24. МИР ИСКУССТВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

24. МИР ИСКУССТВА

КАРТИН ДЯГИЛЕВ НЕ ПИСАЛ; ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ НЕСКОЛЬКИХ СТАТЕЙ, ОН НЕ ЗАНИМАЛСЯ ПИСАТЕЛЬСТВОМ, ОН НЕ ИМЕЛ НИ МАЛЕЙШЕГО ОТНОШЕНИЯ К АРХИТЕКТУРЕ ИЛИ СКУЛЬПТУРЕ, А В СВОЕМ КОМПОЗИТОРСТВЕ ОН ОЧЕНЬ СКОРО СОВЕРШЕННО РАЗОЧАРОВАЛСЯ; ЗАПУСТИЛ ОН И ПЕНИЕ. ИНАЧЕ ГОВОРЯ, СЕРГЕЙ ДЯГИЛЕВ НИ В КАКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ОБЛАСТИ НЕ БЫЛ ИСПОЛНИТЕЛЕМ, И ВСЕ ЖЕ ВСЯ ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПРОШЛА В ОБЛАСТИ ИСКУССТВА, ПОД ЗНАКОМ ТВОРЧЕСТВА СОЗИДАНИЯ… Я СОВЕРШЕННО УБЕЖДЕН, ЧТО И ПРИ НАЛИЧИИ ВСЕХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ТВОРЧЕСКОГО НАЧАЛА В ИСКУССТВЕ, ПРИ УЧАСТИИ КОТОРЫХ ВОЗНИКЛИ ВЫСТАВКИ МИР ИСКУССТВА И ИЗДАВАЛСЯ ЖУРНАЛ ТОГО ЖЕ НАИМЕНОВАНИЯ, БЛАГОДАРЯ КОТОРЫМ ВОЗНИКЛИ РУССКИЕ СПЕКТАКЛИ В ПАРИЖЕ… Я УБЕЖДЕН, ЧТО И ПРИ НАЛИЧИИ ВСЕХ ЭТИХ СИЛ, НИ ОДНА ИЗ НАЗВАННЫХ ЗАТЕЙ НЕ ПОЛУЧИЛА БЫ СВОЕЙ РЕАЛИЗАЦИИ, ЕСЛИ БЫ ЗА ЭТИ ЗАТЕИ НЕ ПРИНЯЛСЯ ДЯГИЛЕВ, НЕ ВОЗГЛАВИЛ БЫ ИХ, НЕ ПРИВНЕС БЫ СВОЮ ИЗУМИТЕЛЬНУЮ ТВОРЧЕСКУЮ ЭНЕРГИЮ ТУДА, ГДЕ ХУДОЖЕСТВЕННО-ТВОРЧЕСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ БЫЛО СКОЛЬКО УГОДНО, НО ГДЕ НЕДОСТАВАЛО ГЛАВНОГО — ОБЪЕДИНЯЮЩЕЙ ТВОРЧЕСКОЙ ВОЛИ.

АЛЕКСАНДР БЕНУА МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

ЧЕГО ОН ХОТЕЛ? ТРИ КОНКРЕТНЫЕ ВЕЩИ: ОТКРЫТЬ РОССИЮ РОССИИ, ОТКРЫТЬ РОССИЮ МИРУ, ОТКРЫТЬ МИР — НОВЫЙ САМОМУ СЕБЕ.

РОБЕР БРЮССЕЛЬ

Художественное объединение Мир искусства выросло из кружка школьных друзей, которые продолжали встречаться и в 1890-е годы; их объединяли общий интерес к искусству и стремление противостоять устаревшим, «чересчур реалистическим» по их мнению взглядам Передвижников. Душой этой группы был молодой человек по имени Александр Бенуа. Он происходил из семьи известных художников, переселившихся в Россию в начале девятнадцатого века. Отец Александра занимал должность архитектора Императорского двора, а его дядя — Альберт Кавос — спроектировал оба оперных театра в Санкт-Петербурге и Большой Театр в Москве. Дом Бенуа всегда был полон гостей — живописцев, скульпторов, архитекторов. Александр Бенуа, сам художник, обладал энциклопедическими познаниями по истории искусств и особенно интересовался театром.

Его близкий друг и один из основателей группы «Мир искусства» рыжеволосый Лев Бакст (тогда еще известный под фамилией Розенберг), сын коммерсанта из почтенной еврейской семьи, был вольнослушателем Академии художеств. В этот кружок входили также Вальтер Нувель, интересовавшийся музыкой, и Дмитрий Философов, студент юридического факультета. Он то и представил друзьям в 1890 году своего восемнадцатилетнего кузена Сергея Дягилева, недавно приехавшего в столицу и также поступившего на юридический факультет.

Дягилев происходил из старинного мелкопоместного дворянства, семьи военного. Мать его умерла при родах, и отец женился вторично. Семья переехала в дом деда Сергея в Пермь. Мачеха Дягилева была выдающейся женщиной, оказавшей огромное влияние на его жизнь, и мальчик нежно любил ее. Она передала пасынку свое увлечение музыкой и воспитала в нем независимость характера и решимость. Она часто повторяла: «Никогда не говори: «Не могу». Это слово ты должен забыть. Если хочешь, — значит, сможешь».

Семье Дягилева была свойственна одна из лучших черт широких кругов общества тех дней — всеобъемлющий интерес к искусству. То были люди, которые посвящали свой досуг, а зачастую и средства, служению идеалам художественного творчества.

Благодаря талантливой мачехе Сергея дом Дягилевых в Перми стал культурным центром этого провинциального города. Был создан музыкальный ансамбль, и один из учителей классической гимназии, талантливый пианист, давал концерты. На больших семейных вечерах играли на фортепьяно, скрипке, исполняли камерную музыку; устраивали импровизированные представления сцен из опер, которые все знали наизусть. В библиотеке деда было большое собрание иллюстрированных книг о крупнейших музеях мира. Атмосфера, окружавшая Сергея в детстве, была проникнута любовью к художественному творчеству, а все последующие годы его жизни посвящены раскрытию талантов и созданию искусства. Жизнь в провинции воспитала в нем глубокое пристрастие ко всему исконно русскому, национальному, и это чувство никогда не покидало его.

Тетя Дягилева, жившая в Санкт-Петербурге, была замечательной певицей, которой иногда аккомпанировал Мусоргский. В духе времени, она отличалась откровенностью высказываний, серьезно интересовалась политикой и правами женщин. Ее муж занимал важный пост в Министерстве юстиции. Однако, несмотря на хорошее общественное положение Сергея, он показался поначалу своим столичным друзьям несколько самонадеянным — этакий провинциальный кузен, напускавший на себя важность. Внешность его была необычной: крупная голова, воспринимавшаяся как слишком большая даже для его массивной фигуры, темные выразительные глаза, маленькие аккуратные усики и седая прядь в темных волосах, благодаря которой он получил прозвище «шиншилла». Он держался с чувством превосходства, носил монокль и элегантно одевался, появляясь в модных жилетах и цилиндрах. Напористость Дягилева в поиске «нужных» людей и разбрасывание по всему городу визитных карточек раздражали его товарищей и представлялись им претенциозными. Он казался им отставшим в своем художественном развитии — не проявлял надлежащего почтения к их богу, Вагнеру, ему были совершенно незнакомы итальянские песни. Зато Сергей знал наизусть оперы Глинки и любил Бородина, Мусорского и, особенно, Чайковского, до такой степени, что над ним подсмеивались.

Друзья раз в неделю собирались в доме Бенуа, вели между собой споры, и каждый член группы представлял статью или выступал с лекцией по какому-либо интересовавшему его предмету; Александр Бенуа, с изяществом и пониманием, излагал принципы искусства. Дягилев посещал такие дискуссии, иногда зевая от скуки, но впитывая все, как губка. В те первые годы друзья не могли вообразить, что за внешностью денди-дилетанта скрывались упорная воля и настойчивость, способные преодолеть все препятствия, что они встретили замечательного сподвижника, того самого человека, который воплотит все их идеи в жизнь.

Дягилев тогда больше всего увлекался музыкой, мечтая стать композитором. У него был сильный баритон, и во время встреч друзья исполняли целые оперы. Он сочинил дуэт для сопрано и баритона на слова из «Бориса Годунова» Пушкина, но, к его большому разочарованию, этот дуэт не произвел ни малейшего впечатления на приятелей. Когда же он показал свое произведение Римскому-Корсакову, под чьим руководством изучал теорию музыки, мнение композитора оказалось настолько обескураживающим, что Дягилев никогда больше не пытался сочинять. Он увлекся искусством, выбрав себе в наставники Александра Бенуа.

В двадцать один год Дягилев, унаследовав скромное состояние, начал покупать картины и совершил две поездки за границу, в 1893 и 1895 годах. Бенуа дал ему рекомендательные письма к художникам мюнхенской группы. Сергей отправился в Берлин, купил там картины Франца Ленбаха и не раз вел длинные дискуссии в студиях немецких художников. Он побывал в Италии, приобрел предметы антиквариата во Флоренции и влюбился в Венецию. В 1895 году в Дьеппе он познакомился с художниками Жаком Бланшем и Обри Бердслеем. Александр Бенуа писал: «Он останавливался в лучших отелях, ездил по городу в закрытом экипаже, элегантно одевался, ходил с моноклем, который ему не нужен, и никогда не расставался с цилиндром». На визитных карточках он именовался Серж де Дягилев. Он покупал картины и давал замечательные обеды в ресторанах; для иностранцев, по словам Бенуа, Дягилев был воплощением «настоящего русского барина». (Наследства ему хватило на три года.) Серж умел очаровывать. Поистине, писал Бенуа, «если он что-либо желал получить… было почти невозможно устоять против его натиска, чаще всего необычайно ласкового натиска…». Дягилев так тянулся к знаменитостям, что мог появиться у них запросто и благодаря своему обаянию всегда уходил с подписанной фотографией. Так, во время своих путешествий он встретил Золя, Гуно и Верди, чьи фотографии, наряду со многими другими, он впоследствии аккуратно расставлял на столах в своей петербургской квартире. Он также вбирал в себя все, что мог найти в России. Он посетил Ясную Поляну, чтобы встретиться со Львом Толстым, не раз ездил в Москву, где сблизился с Саввой Мамонтовым, железнодорожным магнатом, и познакомился со всеми окружавшими его художниками. Мамонтов произвел на Сергея сильное впечатление и существенно повлиял на становление его личности.

К моменту возвращения в Санкт-Петербург Дягилев воспитал в себе утонченный вкус. Он добился того, что в кружке Александра Бенуа к нему стали относиться, как к равному. Группа пополнилась к тому времени несколькими новыми членами. Это были художник Евгений Лансере (племянник Александра Бенуа), французский атташе по вопросам культуры Шарль Бирле, восхищавшийся творчеством Гогена, Сера и Ван Гога, и Альфред Нурок, живо интересовавшийся работами Бердслея. Кроме того, у группы теперь было название; она стала официально именовать себя «Миром искусства». Ее члены избрали девиз «искусство, чистое и свободное», ставший вызовом господствующим штампам — как академическим, так и реалистической живописи передвижников. Их идеалом было единение всех искусств; их целью — создание произведений национальных и в то же время соответствовавших западноевропейской художественной мысли (что могло бы быть одобрено самим Петром Великим). Для мирискусников творческая индивидуальность была превыше всего.

Решительный Дягилев все прочнее завоевывал положение лидера группы. В 1897 году двадцатипятилетний Сергей организовал свою первую художественную выставку, на которой были представлены работы английских и немецких акварелистов, и опубликовал дерзкую статью в газете «Новости». Он предлагал перестать восхищаться нехудожественными полотнами, изображавшими полицейских, деревенских сторожей, студентов в красных рубахах и молодых особ с короткой стрижкой.

В то время русские художники часто и совершенно беспрепятственно ездили во многие страны. В 1897 году Кандинский оставил адвокатскую практику в Москве, чтобы посвятить себя искусству, и присоединился к группе русских, сформировавших артистическую колонию в Мюнхене. Многих мирискусников привлекал Париж. Бенуа постоянно перемещался между Парижем, Лугано и Санкт-Петербургом. Он жил в течение двух лет в Версале, изучая творчество Делакруа, Домье и Дега. Бакст покинул Академию художеств, так как профессора упрекали его за смелое и новаторское использование цвета и пытались увлечь его ваянием. Вместе с Константином Сомовым он обосновался в Париже. Лансере также приехал в Париж и стал брать уроки у Уистлера; Бакст с Бенуа часто посещали мастерскую этого американского художника. В Европе друзья продолжали спорить об искусстве, совершая поездки по Франции, Германии и Италии. По возвращении в Петербург, Лев Бакст был принят в семье Великого князя Владимира Александровича, дяди Николая II, женился на одной из дочерей Третьякова и стал писать портреты светских красавиц. Он чуть было не стал придворным художником, но тут, к счастью, вернулся Александр Бенуа и убедил друга в том, что при его даровании он способен на большее.

В 1898 году Дягилев организовал еще одну выставку, на этот раз финских и русских художников. Позже в том же году, когда группа решила издавать художественный журнал, именно энергичный Дягилев раздобыл деньги у двух меценатов — своего друга Саввы Мамонтова и княгини Марии Тенишевой, состоятельной женщины, которая окружала себя художниками, заказывала немало произведений искусства и основала несколько школ для развития народных крестьянских ремесел в своем имении Талашкино. Дягилев стал издателем нового журнала, Бакст — художником-оформителем, а Бенуа — литературным редактором. К ним также присоединился Валентин Серов, один из лучших российских художников. Дягилев глубоко уважал Серова и восхищался им. Валентин Серов был на семь лет старше Дягилева, и ему принадлежало решающее слово в спорах в редакции журнала.

Дягилев нашел свое призвание. Не будучи профессионалом ни в одном из видов искусства, он был способен на глубокое понимание всего талантливого. Сергей обладал незаурядными организаторскими способностями и удивительным умением обнаруживать новые дарования. Он мог воспламенить любого, даже самого равнодушного, своим заразительным энтузиазмом.

При создании нового журнала, также получившего название «Мир искусства», была поставлена цель — знакомить читателей с творчеством новых русских художников, развивать художественный вкус публики и предоставлять ей свежую информацию об искусстве разных стран. Сергей Дягилев разработал проект обложки журнала, определил его формат и задал наступательный тон его публикациям. «Мир искусства» был первым российским художественным журналом столь высокого полиграфического качества. На его издание не жалели средств: журнал печатался на прекрасной бумаге с превосходными репродукциями. Дягилев и Философов предложили старинный шрифт времен Императрицы Елизаветы. Бакст ночи напролет трудился вместе с печатниками, делая набор и макет журнала.

Как правило, встречи редакционной коллегии проводились в квартире Дягилева, за его большим обеденным столом. За угощением и вином высказывались различные идеи. В этих застольях всегда прислуживала няня Дягилева, морщинистая крестьянка неопределенного возраста, нянчившая Сергея с момента его рождения. Реформу 1861 года, освободившую ее от крепостной зависимости, она искренне осуждала и то и дело ворчала по поводу «новомодной чепухи». Всем сердцем преданная семье Дягилева, она очень яростно защищала ее интересы. Сергей огорчал, сердил и поддразнивал ее, но затем обычно награждал поцелуем — и няня боготворила его. Все ее обязанности сводились к тому, чтобы заваривать и разливать чай после обеда и по вечерам. Во время редакционных собраний она сидела за самоваром и угощала всех чаем с вареньем. Старая няня была такой неотъемлемой частью обстановки этой комнаты и всей жизни группы, что в 1905 году, когда Бакст писал портрет Дягилева, он изобразил ее сидевшей в глубине комнаты с бесстрастным выражением лица.

«Мир искусства» не просуществовал и двух лет, когда Мамонтов разорился, а Тенишева, встревоженная дурной славой группы, лишила редколлегию своей поддержки. В то время Валентин Серов писал портрет Николая II. Это произведение — один из наиболее правдивых портретов члена царской семьи, когда-либо созданных художниками, — стало одной из лучших его работ. Дягилев со свойственной ему смелостью попросил Серова обратиться к Императору с просьбой субсидировать их журнал. Николай II согласился и выделял ему ежегодно по десять тысяч рублей до начала русско-японской войны, разразившейся в 1904 году. Затем журнал пришлось закрыть, так как при таком роскошном оформлении он не оправдывал расходов на публикацию.

За шесть лет своего существования «Мир искусства» показал на своих страницах все лучшее, что было в художественном наследии и в творчестве современников. В своих редакционных статьях Дягилев задавал тон: «Одно из главных достоинств нашего времени — умение распознать индивидуальность под любой личиной, в любую эпоху. Творец лишь красоту должен любить. Кощунственно навязывать идеи…». Поскольку идеалом группы провозглашалось единство всех искусств и ее участники ощущали их живую взаимосвязь, они посвятили немало страниц прикладному искусству, крупным русским мастерам художественных промыслов и художественным изделиям древней Руси. Для той эпохи была характерна тенденция, нашедшая свое наиболее полное выражение в Абрамцево и Талашкино, — привносить художественную эстетику в конструирование мебели, отделку интерьеров и украшение простых вещей. Талантливый художник Михаил Врубель расписывал балалайки, отделывал печи и камины майоликой, писал фрески в гостиницах. В «Мире искусства» была опубликована статья о пасхальных яйцах, выполненных выдающимся ювелиром Петером-Карлом Фаберже; печатались статьи Метерлинка, Грига («Моцарт и мы»), Ницше («Вагнер в Байрейте») и Рескина; Кандинский присылал корреспонденции из Мюнхена, а Грабарь, написавший о Пикассо и Матиссе, прислал материалы и репродукции из Парижа. В «Мире искусства» увидели свет стихи Бальмонта, Брюсова и Блока, а в одном из номеров появился похвальный очерк об американских миллионерах, создавших художественные коллекции. Почти в каждом номере выступал Александр Бенуа. Его блестяще написанные статьи принесли ему славу одного из виднейших в России историков искусства. Журнал пробуждал интерес к сохранению памятников архитектуры российской столицы. В 1898 году в Петербурге гастролировала оперная труппа Мамонтова. Театральные постановки и восхитительные костюмы и декорации, созданные ведущими художниками, обсуждались на страницах «Мира искусства». Издатели высказывали и отстаивали идею о необходимости привлечения художников к оформлению спектаклей. Огромное внимание уделялось в журнале вопросам книжного оформления и книжной графики, что было новаторством и по своей значимости вряд ли уступало нововведениям в сценографии. Билибин, Лансере и Добужинский, одним из учеников которого был молодой человек по имени Марк Шагал — все они создавали иллюстрации для журнала. В последний год существования «Мира искусства» Дягилев предлагал Чехову стать одним из его соиздателей.

Каждый год «Мир искусства» устраивал выставки, на которых представлялись лучшие художественные произведения того периода. На первой выставке картины художников Бакста, Александра Бенуа, Головина, Врубеля, Левитана, Нестерова и Репина соседствовали с работами Дега, Пюви де Шаванна, Уистлера и многих других европейцев, отражая состояние современной художественной мысли. На выставках имелся также раздел прикладного искусства, где демонстрировались вышивки и гончарные изделия из Абрамцева, хрусталь Рене Лалика из Франции и витражи Л. К. Тиффани из Америки.

Самой значительной из всех выставок той поры была историко-художественная выставка русского портрета 1705–1905 годов, которую Дягилев организовал сам с отличавшим его чувством стиля. Ранее он написал блистательную монографию о художнике восемнадцатого века Дмитрии Левицком и очень увлекся портретной живописью. В процессе организации этой ретроспективной выставки Сергей Дягилев неутомимо ездил по всей стране, говорил с губернаторами провинций, посещал имения, уговаривая хозяев разрешить ему порыться в старых вещах на чердаках и в подвалах, где он и находил портреты. Терпеливо, энергично и увлеченно он убеждал людей предоставить на выставку образцы мебели и другие предметы обихода. Чтобы возродить атмосферу великого прошлого, он выбрал эффектное место для проведения выставки — торжественный Таврический дворец, построенный Екатериной II для Потемкина, в то время пустовавший. Каждый из трех тысяч экспонатов, — картин, скульптур и предметов прикладного искусства — был представлен в гармоничном окружении, позволившем отразить разные периоды и стили двух столетий российского величия. Бакст спроектировал оформленный скульптурами прекрасный зимний сад с зелеными трельяжами во французском стиле. Бенуа и Дягилев развешивали картины. Николай II был покровителем этой выставки, императорская семья прибыла на открытие, и в честь Дягилева устроили банкет. За обедом он выступил с речью, в которой произнес удивительные пророческие слова: «Мы — свидетели величайшего момента подведения итогов в истории, во имя новой и неизвестной культуры, которая будет создана нами, но нас же и сметет».

Период со дня коронации Николая II в 1896 году и до большевистской революции был временем таких блестящих достижений в искусстве и науках, что его называют «Серебряным веком», или «Русским ренессансом». Всплеск творческой активности коснулся политики, философии и других наук, небывалый подъем царил и во всех видах искусства. Деятельность «Мира искусства» в начале двадцатого века вызвала к жизни целый ряд новых художественных направлений. Возникло созвездие новых журналов по искусству — «Весы», «Художественные сокровища России», «Золотое руно» и «Аполлон» — журнал, публиковавший произведения всех талантливых поэтов и писателей новых направлений символизма и акмеизма, а также статьи и заметки о ведущих художниках. Полки книжных магазинов были переполнены, а читающая публика с таким энтузиазмом покупала книги, что хорошо известные авторы вроде Чехова зарабатывали своим писательским трудом достаточно, чтобы приобретать имения; поэт Александр Блок получал пять рублей золотом за строчку. Любовь русских к поэзии была так сильна, что восторженная публика буквально осаждала популярных поэтов. Стихи Блока и многих других поэтов знали наизусть не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и повсюду в провинции.

Бурные литературные дебаты развернулись на страницах журналов «Гриф» и «Скорпион». Вдохновленные деятельностью «Мира искусства», Вальтер Нувель и его друзья сформировали общество, проводившее вечера современной музыки, и познакомили петербуржцев с произведениями Дебюсси, Франка, Равеля, Шенберга и Прокофьева. Философов начал выпускать журнал под названием «Новый путь», в котором обсуждались, в частности, религиозные и мистические идеи современных философов Соловьева и Бердяева.

Художественные выставки открывались повсюду. Московские художники сформировали группу под названием «36». Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, неопримитивисты, черпавшие вдохновение в крестьянском искусстве и народных ремеслах с их яркими красками и анималистическими формами, провели в 1907 году выставку «Голубая роза», а в 1909 году экспонировали работы молодого Марка Шагала. На выставках «Золотого руна» в 1908 и 1909 годах работы русских художников-авангардистов висели рядом с картинами французских импрессионистов.

В те годы культура поистине переживала расцвет. Профессионалы в области искусства находили обширную аудиторию в лице любителей — музыкантов, поэтов и сочинителей, коих было множество среди представителей высшего света, предпринимательских кругов и просто образованных людей того времени. Императорские театры, вдохновленные Мамонтовым и деятельностью «Мира искусства», начали привлекать художников к оформлению постановок. Первыми получили приглашение Коровин и Головин — в Мариинский Театр. В 1904 году Баксту поручили оформление декораций к спектаклю «Царь Эдип» в Александринском театре, а в 1907 году Александр Бенуа разработал сценическое оформление и костюмы для «Павильона Армиды», одного из самых удачных своих творений. На сцене создавался синтез всех видов искусств — музыки, танца, живописи. К 1904 году русские театральные декораторы получили признание как лучшие в мире. Художники разнообразных стилей и направлений выражали себя в сценографии, они работали также в кукольных театрах, кабаре и даже в цирках.

В 1899–1900 годах Дягилеву предложили редактировать периодическое издание «Ежегодник Императорских театров». Эта работа была выполнена им превосходно, она точно отражала высокий уровень русского театра той эпохи. Ему также поручили руководство постановкой балета «Сильвия» в Мариинском театре, но властный характер Дягилева раздражал многих консервативных членов театрального комитета, полагавших, что он подрывает традиции театра, и после долгих споров, в которых была задета его гордость, Сергей Дягилев ушел из Мариинского театра.

Именно в то время, разуверившись в возможности реорганизовать Императорский театр, он направил свою неуемную энергию на деятельность в Европе. Дягилев всегда выделялся среди других членов группы страстной решимостью показать европейцам, на что способна Россия. Еще во время своей первой художественной выставки в 1897 году он сказал: «Я хочу взрастить русскую живопись, очистить ее и представить на Западе, хочу сделать ее великой и известной».

В 1900 году Дягилев отправился в Париж на Всемирную выставку. Там российское искусство ожидал триумф: Серов получил золотую Медаль Почета, Коровин и Малютин — золотые медали за живопись, были отмечены также произведения прикладного искусства Головина и Врубеля. Видя такой успех, Дягилев решил, что пришло время организовать крупную выставку русской живописи в Западной Европе — иными словами, стать неофициальным послом еще мало известного там российского искусства. В 1906 году, даже не добыв ни копейки, он арендовал помещение в парижском Гран-Пале для грандиозной выставки из России. Выставка должна была предоставить «обзор нашего искусства». Поддерживавший Дягилева Великий князь Владимир Александрович, дядя царя, согласился стать ее почетным председателем. Выставка разместилась в двенадцати залах; на ней было 750 экспонатов, многие из которых были на время предоставлены Дягилеву из императорских дворцов, музеев и частных коллекций. Поскольку Дягилев всегда придавал огромное значение оформлению, Бакст вновь устроил зимний сад с трельяжами. Для демонстрации старинных икон стены одной из комнат обили золотой парчой, из которой изготавливались облачения священников. Музыканты и певцы давали концерты. Успех выставки был столь велик, что французы хотели наградить Дягилева орденом Почетного Легиона, однако он сказал, что было бы лучше дать такой орден Бенуа и Баксту.

В следующем году Дягилев организовал ряд концертов из произведений русских композиторов, в том числе Глинки, Мусоргского и Бородина. К его большому разочарованию, французские музыканты отвергли его кумира Чайковского, сочтя его «вульгарным». По идее устроителя, композиторы должны были сами представлять собственные произведения, и на этих исторических концертах Римский-Корсаков дирижировал, Скрябин исполнял свои фортепьянные пьесы, а Рахманинов солировал в своем концерте для фортепьяно с оркестром. Многие сочинения, известные теперь всему миру, впервые были представлены публике на этих концертах в Гранд-Опера в Париже.

Слава Мусоргского на Западе началась именно с того времени, ибо его музыка произвела сильнейшее впечатление на слушателей. Пение Шаляпина вызвало такую сенсацию, что Дягилев немедленно решил поставить в 1908 году всю оперу «Борис Годунов», из которой для начала были исполнены лишь фрагменты. Над оформлением этой постановки трудились художники Головин, Юон, Лансере, Билибин и Бенуа. Декорации рисовали на сцене Эрмитажного театра, построенного при Екатерине II. Помочь в создании костюмов пригласили Ивана Билибина, живописца и иллюстратора, специалиста по истории России и старинным костюмам. В квартире Дягилева пол, кровати и столы были завалены рулонами яркого шелка. Хозяин вместе с Александром Бенуа часами прочесывали барахолки Санкт-Петербурга и Москвы; они скупали у татарских и еврейских торговцев все шитые золотом платки восемнадцатого века, которые только могли найти, — всего более сотни, и, ни минуты не колеблясь, разрезали их, чтобы изготовить воротники к костюмам бояр. Впервые Запад познакомился с невиданными по своему уровню русскими театральными постановками, и публика была ослеплена. Шаляпин в одночасье стал самым знаменитым басом в мире.

Все слилось в едином порыве. Русские музыканты, живописцы, актеры — все загорелись одной идеей. Наступил подходящий момент для самого крупного и дерзкого предприятия Дягилева. Весной 1909 года он решил организовать новый оперный сезон. Вначале Дягилев не собирался включать в него балеты, но страстный балетоман Александр Бенуа убедил его, что постановка балетов послужит лучшим способом для достижения их художественных целей в Париже. Бенуа доказывал, что балет — интереснейший вид искусства, который каким-то чудом уцелел в России, совершенно угаснув в других странах; в Мариинском театре была группа превосходных танцовщиков, вступивших в пору своего расцвета, а благодаря Фокину театр открыл новую эру в хореографии. Дягилев колебался, но в конце концов согласился, что они будут организовывать поочередно вечера оперы и балета. Михаилу Фокину предложили стать главным балетмейстером.

Художественный совет собрался на решающую встречу в столовой Дягилева и обсудил стратегический план. Перед каждым участником лежали карандаш и бумага. На маленьком столике поместили самовар, печенье, варенье и несколько тарелок с русскими сластями. Василий, верный слуга Дягилева, и его старая няня снова разливали чай, а собравшиеся высказывали свои мысли. Вокруг стола устроились Александр Бенуа, внимательно следивший за происходящим через стекла своего водруженного на нос пенсне, рыжеволосый кудрявый Бакст, надушенный и изысканно одетый, генерал Безобразов, большой знаток балета, Вальтер Нувель, авторитетный специалист в музыке и в то время чиновник при Дворе, Валентин Серов, композитор Черепнин и другие представители элиты художественного мира Санкт-Петербурга. Собравшиеся решили включить в программу «Павильон Армиды», недавнюю постановку Мариинского театра в оформлении Бенуа, «Сильфиды» в новой хореографии Фокина и спектакль Мариинского театра «Египетские ночи», переименованный в «Клеопатру», в музыку которого Дягилев предложил внести некоторые изменения. Взволнованный неожиданной идеей, Бакст с энтузиазмом воскликнул: «Это будут гигантские храмы на берегах Нила. Колонны. Знойный день и множество очаровательных женщин с прекрасными телами».

Сначала все шло гладко. Великий князь Владимир Александрович согласился быть покровителем всего предприятия. Дягилеву обещали дать большую субсидию из императорской казны и предоставить на время гастролей декорации и костюмы Мариинского театра. Но в феврале 1909 года Великий князь Владимир Александрович внезапно скончался. Консервативные члены театральной дирекции стали противодействовать дягилевскому проекту, утверждая, что он должен везти в Париж балеты Петипа. Они называли соратников Дягилева «слишком современными» и вдобавок, «декадентами». Финансирование из императорской казны прекратилось. К счастью, Дягилев не любил сдаваться. Он бесстрашно ринулся в Париж и со свойственными ему обаянием и умением подключать свои связи добыл деньги у друзей. Несмотря на все препятствия, возникавшие на каждом шагу, приближался сезон, которому предстояло стать ярким событием в истории искусства.

Воспользовавшись семенами западного искусства, русские взрастили их на своей земле, придав каждому ростку самобытность и отдав ему тепло своей души. И теперь семена вызревших в России плодов возвращались на Запад как нечто поразительно новое.