Дело Иванова
Дело Иванова
До возвращения Нечаева в Россию с рукописью «Катехизиса», он уже начал воплощать в жизнь его положения. Уже обманув своих товарищей по революционному движению выдуманным рассказом о своем аресте и бегстве, он теперь отправил компрометирующие письма и революционную литературу своим наиболее умеренным знакомым в России, для того, чтобы скомпрометировать их перед властью и, в соответствии с параграфами 18 и 19 «Катехизиса», вовлечь их глубже в радикальную деятельность. Между мартом и августом 1869 г. были перехвачены не менее 560 посылок, адресованных 387 лицам — и это только в Санкт-Петербурге! Следуя тем же принципам, Нечаев позднее украл частные письма и бумаги Бакунина и его окружения с целью оказывать влияние на них, и даже совершил убийство, чтобы подчинить своих сообщников своей воле. Все это было частью системы тотального пренебрежения порядочностью, которая вошла в революционную историю под именем «нечаевщины».
Между тем, Бакунин отчасти потворствовал его мистификациям. В мае 1869 г. он выдал Нечаеву удостоверение, назначавшее его «одним из уполномоченных представителей Русской Секции Всемирного Революционного Альянса, N 2771». Подписанный Бакуниным мандат был скреплен печатью «Европейского Революционного Альянса, Центрального Комитета» — явная выдумка, похожая на ту, что уже использовали Ишутин и Нечаев, и предназначенная для того, чтобы создать впечатление всемирной революционной сети. Таким образом, Нечаев, самоназвавшийся (Бакунину — прим. перев.) представителем, вероятно, несуществующего Русского революционного комитета, в свою очередь получил от Бакунина полномочия — действовать в России, представляя несуществующий Европейский Революционный Альянс. Э. Х. Карр метко замечает: «Это была ситуация, которая имеет несколько параллелей как в комедии, так и в истории». Кроме того, увеличивая престиж Нечаева, Бакунин уговорил Огарева посвятить ему стихотворение, написанное о студенте, который умирает мученической смертью в Сибири. По настоянию Бакунина, Огарев посвятил это стихотворение своему «юному другу Нечаеву». Стихотворение было напечатано как листовка, и осенью 1869 г. было распространено в России, где оно помогло созданию нечаевской легенды.[2]
В конце августа 1869 г. Нечаев вернулся в Россию, «вооруженный» стихотворением, «Катехизисом» и благословениями Бакунина и Огарева. Прибыв в Москву, он приступил к организации революционного общества под названием «Народная Расправа», — с тем же названием, что и одна из брошюр, изданных в Женеве — в духе принципов, изложенных в «Катехизисе». Это было тайное, дисциплинированное общество, организованное в группы — «революционные пятерки» (как в «Аде» Ишутина и в первой организации «Земля и Воля» 1860-х гг., а также в тайных обществах Западной Европы) с безоговорочным повиновением каждого члена общества — вождю, который, в свою очередь, получал приказы из центрального комитета. Главной целью общества было произвести народный переворот 19 февраля 1870 г., в девятую годовщину освобождения крепостных, и на его официальной печати был изображен топор со словами «Комитет „Народной Расправы“, 19 февраля 1870 года». Организация возглавлялась лично Нечаевым, который, как свидетельствуют все источники, требовал абсолютного и слепого послушания от своих товарищей, которым он выдал мандаты от имени несуществующего центрального комитета. Нечаев заставлял членов общества шпионить друг за другом и поощрял использование вымогательства и шантажа для добывания денег на революционное дело.
Такие методы оказались слишком отвратительны для одного из самых способных членов организации, студента Петровской Сельскохозяйственной Академии с невероятным именем Иван Иванович Иванов. Иванов был честным и умным членом кружка, действовавшего в Академии, который активно участвовал в студенческом движении, посвящал все свое время обучению крестьянских детей и имел значительное влияние на своих товарищей-революционеров. Однажды он открыто выступил против порядков, вводимых Нечаевым, усомнился в существовании центрального комитета, от имени которого выступал Нечаев и, возможно, даже угрожал создать новую революционную группу, основанную на более демократических принципах, что Нечаеву трудно было вытерпеть. Во всяком случае, Нечаев ухитрился убедить некоторых из своих последователей, что Иванов собирается донести на них, и что, в соответствии с параграфом 16 «Катехизиса» («прежде всего должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации») было необходимо покончить с ним.
В ночь на 21 ноября 1869 г., Иванова заманили в грот в парке Сельскохозяйственной Академии под предлогом того, чтобы откопать тайную типографию. Здесь на него набросились Нечаев и четверо его сообщников и ударили его. Нечаев попытался задушить его, но Иванов отчаянно кусал его руки, и тогда он вытащил пистолет и разрядил его в голову Иванова. К трупу был привязан камень, и он был брошен через отверстие в гроте в ближайший пруд. Таким способом Нечаев устранил потенциального противника и одновременно обеспечил подчинение своей власти товарищей по совершенному преступлению. Это был крайний пример его техники добиваться повиновения путем вовлечения товарищей в преступления. Их единственная жертва, однако, была не агентом властей, но одним из членов их собственной организации, который вызвал вражду их вожака.
Убийство Иванова произвело огромную сенсацию. Достоевский использовал это происшествие в качестве сюжета для своего романа «Бесы», где Верховенский представлял Нечаева, а Шатов — Иванова. Обнаружение тела Иванова через четыре дня после убийства привело к аресту трехсот революционеров и, в итоге, к суду над восьмьюдесятью четырьмя «нечаевцами» летом 1871 г. Одним из осужденных был зять Петра Лаврова Михаил Негрескул, который до этого противостоял нечаевской тактике в Санкт-Петербурге, и который был среди тех, кого Нечаев сумел скомпрометировать, отправив революционные прокламации из Швейцарии. Негрескул был заключен в Петропавловскую крепость, заболел там туберкулезом легких и наконец умер, находясь под домашним арестом в феврале 1870 г. Нечаев тем временем ускользнул из Москвы в Санкт-Петербург, где он раздобыл паспорт и успешно совершил переход границы в декабре 1869 г., оставив своих товарищей ожидать приговора суда.