Досье: из политической «демонологии». Великий провокатор

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Досье: из политической «демонологии». Великий провокатор

…Кто послал их на смерть недрожащей рукой…

Из песни

На какой странице ни открой отчеты о «московских» процессах — обязательно наткнешься на имя Троцкого. Тень «демона революции» стоит за всем и за всеми. Кто сказал: «Сталин — это Ленин сегодня»? Троцкий — вот Ленин сегодня, из заграничного далека подготавливающий новую революцию.

…Если бы в Советской России к власти вместо Сталина пришел Троцкий, то 7 ноября отмечалось бы как двойной праздник — годовщина революции и день рождения Самого. Он родился 25 октября (7 ноября) 1879 года, в один год со Сталиным. От рождения он носил простую еврейскую фамилию Бронштейн. Отец его был арендатором, небогатым, но достаточно обеспеченным — по крайней мере, настолько, чтобы прокормить четверых детей и дать им образование. Сына он отдал в николаевское реальное училище. Позднее, уже в эмиграции, Троцкий закончил Венский университет.

Еще в училище Лев примкнул к Южнорусскому рабочему союзу, николаевская организация которого фрондировала, но была вполне безобидной — даже в этой организации он находился на правом фланге. Тем не менее в 1898 году, когда союз был разгромлен, он с другими его членами оказался в тюрьме. Именно оттуда Троцкий вынес свой псевдоним — эту фамилию носил самый представительный и властный надзиратель. После следствия, продолжавшегося два года, Лев Давидович на четыре года, отправился в Иркутскую губернию, в ссылку.

По пути в Сибирь он женился. Жена, Александра Соколовская, была на 10 лет старше мужа. Впрочем, вместе они были недолго. Вскоре, бросив ее в Сибири с двумя маленькими дочерьми, Лев Давидович бежит за границу, к Ленину. Работая под его руководством, Троцкий отправляется в Париж. Там он встречает Наталью Седову и уводит ее от мужа. С ней ему суждено прожить всю оставшуюся жизнь.

На II съезде РСДРП произошел памятный раскол на большевиков и меньшевиков. Троцкий, в начале съезда выступавший на стороне Ленина, к концу сделал крутой разворот и перешел к меньшевикам. С Лениным он разошелся на долгие годы.

Первым звездным часом Троцкого стала революция 1905 года. Политик, оратор, публицист, он все время в гуще событий. С самого начала работы Петербургского Совета рабочих депутатов его избирают заместителем председателя. Он пишет воззвания, резолюции, манифесты Совета, передовые статьи в газету «Известия». Однако революция потерпела поражение, Троцкого арестовали и после годичного пребывания в тюрьме, отправили в Сибирь на вечное поселение. По пути он бежал и вскоре уже присутствовал на Лондонском съезде РСДРП.

Как революционер он был великолепен. Однако революционные таланты Льва Давидовича сочетались с самым ярым меньшевизмом. По взглядам он в то время фактически смыкается с ликвидаторами, стоявшими за преобразование революционной партии в реформистскую. Удивительным образом это сочеталось у него с очень «революционными» теориями. «Вместе с Парвусом, — писал Троцкий, — мы отстаивали… ту мысль, что русская революция является прологом социально-революционной эпохи в развитии Европы; что русская революция не может быть доведена до конца ни сотрудничеством пролетариата с либеральной буржуазией, ни его союзом с революционным крестьянством; что она может победить лишь как составная часть революции европейского пролетариата».

К большевикам Троцкий примкнул только в 1917 году в составе межрайонной организации РСДРП. События кипели, а в момент революционных перемен он чувствовал себя как рыба в воде. Талант организатора, великолепные ораторские способности, памятная по 1905 году работа в Совете — вот трамплин, с которого «демон революции» прыгнул к вершинам власти. Однако его двойственность осталась при нем. На словах — левый из левых, в конкретных делах он был правым, время от времени скатываясь к откровенному предательству. Ленин прозвал его «иудушкой», знавшие Троцкого его не любили. Однако авторитет его среди рядовых партийцев и в народе был очень высок, и след этого авторитета сохранялся даже двадцать лет спустя.

О том, что собой представляли воззрения Льва Давидовича, пишет Сергей Дмитриевский, бывший эсер, а затем крупный советский дипломат-невозвращенец. Долгое время он работал в руководстве НКИД и хорошо знал лично всю советскую верхушку.

«Троцкому на Россию как таковую было наплевать. Его бог на небе был Маркс, на земле — западный пролетариат, его священной целью была западная пролетарская революция. Троцкий был и есть западный империалист наизнанку: взамен культурного западного капитализма, взорвав его, он хотел иметь культурный западный пролетарский социализм. Взамен гегемонии над миром западной буржуазии — гегемонию западного пролетариата. Лицо мира должно было измениться только в том отношении, что у власти вместо буржуазии становится пролетариат. Прочая механика должна была остаться примерно прежней — то же угнетение крестьянства, та же эксплуатация колониальных народов. Словом, это была идеология западных социалистов, и разница была одна: те не имели мужества дерзать, Троцкий дерзал; те хотели только разделять власть над миром, Троцкий хотел иметь ее целиком в руках своих и избранного класса.

Россия для Троцкого была отсталой страной с преобладанием «подлого» земледельческого населения, поэтому сама по себе на пролетарскую революцию она не была способна. Роль хвороста, разжигающего западный костер, роль пушечного мяса западной пролетарской революции — вот роль России и ее народов. Гегемоном мирового революционного движения Россия не могла быть. Как только огонь революции перебросится на «передовые», «цивилизованные» страны, к ним перейдет и руководство. Россия вернется в свое прежнее положение отсталой страны, на задворки цивилизованной жизни, из полуколонии культурного капитала превратится в полуколонию культурного социализма, в поставщика сырья и пушечного мяса для него, в один из объектов западной пролетарской эксплуатации, которая неизбежно должна быть, ибо иначе нет возможности сохранить для западного рабочего его привилегированное положение.

В самой России Троцкий стремился утвердить безраздельное господство рабочего класса, вернее, привилегированных верхушек его. Только таким образом удастся погнать на чуждую им борьбу тупую массу деревенских рабов. Только таким образом, организовав из русского рабочего класса касту надсмотрщиков-управителей, удастся в дальнейшем подчинить русскую деревню западному паразитическому пролетариату. Отсюда враждебное отношение Троцкого к идее «рабоче-крестьянского» государства и союза, ставка на «рабочее» государство, на полное порабощение — как политическое, так и экономическое — городом деревни. Отсюда же, в дальнейшем, идея «сверхиндустриализации» России: опять не в интересах России как таковой, но во имя быстрого создания в ней мощного рабочего класса-властителя…».

Это теория, а что касается практики, то Троцкий прославился в первую очередь совершенно запредельной жестокостью, как на деле — расстрелами, так и на словах. Как вспоминает А. Л. Ратиев, юношей слышавший его в Курске в декабре 1918 года, на собрании партактива, он говорил такие вещи: «Каждому из вас должно быть ясно, что старые правящие классы свое искусство, свое знание, свое мастерство управлять получили в наследство от своих дедов и прадедов… Что можем противопоставить этому мы? Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, — только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти…

Есть только одно возражение, заслуживающее внимания и требующее пояснения, — продолжает спокойным, академическим тоном оратор. — Это то, что, уничтожая массово, и прежде всего интеллигенцию, мы уничтожаем и необходимых нам специалистов, ученых, инженеров, докторов. К счастью, товарищи, за границей таких специалистов избыток. Найти их легко. Если будем им хорошо платить, они охотно приедут работать к нам…»

Однако жизнь почему-то шла другим путем. Запад все больше отходил от революционных идей, в России «эти оппортунисты» тоже делали не то, чего он хотел. Оставался только один путь — путь борьбы с правительством СССР.

С тех пор, как планы Троцкого начали проваливаться — а он, и это смешно отрицать, был очень умен и прекрасно понимал, что ему мешает, — так вот, с тех пор самым ненавистным человеком для этого «интернационал-большевика» стал лидер «национал-большевиков» — Сталин. Начиная с 1926–1927 годов оппозиция ведет себя как «девочка наоборот» занимая ту позицию, которая противоположна сталинской. Правительство совершает поворот на 180 градусов — поворачивается и оппозиция, даже если при этом приходится занять позицию, которую только вчера критиковали. Свалить Сталина — в этом теперь смысл жизни опального «демона революции». Что потом? А какая разница?

То, что «перманентный революционер» по своей психологии даже отчасти не годился управлять государством, не один раз было проверено, когда Льву Давидовичу пытались поручить хоть какое-нибудь мирное дело. Но это едва ли кого-либо смущало. Меньше всех это смущало самого Троцкого. Чуть больше — его российских соратников, из которых одни были как государственные деятели весьма небольшого ума и считали, что главное — скинуть Сталина, а там все как-нибудь само собой устроится. А другие наверняка хотели использовать имя и вес Троцкого, употребить его как козырного короля в игре, который поможет прийти к власти, — а там посмотрим! Глядишь, и явится на короля какой-нибудь теневой козырной туз — тот же Тухачевский, например…

На самом деле это еще очень большой вопрос — хотел ли Троцкий именно власти. По крайней мере, когда у него была возможность эту власть взять — в 1924 году, — он не рискнул, отсиделся за спинами соратников (точно так же, как отправил их на смерть и отсиделся за их спинами в 1937 году). Но вот Сталина и построенное им государство он ненавидел люто.

Фейхтвангер писал:

«Нужно хорошо себе представить этого человека, приговоренного к бездействию, вынужденного праздно наблюдать за тем, как грандиозный эксперимент, начатый им вместе с Лениным, превращается в некоторого рода гигантский мелкобуржуазный шреберовский сад. Ведь ему, который хотел пропитать социализмом весь земной шар, "государство Сталина" казалось — так он говорил, так писал — пошлой карикатурой на то, что первоначально ему представлялось. К этому присоединялась глубокая личная неприязнь к Сталину, соглашателю, который ему, творцу плана, постоянно мешал и в конце концов изгнал его. Троцкий бесчисленное множество раз давал волю своей безграничной ненависти и презрению к Сталину… Если собрать все отзывы изгнанного Троцкого о Сталине и о его государстве воедино, то получится объемистый том, насыщенный ненавистью, яростью, иронией, презрением. Что же являлось за все эти годы изгнания и является и ныне главной целью Троцкого? Возвращение в страну любой ценой, возвращение к власти…».

В то достаточно наивное время темой для обсуждения была возможность договоренности между Троцким и Гитлером — многие в это не верили. Фейхтвангер пытается ответить и на этот вопрос.

«Троцкий отважен и безрассуден; он великий игрок. Вся жизнь его — это цепь авантюр; рискованные предприятия очень часто удавались ему. Будучи всю свою жизнь оптимистом, Троцкий считал себя достаточно сильным, чтобы быть в состоянии использовать для осуществления своих планов дурное, а затем в нужный момент отбросить это дурное и обезвредить его…

…Кориолан Шекспира, придя к врагам Рима — вольскам, рассказывает о неверных друзьях, предавших его: "И пред лицом патрициев трусливых, — говорит он заклятому врагу Рима, — бессмысленными криками рабов из Рима изгнан я. Вот почему я здесь теперь — пред очагом твоим. Я здесь для мщенья. С врагом моим я за изгнанье должен расплатиться". Так отвечает Шекспир на вопрос о том, возможен ли договор между Троцким и фашистами».

Однако к началу войны король был бит окончательно, и сама его смерть загадочна. Он не был ликвидирован ни в начале 30-х годов, ни даже в 1938-м, после последнего московского процесса. Павел Судоплатов вспоминает, что задание на ликвидацию «демона революции» он получил в марте 1939 года. Троцкого убрали тогда, когда все его ядовитые зубы, казалось бы, уже были вырваны, когда он мог только брызгать слюной, но уже не имел сил кусаться. Какой был смысл уничтожать поверженного противника? Значит, был.

Относительно безвредный в мирных условиях, Троцкий в условиях войны мог принести много вреда, превратившись в марионетку в руках противника. Недаром во время советско-финской войны, буквально накануне его ликвидации, правительства Финляндии и Англии, параллельно и не сговариваясь, планировали использовать его для подрыва внутреннего единства Красной Армии и советского государства. Финны хотели ввести его в состав марионеточного «правительства в изгнании», а англичане, в очередной раз готовившиеся к агрессии против СССР, хотели его забросить на советскую территорию.

Неизвестно, как использовала бы Троцкого Германия, останься он жив. Впрочем, даже после смерти «демона революции» троцкистская карта была разыграна ведомством Геббельса. Его пропагандисты во время захвата Франции и в начале Великой Отечественной войны создавали от имени троцкистов газеты, радиостанции, забрасывали на нашу территорию листовки. Все с той же целью — разделяй и побеждай…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.