ЭРНАН КОРТЕС
ЭРНАН КОРТЕС
Эрнан Кортес родился в 1485 году в Медельине, городе, расположенном в испанской провинции Эстремадура. Родители его принадлежали к небогатой дворянской знати. Предки по отцовской линии носили имя Монро (Мопгоу) и происходили из знаменитого университетского города Саламанка. Отец Эрнана унаследовал от своей матери, урожденной Монро, майоратное имение и поэтому называл себя Мартин Кортес де Монро. По материнской линии будущий конкистадор находился в отдаленном родстве с Франсиско Писарро, впоследствии завоевавшим империю инков. Его мать Каталина Писарро Альтамирано происходила из семьи Писарро, жившей в городе Трухильо. Поэтому, в соответствии с испанским обычаем, полное имя завоевателя было Эрнан Кортес-и-Писарро.
Отец Эрнана, который, подобно своим предкам, в молодые годы принимал участие в многочисленных военных походах, позже вел в своем городском доме в Медельине довольно скромный образ жизни на доходы от имения и проценты. По-видимому, он был слегка разочарован тем, что военные заслуги не принесли ему большого признания со стороны властителей.
Для единственного сына, в детстве обладавшего слабым здоровьем, но с возрастом окрепшего, была избрана карьера юриста — занятие, которое все более приобретало политическое значение и вес в обществе. По достижении 14 лет юношу отправили в университет города Саламанки, который считался оплотом юридической науки. Один из родственников, человек проницательный, заботился о молодом Эрнане и следил за его учебой. Однако ученик не проявил большой любви к юриспруденции и уже два года спустя возвратился в родительский дом. Правда, за короткое время, проведенное в Саламанке, он приобрел некоторое знание латинского языка, что было нехарактерно для испанского идальго и вообще для воина той поры. Берналь Диас пишет в своей хронике: «Он был хорошим латинистом и, беседуя с учеными людьми, говорил с ними на этом языке. По-видимому, он даже был доктором права. Он также немного был поэтом и сочинял прелестные стихи, и то, что он писал, было весьма дельным». О его хорошем стиле свидетельствуют также пять докладов — cartas de relacion, направленные им его властителю Карлу I, которые по праву часто сравнивали с «Записками о галльской войне» Цезаря.
Эрнан Кортес
После ухода из университета Кортес проводил свои дни в праздности. Он был слишком своевольным, чтобы позволить другим руководить собой, и слишком нерешительным, чтобы поставить себе верную цель. Его пылкий и резкий характер, явно унаследованный не от рассудительного и степенного отца, проявлялся в разного рода выходках и нелепых идеях. Этим юноша доставлял своим родителям немало хлопот, и поэтому было решено обучить его военному ремеслу и отправить в большой мир. Эрнан уже тогда обнаруживал известную склонность к военной службе. Он лишь колебался, раздумывая над выбором: отправиться ли во вновь открытые земли на Западе или, как многие его земляки, пожать первые лавры под знаменами известного гран-капитана Гонсало Фернандеса де Кордовы. Вначале был выбран второй путь, и семнадцатилетний Кортес намеревался отплыть на корабле в Неаполь, чтобы поступить на службу в армию известного гран-капитана, считавшегося наиболее значительным полководцем своего времени. Однако это решение не было осуществлено, равно как и первое, а именно намерение выйти в море с флотилией нового губернатора Вест-Индских островов Николаса де Овандо.
Он остался в Испании еще на два года. Некоторое время он работал помощником нотариуса в Севилье. В 1504 году девятнадцатилетний Кортес поднялся в порту на торговый корабль, чтобы отправиться на остров Эспаньолу.
Здесь, на Гаити, Кортес обратился в городской совет Санто-Доминго с ходатайством о предоставлении ему права гражданства и о выделении земли. По прибытии в Новый Свет он не имел намерения обосноваться здесь, однако в силу обстоятельств был вынужден попытать счастья в качестве муниципального чиновника и землевладельца. Губернатор Овандо выделил ему землю по обычной для переселенцев норме, а также определенное количество индейцев для работ. Кроме того, Кортесу, которого ценили как ученого юриста, поручили должность секретаря в совете вновь основанного города Асу а, где он прожил шесть лет и, ко всеобщему удовольствию, исполнял свою официальную должность. Однако он ни в коем случае не отказался от своей склонности к приключениям и зачастую принимал участие в операциях в глубине страны против восставших индейцев.
Когда в 1511 году Диего де Веласкес начал завоевание Кубы, для Кортеса это стало желанным поводом отказаться от своих владений. Кортес сменил спокойное существование землевладельца, которое, впрочем, уже позволило ему сколотить кое-какое состояние, на полную приключений жизнь конкистадора. Во время кубинского похода он благодаря своей открытой, жизнерадостной натуре и мужеству, проверенному не в одном бою, приобрел немало друзей и, что было еще важнее, обеспечил внимание и уважение к своей персоне со стороны командования. Во всяком случае, после порабощения населения острова Кортес находился в величайшем фаворе у вновь назначенного губернатора Веласкеса и даже стал личным секретарем своего покровителя — получил должность, не лишенную влияния. Он поселился в первом испанском городе на Кубе, в Сантьяго-де-Барракоа, где дважды избирался алькальдом (городским судьей). Он достиг успехов и как землевладелец, занявшись разведением овец, лошадей, крупного рогатого скота. В последующие годы он полностью посвятил себя обустройству своих поместий и с помощью выделенных ему индейцев добыл в горах и реках большое количество золота.
Изменения произошли и в его личной жизни; в Сантьяго, в присутствии губернатора, Кортес отпраздновал свою свадьбу с Каталиной Суарес, происходившей из мелкопоместного дворянства Гранады.
За годы, проведенные на Кубе, Кортес многому научился. В ходе своей деятельности в качестве секретаря и алькальда он познакомился с основами испанской колониальной политики. Для него не осталась тайной и обстановка при испанском дворе, где продажное чиновничество могло оказать решающее влияние на карьеру колониста в Новом Свете. Ведь попытать счастья в качестве конкистадора можно было, только заручившись благосклонностью этих влиятельных людей. Испанские колониальные власти уже с самого начала настолько закрепились и аппарат управления был построен таким образом, что никто не мог отправиться в экспедицию без согласия властей.
О любезности и дипломатической ловкости будущего завоевателя говорит то обстоятельство, что, несмотря на случавшиеся время от времени любовные интрижки и другие эскапады, даже послужившие причиной конфликта с Веласкесом, ему удалось добиться благосклонности наместника, имевшего вспыльчивый характер.
Такова была в общих чертах ситуация к моменту, когда берегов Кубы достигло сообщение Грихальвы о сокровищах страны майя. Весть об этом с быстротой молнии распространилась по всему острову, и золото стало главной темой разговоров и в тавернах, и во дворцах. Разумеется, Веласкес приступил к разработке плана новой экспедиции. Кортес, давно уставший от мирного существования в поместье и вновь обуреваемый прежней жаждой приключений, с большим интересом отнесся к перспективе получить верховное командование экспедицией. Правда, у наместника имелось немало других кандидатов на должность начальника третьей экспедиции к берегам Центральной Америки. Он отклонял их одного за другим ввиду недостаточных способностей или из страха, что они смогут стать независимыми от него.
Кортес был хоть и уважаемой, но никоим образом не самой значительной персоной на острове, как это пытается представить нам легенда о Кортесе. Губернатор счел, что человеку, который долгие годы был у него в подчинении, можно доверять. Горячую поддержку своей кандидатуры Кортес встретил у Андреаса де Дуэро, близкого друга и помощника Веласкеса. Тому, что Веласкес в конце концов назначил его главнокомандующим экспедицией, Кортес обязан преимущественно ходатайству этого человека, собственной дипломатической ловкости и не в последнюю очередь своему состоянию, которое позволило ему покрыть значительную часть расходов экспедиции. Таким образом, Кортес достиг желанной цели. Больше он не был обречен на монотонный чиновничий труд, и видел свое призвание в деятельности, требующей отваги и способной удовлетворить его жгучее тщеславие.
Исполненный надежды, Кортес приступил к снаряжению флота, заложил свои имения и превратил все состояние в наличные деньги. Под залог ожидаемой прибыли он занял деньги у нескольких богатых граждан Сантьяго, а когда его кредит был исчерпан, использовал кредиты, предоставленные его друзьям. Его собственная репутация, а также весть о богатстве вновь открытых стран заставили многих искателей приключений поспешить под его знамена. Было снаряжено шесть кораблей, два из которых были весьма внушительны, и за несколько дней около 300 человек вызвалось принять участие в экспедиции.
Какова же была, собственно, цель экспедиции? В приказе, который отдал губернатор Веласкес 23 октября 1518 года, ничего не сказано о заселении и колонизации открытых стран. Монахи ордена иеронимитов в Санто-Доминго, осуществлявшие надзор за управлением колониями, не могли дать полномочий на это. Их указание, которое утверждало Кортеса верховным главнокомандующим, скорее давало Веласкесу лишь право вести с туземцами торговлю. Тот же думал о колонизации континентальных территорий, однако он не хотел вкладывать свое состояние в крупную экспедицию, прежде чем в его руках будут необходимые полномочия, данные королем. Только это могло бы защитить его от конкуренции посторонних соперников, а прежде всего от притязаний вице-короля Диего Колона, который при испанском дворе отстаивал свое право, будучи сыном и наследником Колумба, единолично продолжать колонизацию и освоение Нового Света.
Поэтому после возвращения Фернандеса де Кордовы из первой экспедиции на Юкатан Веласкес немедленно отправил к испанскому двору уполномоченного с докладом о вновь открытых землях. Наместник заявил о своей готовности завоевать их на собственные средства, если король на основании договора возьмет на себя обязанность назначить его аделантадо и губернатором вновь открытых территорий. 13 ноября в Сарагосе властитель подписал договор, согласно которому Веласкес получал право завоевывать и заселять новые территории. Будучи аделантадо, Веласкес именем короля являл собой высшую власть на всех землях, открытых им лично или посланными экспедициями. Это составляло правовую основу для установления собственного господства и гарантировало независимость от вице-короля Колона на Гаити. До получения от короля таких полномочий наместник хотел ограничить размеры экспедиции, поручаемой Кортесу, небольшим числом участников и кораблей, а цели ее — лишь продолжением открытий, чтобы после получения полномочий самому приступить к осуществлению крупномасштабного завоевания и колонизации.
Поэтому Кортес получил следующее задание: отыскать Грихальву, который на тот момент еще не возвратился, вместе с ним продвигаться вперед и продолжать исследование островов и земель. Прежде всего он должен был определить расположение проливов и мест, пригодных для портов, а также составить морские карты. Можно было вести меновую торговлю с индейцами. Лишь в особых случаях разрешалось высаживаться на сушу, чтобы принять на борт продовольствие, пресную воду и предметы торговли или чтобы формально именем короля провозгласить господство над территорией. Не был забыт и призыв к исполнению христианского долга: «Обращать индейцев в веру, которую носит в своем сердце владыка Испании». Всеобъемлющий приказ — «не упускать ничего, что могло бы служить благу Господа и государя» — Кортесу вскоре пришлось толковать на свой лад. Он твердо решил использовать благоприятный момент таким образом, чтобы завоевание было делом его собственных рук.
Однако размах приготовлений вызвал недовольство губернатора, и он принял решение лишить Кортеса верховного командования. Можно представить себе, каким ударом была весть об этом для только что назначенного генерал-капитана. Ему, вложившему все состояние в это предприятие, казавшееся столь прибыльным — снаряжение флотилии представляло собой совместную сделку между Кортесом и Веласкесом, при этом первый из них внес, по-видимому, две трети необходимых средств, — предстояло теперь остаться у разбитого корыта? Другой, наверное, спасовал бы. Но только не Кортес, который в этой ситуации проявил способность быстро принимать решения, что впоследствии не раз спасало экспедицию от верной гибели. Несмотря на то, что экипаж не был полностью укомплектован, а корабли недостаточно оснащены, Эрнан Кортес тайно отдал приказ поднимать паруса. В полночь небольшая флотилия смялась с якоря. К тому моменту, когда Диего Веласкес будет иметь на руках инструкции короля, Кортес хотел быть уже в пути. Против полномочий, данных монархом, не отважился бы протестовать даже Кортес. Во всяком случае, его действия представляли собой своего рода мятеж, и правильность их мог подтвердить лишь успех.
Испанский корабль
18 ноября флот двинулся в Макаку, небольшой порт примерно 80 км западнее Сантьяго, где участники экспедиции считали себя пока недосягаемыми для нападения наместника. Здесь, а затем в Тринидаде Кортес пополнил запасы и приказал поднять свой штандарт черного бархата, на котором были изображены красный крест, окруженный белыми и синими языками пламени, и надпись «In hoc signo vinces»[13]. Участников экспедиции вербовали, обращаясь с публичными призывами; жалованья не предусматривалось, ибо в качестве вознаграждения солдатам предстояло получить земельные наделы, а также часть военной добычи, захваченной в завоеванных странах. Желанным подкреплением оказались люди Грихальвы, которые, едва вернувшись из одной экспедиции, тотчас же примкнули к новой — всего 43 человека, среди них братья Альварадо, Кристобаль де Олид, а также солдат Берналь Диас дель Кастильо, чье описание похода завоевателей стало впоследствии важным источником сведений о конкисте. Под командованием Кортеса уже находились знатные и известные идальго, в числе которых Гонсало де Сандоваль, земляк главнокомандующего по его родному городу Медельину, Алонсо де Авила, Хуан Веласкес де Леон, родственник губернатора Кубы, Алонсо Фернандес де Пуэртокарреро и Диего де Ордас. Их участие создавало всей экспедиции немалый престиж и усиливало соблазн к ней присоединиться.
В Гаване Кортес снова выступил с призывом принять участие в экспедиции и принял на борт орудия. Военное снаряжение отряда соответствовало европейскому уровню вооружения того времени, причем численность кавалерии была очень невелика, поскольку на заокеанских территориях ощущался большой недостаток лошадей. На вооружении пехоты были преимущественно меч, кинжал и копье; в течение похода была также введена длинная пика. Лишь небольшая часть солдат была обеспечена оружием дальнего боя; у Кортеса служили 32 стрелка из арбалетов и 13 аркебузеров. Из артиллерии имелось 10 бронзовых орудий и четыре легкие пушки. Таким образом, оружие дальнего боя ввиду своего незначительного количества играло в вооружении экспедиции весьма малую роль. Кроме того, с технической точки зрения оно не давало слишком большого преимущества при сражении с индейцами, поскольку, как указывается, после выстрела требовалось примерно полчаса, чтобы снова привести орудие в состояние боевой готовности. Правда, моральное воздействие на туземцев было огромным. Большое значение имел маленький кавалерийский отряд. Несмотря на то, что вначале в распоряжении испанцев было всего 16 лошадей, конница представляла собой «ultima ratio»[14] командира, и он в большинстве случаев сам руководил ею. Такие животные были незнакомы индейцам, и они считали коня и всадника единым существом, наводящим страх. Употребляемые в Европе железные панцири в заокеанских землях в качестве средства защиты оказались малопригодными. Многие испанцы, следуя примеру юкатанских индейцев майя изготовили себе хлопковые панцири, которые давали хорошую защиту от индейских стрел и больше соответствовали климатическим условиям. Эти панцирные куртки были набиты хлопком и простеганы. Таким же образом были защищены и лошади.
В числе солдат Панфило Нарваэса, которые затем вошли в армию Кортеса, было 60 стрелков, 20 артиллеристов и 80 кавалеристов. В отряд, состоявший вначале из 600 человек, влились разного рода подкрепления, и в конце концов в завоевании Мексики приняло участие около 2000 испанцев. Итак, с этим отрядом, оснащенным и вооруженным таким образом, Кортес отправился в самый рискованный и трудный военный поход своего века.
По мере того как приготовления в Гаване близились к концу, главнокомандующему удавалось все более и более расположить к себе солдат. Губернатор Веласкес в далеком Сантьяго не оставлял попыток помешать выходу флотилии, но за Кортесом стоял сплоченный отряд. «Все, как предводители, так и простые солдаты, добровольно отдали бы за него жизнь» — свидетельствует Берналь Диас.
Эрнан Кортес
10 февраля 1519 года корабли снялись с якоря, и небольшая эскадра взяла курс на мыс Сан-Антонио, выбранный в качестве места сбора. Экспедиция состояла из 11 старых судов, не обладающих хорошими мореходными качествами, причем лишь четыре из них имели грузоподъемность свыше 70 тонн, остаток же составляли незащищенные бригантины и каравеллы. Главным лоцманом был опытный мореход Антон де Аламинос, сопровождавший Колумба в последнем плавании и принимавший участие в экспедициях де Кордовы и Грихальвы. Экипаж состоял из 110 моряков и 553 солдат, которые были разделены на 11 рот. К ним присоединялись еще примерно 200 индейцев-островитян, используемых в качестве носильщиков, и несколько индианок. Впрочем, в походе участвовали и несколько белых женщин, которые в случае необходимости не боялись сами взяться за оружие.
Перед погрузкой на корабли Кортес обратился к отряду с одной из своих знаменитых речей; в этом отношении он ощущал себя вторым Цезарем. Оба священника экспедиции, падре Бартоломе Ольмедо и лиценциат Диас, отслужили принятую перед началом подобных предприятий мессу, и 18 февраля был взят курс на Юкатан.
Эрнану Кортесу было тогда 34 года. Историограф Берналь Диас сообщает о своем главнокомандующем следующее:
«Что же касается внешности Кортеса, то он был привлекательным, статным и сильным. Лицо его имело пепельно-серый оттенок; оно было бы красивее, будь немного длиннее… Выражение лица едва ли свидетельствовало о веселом нраве. Его взгляд был большей частью серьезным, но он мог, когда хотел, придавать своим глазам большую любезность… Он был превосходным наездником, искусным в обращении с любым оружием, в сражении как в пешем, так и в конном строю и, что самое главное, он обладал мужеством, которое не останавливалось ни перед чем… Если Кортесом овладевала идея, то его уже невозможно было заставить отказаться от нее, в особенности в делах военных…»
Таков был человек, которому вверили себя испанские рыцари и которому довелось предводительствовать ими в величайшей авантюре, о какой они не мечтали и в самых смелых своих фантазиях.