Глава 3 ПЕРВЫЕ ШАГИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Александр Второй прекрасно помнил слова великого историка Николая Карамзина о необходимости сохранять крепостное право – «это чисто русское явление», не только он помнил, но и сотни помещиков-крепостников, трогать которых было весьма опасно, нужно было заручиться мощной поддержкой из их же клана помещиков-крепостников, влиятельных, авторитетных, дальновидных. Александр Второй также помнил и попытки Александра Первого и Николая Первого по возможности улучшить возможности крестьян, умных, скопивших кое-какие деньги, к собственному освобождению путем выкупа, помнил закон о «свободных хлебопашцах» и закон Николая Первого о выкупе крестьян собственной земли с согласия помещика. Но все это не решало проблемы, крепостное право, как острый гвоздь в сапогах, существовало в России, порождая все обострявшиеся проблемы, конфликты, ожидания царской милости…

Побывав за границей и поговорив с Герценом, Лев Толстой собрал своих крестьян и сделал им выгодное предложение, но они отказались. 4 июня 1857 года Лев Толстой записал в дневнике: «Ходил к крестьянам. Не хотят они своей свободы…»

Но крестьяне хотели свободы, но хотели свободы с землей, и Александр Второй хорошо это знал, хорошо также знал, что помещики готовы дать волю крестьянам без земли, землю пусть выкупают… В Негласном комитете, который Александр Второй создал после коронации, были известные в обществе люди, отличившиеся при Николае Первом кто умом, кто преданностью, кто участием в подавлении свободомыслия – министр внутренних дел Сергей Степанович Ланской (1787–1862), князь Алексей Федорович Орлов (1786–1861), граф Дмитрий Николаевич Блудов (1785–1864), князь Павел Павлович Гагарин (1789–1872), барон Модест Андреевич Корф (1800–1876), генерал-адъютант Яков Иванович Ростовцев (1803–1860) – все они владели землями и крестьянами, все они пользовались трудами и заботами крестьян, получали доход как хозяева-крепостники, поэтому в этой реформе царя искали свою выгоду, а крестьян, если царь настаивает, действительно можно отпустить на волю, на свободные хлеба.

3 января 1857 года состоялось под председательством Александра Второго первое заседание Негласного комитета по крестьянскому вопросу, на котором было принято решение начать работу комитета, граф Блудов прочитал все предварительные постановления императоров по этим сложнейшим вопросам, а собравшиеся высказали свои предварительные суждения, о которых, как сказал император, никто ничего не должен знать.

Александр Михайлович Горчаков, став министром иностранных дел, на ключевые дипломатические посты назначил преимущественно русских дипломатов. Выражая волю Российского государства, князь Горчаков, обращаясь к дипломатам Запада и Востока, написал в своем письме: «Мир, заключенный в Париже, является началом новой политической эры. Волнения ожесточенной борьбы заменяются сношениями, полными взаимного доброжелательства. Этот результат, столь желательный, может быть достигнут лишь доверием, которое мы внушаем, и тем, что сами испытываем. Государь император надеется, что чувства, одушевляющие его в этом случае, будут разделены всеми правительствами, которые по окончании войны снова вступают в свободное распоряжение своими интересами». Затем князь Горчаков объяснил свою позицию по спорным вопросам с точки зрения Запада: для России не может быть никакого спора, что англо-французские войска должны быть выведены из Греции; неаполитанский король должен быть полновластным хозяином в своей стране. «Менее, чем когда-либо, – писал Горчаков в другом послании, – позволительно Европе забывать, что государи равны между собой и что взаимные их отношения обуславливаются не пространством их территорий, а святостью присущих им прав. Желать добиться от неаполитанского короля уступок по внутреннему управлению его государством посредством угроз или угрожающих демонстраций – значит заменить его власть своей, управлять вместо него, провозгласить без прикрас право сильного над слабым… Император желает жить в добром согласии со всеми правительствами. Его величество находит, что лучшее к тому средство – не скрывать своего образа мыслей ни в одном из вопросов, касающихся народного права в Европе. Единение с теми, кто в течение многих лет поддерживал с нами начала, коим Европа обязана миром, продолжавшимся более четверти столетия, уже не существует более в прежней целости. Результат этот произошел помимо воли нашего августейшего государя. Обстоятельства возвратили нам полную свободу действий. Император решился посвятить преимущественную заботливость благосостоянию своих подданных и сосредоточить на развитие внутренних средств страны деятельность, которая будет распространяться за пределы империи, лишь когда того безусловно потребуют положительные пользы России. Россию упрекают в том, что она заключается в одиночестве и хранит молчание ввиду явлений, несогласных ни с правом, ни со справедливостью. Говорят, Россия дуется. Нет, Россия не дуется, а сосредоточивается в самой себе. Что же касается молчания, в котором нас обвиняют, то мы могли бы напомнить, что еще недавно искусственная коалиция была организована против нас, потому что голос наш возвышался каждый раз, когда мы считали это нужным для поддержания права. Деятельность эта, спасительная для многих правительств, но из которой Россия не извлекла для себя никакой выгоды, послужила лишь поводом к обвинению нас невесть в каких замыслах всемирного господства. Мы могли бы укрыть наше молчание под впечатлением этих воспоминаний. Но такое положение не представляется нам приличествующим державе, которой Провидение определило в Европе то место, что занимает Россия. Настоящая депеша, которую я пишу по повелению его императорского величества, доказывает, что наш августейший государь не ограничивается такой ролью, когда считает своим долгом высказать свое мнение. Так будет и впредь каждый раз, когда доведется России возвысить свой голос в пользу права или когда достоинство императора потребует, чтобы он не скрывал своих мыслей. Что же касается введения в действие наших вещественных сил, то император предоставляет это свободному своему усмотрению. Политика нашего августейшего государя национальна, но она не своекорыстна, и хотя его императорское величество ставит в первом ряду пользы своих народов, но не допускает и мысли, чтобы даже удовлетворение их могло извинить нарушение чужого права».

События Крымской войны ушли в историю, начиналась новая европейская политика.

Россия хорошо помнит колебания прусского короля, его попытки не проиграть в международном положении, Россия хорошо помнит предательскую роль Австрии, вошедшую в Дунайские княжества, как только русские войска под напором англо-французского давления вынуждены были их покинуть, Россия хорошо понимает французского императора Наполеона Третьего, обеспокоенного голодом, недовольством французского населения, пошедшего на серьезные уступки России, набиравшей к тому времени военную силу и ничуть не испугавшейся сдачи южной стороны Севастополя. Война только начиналась…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.