Россия и США
Россия и США
Не так уж много вещей в современной политике, которые по лицемерию, бессмысленности и смехотворности могут сравниться с рассуждениями о «политическом партнерстве» и «союзнических отношениях» России и США (будем пока понимать под этими терминами только современные геополитические субъекты). Как и почти всегда в геополитических вопросах, реальность лежит на поверхности и совершенно очевидна, но почему-то считается нужным делать вид, что ее не существует, а существует это самое «партнерство».
Если даже не задаваться риторическими вопросами, против кого создается американцами система ПРО и кто мыслится вероятным противником, когда российские ВС пытаются запустить на маневрах оставшиеся стратегические ракеты, «партнерство» — даже в борьбе с пресловутым «международным терроризмом» выглядит довольно странно (те террористы, которые против нас — это террористы, а которые против вас — борцы за свободу).
Да и, мягко говоря, «несовпадение» российских и американских геополитических интересов — вещь столь же объективная, сколь и очевидная. Приоритетом России, лишенной в 1991 г. половины своих территорий и потенциала, является их возвращение, без которого она никогда не сможет вновь обрести статуса великой державы. Приоритетом США, основой американской политики, является недопущение именно этого — того, чтобы под контролем московского правительства вновь оказались потенциал и ресурсы территорий исторической России, позволившие бы ему говорить с США на равных.
Разница только в том, что американцы предельно откровенно и постоянно декларируют этой свой приоритет, тогда как руководство РФ не только никогда о своем не заикалось, но и с не меньшим постоянством рьяно отрицает даже возможность наличия у него таких «крамольных» мыслей. Причина очевидна. США сильны, а РФ слаба, причем не только и не столько абсолютно (все-таки и сейчас РФ способна уничтожить США, во всяком случае, нанести им такой ущерб, который навсегда покончит с их лидерством в мире), сколько «принципиально» — двенадцать лет назад РФ добровольно поставила себя в такое положение по отношению к США, которое заведомо исключает что-либо подобное. Хозяин вправе лишний раз напомнить слуге о недопустимости покушения на свое имущество, но слуге никогда не придет в голову вслух обнаружить такие намерения.
Будь иначе, давно были бы поставлены вопросы, почему, например, США вправе объявлять «зоной своих интересов» практически любые территории, отстоящие от ее границ на многие тысячи километров, а со стороны России даже самые робкие попытки влияния на «постсоветском пространстве» неизменно квалифицируются как «имперские амбиции»? Почему США могут размещать свои базы в любой точке земного шара, а Россия не смеет даже вблизи своих границ? Почему, наконец, США вправе определять, какие территории «признавать» российскими, тогда как Россия над законностью того, чем владеют США, не размышляет?
Для нынешних американских политических кругов и сформированного ими же общественного мнения аксиоматично, что Россия — это та резервация в виде РСФСР, которая в 20–30–х годах образовалась в ходе большевистского членения исторической России, причем и эта территория должна непременно еще делиться на «суверении» (и какой вой поднимется, если руководство РФ вздумает пересмотреть административно-территориальное устройство!). Между тем, если подходить к США с теми же самыми принципами, которые они применяют по отношению к России, то никаких США вовсе не должно было бы существовать. Ибо если Украина, Молдавия, Казахстан и другие неотъемлемые части исторической России не должны ей принадлежать, то США следует просто самоликвидироваться, потому что в рамках такой логики это государство не имеет права ни на единый клочок своей территории.
Но Россия не ставит вопроса ни о необходимости преобразования США во славу принципа «самоопределения порабощенных наций» в конфедерацию суверенных ирокезских, апачских, сиуских, семинольских и др. республик, ни о возвращении Мексике Техаса и Калифорнии, захваченных в результате вот уж действительно «агрессивных войн» (Россия, заметим, никаких ранее ей не принадлежавших земель ни у одного цивилизованного и продолжающего ныне существовать государства не захватывала). Конечно, американцы, в отличие от России, в свое время весьма радикально решили вопрос с присоединяемыми землями, практически поголовно истребив туземцев (в свете чего упреки по поводу притеснения каких-нибудь «свободолюбивых чеченцев» просто умилительны), но при том подходе, который большевики применили к России (и который с точки зрения американских политологов для России должен быть увековечен) «ирокезии» создать все равно можно было («суверении» ведь создавались и при совершенно ничтожной доле «титульного населения»), а уж негритянских республик наплодить — и подавно.
Конечно, на вопросы, почему все можно США и ничего нельзя России, есть простой и исчерпывающий ответ («Что дозволено Юпитеру…»), с которым не поспоришь, потому что мир реально устроен именно так и никак иначе. Но вот вопрос, с какой стати и до каких пор в этом статусе должны быть именно США, уже не столь однозначен. И уж во всяком случае никто не запретит желать занять сопоставимое положение тому, кто на это хотя бы в принципе способен. Но делиться не хочется, и нет более ненавистного противника, чем такой претендент. Какое тут «союзничество»…
Итак, называя вещи своими именами, Россия и США — государства сейчас не только не дружественные, но определенно враждебные, ревниво следящие за всяким сближением неприятеля с третьими сторонами. И если заверения в обратном на высоком уровне есть понятный и необходимый дипломатический ритуал, то бессмысленности и нелепости бесконечных заклинаний того же рода, предназначенных для населения, остается только дивиться.
В какой степени такое положение естественно, извечно ли и отчего происходит? Возможны ли на самом деле «партнерство» и «союзничество»? Несмотря на все вышесказанное, полагаю, что естественно оно лишь в определенной степени, не вечно и не фатально, а партнерство и даже союз не должны казаться чем-то принципиально невозможным.
Обычно причину антиамериканизма склонны видеть в советском происхождении современного истеблишмента РФ, костяк которой составляет коммунистическая номенклатура второго-третьего разлива, с этими настроениями выросшая, ими и живущая. Это справедливо лишь отчасти, потому что не менее антиамерикански настроены «патриотические» круги, оппозиционные этому истеблишменту. Можно, конечно, сказать, что эти круги — национал-большевистские и сами проникнуты советским духом. Это в большинстве случаев тоже будет правдой.
Однако антиамериканизм может иметь и совершенно иную природу. В нем едина, в частности, практически вся «православная общественность» вне зависимости от степени «розовости» ее представителей. Причем антиамериканизм православных кругов носит гораздо более глубокий характер, чем достаточно беспринципной нынешней «партии власти», поскольку проистекает из полярности фундаментальных представлений о мире и человеке православной традиции и идеологии «прав человека», роль насадителя которой в мире взялись исполнять США. Наконец, если даже оставить в стороне течения «евразийского» толка, достаточно укоренено представление о Западе (возглавителем которого предстают США) как извечном, «онтологическом» противнике России и «русской цивилизации». Причем противостоянию Западу придается значение совершенно исключительное, несравнимое с конфликтами с другими противниками, вплоть до признания этого противостояния основным смыслом исторического бытия.
Но и совершенно не разделяя упомянутых концепций, а оставаясь на позициях реально-исторической России «до 1917 года», проникнуться симпатией к современной американской политике довольно трудно.
Очевидно, что до 1917 г. Россия и США, независимо от того, какой степенью симпатии их внутреннее устройство пользовалось в разных кругах каждой из стран, на государственном уровне воспринимали друг друга как равные государства и между ними не существовало не только непримиримого, но и вообще какого-либо антагонизма. Более того, на протяжении недолгой к тому времени истории США, их интересы не только ни разу враждебным образом не пересекались, но в возникавших конфликтах Россия и США неизменно были союзниками.
Есть мнение, что отказ от советского наследия и возвращение к правопреемству с исторической Россией, само по себе способно принести РФ симпатии США и дружеские с ними отношения. Однако если старая Россия и СССР представляют собой явления противоположные, то и США образца 1917 г. и современные — достаточно разные. И если 80 лет назад американские дипломаты могли отправлять донесения своему правительству в том духе, что не следует пользоваться трудностями России и способствовать отделению от нее окраинных территорий, то в настоящее время дело обстоит противоположным образом. Прежнюю Россию прежние США признавали в тех границах, в каких она существовала, да и смешно было бы «не признавать» принадлежности России каких-то земель (например, Прибалтики), бывших в ее составе за сотню лет до появления самих США). Нынешние США, как уже говорилось, желают видеть нынешнюю Россию в тех пределах, какие ей выкроил преступный большевистский режим (который в свое время США не признавали дольше всех других держав), и не только желают, но и сделали это основным смыслом своей политики.
Есть, опять же, точка зрения, что такое отношение вызвано опасениями возрождения «империи Зла» с возвращением нынешней власти РФ в лоно советско-коммунистической практики. Разумеется нынешние власти дают все основания для подобных опасений, да собственно они и не скрывают, что являются продолжателями советского режима. Но еще больше оснований сомневаться, что отрицательное отношение США даже к крайне робким «имперским» амбициям РФ вызвано именно этим, и что к другой — исторической России, возродись она сегодня, оно было бы лучше.
Совсем наоборот. Если посмотреть на тон комментариев околовластной американской прессы, то путинская власть порицается не столько за тяготение к советчине, сколько как раз за «возрождение царского авторитаризма» и «российского империализма». Полагать, что переход РФ на путь правопреемства от исторической России был бы встречен в США с одобрением, было бы крайне наивно. Напротив, для нынешних американских властей, руководствующихся в своей политике относительно России идеологией школы Бжезинского-Киссинджера, было бы подлинным кошмаром, если бы отряхнувшие со своих ног прах советчины российские власти предъявили бы претензии на наследство уничтоженной большевиками исторической России.
Так что невозможность в настоящее время российско-американского партнерства обусловлена может быть даже не столько советскостью нынешних российских властей, сколько принципиально антироссийским настроем нынешних властей американских, для которых если и есть разница между СССР и исторической Россией, то не в пользу последней.
Вопрос о возможности партнерства и союзнических отношений с США зависит, скорее, от того, возможна ли другая американская политика по отношению к России. Есть ли в американском истеблишменте силы, не разделяющие «киссинджеро-бжезинское» отношение к российской государственности. По некоторым наблюдениям, такие силы есть, но в настоящее время совсем не они определяют курс американской политики.
Между тем, кто бы ее ни определял, и как бы ни отождествляли они Россию с СССР, есть некоторые объективные вещи, с которыми американским политикам следовало бы считаться.
СССР был поистине «империей Зла» именно потому, что пытался всему миру навязать свою маразматическую и с точки зрения сложившихся за тысячелетия естественных человеческих представлений преступную идеологию. Поскольку цель и смысл самого существования этого квазигосударства состояли в установлении мирового господства коммунистического строя, мирное сосуществование с ним в исторической перспективе было в принципе невозможно («мирное сосуществование» мыслилось советской властью не иначе, как период накопления сил и внутреннего разложения противника). Естественно, что СССР стремился насадить коммуноидные или во всяком случае антиамериканские режимы по всему миру, а в особенности возможно ближе к американским границам — где-нибудь в Центральной Америке. Понятно, что конфронтация с таким режимом и не могла не носить тотального характера.
Историческая Россия своей веры и государственного строя никому не навязывала. Она не только никогда не претендовала на мировое господство, но и не стремилась, подобно ряду других держав, создавать империи, «над которыми никогда не заходит солнце»; ко всяким заморским проектам российское правительство относилось весьма прохладно. Выход России к ее геополитически обусловленным границам завершился еще до конца XIX века, а в начале XX в. от некоторых территорий (Польша) предполагалось даже отказаться. Неудивительно, что с США у нее были наилучшие отношения, сделавшие даже возможным передачу Штатам огромных заморских территорий (Аляска). Кажется очевидным, что отношения с государством, пусть безусловно «великим», но не ищущим по идеологическим причинам тотальной конфронтации, озабоченного только сохранением спокойствия по периметру своих границ и полагающим «зоной своих интересов» только эти, а не отстоящие от ее границ на тысячи миль территории — это совершенно иной тип отношений.
С точки зрения здравого смысла, исходя только из государственных интересов США, а не примешивая сюда «фобии», порожденные национальными комплексами конкретных политиков, Америке вовсе нет смысла опасаться возрождения исторической России. Вот если США будут руководствоваться не своими естественными государственными интересами, а мессианско-идеологическими, т. е. будут и впредь пытаться навязывать другим чуждую им идеологию, унаследовав таким образом от СССР роль «империи Зла», тогда, конечно партнерские отношения будут невозможны, ибо такие отношения предполагают — отношения равных, а не отношения учителя и ученика.
Можно сказать, что в настоящее время именно США своей политикой поддерживания всех и всяческих антироссийских сил в «ближнем зарубежье», объявление «зонами своих интересов» территорий исторической России более всего способствуют консервации советского наследия в РФ, поскольку в условия недопущения альтернативной «державности» для просоветских кругов российского руководства создаются широчайшие возможности мобилизации населения на «отпор американской агрессии», апеллируя к традициям СССР. Именно это в настоящее время и происходит: неизменные речевые обороты президента о «наших американских друзьях» выглядят комично на фоне ведущейся на руководимом им телевидении кампании по прославлению СССР и мудрых советских вождей, противостоящих «козням ЦРУ». В перспективе — консервация РФ как слепка СССР в уменьшенных границах.
Но и в этом случае США придется считаться с тем, что если красная РФ теперь и не в состоянии насадить коммунистическую идеологию за пределами своих границ, то и уничтожить ее, сколь бы мерзкой она ни была, Штаты также не в состоянии. В некотором отношении положение огрызающегося огрызка СССР даже предпочтительнее. Дело в том, что повредить советоидному режиму в РФ США не могут, потому что власть типа путинской способна удержаться при любых условиях. Ни ей, ни населению РФ терять особенно нечего (советское прошлое в смысле «благополучия» для абсолютного большинства населения все равно остается непревзойденным уровнем), тем более, что от «дружбы» с США ничего хорошего в смысле повышения жизненного уровня в стране не происходило и произойти не может. А вот красная РФ способна доставить США весьма крупные неприятности, потому что американская сторона, которой есть что терять, гораздо более уязвима. Если и сейчас мусульманский терроризм оказался способным «поставить на уши» американский образ жизни, то нетрудно представить развитие ситуации в случае, если бы при дальнейшем ухудшении отношений РФ поменяла бы свою позицию «члена антитеррористической коалиции» на «поддержку справедливой борьбы исламского мира против американского империализма».
Так что американским политикам любого настроя следовало бы задуматься, представляет ли для интересов США возрождение исторической России в ее естественных границах большее зло, чем консервация в РФ советоидного режима. Пресловутый «стратегический союз» между Россией и США возможен лишь как союз двух великих держав, очертивших сферы своих интересов определенными территориальными пределами, а отнюдь не претендующих ни на единоличную мировую политическую гегемонию, ни на тотальное господство своей идеологии. Россия, каков бы ни был жизненный уровень ее населения, геополитически в любом случае такова, что союз с ней не может быть подобен союзу «старшего» и «младшего» — каким является, например, союз с Англией или с другими навсегда «опущенными» и лишенными самостоятельной политической роли европейскими странами.
Но для этого прежде всего необходимо, чтобы США перестали поддерживать всевозможных «незалежников» и препятствовать попыткам России вернуть свои исторические территории. А это, в свою очередь, зависит от того, придут ли к власти в США те силы, свободные от предубеждений к исторической России, и не склонные связывать национальные интересы своей страны с бытующей ныне на Западе идеологической модой. В принципе известно, что американское политическое руководство может быть достаточно автономно (в гораздо большей степени, чем европейское) от интеллигентских «властителей дум». Например, последние в лице университетской профессуры, журналистских кругов и т. п. уже много десятилетий как крайне «левые», однако же людям реальной политики не приходило в голову к ним прислушиваться и покушаться, скажем, на свободу предпринимательства, проводя социалистические эксперименты, благодаря чему американская экономика всегда оставалась достаточно эффективной, чтобы сносить даже очень крупные глупости в политической сфере. Можно надеяться, что рано или поздно возобладает и прагматический подход в отношении России.
Тогда последней останется пройти свой путь к ликвидации советского наследия и превращения в нормальное государство. Только вот оба процесса — и воссоздание на месте Совдепии исторической России, и изменение американского взгляда на такую перспективу — слишком уж проблематичны, чтобы можно было в обозримом будущем ожидать позитивного результата.
2005 г.