колышка в стену дома и возливание масла рядом с ним, передача покупателю жезла как символа продаваемой территории;

2. уплата покупателем цены земельного участка в ячмене и серебре;

3. приплата за покупку;

4. «подарки» родственникам продавца и малоимущим членам общины.

Процедура продажи общинной земли имела сложную психологическую природу. Дело в том, что любая древняя община воспринимала свою землю как совершенное подобие своего коллективного тела. На этой земле стояли дома общинников, в этой земле были похоронены их предки, эта земля не без помощи умерших предков кормила и поила народ. И поэтому отделение участка земли от общины воспринималось как своеобразная инвалидность общины, неполноценность ее тела. Следовательно, купля-продажа общинной земли требовала материальной и психологической компенсации со стороны покупателя. Видами такой компенсации были приплата сверх стоимости участка и особенно «подарки» — чаще всего обычное кормление общинников, но иногда и вещевые дары (например, одежда или ювелирные украшения). Однако возникает вопрос: почему в качестве компенсации нужно, в основном, кормить общинников, а не одаривать их драгоценностями? Вероятно, потому, что будучи без земли, коллектив остается без пищи и без жизненной энергии, получаемой от пищи. Значит, кормление здесь нужно понимать не только как психологическую, но и как энергетическую компенсацию ущерба: покупатель кормит род продавца на примерную сумму той жизненной силы, которой этот род лишается с потерей земли.

Таким образом, мы видим, что основу шумерской экономики составляло земледелие, земля делилась на две части — общинную и храмовую. Храмовая земля была священна и не продавалась, общинная содержалась большими патриархальными родами и продавалась при соблюдении сложной процедуры материально-психологического характера. Шумеры культивировали ячмень, полбу и пшеницу. Расчеты по купле-продаже вели в мерах ячменного зерна или в серебре (в виде серебряного лома по весу).

Скотоводство в Шумере было отгонным: скот содержался в загонах и хлевах и ежедневно выгонялся на пастбище. Из текстов известны пастухи-козопасы, пастухи коровьих стад, но более всех известны пастухи овец. Как уже говорилось ранее, слово сипа — «овечий пастух» стало эпитетом правителя. Так именовали практически всех шумерских царей и некоторых богов. Пастухи, упоминаемые в храмовых текстах, или состоят в штате, или наемники, или исполняют повинность.

Ремесло и торговля в Шумере развились очень рано. Древнейшие списки имен храмовых ремесленников сохранили термины для обозначения профессий кузнеца, медника, плотника, ювелира, шорника, кожевенника, гончара, ткача. Все ремесленники были храмовыми работниками и получали за свой труд как натуральные выдачи, так и дополнительные наделы земли. Однако на земле они работали редко и с течением времени утратили с общиной и земледелием всякую реальную связь. Известны из древнейших списков и торговые агенты, и корабельщики, перевозившие товары по Персидскому заливу для торговли в восточных странах, но они также работали на храм. К особой, привилегированной части ремесленников относились писцы, работавшие в школе, в храме или во дворце и получавшие за свой труд большие натуральные выдачи.

В общем и целом шумерскую экономику можно рассматривать как земледельческо-скотоводческую с подчиненным положением ремесла и торговли. В основе ее — натуральное хозяйство, кормившее только жителей города и его власть и лишь изредка поставлявшее свои продукты в соседние города и страны. Обмен шел преимущественно в сторону импорта: шумеры продавали излишки сельскохозяйственных продуктов, ввозя в свою страну строительный лес и камень, драгоценные металлы и благовония.

Обрисованная в целом структура шумерской экономики в диахронном плане не претерпела существенных изменений. С развитием деспотической власти царей Аккада, упроченной монархами III династии Ура, все больше земли оказывалось в руках ненасытных правителей, но никогда им не принадлежала вся пригодная для обработки земля Шумера. И хотя община к этому времени уже утратила свою политическую силу, все равно аккадский или шумерский царь должен был выкупать землю у нее, скрупулезно соблюдая описанную выше процедуру. Ремесленники с течением времени все больше и больше закрепощались царем и храмами, низводившими их едва ли не до положения рабов. То же происходило и с торговыми агентами, во всех своих действиях подотчетными царю. На их фоне работа писца неизменно рассматривалась как свободный и хорошо оплачиваемый труд.