ДЕЛО ТЮТЧЕВА
ДЕЛО ТЮТЧЕВА
В журнале «Родина» (№ 3, 2002) была опубликована статья доктора филологических наук Семёна Экштута «Роман душегубицы», рассказывающая о любовной связи деда русского поэта Фёдора Тютчева, Николая, с печально известной Салтычихой — Дарьей Салтыковой.
С. Экштут использовал для написания статьи большое количество архивных материалов, автор же этой статьи будет пользоваться только фактами из работы С. Экштута и… обычной логикой начала третьего тысячелетия, но при этом обязательно учитывать «человеческий фактор», т.е. психологию людей.
Приступим к расследованию исторической загадки, а любое расследование всегда начинается с пристального изучения всех причастных к делу лиц. Итак.
1. Иванов Автоном Иванович, думный дьяк, дед Дарьи Салтыковой.
Сподвижник Петра Великого. Судя по письмам Петра к нему, Автоном Иванов имел отношение к государственным финансам. Он отличался практической смёткой и политическим чутьём, что позволило ему составить огромное состояние в 19 тысяч крепостных крестьян.
Но его внучке Дарье Салтыковой досталось в наследство всего 600 душ, а куда делось всё остальное богатство, не знает никто, документы в архивах отсутствуют.
Хорошо разбиравшийся в политике Автоном Иванов должен был понимать, что в случае смерти царя Петра против его сподвижников могут начаться репрессии, сопровождающиеся обязательными конфискациями поместий. Отсюда следует, что дьяк продал почти все свои поместья, а деньги превратил в драгоценности, которые легко спрятать или увезти в случае бегства.
Вот почему его внучке Дарье Салтыковой досталось всего 600 крепостных и, без сомнения, драгоценности, которые она хранила в тайне от всех.
2. Николай Андреевич Тютчев, капитан русской армии, дед русского поэта Фёдора Тютчева.
Беден, состояние всего 160 душ крепостных. В чине капитана занимался межеванием земель и топографической съёмкой, был очень образованным человеком, должен был отлично знать русское законодательство. «Позволял себе дикие выходки, рядился атаманом разбойников и с ватагой своих также ряженых дворовых грабил купцов на большой дороге…» (статья Экштута), религиозным благочестием не отличался. Красное лицо Тютчева на его портрете конца XVIII века свидетельствует о любви к горячительным напиткам, что подтверждается и в статье Экштута.
Психологический портрет деда русского поэта можно описать известным стандартом: Тютчев Николай Андреевич, капитан русской армии, дворянин. Характер истинно русский, разгульный, способен на отчаянные поступки. Связей, порочивших его, должен был иметь великое множество.
3. Салтыкова Дарья Николаевна, дворянка, вдова.
Абсолютно неграмотна, характер пылкий. Страдала постоянной сексуальной неудовлетворённостью, из-за чего испытывала патологическую ревность к другим женщинам, постепенно переросшую в садизм.
4. Панютина Пелагея Денисовна, девица, дворянка. Соседка Салтыковой по имению.
Бедна, состояние её семьи, если судить по приданому в 20 душ, вряд ли превышало 50–60 крепостных. Судя по её портрету конца XVIII века, была властной и, без сомнения, достаточно умной женщиной.
Возможно, некоторые читатели уже стали понимать, в чём дело, но попробуем восстановить логический ход событий полностью.
Тютчев проводит работы по межеванию и топографии близ имения Салтыковой. Он молод, холост, офицерская форма тех времён была прекрасна, а офицеры всегда нравились женщинам, как и женщины — офицерам.
Первая, с кем должен был познакомиться капитан, была Панютина. Обосновать это просто: Салтыкова с её 600 душами крепостных была «не пара» дворянину со 160 душами, а вот молоденькая небогатая соседка, наверное, сразу же «растаяла» при знакомстве с блестящим офицером. Кроме того, по обычаям тех времён, прежде чем знакомиться с женщиной, дворянин обычно старался узнать её родословную хотя бы в общих чертах. Так что более богатая и знатная Салтыкова не подходила Тютчеву не только по «рангу», но и по чисто «мужской» причине: вдовы всегда стоят на втором месте после незамужних девиц. К тому же Салтыковой было уже за 30, а женщина такого возраста в те времена считалась чуть ли не пожилой дамой.
Панютина, будучи соседкой Салтыковой, скорее всего, знала о происходящих у той злодействах. Источником информации могли быть слуги обеих женщин, общающиеся между собой.
Если в XVIII веке, отнюдь не отличавшемся гуманностью, даже императрица Екатерина Великая была возмущена преступлениями Салтычихи, то что же должен был испытать простой дворянин Тютчев, узнав от Панютиной про её соседку? Это его наверняка потрясло, но после раздумий он мог понять, что Салтыкова не сможет… никуда жаловаться, если преступление будет направлено против неё самой!
Дворянская родословная никогда не была тайной, ею гордились и даже часто «выпячивали». Тютчев узнал про деда Салтыковой и его исчезнувшее богатство и, возможно, довольно быстро догадался, куда оно девалось. Потом он понял, что внучка думного дьяка вряд ли сумела растратить много, т.к., похоже, Салтычиха редко появлялась «в свете» из-за своей необразованности, а потому её расходы вполне могли соответствовать её доходам от 600 крепостных.
Самое же невероятное то, что всё дальнейшее могло быть рассчитано при активном участии Панютиной. Говоря современным языком, имел место «сговор лиц для преступного завладения чужим имуществом с целью обогащения», причём эти «лица» явно любили друг друга.
Капитан становится любовником Салтыковой. Сколько времени ему на это понадобилось — неизвестно, но вряд ли много, ведь даже товарищ О. Бендер знал, что с вдовушками дело иметь легче всего!
Тютчев, скорее всего, «развязал язык» Салтыковой с помощью алкоголя во время очередного свидания. Драгоценности наверняка хранились где-то в тайнике, пьяная Дарья Салтыкова могла подробно рассказать о нём и даже показать любовнику сокровища. Она не боялась, что офицер и дворянин пойдёт на преступление в отношении вдовы-дворянки.
Ограбление произошло, судя по логике событий, в конце января или начале февраля 1762 года. Салтыкова, не ожидавшая от офицера и дворянина такой подлости, сначала могла попытаться вернуть украденное «по-хорошему». Но капитан, судя по его характеру, мог запросто «послать» бывшую любовницу, добавив при этом, что, мол, пусть только попробует куда-либо пожаловаться — он такое про неё расскажет, после чего Дарье даже Сибирь раем покажется!
Салтыкова догадалась, что Тютчев знает о ней многое, и поняла, что драгоценности он не отдаст. Ей оставалось только отомстить, что она и пыталась сделать минимум два раза.
Двумя попытками… взорвать дом Панютиной Салтычиха на столетия опередила современных террористов, но и Тютчев с Панютиной на столько же предвосхитили современных мошенников — абсолютно правы многие исследователи, что Россия и русские во многих областях часто оказываются впереди остального мира!
Попытка Салтыковой устроить засаду на «идеальную пару» провалилась из-за неких «добрых людей», которыми могли быть… крепостные Салтычихи, ненавидевшие свою барыню-садистку и обрадовавшиеся тому, что кто-то сумел хоть как-то причинить зло ей самой.
Две попытки взорвать дом Панютиной не удались именно по этой причине — конюхи Иванов и Леонтьев должны были так ненавидеть свою хозяйку, что не побоялись наказания за неисполнение приказа.
Потом Дарья Салтыкова была арестована, началось следствие. Дело было очень «громким», если вошло в российскую историю.
Но неужели Салтыкова, даже будучи неграмотной, не могла сообразить, что и в этой ситуации у неё есть шанс отомстить Тютчеву, обвинив его, офицера и дворянина, в ограблении «бедной вдовы»?
Следствие по делу Салтыковой длилось шесть лет, но, как записано в протоколах, «блудное её, Салтыковой, житие с капитаном Тютчевым» доказано не было.
Доказательств могло не быть по следующим причинам.
Все свидетели, кто так или иначе привлекался к делу, должны были отрицать факт знакомства Тютчева и Салтыковой, и в первую очередь это должны были отрицать крепостные Салтычихи. Они понимали (очень возможно, при «подсказке» из соседнего поместья), что подтверждение факта знакомства их барыни с капитаном может привести к тому, что Салтычиха вернётся домой и им будет ещё хуже. Этого никто из её крепостных желать не мог никак, а посему в деле Салтыковой мог иметь место «сговор свидетелей» с целью всем миром «утопить» обвиняемую, которую все свидетели боялись и ненавидели.
Но если имя Тютчева всё же упоминается в протоколах дела, то это является косвенным подтверждением того, что Салтыкова всё же попыталась обвинить капитана в краже. И вот здесь придётся снова вспомнить её деда, думного дьяка Автонома Иванова.
Его «имение» насчитывало 19 тысяч крепостных крестьян, и наверняка у столь богатого человека ещё имелись и драгоценности. Продав поместья, дьяк ещё больше увеличил количество сокровищ и их общую стоимость, за которую и 1760-х годах можно было купить не меньшее число крестьян.
Но Николай и Пелагея Тютчевы приобрели всего 2717 душ, причём на мужа приходилась 1641 душа, а на жену 1074 (странно, но в сумме почему-то получается 2715!). Тютчев владел 60% капитала, его жена имела 40%. «Контрольный пакет» имел глава семьи, и даже в этом Тютчевы если не опередили, то уж точно шли наравне с Западом, разделив таким образом «неправедно приобретённые» сокровища, от которых на их долю досталось немногое!
Шесть лет шло следствие по делу Салтычихи, а если она смогла додуматься до идеи взрыва дома чуть ли не в центре Москвы, то женщина она была достаточно сообразительная, хоть и неграмотная. На первом же допросе Салтыкова могла рассказать о Тютчеве всё, и того могли вызвать для дачи показаний.
Но если «идеальная пара» смогла осуществить такую неслыханную для XVIII века криминальную «операцию», то должна была и предусмотреть возможность различных «неприятностей» со стороны властей и способы их преодоления.
Но способ избегнуть наказания был всего один, широко известный и широко используемый — взятки! Минимум 80% «добычи», если судить по количеству крепостных у дьяка Иванова и у Тютчевых, ушло на взятки следователям, в результате чего «блудное житие» и всё с ним связанное доказано не было.
Поэтому не случайно Тютчевы поселились в провинции и, похоже, старались не бывать в Москве и Петербурге — чиновники, которым давались взятки, могли по прошествии времени при встрече с Тютчевым вспомнить всё и… начать его шантажировать. Подобного вполне можно было ожидать, шантаж как способ наживы известен с древнейших времён, применяется и поныне…
Даже об этом подумала… Пелагея Денисовна Тютчева, урождённая Панютина, которая вполне могла быть «мозговым центром» «идеальной пары» мошенников XVIII века!
Косвенным доказательством этого может служить быстрая «замена» Тютчевым Салтыковой на Панютину, попытка взрыва именно её дома и засада на обоих «подельников» — Салтыкова явно догадалась, что только соседка по имению должна была поведать капитану о ней лично и обо всём происходящем у неё в усадьбе.
Судя по крестьянским легендам и приложениям к статье «Роман душегубицы», Николай Тютчев не очень изменился и позже, продолжая «резвиться» на свой лад. Характер у него явно был криминальный, но его внук стал выдающимся русским поэтом, а это значит, что даже в одной отдельно взятой семье в течение минимум трёх поколений была тенденция к подъёму духовности, что означает подъём культуры по стране в целом. Сейчас, к сожалению, всё происходит с точностью до наоборот — от культуры к криминалу…
Всё-таки удивительные слова некоего Гавриила Добрынина из Белоруссии привёл в приложениях к своей статье «Роман душегубицы» доктор филологических наук Семён Экштут: «Сию тайну скрывала по днесь непроницаемая завеса времён. Из сего можно заключить, что есть на свете великое множество таких неизвестностей, которые оставили потомство в вечном о себе неведении и которые могли бы быть украшением исторического пера».