9.14. ПЕРВЫЙ ВИЗАНТИЙСКИЙ ЦИКЛ

9.14. ПЕРВЫЙ ВИЗАНТИЙСКИЙ ЦИКЛ

Мы начинаем рассмотрение истории Малой Азии со сравнительно поздней начальной даты, с VII в. н. э. Выбор этой исходной точки объясняется тем обстоятельством, что демографически-структурная теория рассматривает историческую эволюцию больших государств. Что же касается Малой Азии, то в древний период своей истории она по большей части была провинцией империй, центр которых находился за ее пределами, поэтому социально-политическое развитие этого региона определялось в значительной степени процессами, происходившими вне его. Лишь в VII в. появилось большое государство, центр которого находился в пределах Малой Азии – Византийская империя.

Войны и нашествия VI – VII вв. сопровождались гибелью населения и опустошением Малой Азии и Балкан. По свидетельству римского историка Прокопия, «в каждом из этих нашествий было убито или уведено в рабство свыше двухсот тысяч римлян, так что провинции стали похожи на скифские пустыни»[1474]. Население полуразрушенного Константинополя сократилось с полумиллиона до 40–50 тыс. жителей[1475]. Вокруг столицы простиралась страна, занятая враждебными племенами – славянами, готами, армянами, – селившимися вперемешку с остатками греческого населения. По мнению французского исследователя П. Лемерля, «Македония в VII – VIII вв. была более славянской, чем греческой. Греция же была населена наполовину славянами»[1476]. Племена не желали платить подати и воевали между собой и с центральной властью. Каждую весну на страну обрушивалось арабское нашествие, арабы почти беспрепятственно достигали Босфора, опустошали все, что еще осталось, и уводили население в рабство. В 672 г. они укрепились в непосредственной близости от Константинополя, в Кизике, и семь лет осаждали столицу с суши и моря. Город спасло лишь изобретение «греческого огня» сирийцем Киллиником; в 678 г. арабский флот был сожжен, и греки получили временную передышку.

Воспользовавшись этой передышкой, император Юстиниан II (685-695, 705–711 гг) попытался подчинить славян и восстановить контроль хотя бы над частью территории государства. Юстиниан II покорил славян Фракии и переселил до 30 тыс. славянских воинов с семьями в Малую Азию, эту политику переселений продолжали и преемники Юстиниана, в VIII в. десятки тысяч армян и сирийцев были переселены из Малой Азии на Балканы[1477]. Мусульманским пленникам, которые соглашались креститься, давали землю и волов, а крестьяне, которые давали им в жены своих дочерей, на три года освобождались от налогов[1478]. Племена и народы дробились и перемешивались между собой с целью быстрой ассимиляции и создания новой этнической и социальной среды, на которую могло бы опираться правительство. Такой средой, по замыслу императоров, должны были стать воины-поселенцы, акриты или федераты, еще с IV в. несшие охрану имперских границ. Граница теперь проходила повсюду, поэтому все население было организовано по образцу пограничных войск. Страна была разделена на несколько военных округов, фем, их командиры, стратиги, осуществляли одновременно военную и гражданскую власть, ведали судом и сбором налогов. На смену прежним наемным войскам пришли ополчения фем, состоявшие из свободных крестьян-общинников и военных поселенцев. Ослабевшая власть не могла заставить крестьян служить силой – они шли в ополчение добровольно, защищая от набегов свои дома. Этих крестьян нельзя было сравнить с хорошо вооруженными арабскими всадниками или европейскими рыцарями. Немногие из них имели коней (их звали стратиотами), в основном же ополчения состояли из бедняков-пехотинцев, вооруженных чем попало, иногда только дубинами и пращами. Те, кто оставался дома, помогали снарядиться выступавшим в поход, но каких-либо определенных норм в этом отношении не существовало[1479].

Вплоть до середины IX в. территория империи постоянно подвергалась набегам и вторжениям арабов и болгар. Страна была разорена, население резко уменьшилось, повсюду простирались зараставшие лесами поля. Набеги и войны сопровождались губительными эпидемиями чумы, после чумы 747 г, по словам современника, города так запустели, что крестьянам некому было продавать хлеб[1480]. Император Константин V был вынужден заселять опустевший Константинополь выходцами из Греции[1481]. Большинство городов лежало в развалинах, и, по данным археологов, на многих прежде крупных поселениях попросту отсутствует культурный слой VIII в.[1482]. Количество монет, относящихся к этому периоду и находимых при раскопках, в десятки раз уступает цифрам для предыдущего периода (см. рис. 16). Арабскому географу Ибн Хордабеху были известны только пять городов в Малой Азии: Эфес, Никея, Аморий, Анкира и Самала; кроме того, он упоминает о лежавшей в развалинах Никомедии[1483]. Другой, оставшийся неизвестным арабский автор писал: «В прежние времена города были многочисленны в Руме, теперь их мало. Большинство округов… имеет чрезвычайно сильные крепости из-за частых набегов… В каждой деревне имеется укрепление, в котором крестьяне находят защиту во время набега»[1484].

Крестьяне были свободными землевладельцами-общинниками, собственниками своих пашен. Закон допускал переделы земель первое время после поселения, но через 30 лет крестьяне приобретали прочное право владения на свои наделы. Византийская система налогообложения восходила к позднеримской системе iugum-caput[1485], но в VIII – IX вв. эта система находилась в упадке, и подробная информация о ней имеется лишь в источниках более позднего времени. Известно, что для каждой деревни существовали налоговые росписи, в которых каждому двору соответствовала строка («стих») с перечислением числа людей, размера надела, количества скота и величины налога – в отличие от других стран Востока (например, Османской империи) двор обладал собственностью на землю и платил налог отдельно. В разное время было предпринято несколько попыток введения круговой поруки («аллиленгии») при уплате налогов, но в конечном счете они закончились неудачей. Налоговое ведомство рассматривало как податную единицу крестьянское хозяйство, имеющее упряжку из двух быков, «зевгарь»; хозяина такой упряжки называли «зевгаратом», крестьянина, имеющего только одного быка, – «воидатом», а крестьянина, не имеющего рабочего скота, – «актимоном». Формально считалось, что надел зевгарата («зевгарион») составлял 24 модия хорошей земли или 48 модиев земли худшего качества, но в действительности зевгарион был примерно втрое больше[1486] (1 модий пашни равен примерно 0,084 га – это площадь, для засева которой требуется один модий зерна). Среди крестьян были распространены большие семьи-патронимии, иногда в 20 человек, и в VIII – IX вв. само собой подразумевалось, что обычная семья, как правило, обладала бычьей упряжкой – или даже двумя упряжками. Лошадей в крестьянских хозяйствах, напротив, было мало: лошадь стоила 12 номисм, в три-четыре раза дороже, чем бык, и использовалась главным образом для военной службы[1487].

Рис. 16. Интенсивность монетного обращения в городах Малой Азии.

Рис. 17. Интенсивность монетного обращения в городах Греции[1488]

Бесконечные войны привели к гибели крупного землевладения в Малой Азии, и вплоть до конца IX в. источники практически не упоминают о крупных поместьях. В тех немногих случаях, когда речь заходит о крупной земельной собственности, ее хозяевами оказываются разбогатевшие крестьяне. Так как земли было достаточно и вокруг лежали запустевшие поля, то аренда в VIII – IX вв. была мало распространена. Зафиксированная в «Земледельческом законе» (начало VIII в.) арендная ставка составляла 1/10 урожая, т. е. была очень низкой[1489]. Наем батраков также упоминается редко, но в зажиточных хозяйствах нередко имелись рабы, которых крестьяне-воины захватывали в походах. О заработной плате и ценах в Византии мы имеем лишь очень скудные сведения. По данным, собранным Г. Острогорским, городской рабочий-подмастерье в VIII в. получал обычно около 1 каратиона (1/24 номисмы) в день[1490]. О цене на хлеб имеется лишь одно свидетельство, говорящее о том, что она была очень низкой: в правление Константина V (743–775 гг.), т. е. в период после чумы 747 г., за 1 номисму можно было купить 60 модиев пшеницы: патриарх Никифор писал, что люди объясняли эту дешевизну «изобилием плодов земли»[1491]. Принимая во внимание, что модий равнялся примерно 8 кг, мы получим, что на дневную зарплату можно было купить 20 кг зерна. Если даже допустить, что вызывавшее удивление современников падение цен было временным явлением, что обычная цена была, скажем, вдвое выше, то и в этом случае нужно признать, что уровень заработной платы был высоким, таким, каким он и должен быть в период восстановления.

Что касается уровня налогов, то нужно прежде всего отметить, что позднеримская налоговая система развалилась и прекратила существование еще в конце VII в. Центральные налоги намного уменьшились и, по-видимому, потеряли регулярный характер: в VIII в. крестьяне платили лишь так называемые «экстраордина», бывшие прежде небольшим дополнением к основным налогам[1492]. Однако важно подчеркнуть, что, несмотря на все потрясения, в Константинополе сохранялась старая имперская бюрократия – множество образованных сановников, судей, налоговых практоров, которые прежде получали жалование за счет налогов и мечтали о восстановлении прежних порядков. Эта бюрократия выступала в роли хранителя и передатчика имперских этатистских традиций; при поддержке церкви она прилагала все усилия, чтобы подчинить ставшие слишком самостоятельными фемы, восстановить налоговую систему и заставить крестьян платить налоги. Фемы отвечали восстаниями против Константинополя; в 715 г. столица была разгромлена крестьянским ополчением из фемы Опсикий, и власть на длительный период перешла к императорам-вождям фемных ополчений. Эти крестьянские императоры были грубыми воинами, почти варварами; нуждаясь в деньгах, они под предлогом иконоборчества грабили монастыри и снимали золотые оклады с икон. «Они были исполнены невежества и полной безграмотности, отчего и происходят все беды, – писал хронист Феофан. – Книги сжигали, священные сосуды и святые храмы оскверняли...».

Рис. 18. Интенсивность монетного обращения на территории Албании[1493]

Победы ислама вызывали в Византии реакцию подражания, которая распространялась и на религию. В иконоборческом движении просматривалось идейное влияние Востока, отвергавшего поклонение иконам. Это же влияние сказывалось в попытках императоров-иконоборцев присвоить прерогативы патриархов и выступать в роли халифов. Инициатор иконоборчества Лев III говорил, что он «царь и вместе с тем иерей», а его противники называли императора «саракинофилом», т. е. «мусульманствующим»[1494]. С другой стороны, прилив армянских и сирийских переселенцев в Малую Азию принес с собой также и неисламские восточные ереси: манихейство и маздакизм. Наибольшей остроты еретическое движение достигло в Армении, где были изначально сильны традиции Мани и Маздака. Армения стала также оплотом движения павликиан, тесно связанного с манихейством[1495].

В начале IX в. имперская бюрократия смогла вернуться к власти и возвести на престол Никифора I (802-811 гг.). Новый император заявил, что никто из его предшественников не умел по-настоящему управлять государственным кораблем и не заботился о благе государства. Никифор I предпринял попытку восстановления этатистской монархии позднеримского образца. Были обновлены налоговые списки и введен подворный налог «каптикон» (во всяком случае, этот налог впервые упоминается при Никифоре I). В первой половине IX в. каптикон составлял 2 милиарисия (1/6 номисмы) с каждого крестьянского «очага». В источниках упоминаются также подать продуктами, «синона», и трудовые повинности, в частности «ангария» – содержание почтовых станций, располагавшихся на главных дорогах[1496].

В правление Никифора I была проведена также военная реформа: состоятельные крестьяне были внесены в особые каталоги кавалерийских фем, а для остальных крестьян вводилась система складничества – они должны были вносить по 18,5 номисм на каждого выставляемого общиной воина[1497].

Никифор I мечтал о восстановлении границ империи, но политика завоеваний привела его к гибели в битве с болгарами. Вслед за этим поражением последовал новый период вражеских нашествий и внутренних смут. Фракия была опустошена болгарами; в Малой Азии вспыхнуло восстание против введенных Никифором налогов, принявшее масштабы разрушительной гражданской войны. В 830-х гг. Малая Азия подверглась новому нападению арабов, а затем вспыхнуло восстание павликиан. Это восстание было тесно связано с мощным восстанием Бабека, незадолго перед этим охватившем халифат: пламя крестьянской войны под знаменами маздакитства и манихейства перебросилось на Армению и Малую Азию.

Окончание павликианской войны совпало по времени с распадом халифата и прекращением вторжений с Востока. Во второй половине IX в. внутренняя и внешняя обстановка стабилизируется и отмечаются все более явные признаки восстановления экономики. Для некоторых районов, в частности для западной Македонии и Фессалии, имеются палеологические данные, которые говорят о вырубке лесов и расширении пашен[1498]. Данные о монетном обращении указывают на постепенное восстановление городов и торговли (рис. 16-18). Возобновилось каменное строительство; хроника, описывающая правление Василия I (867-886 гг.), перечисляет десятки построенных или восстановленных церквей, дворцов и крупных сооружений. Признаком значительного роста населения Константинополя было восстановление системы цистерн, сберегавших воду для жителей столицы[1499]. Из сохранившихся поныне константинопольских церквей к VIII – первой половине IX вв. принадлежит только одна церковь, а ко второй половине IX в. – четыре церкви. Отмечается также восстановление столичного ремесла, но в провинциях этот процесс начался позже, в X столетии[1500]. Рост населения привел к росту цен на хлеб, цена на пшеницу в Константинополе при Василии I возросла до 1/12 номисмы за модий[1501].

Вместе с восстановлением экономики с середины IX в. появляется и растет крупное землевладение[1502]. Фемные командиры захватывали в походах рабов и добычу; обогатившись, они создавали поместья на свободной земле, которая имелась в промежутках между землями общин. С другой стороны, некоторые богатые крестьяне, имевшие боевого коня и доспехи, также становились командирами подразделений, таким образом, крупное землевладение было в существенной степени связано с военным командованием, и новая фемная элита была военно-землевладельческой, ее обобщенный образ отразился в слове «динаты» – «сильные». Поместья новой знати быстро росли, и в начале X в. появились знатные роды, такие как роды Фок и Малеинов, владевшие обширными землями, населенными тысячами зависимых людей, рабов, арендаторов и батраков[1503].

Вместе с тем конец IX и начало Х вв. стало временем восстановления этатистских традиций, прежде всего это сказалось в возрождении римско-греческой бюрократической школы; была воскрешена табель о рангах, и до мельчайших деталей разработана бюрократическая иерархия. Обязанности чиновников были детально расписаны; существовала служба специальных ревизоров, и, например, за злоупотребления в сборе налогов сборщику грозила смертная казнь. Повышения производились только по строгим правилам; вновь возродился синклит – наследник римского сената, превратившийся в собрание высших чиновников и церковных иерархов[1504]. Таким образом, произошла консолидация бюрократии, хранившей этатистские традиции Римской империи. В отличие от «динатов» бюрократия генетически не была связана с крупным землевладением (кланы землевладельцев-чиновников появились лишь в XII в.); поскольку чиновники часто сменялись, бюрократия обладала относительно большой вертикальной мобильностью[1505]. В формировании административной системы превалировал принцип выдвижения по заслугам; трактат «Тактика Льва» (начало X в.) утверждал, что благородство человека определяется не его происхождением, а его собственными заслугами и добродетелью[1506]. В X в. этатистская бюрократия и фемная знать стали двумя конкурирующими группами элиты, боровшимися за власть и распределение доходов.

Возрождение этатистской монархии означало возрождение православного самодержавия. Церковь и государство снова слились в одно целое; общество мыслилось как православная община, объединенная принципами христианской справедливости и отеческой властью императора. Подданные империи официально были равны перед законом, а императоры считали своим долгом чтить и исполнять законы[1507]. «Император представляет собой воплощение законности и общее благо для всех подданных», – говорит законодательный сборник «Эпанагога»[1508]. Власть императора считалась божественной, ритуал помазания делал его уполномоченным Господа, между тронами императора и императрицы стоял трон Христа, на котором лежала Библия. Вся жизнь императора была насыщена многочисленными религиозными обрядами, «отражавшими гармонию и порядок, созданные творцом»[1509].

Теоретически византийская этатистская монархия обладала верховной собственностью на землю, государство имело право конфисковать без суда и следствия любой земельный надел[1510]. После подавления мятежей и заговоров производились массовые конфискации земельных владений. Смена царствования сплошь и рядом влекла за собой конфискацию имущества дворцовых чиновников и царских слуг, такие конфискации иногда распространялись на широкий круг чиновничества. Церковное имущество также не было неприкосновенным, и в случае нужды императоры отчуждали церковные ценности[1511]. Но в то же время существовали различные категории земель: коронные земли, собственником которых была императорская семья, государственные земли, бывшие собственностью казны, церковные и частные земли, – и в отношении разных категорий земель государство и крестьяне обладали различными правами. Если в отношении своей земли крестьяне были частными собственниками, то на государственных землях, землях церкви и крупных собственников они выступали в качестве арендаторов. Это проявлялось прежде всего в уровне налогообложения: на своих частных землях крестьяне платили поземельный налог, а на государственных землях – вдвое превосходящую этот налог арендную плату[1512].

Византийский этатизм особенно ярко проявлялся в государственном регулировании ремесла и торговли. Городские ремесленники и торговцы объединялись в корпорации, которые строго контролировались государством, устанавливавшим цены на основные товары и норму прибыли (которая обычно составляла 8,33%). Особенно строго регулировалась хлебная торговля, городской эпарх должен был чуть ли не ежедневно встречаться с торговцами и устанавливать цену хлеба, государство имело большие резервные склады и регулировало цены, закупая или выбрасывая хлеб на рынок. Существовали также большие государственные мастерские по производству оружия, шелковых и шерстяных тканей, предметов роскоши[1513].

Восстановление имперских традиций подразумевало создание мощной армии, однако в этом отношении достижения императоров были скромными. Византийская армия оставалась крестьянским ополчением. В стратиоты кавалерийских фем записывались крестьяне, обладавшие имуществом в 4 литры (288 номисм), что составляло стоимость 6 обычных зевгаратских участков. По подсчетам исследователей, такое земельное владение приносило 15 номисм чистого годового дохода; на эту сумму нельзя было приобрести кольчугу, поэтому стратиоты были легковооруженными всадниками[1514]. Наделы стратиотов были объявлены неотчуждаемыми, они освобождались от некоторых налогов и повинностей. Чтобы облегчить снаряжение стратиотов, им стали выдавать небольшое денежное и натуральное довольствие (опсоний и ситересий). Однако это не решало проблемы содержания воинов; для сравнения можно отметить, что воины-гулямы в халифате до начала X в. получали содержание 48-84 динаров (т. е. номисм) в год[1515]. К тому же стратиотское войско было немногочисленным: «Тактика Льва» свидетельствует, что все фемы Малой Азии могли выставить лишь 30 тыс. воинов, причем обычно войско составляло не больше 5 тыс.[1516].

Внешнеполитическое положение Византии во многом определялось действием военно-технического фактора, влиянием фундаментальных инноваций в военном деле, произошедших в начале Средних веков. Появление стремени придало всадникам большую устойчивость и позволило использовать тяжелое вооружение, тяжелая кавалерия составляла ядро мусульманских и западноевропейских армий. Воздействие военно-технического фактора носило диффузионный характер и проявлялось в том постоянном военном давлении, которое оказывали на Византию мусульмане; это давление заставляло византийское государство перенимать восточную систему вооружения и содержания войск. Содержание мусульманских всадников (тюркских гулямов) обеспечивалось высоким жалованием, которое подразумевало высокие налоги с крестьян. В первой половине X в. императорская гвардия также стала формироваться из наемников, среди которых было много варягов-русов; появились также подразделения гулямов из числа пленных мусульман[1517]. О том, насколько высоко ценили мусульманских воинов в Византии, говорит то, что при Никифоре II Фоке согласившимся служить пленным мусульманам давали стратиотский надел и 16 номисм на обзаведение[1518]. Будучи опытным полководцем, Никифор II понимал, какое психологическое преимущество дает мусульманам обещание пророка, что каждый погибший в бою за веру попадет в рай; он пытался добиться, чтобы погибшим христианам также оказывались мученические почести, но неудачно[1519].

Проблема содержания армии упиралась в проблему финансов и налогов. Несмотря на введение каптикона в 1/6 номисмы, уровень налогов в середине IX в. оставался низким. Пустая казна не позволяла содержать большую армию, поэтому основной социальной тенденцией 850-950-х гг. был рост налогов. В ходе этого процесса трудовые и натуральные повинности были коммутированы в денежные налоги, и к середине X в. крестьянин-зевгарат платил основной налог, «димосий» или «канон», в 2 номисмы (сюда входил поземельный налог в 1 номисму, а также каптикон и налог на волов); кроме того, существовали и другие, сравнительно мелкие, дополнительные налоги[1520]. Таким образом, за столетие денежные налоги увеличились во много раз и, по-видимому, достигли предела возможностей крестьянского хозяйства. По расчетам Г. Г. Литаврина, после уплаты налогов у крестьян оставалось зерна, только-только чтобы прокормиться до следующего урожая[1521].

«Податной устав» свидетельствует, что уже в начале X в. рост налогов привел к многочисленным случаям бегства крестьян и забрасывания ими своих земель. Устав рекомендует снимать с общины налоги бежавших крестьян, «чтобы не покинули земель и оставшиеся сельские жители»[1522]. Изъятие у крестьян ресурсов привело к тому, что многие из них не могли сохранять запасы зерна на случай большого неурожая. В 928 г. необычайно суровая зима погубила урожай. «И оттого начался страшный голод, – говорит хроника, – которого раньше никогда не бывало, а отсюда и неисчислимые смерти, так что живые не успевали хоронить мертвых»[1523]. Голодающие за бесценок отдавали свои наделы и уходили в города, фемные стратиги и динаты скупали земли и создавали поместья. В 932 г. обездоленные крестьяне подняли восстание в феме Опсикий, и восстание побудило императора Романа I выступить в поддержку крестьянских требований. Фразеология императорского указа 934 г. показывает, что византийская этатистская традиция, по-прежнему, как и во времена Юстиниана Великого, несла в себе элементы христианского социализма. «Есть люди, – говорилось в указе, – которые заботятся только о земных благах и временном благополучии, отказываясь таким образом от прав на небесные награды и забывая о дне судном. Такие люди… причина всех бедствий; отсюда происходят всякие замешательства, отсюда великие стоны и страдания и многие стоны бедных. Но за бедных вступается Сам Господь. Если же Сам Бог, возведший нас на царство, восстает на отмщение убогих, то как можем мы пренебречь своим долгом…»[1524]. В то же время, ссылаясь на Господа, император исходит из прагматических соображений, указывая на необходимость заботы о крестьянстве, потому что «именно крестьянское землевладение удовлетворяет двум существенным государственным потребностям, ибо с него вносятся казенные подати и исполняется воинская повинность»[1525]. В итоге указ предоставлял крестьянам, продавшим свои земли во время и после голода 928 г., право выкупа этих земель, если же они были проданы менее чем за половину стоимости, то крестьянин мог получить свою землю безвозмездно. Указ запрещал также скупку земель в будущем[1526].

Однако после голода положение в деревне оставалось тяжелым, крестьянство разорялось, и динаты, несмотря на запреты, скупали крестьянские земли[1527]. Положение осложнялось предпринятой в это время попыткой введения круговой поруки при уплате налогов («аллиленгия»), однако неясно, стала ли круговая порука реальностью; закон предусматривал исключение запустевших наделов из налоговых описей[1528]. Константин VII (945–959 гг) существенно уменьшил налоги, чтобы «облегчить несчастным беднякам тяжкий гнет неуместных взиманий»[1529]. Император издал указ, гласящий, что поскольку земельные сделки совершались в обход закона, то бедняки, продавшие землю динатам, могут вернуть свои наделы, не возмещая покупателям уплаченную цену. Однако возмущение знати было таково, что Константин VII был вынужден вскоре отменить свой указ – знать впервые указала на пределы императорской власти[1530].

Усиление военной знати привело к тому, что в 963 г. знаменитый полководец Никифор Фока поднял мятеж и провозгласил себя императором. Фока отменил право крестьян на выкуп земель, проданных более чем 40 лет назад, урезал содержание чиновников, увеличил налоги и мобилизовал все средства страны для военной экспансии. Византийцы впервые за два столетия перешли от обороны границ к наступлению, смуты на арабском Востоке помогли императору-полководцу отвоевать Северную Сирию. Никифор Фока провел военную реформу, и, переписав стратиотов с цензом более 12 литр золота (владельцев 15-20 обычных зевгариотских наделов), сформировал из них подразделения тяжеловооруженных всадников-катафрактов. Таким образом, в Византии появилась рыцарская конница, но она была очень малочисленна: богатых стратиотов нашлось немного, их число оценивается в несколько сотен[1531].

Господствующей экономической тенденцией того времени было разорение крестьян вследствие нарастающего аграрного перенаселения. Малоземелье прогрессировало независимо от того, скупали или нет динаты крестьянские участки; рост населения и разделы наделов между сыновьями в любом случае приводили к недостатку земли и хлеба. Главным признаком перенаселения был рост хлебных цен: обычная цена модия пшеницы увеличилась в Константинополе с 1/12 номисмы в 870-х гг. до 1/8 номисмы в 960-х гг.[1532]. В 960 г. из-за неурожая зерно вздорожало до 1/4 номисмы, но энергичные меры властей позволили сбить цену. В 968 г. новый неурожай вызвал ужасный голод; цена достигла 1 номисмы за модий, но Никифор Фока не думал о том, как помочь беднякам, и приказал продавать хлеб из казенных складов по спекулятивной цене[1533]. В дальнейшем большой голод упоминается в 986 г. и несколько раз в первой половине XI в. Нарастающее малоземелье заставляло крестьян продавать свои наделы и становится арендаторами-париками на государственных и частных землях. Арендная плата зевгарата на государственных землях составляла 1/12-1/10 номисмы за модий пашни и вдвое превосходила поземельный налог, который платили крестьяне-собственники. На землях динатов в различных случаях арендная плата могла составлять 1/4, 1/3, 1/2 урожая[1534], и поскольку данных немного, то вывести среднюю величину не представляется возможным, но во всяком случае она была много больше, чем та десятина, которую платили арендаторы в VIII в. Нужно учесть, что помимо аренды парики (как и другие крестьяне) платили подворный налог в размере 1/2 номисмы и некоторые другие подати. Даже по оптимистическим расчетам Ж. Лефорта (который полагает, что парики имели большие наделы – 80 модиев), их суммарные подати и ренты достигали примерно половины чистого сбора[1535].

Попытки императоров приостановить разорение крестьянства, по-видимому, замедлили этот процесс, но не остановили его. Отсутствие источников не позволяет проследить динамику этого процесса, но его конечный результат виден из двух сохранившихся поземельных описей. Следует оговориться, что крестьяне, фигурирующие в этих описях, – это парики, т. е. крестьяне-арендаторы, уже потерявшие свою землю. Одна из описей относится к 1073 г. и касается нескольких деревень в районе Милета, в этих деревнях было в общей сложности 49 крестьян-дворохозяев, из них 37% были зевгаратами, 12% воидатами и 51% составляли актемоны – разорившиеся крестьяне, не имевшие рабочего скота[1536]. Другая опись датируется 1103 г. и относится к селу Радолюбо в прибрежной части западной Македонии; в этом селе было 123 двора, из них 26% – зевгаратов, 29% – воидатов и 45% – актемонов[1537]. Таким образом, в обоих случаях около половины населения деревень составляли бедняки, не имевшие волов. Нужно учесть при этом, что условия ведения хозяйства в Византии были таковы, что владельцы одного вола также считались бедняками, которым приходилось бороться с голодом[1538].

Разорявшиеся крестьяне пытались заработать на жизнь ремеслом; имеются некоторые, правда немногочисленные, данные о росте деревенского ремесла[1539]. Многие бедняки продавали свои наделы и уходили в города, становились подмастерьями и наемными работниками, мистиями. Стремительный рост монетного обращения в 950-1060-х гг. говорит о быстром росте городов (см. рис. 16-18), по-видимому, более быстром, чем рост населения в сельской местности. X в. был временем расцвета константинопольского ремесла, в особенности керамического производства и металлообработки[1540]. Население столицы, по некоторым оценкам, достигло полумиллиона жителей; город был перенаселен, жилье стоило очень дорого, и властям в порядке вспомоществования бедным иногда приходилось оплачивать долги квартиросъемщиков. Хотя достоверных данных о заработной плате не имеется, исследователи полагают, что подмастерья и наемные работники получали примерно 1 номисму в месяц[1541]. При цене в 1/8 номисмы за модий пшеницы[1542] на дневную зарплату можно было купить только 4 кг зерна – такой низкий уровень заработной платы характерен для периодов Сжатия[1543]. Безработица была огромной, Константинополь был переполнен нищими, которые спали прямо на улицах и площадях[1544]. Рабочая сила была столь дешевой, что рабство стало невыгодным – рабов стали отпускать на свободу, и в XI в. их число резко сократилось[1545].

После смерти преемника Никифора Фоки Иоанна Цимисхия этатистская бюрократия сумела вновь овладеть властью. Император Василий II (976-1025 гг.) подавил мятежи военной знати и, как сообщает Матфей Эдесский, подверг многих знатных жестоким казням[1546]. Хронист Михаил Пселл писал, что Василий II сокрушил силу выдающихся родов и окружил себя незнатными и необразованными людьми[1547]. Император провел поземельно-имущественную перепись, которая сопровождалась конфискацией части динатских земель. Динаты были включены в налоговые ведомости деревень и в соответствии с вновь восстановленным принципом круговой поруки (аллиленгием) обязывались платить недоимки деревенских бедняков; 40-летний срок давности, ограничивавший право выкупа крестьянских земель, был отменен[1548]. Эти меры этатистской монархии нанесли тяжелый удар крупному землевладению, и динаты на некоторое время сошли с политической сцены[1549].

Конфискации, введение аллиленгия и обременение платежами крупных землевладельцев позволили Василию II стабилизировать государственные финансы, так что к концу его правления в казне имелся запас в 200 тыс. литр[1550]. Пополнение казны, в свою очередь, позволило увеличить армию. Стратиоты стали получать ежегодные выдачи из казны, однако главную роль в армии теперь играли наемники; о их роли говорит, например, то обстоятельство, что при завоевании Болгарии русско-варяжская дружина получила треть добычи. Состоявшая из наемников-варваров императорская гвардия насчитывала 24 тыс. солдат, гвардия стала ударной силой византийской армии[1551].

Главным событием правления Василия II стало завоевание Болгарии. Со времени своего основания Болгарское царство вело наступление на земли Византии, и в царствование Симеона (863-927 гг.) болгары оттеснили византийцев к побережью Эгейского моря. Бесконечные войны сопровождались опустошением обширных районов и делали невозможным восстановление экономики на остававшихся под контролем византийцев балканских территориях. Очевидно, что завоевание Болгарии должно было дать толчок к освоению запустевших земель и в какой-то степени разрядить напряженную демографическую и продовольственную ситуацию в Византии. Уже в 970-х гг, после завоевания долины Марицы, сюда были переселены десятки тысяч крестьян из Малой Азии и созданы многочисленные военно-земледельческие колонии[1552]. Завоевание Болгарии сопровождалось опустошением страны, многие районы обезлюдели. Данные о монетном обращении в бывшей болгарской столице, Преславе, указывают на наступивший после завоевания упадок города (рис. 19). Члены царской семьи и многие представители знати были переселены в Малую Азию, где им на условиях службы были предоставлены поместья. Оставшееся сельское население первоначально платило налоги по традиционной (болгарской) норме: по 1 модию пшеницы, 1 модию проса и мере вина с зевгарата (в Болгарии еще при царе Петре стали проводиться переписи по греческому образцу, и зевгарий стал единицей налогообложения). В 1040 г. налоги были переведены на деньги и повышены до 1 номисмы с зевгария. Это вызвало восстание болгар, подавление которого сопровождалось новыми большими опустошениями[1553]. После подавления восстания население Болгарии было вынуждено для уплаты налогов продавать на рынке большое количество хлеба; это вызвало падение хлебных цен, которые в начале 1070-х гг. составляли от 1/18 до 1/8 номисмы за модий[1554]. Фракия и Македония, освободившись от постоянной угрозы болгарских набегов, также стали зернопроизводящими областями; хлеб из этих районов вывозился к морскому порту Редесто, который стал главной хлебной гаванью Византии[1555].

Завоевание Болгарии способствовало улучшению продовольственной ситуации и ослаблению Сжатия. Однако, прежде чем стали сказываться результаты этого завоевания, Византии пришлось пережить несколько трудных десятилетий, завершившихся тяжелым кризисом. 1023-1026 гг. были отмечены засухой и голодом. Император Василий II снял недоимки за два голодных года, но его преемник Константин VIII (1025-1028 гг.) возобновил взыскание недоимок. Разорявшиеся стратиоты не могли служить в войске, а замена их наемниками, в свою очередь, требовала увеличения налогов, которые не могли платить разорявшиеся крестьяне. Империя находилась в состоянии постоянного финансового кризиса, с которым не могли справиться слабые преемники Василия Великого. Под давлением знати Роман III (1028-1034 гг) окончательно отменил аллиленгий, который платили в том числе и динаты; это еще более ухудшило финансовое положение государства. По словам Пселла, Роман III «походил больше на сборщика налогов, чем на императора», а временщик Иоанн Орфанотроф «особую изобретательность и ум высказывал при обложении налогами»[1556]. Были введены новые налоги, один из которых предназначался специально на экипировку разорившихся стратиотов; большинство стратиотов к этому времени превратились в простых наемников или заменялись наемниками[1557]. Рост налогов происходил в условиях Сжатия, и так как крестьяне не имели запасов зерна, то каждый неурожай приводил к голоду, каждая, даже небольшая, засуха приводила к тяжелым последствиям, поэтому 1020-1050-е гг. описываются в хрониках как сплошная цепь стихийных бедствий[1558]. В 1032-1034 гг. голод в малоазиатских провинциях заставил крестьян толпами переселяться на колонизируемые земли Фракии. Положение крестьян Малой Азии было столь тяжелым, что позже, в 1070-х гг., они приветствовали приход завоевателей-тюрок. Массы разоряющихся крестьян искали работу в городах, что привело к быстрому росту городского населения (рис. 16, 17) и ухудшению продовольственного положения в городах. В 1037 г. страшная засуха и голод вызвали волнения в столице. В провинциях вспыхивали антиналоговые восстания: в Навпакте (1026 г.), в Антиохии (1034 г); в 1042 г. произошло восстание в Константинополе, в ходе которого народ уничтожил налоговые списки[1559]. Правительству пришлось сокращать военные расходы; Константин IX (1042-1055 гг) перевел 50 тыс. грузинских стратиотов на положение простых крестьян-налогоплательщиков[1560]. Как писал Иоанн Скилица, «военное дело пришло в упадок и вконец расстроилось вследствие отсутствия денег в казне»[1561]. Ввиду нехватки средств правительство прибегло (поначалу к небольшому) снижению содержания золота в номисме[1562].

Рис. 19. Интенсивность монетного обращения в Болгарии[1563]

В Византии сложилась характерная для фазы Сжатия ситуация, когда разорение крестьян подрывало финансовые возможности и обороноспособность государства, в то время как давление внешних врагов угрожало его существованию. С 1046 г. Балканы стали подвергаться набегам печенегов, которые иногда прорывались почти до столицы. Ослабление государства и династический кризис, вызванный пресечением Македонской династии, позволили военной знати снова захватить власть: в 1057 г. военный мятеж привел к власти полководца Исаака Комнина. Исаак Комнин (1057-1059 гг) во время своего короткого правления пытался выйти из финансового кризиса с помощью жесткого сбора недоимок, конфискации земель у своих врагов и у некоторых монастырей[1564]. После смерти Исаака Комнина власть вернулась к этатистской бюрократии, которая проводила политику ограничения военных расходов. По словам Пселла, желанием Константина X (1059–1067 гг) было улаживать дела с народами не войнами, а дарами, чтобы не тратить много денег на войско[1565]. Финансовый кризис побудил правительство ввести систему налоговых откупов; это позволяло получать деньги авансом, но отдавало население на произвол откупщиков[1566].

Между тем с востока надвигалась тюркская волна; в 1055 г. тюрки взяли Багдад, и вскоре их отряды появились на границе Византии. В страхе перед угрозой нашествия вдова Константина Х Евдокия, регентша при малолетних сыновьях императора, вручила власть полководцу Роману Диогену. Готовясь к войне с тюрками, Роман IV Диоген созвал стратиотское ополчение, но, как пишет Скилица, налицо оказалось лишь скромное число людей, одетых в рубища и удрученных скудостью, лишенных вооружения и коней. Императоры давно не выступали в поход, поэтому у стратиотов, не несших военной службы, было отнято содержание, и они уже не могли должным образом снарядиться на войну. «Они имели робкий вид… и казались неспособны ни на какое большое предприятие»[1567]. Роман Диоген попытался восстановить боеспособность армии, но основную силу его войска составляли наемные отряды франков, варягов и тюрок, гузов и печенегов[1568]. 19 августа 1071 г. близ Манцикерта огромная армия Романа Диогена встретилась с численно намного уступавшим ей войском тюрок-сельджуков, но ход битвы показал, насколько опрометчивой была ставка на иноземных наемников. Тюрки из войска Романа Диогена изменили и перешли на сторону своих степных сородичей, византийская армия была разгромлена, и Роман Диоген попал в плен[1569].

Власть в Константинополе снова оказалась в руках этатистской бюрократии, которая возвела на престол Михаила VII (1071-1078 гг.). Византийская армия продолжала разваливаться, вслед за изменой гузов восстали франкские наемники, и, чтобы усмирить их, Михаил VII был вынужден обратиться к сельджукам. Тюркские орды растеклись по Малой Азии, грабя и истребляя население, греки в страхе бежали на Балканы. «Покинули греки станы свои и города, коими владели на Востоке, и ушли, – говорит грузинский автор. – Их захватили турки и поселились в них»[1570]. В стране свирепствовали голод и чума, цена пшеницы в Константинополе достигла 3 номисм за модий, на улицах лежали трупы, и на одни носилки приходилось класть по 5–6 мертвецов. Болгары воспользовались ослаблением Византии и снова восстали. Военная знать также использовала ослабление государства, и мятежи следовали один за другим. В обстановке голода и смуты правительство пошло на крайние этатистские меры: была монополизирована торговля хлебом и конфискована священная утварь в церквях. Содержание золота в номисме было понижено до 60%[1571]. Но правительству не удалось стабилизировать положение – военная знать снова подняла мятеж, ее вождь, полководец Никифор Вониат, в борьбе с Михаилом VII призвал на помощь турок и отдал им земли вплоть до Босфора. Овладев властью, Никифор III (1078-1081 гг.) стал широкой рукой раздавать динатам поместья и податные привилегии – это вызвало крестьянские восстания, кое-где в Малой Азии крестьяне переходили на сторону турок[1572]. Страна погрузилась в хаос, различные военные группировки сражались друг с другом и с центральным правительством. Наконец, в апреле 1081 г. войска фракийских динатов штурмом овладели Константинополем и подвергли город жестокому разграблению. Императором был провозглашен Алексей I Комнин – основатель новой династии и нового государства[1573].

Но успокоение наступило не сразу; в 1081 г. при Диррахии Византия потерпела новое сокрушительное поражение – на этот раз от рыцарской конницы сицилийских норманнов. Норманны опустошили Северную Грецию и достигли берегов Эгейского моря, печенеги год за годом прорывались через Балканы и опустошали Болгарию. В конечном счете голод, эпидемии, внутренние войны и вторжения врагов обернулись для Византии тяжелой демографической катастрофой. Наибольшие масштабы эта катастрофа имела в разоренной тюрками Малой Азии; как показывают данные о монетном обращении, многие города опустели и торговля практически прекратилась – как в VII – VIII вв. (рис. 16). Толпы беженцев искали спасения от тюрок на Балканах. Однако и на Балканах некоторые области жестоко пострадали от вражеских вторжений; как показывают графики на рис. 17-19, имело место падение монетного обращения в Болгарии, в Албании, а также в Средней Греции, в частности в Афинах. Аналогичные данные имеются относительно Константинополя[1574].

* * *

Подводя итоги социально-экономического развития Византии в VIII – XI вв., необходимо отметить прежде всего масштабы демографической катастрофы, вызванной варварскими нашествиями в VII в. Археологические данные, так же как и данные письменных источников, говорят о гибели большинства городов и запустении обширных сельских территорий. Наиболее важным социальным следствием этой катастрофы была гибель крупного землевладения; в новых условиях главную роль играла община свободных крестьян, крестьянские ополчения защищали страну от вторжений и возводили на императорский трон своих вождей. Таким образом, социальная структура общества значительно упростилась, приблизившись к структуре «варварских королевств». Однако при этом сохранялась и сильная этатистская традиция, носителями которой были остатки имперской бюрократии и церковь. Эти круги призывали к восстановлению сильного государства, необходимого в первую очередь для обороны от внешних врагов.

Период разрухи и нашествий продолжался до VIII столетия, когда началось медленное восстановление экономики. Как и в классическом случае, для фазы роста характерны наличие свободных земель, рост населения, рост посевных площадей, низкие (но постепенно растущие) цены на хлеб, высокая реальная заработная плата, относительно высокий (но постепенно понижающийся) уровень потребления, низкий уровень земельной ренты, строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений, ограниченное развитие городов и ремесел, незначительное развитие аренды и ростовщичества.

Социально-экономическое развитие Византии в значительной мере определялось двумя факторами: демографическим и военно-техническим. Военно-технический фактор проявлялся в господстве на поле боя тяжеловооруженных всадников: тюрок, арабов, франков, норманнов. Военное давление этих противников заставляло византийское правительство создавать подразделения тяжелой кавалерии из стратиотов или из наемников, оплачиваемых за счет казны. Это было продолжение диффузионной волны, связанной с распространением стремени и тюркского седла. Победы мусульман и могущество халифата вызывало подражание также и в религиозной сфере (иконоборчество), и в общей тенденции к централизации и этатизму.

В начале VIII в., в правление Никифора I, отмечается первая, неудачная, попытка восстановления этатистской монархии; вторая попытка была предпринята в правление Василия Македонянина, и на этот раз завершилась относительным успехом. Этатистская бюрократия консолидировалась и установила реальный контроль над управлением страной: была восстановлена налоговая система, в войске, прежде носившем характер крестьянского ополчения, был выделен слой наследственных воинов-стратиотов, которые регулярно получали пособия из казны, т. е. войско стало отчасти финансироваться за счет налогов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.