Глава шестая

Глава шестая

Милиционер Хохлов вернулся домой в крайне удрученном состоянии. Он пришел к заключению что его милицейская служба уже кончилась: Саблер удрал, и этого Лось ему никогда не простит.

По всему видно было, что Саблер поспешно бросил свою землянку: в печке бумажный пепел, никаких ценных вещей в землянке не было, разный хлам разбросан повсюду.

— Таня, ты не слышала ничего про того русского, который жил на реке? Не проезжал он в ревком? Не было слухов? — озабоченно спросил Хохлов жену.

— Нет. Вот бумагу тебе привезли. — И она подала ему письмо в закрытом конверте.

Хохлов разорвал конверт и беспокойно погрузился в чтение. В письме сообщалось:

«Товарищ Хохлов! За время развозного торга я натолкнулся на жилище американца Ника. Юрта его стоит на Горячих ключах. Я ее обследовал. Видно, что он куда-то отлучился. Из-за кормов я не мог дождаться его. В сенках юрты обнаружил мотор, завернутый в шкуры, который на всякий случай я забрал. Есть слухи будто американец со вскрытием реки собирается утекать. Советую обратить на это дело сугубое внимание и революционную бдительность. Поскольку есть мотор, должен быть и вельбот.

С коммунистическим приветом Р у с а к о в.

Жена моя, Анна Ивановна, шлет тебе поклон, часто вспоминает нашу поездку на пароходе „Совет“ и сердится, что редко приезжаешь к нам. При сем прилагаю записку инженера Дягилева. Может быть, понадобится».

Хохлов развернул вторую записку:

«Зав. факторией Русакову.

Прошу подателю сей записки оленеводу Камэрину выдать три пачки патронов 30 на 30, одну пачку 30 на 40, четыре кирпича чаю, один килограмм табаку („папуша“), десять коробков спичек (желательно серных), четыре метра кумачу и на восемь рублей товаров по его усмотрению.

Это замечательный проводник. Очень прошу отнестись к нему повнимательней. Сейчас он привез меня на Горячие ключи.

Сердечный привет милейшей Анне Ивановне.

Крепко жму руку.

Ваш инженер Д я г и л е в.

P. S. На Горячих ключах у американца Ника предполагаю пробыть три-четыре дня. На всякий случай сообщаю координаты Горячих ключей: среднее течение реки Амгуэмы, ниже водопада километров двадцать, правый берег по притоку Ичунь — километров тридцать пять.

19 мая. В. Д.».

— Эге! — воскликнул Хохлов, прочтя письмо.

Он запустил пятерню в свою пышную прическу и с душевной болью подумал:

«Вот если Саблер с этим Ником соберутся и дернут в Америку! Не сносить, Хохлов, тебе тогда головы».

Милиционер крякнул, и тут же у него родился план. Раз есть вольбот, то они должны спускаться к устью Амгуэмы…

— Таня! Иди скажи старику, пусть готовит байдару. Отвезет нас в устье. Там в палатке поживем.

И вскоре милиционер Хохлов перебазировался в устье реки Амгуэмы.

— Вот на том островке яйца есть. Гусиные. Много их там, — сказал старик тесть.

Этот островок в устье реки и назывался Гусиным. Во время половодья его заливало водой, и он исчезал. Но как только вода спадала, на нем буйно принималась расти высокая трава. Это было безопасное место для перелетных птиц: там не водились ни песцы, ни лисы.

Оставив зятя в устье, старик направился домой пешком.

Милиционер разбил палатку, расстелил оленьи шкуры и лег спать, наказав Тане строго-настрого следить за рекой и немедленно разбудить его, если она что-либо увидит.

Расчет у Хохлова был прост: сидеть на берегу и караулить беглецов с винтовкой в руках; предупредительными выстрелами заставить их пришвартоваться к берегу; выгнать беглецов на прибрежную полосу, заставить их раздеться догола, прогнать их голыми метров сто в глубь тундры, а тем временем произвести обыск, затем, заняв корму вельбота, рулить, а их силой оружия заставить грести. Таким образом, за каких-нибудь десять дней можно доставить их живьем в ревком.

Таня была посвящена в этот план и, сидя на береговом холмике, зорко следила за всем, что делалось в устье реки.

Днем милиционер спал, а ночью следил за рекой сам. Ночи были светлые и от дня отличались только прохладой.

Хохлов поехал на остров Гусиный и привез почти полную байдару яиц. Он ловил рыбу, спуская в реку сетку длинным шестом. Рыбы попадалось так много, что вдвоем они не успевали ее обработать. Рыбу нужно было выпотрошить, развесить на шестах, чтобы она вялилась на солнце. А когда надоедала эта работа, Хохлов поднимался на холмик, усеянный морошкой, ложился и ел ягоду прямо с корня, посматривая на реку. Единственно, чего опасался Хохлов, — это туманов: в тумане можно не разглядеть вельбота. И он решил вместе с Татьяной в туманные дни курсировать на байдарке и прислушиваться к говору людей: ведь не молча же они будут плыть, в тумане тоже надо советоваться.

Места эти были пустынны на сотню километров и в ту и в другую сторону побережья…

Однажды, когда милиционер спал, Таня прибежала в палатку.

— Вельботы! — крикнула она.

Хохлов схватил винтовку и выбежал наружу.

Вдоль берега моря шла байдара, а за ней два вельбота. Шум моторов оглашал воздух, и лодки приближались с удивительной быстротой. Было совершенно ясно, что это не беглецы. Хохлов залез на холмик, выстрелил вверх и замахал шапкой.

Но Лёк и без того давно уже заметил палатку и взял курс на нее. Разве можно пройти мимо жилого места? Тем более что надо же показать людям, как ходит байдара.

Лёк первым вошел в устье; встречное течение замедлило ход байдары.

— Ты что-о-о здесь делаешь, Хохлов? Рыбу ловишь? — глядя на вешала, спросил Русаков, здороваясь с милиционером.

— Судаков ловлю. По моим расчетам, скоро должны спускаться по реке Саблер и этот Ник. Сбежал Саблер, а бежать ему, окромя как к Нику, некуда.

— О-о-они на вельботе, а ты на берегу? Как же ты их думаешь за-а-адержать?

— А винтовка на что? На худой конец перестреляю их — и всему делу венец.

— Привал! — зычно крикнул одноглазый Лёк. — Чай пить!

Несмотря на то что жарко светило солнце, Лёк был одет в нарядную пеструю кухлянку, в красивые нерпичьи, с вышивкой, торбаза. Голова его была обнажена, и свежевыбритая макушка блестела на солнце, Вокруг головы свисали венчиком волосы. Лёк ехал на праздник в отличном расположении духа.

— Я пойду на горку. Надо посмотреть, не видно ли моржей, — с хозяйской озабоченностью сказал он и важно зашагал по берегу.

— Хохлов, какое замечательное место ты выбрал! Это что, твоя дача? спросил Дворкин, присаживаясь на гальку.

Хохлов не ответил и с завистью сказал:

— А вы ездите как флотилия. Прямо даже красота смотреть. Вот бы мне моторчик!

— Закажи. На бу-у-удущий год привезут, — сказал Русаков.

— Закажи-и-и… — протянул милиционер. — Так и отвалит тебе губмилиция столько денег! На собак и то как следует не дали.

— А ты са-ам не проси, пусть Ло-о-ось похлопочет. Тогда вы-ыйдет дело.

Ваамчо и Тэвлянкау заливали бензином свои моторы.

— Тэвлянка-а-у! Залей и мой на байдаре! — крикнул Русаков.

— Да вы, кажется, хотите уезжать? — с грустью спросил милиционер.

— Попьем чайку — и в путь. Мы спешим, — сказал Дворкин.

— Эх ты, друг! Вместе еще с тобой ехали сюда. Дайте поговорить с людьми. Месяцами по-русски не разговариваю. Уху сейчас сварим. Смотри, какая рыба здесь! Вон сетка стоит. Вытащи ее — и рыба будет. Факт.

— Где сетка? — заинтересовался Дворкин.

— Вон колышек стоит. Видишь?

Дворкин побежал к берегу и вытащил сетку. Почти полуметровые гольцы трепыхались в ячеях сети, и Дворкин с азартом вынимал рыбу и бросал подальше от воды.

— Двадцать девять штук! — крикнул он.

— Вон шест возьми, задвинь сетку — и через полчаса опять будет столько же, — сказал Хохлов.

— Эх, Хохлов, вот жизнь у тебя какая! Умирать не надо! — восхищался Дворкин.

— А я и не собираюсь. Немного погодя красная рыба пойдет икру метать. Сам я еще не видел, но говорят — все устье будет так заполнено, что одни спины торчат.

Вернулся Лёк, присел на гальку и спокойно сказал:

— Моржей нет, а лодка там есть. Около кромки льдов. Три человека на ней.

— Что? Что? — вскричал Хохлов, схватив винтовку.

— Может быть, это охотники? — спросил Дворкин.

— Не-ет, — уверенно сказал Лёк. — Охотники — три человека — не пойдут в море. Это белолицые люди.

— Елки-палки! — почему-то шепотом сказал Хохлов. — Это они. Дай-ка, Русаков, твой бинокль. — И милиционер побежал на бугорок.

— Там, почти напротив бухты Ключевой! Около льдов! — вслед ему кричал Лёк.

Хохлов посмотрел в бинокль и увидел вельбот. У Хохлова даже задрожали руки. Он привстал на колено, утвердил неподвижно бинокль и ясно увидел трех человек.

— Они! — закричал милиционер. — Прохлопал, осел я этакий! В тумане прошли!

— Дай-ка бинокль, я посмотрю, — сказал Русаков.

Милиционер даже и не заметил, как около него появились Русаков и Дворкин.

— Ах, гады! Под монастырь меня подвели, язви их в душу! — по-сибирски ругался милиционер. — Хватит глядеть на них! Надо догонять скорей, сказал он Русакову.

— По-о-о-дожди! Не-е-е во-о-о-олнуйся. На двух ве-е-еслах да-а-алеко не уедут. На вельботе до-о-огоним. Пла-ан какой у тебя? — спросил Русаков.

— Живьем надо взять. На вельботе нельзя. Надо на байдаре. Видел, как она лупит у вас передом.

— Ну-у, пошли.

Лёк ел вяленую рыбину, держа ее в обеих руках.

— Лёк, — сказал Русаков, — это лю-ю-юди в море обманули Ло-о-ося. Их надо догнать и до-о-оставить в ревком.

— Попьем чайку и догоним. Никуда не денутся.

— У них собаки в вельботе и нарта, — рассматривая в бинокль, сказал учитель.

— Ножниц ни у кого нет? — тревожно спросил Хохлов.

— Зачем они тебе понадобились?

— Прическу чукотскую сделать. Вот как у Лёка.

Старик Лёк удивленно посмотрел на милиционера и, попивая чай, сказал:

— Если хочешь, я тебе прическу ножом сделаю.

— Давай, Лёк. Делай, только поскорей.

— Что ты выдумал? — спросил учитель.

— План есть, — ответил Хохлов.

Лёк наточил нож и быстро сбрил ему макушку, а концы волос зачесал на лоб. В такой прическе Хохлов вызвал смех даже у Тани. Впрочем, она этому очень обрадовалась: теперь ее супруг, безусловно, походил на настоящего человека.

Хохлов посмотрел на высокого Омрытагена и сказал:

— Дай-ка, друг, мне твою кухлянку.

Хохлов обрядился в нее и стал настоящим чукчей.

— Хо-о-о-орош план! — догадался Русаков.

А милиционер распоряжался:

— Ты, Дворкин, ляжешь на дно байдары. Как только мы подойдем к вельботу борт к борту, брошусь на американца, ты выскакивай — и на помощь мне. А ты, Русаков, получай мой наган — тоже выскочишь со дна байдары и Саблеру наставишь в лоб. Он плюгавенький и трус — сразу поднимет руки.

— Пра-а-авильный план! Поехали, Лёк! — весело сказал Русаков.

— Я тоже с вами поеду, — сказал Ваамчо.

— Тэвлянкау, ты оставайся здесь. И если услышишь выстрел, заводи мотор — и к нам, — распорядился Русаков.

— Поехали на охоту, — улыбаясь, проговорил Лёк.

Байдара, подняв нос, понеслась, по спокойному морю к кромке льда.

В, байдаре все молчали. Лёк сидел на корме у руля. Около ног его лежал Русаков, изредка регулируя мотор. Хохлов без шапки сидел вдоль борта, упираясь ногами в спину Дворкина. Ваамчо, Анчоу и Омрытаген сидели в центре байдары.

Когда вельбот беглецов был уже виден простым глазом, Лёк сказал:

— Они бросили грести. Остановился их вельбот. Один человек смотрит на нас в одноглазую трубу.

Байдара быстро шла на сближение с вельботом, Хохлов уже хорошо различал, где находится американец. Саблер и его жена сидели рядом, держа в руках весла, а Ник стоя смотрел в подзорную трубу. Наконец он сел на корму, убрали весла и Саблер с женой. По всему было видно, что они не беспокоились; Саблер даже замахал шапкой.

Лёк с ходу направил байдару вдоль борта вельбота, толкнул ногой Русакова в живот — условный знак, — и мотор заглох.

Хохлов ухватился за борт вельбота, и байдара остановилась. В один миг Хохлов набросился на Ника, вскочил и Дворкин.

— Ру-у-уки вверх! — крикнул Русаков, направляя наган на Саблеров.

Ник хрипел и силился вырваться, но Хохлов и Дворкин прочно придавили его к днищу вельбота. Ваамчо и Анчоу связывали руки Саблеру и его жене.

Хохлов, тяжело дыша, сел на зеленый сундук и злобно смотрел на Саблера:

— Вот, язви тебя в душу! Улизнуть хотел? Под монастырь чуть не подвел меня!

Саблер сидел со связанными руками и, казалось, был очень спокоен.

— В чем дело? — спросил он. — Я ведь и направляюсь в ревком. Что вы от меня хотите? Мистер Ник хотел завести меня по пути.

Мистер Ник лежал около кормы и рассматривал милиционера Хохлова, его необыкновенную для белых людей прическу. Ник молчал и наконец заносчиво проговорил:

— Вы не имеете права так обращаться со мной! Я гражданин Североамериканских Соединенных Штатов. Я нахожусь в экстерриториальных водах!

— Не разговаривать! — крикнул милиционер. — Ишь ты, воды. Рядом у берега.

Байдара тащила вельбот на буксире. Лёк сидел на корме ее. Ваамчо следил за мотором.

«Враждуют белолицые люди», — думал Лёк.

Русаков крикнул Лёку, чтобы он остановил байдару, и сказал Хохлову:

— Пе-е-ересади этого Саблера на байдару, чтобы не пе-е-ереговаривались.

Когда Саблера высаживали на байдару, Валентина Юрьевна тряслась от страха.

Вскоре они прибыли к палатке милиционера и, не задерживаясь, направились в ревком. Байдара Лёка шла впереди; на ней были Саблер, Русаков и милиционер, на вельботе Тэвлянкау — жена Саблера, а на буксире захваченный вельбот и в нем один мистер Ник. Флотилию замыкал вельбот Ваамчо с учителем Дворкиным.

Хохлов торжествовал:

«Вот гады! Все-таки попались мне!»