СУПРУГИ “КРАСНОШТАНОВЫ”. МАРИЯ ВЛАДИСЛАВОВНА

СУПРУГИ “КРАСНОШТАНОВЫ”. МАРИЯ ВЛАДИСЛАВОВНА

Да, Врангель подозревал “Трест” в провокации и в доверительных письмах резко осуждал Кутепова за связь с “трестовцами”. После визита Якушева к Великому князю ГПУ стало ясно, что “сотрудничать” надо прежде всего с организацией Кутепова: именно она представляет собой группу боевиков, готовых к активным, в том числе террористическим, действиям против СССР. Ей и следовало уделить главное внимание. Из “больших генералов”, близких к Великому князю и Высшему Монархическому Совету, в Советский Союз никто не поехал. Но в октябре 1923 г. в Москву (через эстонскую границу) прибыли кутеповские эмиссары: супруги М. Захарченко и Г. Радкевич.

Из двух посланцев генерала Кутепова первую скрипку играла, конечно, Мария Владиславовна Захарченко. Это была неординарная женщина. Маша Лысова росла утонченной барышней. Родилась в помещичьей семье, окончила Смольный институт, и открывалась перед ней вполне благополучная и красивая жизнь. Ее жизнь перевернула Мировая война. Муж – поручик лейб-гвардии Семеновского полка Михно – умер от полученных в бою тяжелых ран. Тогда Мария Владиславовна добилась высшего соизволения на зачисление в уланский полк. Воевала храбро, отчаянно, получила боевые награды. После Февральской революции она вернулась в родовое имение и начала беспощадно бороться с революционно настроенными крестьянами, грабившими и поджигавшими дома помещиков. Она лично расстреливала уличенных. Второе замужество – за ротмистра Захарченко. Вместе с ним она воевала в войсках Деникина, в Крыму у Врангеля. В бою под Каховкой Захарченко был ранен и скончался от заражения крови. Мария Владиславовна с армией Врангеля ушла в Турцию, была в Галлиполийском лагере. Думается, что связь Марии Захарченко и Радкевича с генералом Кутеповым завязалась именно там, в Галлиполи. Многие авторы, писавшие о “Тресте”, называли и называют Марию Захарченко племянницей Кутепова, но это неверно. “Племянница” было ее кодовым именем в переписке с Кутеповым и другими лицами, сотрудничавшими с “Трестом”. Это, видимо, и внесло путанницу в некоторые мемуары и литературу. Отношения Марии Захарченко с Кутеповым были значительно более крепкими, чем родственные. Они основывались на ненависти к “совдепии” и большевикам, на совместной боевой работе, грозившей, в случае провала, смертью.

Врангель не являлся сторонником так называемого “активизма”, немедленного использования Белых сил для подрывной и террористической работы против Советской России. По всей видимости, он считал, что это способно привести к распылению наиболее ценных, боевых офицерских кадров или, того хуже, бесплодному приношению их в жертву ГПУ. За годы борьбы и эмиграции Врангель приобрел немалый политический опыт, что не могло не делать его решения взвешенными. Не таков был Кутепов. Он не хотел ждать. Отношения Врангеля и Кутепова, уже давно подпорченные, лишь ухудшались. Политические и тактические разногласия обострились и личной неприязнью. Врангелю не без оснований казалось, что при поддержке Великого князя Николая Николаевича Кутепов явно претендует на ведущую роль в Белой военной эмиграции. Якушев и посетивший Врангеля в Сремских Карловцах Н. Потапов это хорошо поняли, и “Трест” повел тонкую интригу, направленную на раскол между двумя наиболее авторитетными генералами эмигрантского Белого движения.

Еще до формального образования Врангелем Российского Общевоинского Союза (РОВС) в сентябре – декабре 1924 г. Кутепов по инициативе Великого князя возглавил особую организацию, которой поручалась “работа специального назначения по связи с Россией”. Она должна была заниматься тайной засылкой белогвардейских боевиков на территорию России для осуществления там подрывной деятельности и террора. Врангель, не одобрявший такую тактику, отношения к этой организации не имел. В ней безраздельно “царил” Кутепов. Понятно, что такая личность, как Мария Владиславовна Захарченко не могла остаться в стороне.

В Галлиполи или чуть позже, уже в Париже, она встретилась с другом своей юности Георгием Николаевичем Радкевичем, за которого вскоре вышла замуж. Радкевич был боевым офицером. По некоторым воспоминаниям, еще в конце 1917 г. и весной 1918 г. он входил в офицерскую группу, пытавшуюся освободить царя и его семью, сосланную в Тобольск. Радкевич воевал в Добровольческой армии и в Крыму.

В конце сентября 1923 г. с паспортами на имя супругов Шульц Захарченко и Радкевич перешли советско-эстонскую границу. С ними шел еще один человек – гардемарин Буркановский, но он не выдержал тяжести пути и отделился от группы. Всю ночь шли по топким болотам, рискуя погибнуть в них. Добрались до Луги, а оттуда – до Петрограда и, наконец, до цели – Москвы. У них была явка к одному из руководителей “Треста” – Э. Стауницу, который проживал на Маросейке. Тут им сменили документы. Из супругов Шульц они превратились в супругов Красноштановых. Стауниц стал Касаткиным. Итак, Упелиньш-Опперпут-Селянинов-Стауниц-Касаткин… В задачу Красноштановых входила проверка “Треста” как монархической организации и установление контактов с засылаемыми в Россию кутеповскими боевиками.

Из квартиры на Маросейке Опперпут перевез Захарченко и Радкевича в Малаховку, где они пробыли около двух недель. Кутепову через ведающего его канцелярией полковника А. Зайцева сообщили, что “впечатления от этой группы лиц (т. е. людей “Треста” – Г. И.) самое благоприятное: чувствуется большая спайка, сила и уверенность в себе. Несомненно, что у них большие возможности, связь с иностранцами, смелость в работе и умение держаться”. Захарченко и Радкевич сообщали также, из каких источников, по их мнению, “Трест” финансируется. Они считали, что крупные суммы поступают от контрразведок Польши, Эстонии, Финляндии и, вероятно, Франции. В определенной мере это было так. По специальному решению Реввоенсовета и Наркомата иностранных дел было создано особое бюро, занимавшееся изготовлением дезинформирующих документов, которые через “Трест” передавались иностранным штабам. Там этими “документами” весьма интересовались и платили за них хорошо. “Иностранные миссии, – писали Захарченко и Радкевич, – перед ‘трестовцами’ заискивают: по-видимому, их люди имеются повсюду, особенно в Красной Армии.”

Понятно, что главным источником финансирования “Треста” была организация, к иностранным спецслужбам отношения не имеющая. В письме к Кутепову Захарченко называла “ВИКО” (Всероссийский инвалидный комитет), основанный, якобы, Якушевым.¹⁹

Говоря о политических намерениях “Треста”, Захарченко и Радкевич указывали: “Их лозунгом является Великий князь Н. Н. и полномочия от него дать от его имени Манифест в момент, когда они найдут возможным”. И в других посланиях Мария Владиславовна особо предостерегала “от преждевременного выступления под давлением легкомысленных, действующих из личной выгоды людей”.²⁰

Для легализации супругов Красноштановых “Трест” определил их на “работу”. На Центральном рынке открыли палатку по продаже мелкого ширпотреба, и Красноштановы стали в ней заправскими торговцами. “Куратор” Касаткин часто посещал тут Красноштановых. Чтобы укрепить доверие посланцев Кутепова к “Тресту”, Марии Владиславовне была предложена секретарская и шифровальная работа: отправляемая “трестовцами” почта теперь часто шла через нее. Несколько раз сама Мария Владиславовна через “окно” переходила границу, была в Финляндии, Польше, в Париже. Встречалась с Кутеповым. Одним (например, Шульгину) она казалась красивой женщиной с решительным характером. Другим, напротив, – малопривлекательной внешне, с обветренным, грубоватым лицом. Одевалась она просто: пиджак мужского покроя и сапоги. Так же через “окно” Захарченко возвращалась в Москву, становилась Красноштановой – продавщицей на Центральном рынке.

Хотя в момент создания перед “Трестом” было поставлено несколько задач (дезинформация иностранных разведок, отслеживание политической ситуации правых кругов эмиграции, раскол и разложение их и т. д.), обстановка сложилась так, что на первый план выдвигалась борьба с террористической деятельностью кутеповской Боевой организации. Один из агентов Кутепова вспоминал, что кутеповская вера во всесилие террора исходила, как ни странно, из… революционной практики. Он говорил, что террор революционеров привел, в конце концов, к краху монархии. Так и антисоветский, антибольшевистский террор закончится падением большевизма.

“Трест” во взаимоотношениях с кутеповцами вел тактику, которая, казалось бы, должна была насторожить Кутепова и которая действительно настораживала некоторых эмигрантов правого, монархического лагеря (например, Н. Чебышева, Климовича, да и самого Врангеля). “Трестовцы” постоянно и настойчиво доказывали, что террор, проводимый внутри Советского Союза, лишь помешает организации антисоветских сил, в частности, группирующихся вокруг “Треста”. Самое главное – как раз воздержаться от террористических выступлений, во всяком случае, до того времени, которое укажет “Трест”. Якушев в письмах к Кутепову прямо взывал: не мешайте нам своими разрозненными выступлениями, мы лучше знаем ситуацию, чем некоторые “мануфактуристы” (так в переписке называли эмигрантов).

Однако в “Тресте” не могли не понимать, что противодействие кутеповской Боевой организации, в конце концов, вызовет подозрения. Поэтому Якушев продолжал уверять Кутепова, что “Трест” держит курс в основном на него и Великого князя. Якушев писал эмигрантскому “трестовцу” С. Войцеховскому: “В отношении Бородина (Кутепова – Г. И.) можете, в частности, сказать, что мы ему доверяем и не предполагаем менять на Сергеева” (Врангеля – Г. И.). И Кутепов доверял “Тресту”. Дело дошло до того, что летом 1925 г. он согласился на предложенное ему Якушевым номинальное вхождение в правление МОЦР (“Треста”). Конечно, это было символическое объединение Боевой организации Кутепова с “Трестом”, но оно свидетельствовало о “взаимном доверии”.

С другой стороны, ГПУ решило внести в “Трест” “раскол” по вопросу о терроре. Собственно, раскол и в действительности существовал, но теперь следовало его “демонстрировать”, создавая впечатление, что в “Тресте” есть силы, отстаивающие террор, т. е. полностью согласные с Кутеповым. Ярой сторонницей террора была, конечно, Мария Владиславовна Захарченко. Отпор ей давал Опперпут и другие “трестовцы”. Надо сказать, что “Трест” переиграл своих эмигрантских подопечных. В течение всей его деятельности (1922-1927 гг.) терактов на территории Советского Союза не было. В 1923 г. был убит советский дипломат А. Воровский и ранены его помощники, но это случилось в Лозанне, а террористы дроздовец М. Конради и помогавший ему А. Полунин с кутеповской организацией связаны не были. Защиту террористов негласно организовывал А. Гучков. Летом 1927 г. террорист Б. Коверда застрелил советского посла Войкова в отместку за участие того в убийстве царской семьи в Екатеринбурге в 1918 г. и сокрытии тел убитых. Но и Коверда, как и Конради, похоже, действовал в одиночку, а теракт произошел в Варшаве. Кутеповская же Боевая организация и ее посланцы в “Тресте” намеревались вести террористическую деятельность в СССР. Скорее всего, под сильным влиянием “Треста” приходилось ждать…

У обосновавшихся на Центральном рынке кутеповских эмиссаров Красноштановых это ожидание вызывало повышенную нервозность. Когда однажды Стауниц (Касаткин) был вызван в милицию, в “Тресте” возник переполох. Ломали голову, что могло стать причиной, приступили к ликвидации некоторых писем и документов, готовились и к худшему. Отлегло, когда выяснилось, что Стауница вызвали по налоговому вопросу. Особенно мучительно переживала “бездействие” Мария Владиславовна, всегда рвавшаяся в бой. И только авторитет Якушева, перед которым она преклонялась, на время сдерживал ее. Но вот в начале 1925 г. блеснул луч надежды. Исходил он не из кутеповской организации, а от аса английской разведки Сиднея Рейли.