НСЗР и С

Подробно рассказывать о Савинкове нет нужды. О нем написано много. Этот человек прямо-таки демонизирован в исторической и художественной литературе, в кино. Он был среди тех, кто стоял во главе эсеровского террора начала XX века, после революции 1905 г. он – эмигрант, журналист и писатель. Когда пала монархия, вернулся в Россию, стал фронтовым комиссаром, а затем – фактическим военным министром Временного правительства. В Гражданскую войну вел активную боевую работу против большевизма. Восстание в верхневолжских городах 1918 года – его рук дело. Потом – у Верховного правителя А. Колчака. Когда к концу 1919 г. белые повсюду стали терпеть поражения, Савинков находился за границей в составе Русского политического совещания, представлявшего Белую Россию на Версальской мирной конференции…

В январе 1920 г. Савинков получил письмо от Ю. Пилсудского, своего старого, еще школьного, товарища (Савинков родился и вырос в Варшаве), а теперь “начальника Польского государства”. Пилсудский предлагал Савинкову обосноваться в Польше. Было очевидно: предстоит война Польши с Советской Россией (она действительно началась в марте 1920 г.).

Прибыв в Варшаву, Савинков летом 1920 г. создал Русский политический комитет и тогда же получил согласие польских властей на формирование русских воинских частей (было указано, что все расходы будут зачисляться в долг России). Дело это оказалось довольно “тонким”. Савинков еще не порвал с Белым движением, которое теперь представлял генерал П. Врангель, все еще удерживавший Крым. Савинков должен был с ним считаться. Между тем, Врангель с подозрением смотрел на Польшу, чьи захватнические планы шли в разрез с белым лозунгом единой и неделимой России, и к формированию русских войск на польской территории относился без одобрения. С другой стороны, поляки, усматривавшие во Врангеле “реакционность”, опасались полного подчинения ему “своей” русской армии. И этого Савинков не мог, конечно, не учитывать.

Тем не менее политические коллизии все же отходили на второй план перед общим движущим мотивом: борьбой с большевизмом. Однако участвовать в войне с Советской Россией русским войскам, создаваемым в Польше, не пришлось. Их формирование в основном было закончено в октябре 1920 г., как раз тогда, когда поляки и большевики согласились на перемирие (мир был заключен в марте 1921 года в Риге).

Сформировались два крупных отряда, общая численность – 25 тысяч штыков и сабель. Один находился под командованием генерала С. Булак-Балаховича, другой – под командованием генерала Б. Пермикина (по другим источникам – Перемыкина). По условиям перемирия войскам Балаховича и Пермикина следовало покинуть Польшу. Но на совещании Русского политического комитета решено было военные действия продолжать “на свой страх и риск”.

Булак-Балахович назвал свое воинство “Народной демократической армией”, себя объявил демократом, не подчиненным белому генералу Врангелю. Пермикин же, напротив, заявил, что подчиняется не полякам и даже не Русскому политическому комитету, а главкому Врангелю. Врангель присвоил пермикинцам имя 3-ей армии. Савинков впоследствии писал, что если балаховский отряд был анархическим, то пермикинский – монархическим, и утверждал, что Русский политический комитет не в состоянии был оказывать существенного воздействия ни на Балаховича, ни на Пермикина. Это не совсем так. Формирование русских вооруженных сил в Польше шло под политическим главенством савинковского Политического комитета. Обеспечивая Пермикину движение на Украину, в направлении Черкасс, Савинков установил связь с Петлюрой, а в рядах “демократической” армии Булак-Балаховича, двинувшейся в Белоруссию, в направлении на Мозырь-Гомель, сам пошел “добровольцем”.

Пермикинская 3-я армия действовала недолго. В ноябре 1920 г. Врангель эвакуировал войска из Крыма и Пермикин ушел в Польшу. Более удачным оказался рейд Балаховича. Его “Народная демократическая армия” дошла до Днепра. Но и она к началу декабря 1920 года вынуждена была отойти за польскую границу. В Польше оба отряда были интернированы в концентрационные лагеря. “Перемыкинщину” и “балаховщину” Савинков позднее назвал “последней ‘белой’ попыткой свержения коммунистической власти”.

Белая Россия уходила в эмиграцию. Демократические (левые) круги эмиграции все больше склонялись к мысли о том, что военный путь борьбы исчерпал себя, что отныне ставку надо делать на антибольшевистские силы внутри самой России, даже на самоизживание большевизма. И это не было беспочвенным. За границей хорошо знали о шедших в России изменениях. Так, один из корреспондентов (его письмо было опубликовано в парижских “Современных записках” за 1921 г.) писал: “Все больше растет слой тех, для кого коммунизм в сущности – доктринерство, блажь старых вождей, только формула и лозунг, а главное – есть власть, закрепление позиций, отвоеванных в Гражданской войне… Примазавшихся больше, чем помазанных”. Введение нэпа усиливало этот поцесс. Ослабляя напряженность и давление “военного коммунизма”, нэп, либерализируя режим, нес для него и опасность. Рост буржуазии при определенных условиях мог укрепить ее политические позиции.

Правая, в основном монархическая, часть эмиграции по-прежнему исповедовала необходимость силового свержения Советской власти, притом не без поддержки иностранных держав. Эта тактическая линия позднее получила название “активизма”. Белая борьба должна была быть продолжена, это “неотъемлемое право и священная обязанность”. Да и эмигрантское положение было гнетущим, как писал А. В. Карташеву один из его корреспондентов: “Настроение таково, что громадное большинство пойдет на любую авантюру, лишь бы повоевать, особенно против социалистов любых цветов и оттенков”.

В Гражданскую войну Савинков, хотя и небезусловно, но все же ориентировался на белых генералов, видя только в них действенную силу победы над большевизмом. Теперь, во второй своей эмиграции, он оказался перед выбором. И – отверг позицию демократической эмиграции. Она, по его словам, просто “в изнеможении опускает руки”. Однако отмежевывается Савинков и от правых. Они “бьют о стену головой, думая, что можно ее прошибить”.

В эмиграции без конца спорили о причинах краха Белого движения. Высказывались разные точки зрения. Савинков же пришел к выводу, что это произошло потому, что Белое движение не являлось “народным”, демократическим. Отныне должен быть взят новый курс: не красные, но и не белые. Существует, помимо них, еще третья – “зеленая Россия”, Россия крестьянская. Это она не дала победы белым, “воспитанным на Карамзине” и в душе стремившимся восстановить самодержавие. Это она, считал Савинков, поднимается, восстает теперь против красных, против их комиссародержавия.

“Зеленое”, крестьянское, движение – по Савинкову – это новая революция. Она не связана ни со старыми, дореволюционными партиями, ни с эмиграцией. Она возникла стихийно, снизу, и задача состоит в том, чтобы “создать оргцентр ‘зеленой борьбы’”, объединить “зеленые отряды” в России “политической программой, продиктованной желаниями крестьян”, и развернуть новую борьбу с большевизмом.

Весной (март – апрель) 1921 года “зеленый оргцентр” был создан. Он получил название “Народный союз защиты родины и свободы” (НСЗР и С). Фактически это было восстановлением савинковского “Союза защиты родины и свободы” 1918 года, который поднял тогда восстания в Ярославле и других верхневолжских городах. В июне 1921 г. Учредительный съезд в Варшаве утвердил Программу Союза. Она требовала отказа от всякой интервенции против Советской России, широкой автономии для всех народов, ее населяющих, узаконения передачи всей земли крестьянам и указывала, что власть в России может быть “установлена только путем свободного избрания ее съездом свободно же избранных Советов”. Идея Учредительного собрания, указывалось в Программе, скомпрометирована опытом 1918 года. Крестьянство привыкло к Советам и потому власть должна принадлежать им. Тут, по-видимому, сказались лозунги Кронштадтского восстания.

Савинковский Союз засылал своих агентов и резидентов в разные города и области России. Там создавались его ячейки и комитеты, устанавливались связи с уже подпольно существовавшими ячейками, а также с действовавшими повстанческими отрядами. Среди этих повстанцев (Савинков называл их партизанами), да и среди самих савинковцев имелось немало просто бандитского элемента, занимавшегося грабежами, погромами и убийствами. Савинков получал множество донесений с мест о насилии, чинимом “партизанами”. Он уверял, что Союз старался очиститься от них, но в то же время сам пропагандировал налеты, нападения на советские учреждения и террористические акты против советских руководителей всех рангов. Поощрялись им и диверсии против средств жизнеобеспечения, а также в частях Красной Армии, куда савинковцы особенно старались проникнуть.

Как уверял сам Савинков, относительно быстро Союзу удалось установить контакты с теми организациями “зеленых”, которые возникли раньше Союза. Были, якобы, заключены соглашения “с карельскими и ингермандландскими партизанами, с так называемой Морской организацией петроградских и московских моряков и рабочих, с партизанами Псковской губернии, с белорусскими тайными обществами, в частности, с Белорусским военно-политическим центром, с советами крестьянских, казачьих и горских депутатов Кубани и Северного Кавказа. Искал договоров и с окраинными правительствами. Подписал военную конвенцию с Украинской народной республикой (С. Петлюра – Г. И.). Хотел заключить конвенции с Грузией, Арменией, Азербайджаном. Заключил соглашение с Донской демократической группой (в Болгарии) и пытался установить прямую связь с ‘зелеными’ армиями Антонова в Средней России и Пепеляева в Сибири”. Хотя Союз, утверждал Савинков, и не сумел объединить пока еще все “зеленое движение”, но к декабрю 1921 г. он уже – не отдельное тайное общество, а “союзное объединение многочисленных тайных ‘зеленых’ обществ, как великорусских, так и иноплеменных”.¹

Трудно сказать, что в этой тираде от действительности и от политической пропаганды, рассчитанной на подъем престижа и значимости савинковского Союза не только в “зеленом движении”, но и также в антисоветски настроенных кругах стран Европы и их спецслужб. Тем не менее остается фактом, что к концу 1921 – началу 1922 г. ГПУ признало Савинкова одним из основных врагов Советской России и разработало специальную операцию “Синдикат-2”, имевшую цель “вывода” Савинкова на советскую территорию для его захвата. ²

По имевшимся в ГПУ данным, на территории Советской России НСЗР и С имел три областные организации – комитеты: Северный, Северо-Западный (или просто Западный) и Юго-Западный. Наиболее активным считался Западный, центр которого находился в Гомеле (Белоруссия). Здесь, в этом Западном областном комитете, мы и встречаем Э. Стауница-Опперпута – человека, который в мае 1927 г. опубликует письмо о “Тресте”, вызвавшем шок в Белой эмиграции.