Индейские жены и дети-метисы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Индейские жены и дети-метисы

Большинство испанцев относилось к своим сожительницам с небрежением; но это отношение было вызвано не столько расовыми предрассудками, сколько ощущением своего культурного превосходства. Индеанка еще не понимала основ христианского брака, не постигала надобности этого обряда; — испанец же нередко воспринимал ее согласие открыто жить с ним, не венчаясь, как свидетельство ее дикости, распущенности нравов. Впрочем, среди конкистадоров было немало и тех, кто искренне любил своих индейских жен и сожительниц. Так, например, Франсиско Писарро, сожительствовавший с сестрой загубленного им императора инков Атауальпы, всегда сажал ее за стол и представлял своей женой, хотя и не был с ней повенчан. Завоеватель Гватемалы Педро де Альварадо, которого справедливо обвиняли в жестокости по отношению к индейцам, искренне любил свою сожительницу, индейскую принцессу Луису Хикотенкатль, и брал ее с собой в экспедиции.

В связи с подобного рода сюжетами надо отметить еще один немаловажный момент. В отличие от английской колонизации, в ареале испанского завоевания оказались высокоразвитые народы и государства со значительной прослойкой наследственной индейской знати. Осознание своего культурного и религиозного превосходства перед побежденными язычниками испанцы странным образом сочетали с органическим пиететом перед индейской «аристократией». Характерная испанская спесь — гордость своей голубой кровью — заставляла их с уважением относиться к голубой крови представителей иной цивилизации. Да, они с легкостью могли взять в заложники правителя и лишить его жизни, но то было решение чисто военной задачи, — решение, за которое впоследствии приходилось долго и нудно оправдываться. Вместе с тем индейский «табель о рангах» для них не был пустым звуком, и к правителю, а также к членам его семьи они относились совсем иначе, чем к плебею. Одно из доказательств того — созданные в Мексике и в Перу специальные школы для отпрысков индейской знати. Такое отношение распространялось и на женщин-«аристократок»: простой испанец и даже идальго почитал за честь для себя жениться на индеанке, в чьих жилах текла «королевская» кровь.

Может быть, самая яркая тому иллюстрация — поистине удивительная судьба дочери Моктесумы, чьи матримониальные перипетии кажутся выдуманными безвкусным сочинителем мелодраматических романов. Умирающий император ацтеков завещал Кортесу позаботиться о его детях, в особенности о его любимой малолетней дочери Текуичпо Ишкашочитцин. Девочка оставалась с испанцами до их печально знаменитого ночного отступления из Теночтитлана, но при разгроме конкистадоров ацтеки к их неописуемой радости вызволили ее из плена. Не откладывая дела в долгий ящик, они выдали принцессу замуж за равного ей по благородству крови юного Куитлауака, объявленного преемником Моктесумы, но поскольку оба еще не достигли половой зрелости, брачного ложа они не познали. Вскоре Куитлауак заразился занесенной европейцами оспой и умер, и тогда малолетнюю вдову взял в жены следующий преемник Моктесумы, ее родной дядя Куаутемок. Взял в жены пока опять-таки формально, учитывая нежный возраст супруги.

Теночтитлан пал, Куаутемок попал в плен, а Кортес окрестил принцессу под именем Исабель Моктесума и сам стал ее крестным отцом. Ее брак с индейцем, пусть даже с правителем, считал он не стоящим внимания, ибо свершался тот не по христианским обрядам. И в качестве награды, при живом еще Куаутемоке, Кортес отдал принцессу в жены своему соратнику, конкистадору Алонсо де Градо. Следует особо подчеркнуть, что такова была распространенная форма поощрения конкистадора — отдать ему в жены знатную индеанку Замужество с Алонсо де Градо тоже осталось лишь на бумаге, ибо недолго он прожил после свадьбы. Судьба же индейского мужа нашей героини общеизвестна: Кортес казнил его в 1524 г. во время гондурасского похода. Так юная донья Исабель оказалась трижды вдовой, оставаясь девственницей.

Между тем, она повзрослела, расцвела и обратила на себя похотливый взгляд Кортеса, который и стал ее первым мужем — фактическим, но не формальным. Словно сама судьба вела ее в объятия знаменитого конкистадора. Когда Кортес пресытился принцессой, решил он наградить еще кого-нибудь из своих соратников и выдал ее замуж за Гальего де Андраду; наградил же он его не только знатной женой, но также своей дочерью Леонор Кортес Моктесумой, ибо Исабель выходила замуж, будучи беременной от Кортеса. Самое поразительное, что Гальего де Андрада вовсе не считал такой брак для себя унизительным. От него донья Исабель родила сына. Видимо, она была из породы роковых женщин: очередной муж через несколько лет умер. Ее следующий муж, конкистадор Хуан Кано де Сааведра, оказался крепче предыдущих и не столь подвержен року: с ним четырехкратная вдова прижила пять детей. Известно, что Кано де Сааведра почитал эту женитьбу за огромную честь для себя, при нем донья Исабель превратилась в богатую благочестивую даму на испанский манер и активно занималась благотворительностью. Она умерла в 1550 г.

В конце 40-х гг., когда отгремели в колониях междоусобицы и мятежи, Совет по делам Индий задумался о причинах беспорядков и понял то, что уже постигли французы, изрекшие: «cherchez la femme» — «ищите женщину». И решили многомудрые члены Совета, что многие беспокойства среди колонистов проистекают от их беспорядочной холостяцкой жизни; и тогда с подачи Совета король издал указ, предписывающий колонистам жениться, в противном же случае грозил монарх отобрать у них энкомьенды. Право, энкомьенда стоила того, чтобы связать себя узами брака. И вот по Новому Свету прокатилась волна венчаний. Этакий брачный период наступил. Богатые конкистадоры бросали своих индейских сожительниц и женились на незамужних или вдовых испанках.

Индейские женщины за работой

Однако эти браки редко оказывались счастливыми. Сами посудите: он — старый, некрасивый, потрепанный жизнью; она же, молодая, выходит замуж по расчету, уповая на его богатства, какие достанутся ей по наследству. Рассказывает Гарсиласо де ла Вега, как конкистадор Педро де Альварадо привез из Испании в Гватемалу благородных девиц, дабы оженить своих ближайших соратников. Однажды в доверительной беседе одна дама сказала, что не выйдет замуж ни за одного из этих «дряхлых стариков, хромых, косых, безухих, одноруких». Другая же ответила ей: глупышка, ты дальше собственного носа не видишь; старый муж долго не протянет, унаследуешь его богатства и выберешь себе молодого, какой полюбится. Их разговор случайно подслушал один конкистадор; и тогда он тут же позвал священника и попросил обвенчать его с индеанкой-сожительницей, от которой имел двух детей. И надо сказать, что испанцев, женившихся на индеанках, оказалось немало, особенно среди небогатых конкистадоров и колонистов.

Плоды «сексуальной конкисты» Нового Света не заставили себя ждать. Уже к середине XVI в. подросло первое поколение метисов — полукровок, зачатых индеанками от испанцев. Сколько их было? Статистики на сей счет не существует, но по косвенным данным можно предположить, что их было не меньше тысяч двадцати-тридцати. Так, в составе экспедиции Педро де Вальдивия в Чили (1540) насчитывалось 159 испанцев и 226 метисов, а в 80-е гг. Хуан де Гарай заселял метисами целые поселения в Аргентине.

«Сексуальная конкиста» находила отражение и в испанском языке, где по ходу дела возникали все новые слова, обозначающие различные степени смешения между расами. Сын испанца и индеанки — метис, ребенок метиса и испанки — «кастисо»; если «кастисо» женился на индеанке, то их дети называются «сальто атрас» (букв, «прыжок назад»), а если он женился на испанке, то их дети вообще считаются белыми, креолами. К этим понятиям вскоре добавилось множество других, связанных с невольным участием в строительстве новых этносов еще одной расы — негроидной: «самбо» (сын негра и индеанки), «мориско» (ребенок испанца и мулатки), «чино» (сын мориско и испанки) и прочие в том же роде (всего около ста!).

Аллегория Америки в образе женщины, с шестью грудями, кормящей белого и негра. Молока у нее хватит, чтобы вскормить также огромное множество эмигрантов из Европы и Азии, в том числе русских и украинцев, которые приезжали в Латинскую Америку в XX в.

Особенно активно процесс метисации шел в Мексике и в Парагвае. Примечательно написанное в начале 40-х гг. письмо одного конкистадора губернатору Парагвая, в котором автор обыгрывает официальную формулировку «conquistar у poblar»: «Индейцы гуарани прислуживают нам и отдают нам своих дочерей, дабы они работали в поле и домашней обслугой, и эти женщины родили от нас свыше четырехсот метисов, мальчиков и девочек, так что, как видите, ваша милость, мы заселяем эти земли столь же успешно, как ранее их завоевали». И ведь верно: многозначное понятие poblar, о котором говорилось в первой главе, включает в себя и этот важнейший компонент — созидание нового этноса.

В Мексике в 1547 г. вице-король и архиепископ открыли колехио Сан Хуан де Летран — специальное учебное заведение для метисов. Первое поколение метисов выдвинуло ряд замечательных писателей, хронистов, чьи имена навеки вписаны в историю латиноамериканской культуры: Инка Гарсиласо де ла Бега, Гуаман Пома де Айала, Фернандо Альба Иштлилшочитль, Лукас Фернандо де Пьедраита и другие. Наследники двух культур, знавшие языки отца и матери, они смогли на испанском языке рассказать об истории, обычаях и культуре индейских народов, раздобывая информацию из первых рук, то есть у тех, кто жил до прихода завоевателей.

Самое главное, что многие испанцы не относились к своим внебрачным детям-полукровкам с небрежением и равнодушием, хотя в то время никто бы не стал их осуждать за такое отношение к бастардам, да еще рожденным от «дикарок». Напротив, очень часто они признавали их своими детьми, брали на содержание, а случалось, и объявляли наследниками своих богатств. Таких примеров можно привести немало. Педро де Альварадо души не чаял в дочери-метиске Леонор и выдал ее замуж за своего соратника. Внебрачный сын Альмагро, Диего, рожденный от одной из нескольких сожительниц конкистадора в Центральной Америке, был объявлен отцом своим наследником и на время стал фактическим хозяином Перу, притом никому из испанцев, сторонников Альмагро, не приходило в голову оспаривать его права на основании того, что он полукровка и рожден вне брака.

Когда испанец признавал метиса своим ребенком, он совершал по сути глубоко символический культурный акт, который означал признание собственной принадлежности Новому Свету, приятие его реальности. Это был первый шаг на пути сотворения будущей латиноамериканской культуры. Ведь метис — уже не индеец, уже не испанец. Он — латиноамериканец.