ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Тель-Авив 1920-1930-х годов

1

Этот рассказ - о человеке, который не существовал на самом деле, но мог бы жить на этой земле. М. Тальми написал о нем ностальгический очерк под названием "Где балалайка? Где домбра?" (газета "Маарив", восьмидесятые годы двадцатого века):

"Запишите. Имя мое - Танхум Фишман. Приехал в страну из Каменец-Подольского в 1921 году. Записали? Возраст - восемьдесят с плюсом. Трое детей. Восемь внуков. Первое место поселения - пески Тель-Авива. В палатке британского образца времен Первой мировой войны.

Что за удивительные пески были на месте теперешнего Тель-Авива, океан белых, чистых песков! Не было домов. Не было улиц. Были мечты. Были идеалы. Не было Сохнута, министерства абсорбции, министерства строительства. Ничего тогда не раздавали, ничего не делили. Приезжали, чтобы давать, - давать, а не брать. Приплывали с одним чемоданчиком, сходили в яффском порту, ехали в повозке до палаточного лагеря. Ответственный мне сказал: "Походи между палаток. Где найдешь свободное место, там и располагайся".

Покупал хлеб, коробку сардин, два помидора, три апельсина - еду на весь день. Никто не жаловался, даже если бы и хотел пожаловаться, - некому. Это были прекрасные дни. Тяжелые дни. Но была и радость, удовлетворение, любовь. Что вы знаете о любви? Что вы знаете о том, как сидели ночами возле моря, на вершине песчаной дюны - вокруг ни души. Только песок и крики лисиц. И сверху звезды, луна, роса падает на волосы девушки, прекрасные запахи поднимаются с земли, и проходило немало дней, прежде чем ты брал ее руку в свою. Не как сегодня. Еще не узнал фамилию девушки, а ты уже в ее постели.

Была нежность. Деликатность. Не стояли посреди улицы, не целовались на виду у всех. Конечно, и тогда целовались, и тогда были красивые девушки, очень красивые, но не было киосков, где продают журналы с фотографиями девушек, - простите меня, - у которых всё, что можно, вывалено наружу. И поверьте, даже тогда было у девушек, на что поглядеть, и глядели, но не делали из этого карнавала.

Наркотики! Кто знал тогда о наркотиках? Не кололись и не нюхали. Нюхали нарциссы, цветы акаций, запахи апельсиновых садов Яффы и Рамат-Гана. Даже дискотек тогда не было, - кому они нужны? Пески были у нас. Чистые пески, и небо, и звезды, любовь в сердце и вера в друга. Вечером, после тяжелой работы, бывало, сидим на песке и поем песни. Ребята играли на мандолине, на балалайке и гитаре; танцевали польку, краковяк -танцы, что прямо из сердца шли в ноги. Там, на песках, были мои самые прекрасные дни в Эрец Исраэль.

Работал с нами прекрасный парень, чудак - звали его Мишка. Был у него голос, удивительный голос, и когда он пел песни, у всех были мокрые глаза. Ох, Мишка, Мишка! Поет, бывало, и подыгрывает себе на балалайке или на домбре. Домбра. Что-то вроде гитары с животом, - где вы увидите сегодня подобное? Ее струны не играли, они плакали. И когда Мишка пел и играл на домбре, все сидели с закрытыми глазами, кузнечики переставали трещать, арабские собаки не лаяли - весь мир молчал и слушал. И если есть на свете Бог, то и Он прекращал все дела и слушал Мишку. Я не знаю, что Мишка сделал плохого Богу, но в двадцать девятом году, во время беспорядков, арабы убили Мишку.

Вот так, дорогой. Что было, того не вернешь. У меня всё есть сегодня, только Соня-жена умерла три года назад. Есть квартира. Холодильник. Кондиционер. Ванная, как в журнале. Даже биде есть у меня, в нем я стираю свои носки.

Запишите: Танхум Фишман. Каменец-Подольский. Приехал в пески Тель-Авива в двадцать первом году. Жил в палатке, работал в апельсиновых садах, был шофером, руководителем работ на стройке, сержантом в английской армии во Вторую мировую войну, участвовал в больших сражениях. Сейчас на пенсии. Готов поменять квартиру с холодильником, ванной и биде на палаточный лагерь в песках. Чтобы были те люди, тех времен, с их идеалами, и чтобы был Мишка, чудак Мишка, что пел песни и подыгрывал себе на домбре и на балалайке."

2

Х. Вейцман (из воспоминаний 1918 года): "Тель-Авив в то время был маленьким прибрежным городком, насчитывавшим, быть может, сотню зданий и несколько сот жителей. Это было тихое, почти пустынное место, затерянное среди песчаных дюн, но не лишенное привлекательности, - несмотря на то, что в течение последних четырех лет городок был отрезан от всего света и пострадал от турецкой оккупации."

Г. Меир (1921 год):

"Во время войны турки выслали из Тель-Авива всё его население. Но к тому времени, как мы приехали, там уже. начался настоящий строительный бум. Некоторые части города. были и в самом деле очень красивы: ряды чистеньких домиков - каждый с собственным садом - выстроились на мощеных улицах, обсаженных деревьями... Но иные районы казались построенными без всякого плана, незаконченными и ужасно запущенными.

Тель-Авив, хотя ему было всего 12 лет, быстро двигался к самоуправлению. Как раз в это время британские власти дали разрешение городу собирать налоги за дома и фабрики, а также иметь собственную систему водоснабжения. Тюрьмы, правда, Тель-Авив еще не имел: много лет прошло, пока появилась тюрьма, но зато в городе была собственная, еврейская полиция - 25 человек, которой все чрезвычайно гордились.

Главная улица, названная именем Теодора Герцля, с одного конца заканчивалась гимназией "Герцлия"... Были еще несколько улиц, маленький "деловой центр" и водокачка, у подножия которой собиралась молодежь. Пассажиров перевозили небольшие автобусы да повозки, запряженные лошадьми, а мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф ездил по городу верхом на великолепной белой лошади."

Улицы Тель-Авива носили имена М. Монтефиоре, Т. Герцля, Иегуды Галеви; дети учились в гимназии "Герцлия", где все предметы преподавали на иврите; в городе уже планировали здания гостиниц, Большой синагоги, больницы и муниципалитета. В магазинах Тель-Авива можно было купить среди прочего познавательные игры для детей - "Путешествие по Эрец Исраэль", кубики "Алеф-Бет" с буквами алфавита языка иврит, лото с изображением растений Эрец Исраэль, игры с фотографиями известных писателей и перечнем их произведениий, прочее и прочее.

В центре города существовало ателье Авраама Соскина, которого называли "фотографом малого Тель-Авива". За долгие годы своей работы Соскин сделал более 20 000 портретов на стеклянных пластинках, не считая огромного количества фотографий, запечатлевших исторические события. Одно из них - 11 апреля 1909 года, когда Соскин сфотографировал группу людей на песчаной дюне, проводивших жеребьевку первых участков для строительства будущего Тель-Авива.

1925 год (из журналистского очерка): "Тель-Авив - город "с иголочки", в котором всё только строится, но ничто еще не разрушается... Молодежь из России легко узнать по лицам и по костюму: они привезли сюда не только вышитые по вороту рубашки и заломленные на ухо картузы, но даже высокие сапоги. Удивительно красивы сефарды, особенно женские лица; на каждом шагу можно встретить библейские черты Ревекки, Рахели и Деборы. Вижу бухарских евреев. Узнаю горских евреев, высоких ростом, широкоплечих, похожих на лезгин, бывших своих соседей. А вот и аравийские евреи, йемениты, которые в течение веков были отделены мусульманским кольцом от остального мира. Родители приехали сюда со всех концов света и говорят на десятках языков, но второе поколение говорит уже на иврите, а иногда только на нем."

На праздник Пурим приезжали в Тель-Авив жители из еврейских поселений; улицы украшали гирляндами и бумажными фонариками, по ним проходило праздничное шествие в карнавальных костюмах; выбирали королеву красоты - царицу Эстер. Тамара Беркович, внучка писателя Шолом-Алейхема (из воспоминаний 1931 года): "Здесь каждый знает каждого. Люди приходят к друзьям без предварительного уведомления. Не запирают двери - у них почти нет воров." - "Праздник Пурим продолжался четыре дня и четыре ночи. По окончании праздника состоялся бал под названием "Избыток энергии". Танцевали до пяти часов утра, а затем пошли в кафе, открытое всю ночь."

Хаим Гури, поэт (рассказ о Тель-Авиве): "Город. Он вырос из ничего, вырос "без". Без начала, без традиций, без обычаев - еврейским государством внутри мандата. Здесь были все: кузнецы и рабочие, торговцы и чиновники. артисты, поэты, бездельники, ученые, счастливые и несчастные, "старожилы" и "новенькие" - и на всех лежала печать города. где им суждено было встретиться, чтобы дать Тель-Авиву его мелодию, ритм и сквозняки, не похожие на сквозняки других городов".

Даже во времена беспорядков, когда вокруг Тель-Авива бродили вооруженные арабы, на центральных улицах гуляли по вечерам, работали кафе, театры, кинотеатры. Один из новоприбывших советовал своим друзьям в Польше, собиравшимся отправиться в путь: "Старайтесь поселиться возле Хайфы, а не в Тель-Авиве. Тель-Авив - это город, в котором играют в карты".

3

Поэтесса Эстер Рааб была дочерью Иегуды Рааба, одного их основателей Петах-Тиквы, "первого еврейского пахаря в Эрец Исраэль в новейшие времена", - это он провел первую борозду на поле Петах-Тиквы в 1878 году. Эстер рассказала о Тель-Авиве 1920-х годов:

"Время от времени проезжает по улицам автобус, переполненный пассажирами. Издалека слышен шум моря. Ослы, нагруженный мешками с гравием, медленно идут по улицам. Маленькие лавочки. маленькие дома, окруженные газонами. по утрам слышны со дворов крики петухов, призывы разносчиков овощей; рынок Кармель в разнообразии Востока: арабы, бедуины, верблюды, нагруженные арбузами.

У меня был открытый дом, многие приходили, ели и пили за столом. Бывало говорили: "Пошли к Эстер Рааб". Появлялись человек пятнадцать, танцевали, веселились, спорили на разные темы. Приходили и в дневное время, порой с утра, пили чай, разговаривали. Даже тот, кто не был знаком со мной, назначал встречу у меня, находил того, кого он искал." Когда споры в доме становились чересчур горячими, Эстер Рааб командовала: "Все на море! Купаться."

В 1922 году приехал из Лондона и поселился в Тель-Авиве еврейский публицист и философ Ахад га-Ам, пользовавшийся признанием и огромным уважением жителей города. Улицу, на которой он жил, назвали его именем; старожилы рассказывали, что в послеобеденные часы, когда Ахад га-Ам отдыхал, по этой улице прекращалось движение транспорта.

Тель-Авив стал культурным центром Эрец Исраэль. Там выходили газеты и журналы, в городе жили видные художники, композиторы, музыканты и актеры. В тель-авивском кафе "Альтшуллер" ежедневно встречались писатели и поэты разных поколений и разных политических взглядов. Одни из них родились на этой земле, другие были уроженцами Одессы, Пинска, Бобруйска, Нижнеколымска в Якутии, Варшавы и Кенигсберга, городков и местечек Украины, Белоруссии, Литвы, Бессарабии и Галиции. Одни приобрели известность еще до Первой мировой войны, а другие только начинали литературную деятельность.

Перечень их имен нескончаем: Мордехай Бен-Ами, Иегошуа Равницкий, Алтер Друянов, Хаим Нахман Бялик, Иегуда Бурла, Ицхак Шами, Моше Смилянский, Ашер Бараш, Дов Кимхи, Ицхак Ламдан, Иегуда Карни, Двора Барон, Левин Кипнис, Хаим Хазаз, Аарон Кабак, Ицхак Шенхар, Яаков Фихман, Ури Цви Гринберг, Натан Альтерман, Авраам Шлёнский, Шауль Черниховский, Леа Гольдберг, Мирьям Ялан-Штекелис, Александр Пэнн, Давид Шимони - всех не перечислить.

Леа Гольдберг, из цикла "Песни моей земли":

Родина моя, бедная и прекрасная родина.

У короля нет дома, у королевы - короны.

Кто в мире славит тебя?

Все вокруг - клянут и злословят.

Но обойду я улицы и дворы,

Сады и переулки,

Леса и поля,

И возьму я в руки,

И обтрогаю камни,

Каждый камень твоих руин.

И пойду из города в город,

Из страны в страну Со словом и песней

О твоей сияющей бедности.

Н. Гутман, художник: "В двадцатые-тридцатые годы художники селились коммунами в Тель-Авиве, Цфате, Тверии. Даже рисовать выходили вместе, садились в тени масличных деревьев, и по пятнам краски на траве можно было потом определить, кто где сидел. Каждый работал по-своему, но в наших картинах было и нечто общее. Мы жили тогда как одна большая семья, все знали всех, и то, что варилось на нашей творческой кухне, принадлежало как бы всем. Семья!.. Позднее, к сожалению, жизнь развела нас в разные стороны".

В то время успешно работали художники Нахум Гутман, Йосеф Зарицкий, Пинхас Литвиновский, Реувен Рубин, Исраэль Палди, Циона Тажер, Менахем Шеми и другие. Исследователь отметил: "Первые художники Эрец Исраэль. увлекались миром Востока, его экзотикой, которая ошеломила этих молодых людей, приехавших в страну из русских, румынских и польских местечек... Все они писали Яффу с ее экипажами, пристанью и кафе, первые тель-авивские улицы в окружении синего моря и желтых дюн, мягкие холмы, оливковые деревья, стада овец, дома, лепящиеся по склонам гор, виды Галилеи и озера Кинерет."

В 1923 году приехал из России в Тель-Авив дирижер Мордехай Голинкин и создал оперную труппу, которая исполнила на иврите оперу "Травиата". За первые несколько лет театр под руководством Голинкина поставил более 15 опер на иврите; гастроли проходили в разных городах, спектакли посетили около 150 000 евреев, арабов и англичан. Тель-авивские любители оперы приходили в синематограф "Эден", вмещавший 800 зрителей; в том же зале устраивали концерты и спектакли, балы на Пурим, а также всевозможные собрания.

Мэром Тель-Авива был Меир Дизенгоф. Его дом на бульваре Ротшильда посещали поэты, писатели, художники и приезжие знаменитости; в 1932 году Дизенгоф подарил дом городу, и в нем устроили художественный музей. В 1936 году скрипач Бронислав Губерман создал в Тель-Авиве филармонический оркестр, большинство музыкантов которого составили евреи-репатрианты из Германии, Австрии, Польши, Венгрии. Первые публичные выступления оркестра состоялись в декабре того года в Тель-Авиве, Иерусалиме и Хайфе, дирижировал Артуро Тосканини.

4

С начала 1920-х годов в Тель-Авиве появлялись один за другим театры на иврите. Многие годы работал рабочий театр "Огель" ("Палатка"), актеры которого разъезжали со спектаклями по городам и еврейским поселениям. Большим успехом пользовались сатирическое кабаре "Кумкум" ("Чайник", или "Кум! Кум!" - "Встань! Поднимись!"), а также театр сатиры "Матате" ("Метла"), который просуществовал более 25 лет.

Барух Агадати приплыл из Одессы на корабле "Руслан" и создал в Тель-Авиве хореографическую группу, которая выступала в переполненных залах с фольклорными еврейскими танцами. В начале 1930-х годов Агадати снял полнометражный игровой фильм "Вот она, эта земля"; он же был инициатором и оформителем балов-маскарадов, массовых зрелищ, а также тель-авивских карнавальных шествий на праздник Пурим, которые вошли в традицию и существуют по сей день.

Майя Арбатова училась в рижской школе классического балета, выступала на сценах театров Риги и Одессы, в 1936 году переехала в Тель-Авив. М. Арбатова и актер Й. Голанд основали театр-кабаре "Аф-ал-пи" ("Вопреки"), а затем музыкальные театры "Ли-ла-ло" и "До-ре-ми". (С 1940 года Арбатова - прима-балерина Народной оперы; в 1943 году открыла в Тель-Авиве балетную студию, откуда вышли несколько поколений артистов балета.)

В 1928 году впервые приехали на эту землю артисты театра "Габима" после успешных гастролей в Европе и Америке. Это был театр, созданный в Москве в 1917 году, все спектакли которого шли на языке иврит. Из рассказов о первых спектаклях "Габимы" в еврейских поселениях: "Поехали на телеге в театр. Театр - это подмостки под открытым небом. Первые ряды - охапки сена на земле, вторые ряды - железные трубы, третьи -какие-то доски, затем идут бочки, потом бочки с досками на них, а дальше - стоят кто где может. Приходили, приезжали из соседних деревень; хорошие ребята в этих кибуцах."

Затем театр вернулся в Берлин, где режиссер М. Чехов поставил спектакль "Двенадцатая ночь" по пьесе У. Шекспира. Он вспоминал: "Удивительный народ габимовцы!.. Такой работоспособности я не видел нигде, никогда и ни в каком театре. Если чудо можно совершить одними земными средствами, то оно свершилось на моих глазах. Мескин, например, тяжелый, как из бронзы вылитый человек. порхал по сцене легким, пузатеньким сэром Тоби и рассыпал шекспировские шуточки и словечки, как будто они написаны были на его родном языке. Барац, маленький, но грузный человек, ходивший на пятках. всех удивил, заставив сделать открытие: "Смотрите, Барац на цыпочках!" Хохот, веселье, возгласы! Габимовцы не узнавали друг друга."

Зрители приняли восторженно "Двенадцатую ночь", и критики отметили: "Это спектакль, на котором публика может смеяться с Шекспиром, танцевать с Шекспиром и вздыхать с Шекспиром." - "Если раньше мы уходили из "Габимы" взволнованными, то теперь мы счастливы. Публика почувствовала себя овеянной дыханием веселого Шекспира, дыханием настоящего театра; она подарила этой труппе невероятную бурю аплодисментов."

В 1931 году "Габима" окончательно обосновалась в Тель-Авиве. В составе театра были актеры и режиссеры Хана Ровина, Аарон Мескин, Барух Чемеринский, Цви Фридлянд, Шимон Финкель, Рафаэль Клячкин, Менахем Бенджамини, Евсей Бертонов, Абрам Барац и многие другие. В 1937 году актеры "Габимы" сыграли на парижской Всемирной выставке спектакль "Уриэль Акоста" по пьесе немецкого драматурга К. Гуцкова и заслужили Гран-при за художественное достижение.

С 1958 года "Габима" - национальный театр Израиля. Можно приехать в Тель-Авив, купить билет и пойти в этот театр, который сыграл первый спектакль на иврите в октябре 1918 года в голодной Москве.

5

Хаима Нахмана Бялика называли "поэтом национального возрождения". Это он бросал в лицо единоверцам бичующие строки: "Как сухая трава, как поверженный дуб, Так погиб мой народ - истлевающий труп. Прогремел для него Божий голос с высот - И не внял, и не встал, и не дрогнул народ." Это Бялик провозглашал с надеждой и верой: "Мы соперники Рока, Род последний для рабства и первый для радостной доли."

Х. Н. Бялик, из стихотворения 1899 года (перевод В. Жаботинского):

Но боюсь до крика, до безумной боли -

Жизни без надежды, без огня и доли,

Жизни без надежды, затхлой, топкой, грязной,

Мертвенно-свинцовой, жалко-безобразной -

Жизни пса, что рвется на цепи, голодный, -

О, проклятье жизни, жизни безысходной!..

С первых лет существования советской власти начались гонения на язык иврит: преследовали преподавателей и учеников, запрещали публикации писателей и поэтов, языком творчества которых был иврит. Этот язык неразрывно связан с иудаизмом, на нем написаны Священные книги, на иврите евреи возносят свои молитвы, а потому борьба с иудаизмом стала борьбой и с языком иврит, который власти считали "проводником религиозного мракобесия".

Иврит связан и с сионистским движением, провозгласившим его языком национального возрождения в Эрец Исраэль; советские чиновники откровенно заявляли, что "все пишушие на древнееврейском языке - контрреволюционеры, независимо от содержания произведений": "Суть дела не в содержании, а в языке. "Шулхан" на иврите не просто "стол", а стол с сионистской окраской. Даже "Интернационал" на иврите звучит подобно сионистскому гимну".

В 1921 году Х. Н. Бялик попросил М. Горького помочь группе писателей выехать из России: "Служить нашему народу и его культуре на другом языке мы не можем, ибо только иврит есть язык души нашей..." Горький обратился к В. Ленину, разрешение было получено, и в июне того года несколько писателей вместе с Бяликом отплыли из Одессы.

Популярность поэта была велика, и когда Бялик приехал в Тель-Авив, чтобы там поселиться, его встретили сотни почитателей и вынесли с вокзала на руках. Газеты сообщали, что приезд поэта - это самое драгоценное приобретение еврейской общины Эрец Исраэль; ему выделили участок на улице, которую застраивали, и эту улицу назвали именем Хаима Нахмана Бялика.

В 1927 году Бялик создал в Тель-Авиве товарищество "Онег шабат" (в переводе с иврита "Субботнее наслаждение"). "Онег шабат" у религиозных евреев - это традиционные субботние застолья с праздничными песнопениями и беседами о Торе. "Онег шабат" под председательством Бялика превратился в субботние встречи, на которых выступали ученые и деятели культуры, пел кантор Шломо Равич со своим хором, и всё заканчивалось вечерней молитвой. Сначала собирались десятки людей, но затем их стало так много, что встречи перенесли в большой зал, где могли разместиться до тысячи человек. По примеру Тель-Авива "Онег шабат" стали проводить в Иерусалиме и Хайфе; эти встречи продолжались и после смерти их создателя.

Хаим Нахман Бялик умер в 1934 году; вскоре после этого репатрианты из Германии основали поселение возле Хайфы - Кирьят-Бялик. М. Горький: "Для меня Бялик -великий поэт, редкое и совершенное воплощение духа своего народа; он точно Исайя -пророк, наиболее любимый мною, и точно богоборец Иов. Народ Израиля - крепкий духом народ; вот он дал миру еще одного великого поэта."

В 1921 году были основаны Союз ивритских писателей в Эрец Исраэль и Ассоциация инженеров и архитекторов. Затем появились Антитуберкулезная лига, Офтальмологическое, Отоларингологическое, Дерматологическое, Микробиологическое, Психоаналитическое и Ботаническое общества, Ассоциация ортопедии и травматологии, а также Фольклорное общество и Ассоциация изобретателей.

***

В 1932 году Большая советская энциклопедия сообщила читателям: литература на иврите "имеет своей базой почти одну только Палестину, где она развивается под знаком сионизма, еврейского фашизма..." В 1934 году, после смерти Х. Н. Бялика, М. Горький предложил издать его произведения в СССР, но поэта "заклеймили" в газете на идиш "Эмес": "Бялик превратился в активного лидера фашистской интервенции против Советского Союза".

***

Поэты и писатели, родившиеся в России, переводили на иврит произведения русских и советских писателей. А. Шлёнский перевел "Евгения Онегина", "Бориса Годунова" и лирику А. Пушкина, пьесы Н. Гоголя, А. Чехова, М. Горького и А. Островского, "Тихий Дон" М. Шолохова, "Двенадцать" и "Скифы" А. Блока, рассказы И. Бабеля и В. Бианки. Ш. Черниховский перевел на иврит "Слово о полку Игореве"; Л. Гольдберг - "Войну и мир" Л. Толстого, рассказы А. Чехова, "Детство" М. Горького, стихи А. Ахматовой. М. Ялан-Штекелис переводила на иврит стихи С. Маршака, И. Эренбурга, Б. Окуджавы и русские народные сказки, а с иврита на русский - стихи Рахели, Н. Альтермана, Х. Н. Бялика. Баснописец Давид Шимони перевел на иврит "Героя нашего времени" и поэзию М. Лермонтова, переводил А. Пушкина и Л. Толстого.

А. Пэнн переводил на иврит стихотворения В. Маяковского, а с иврита на русский язык - поэзию А. Шлёнского:

Здесь каждый холм

Шагам, еще не слышным, внемлет.

Здесь борозда лежит, о семени моля.

Земля распластана.

Огонь терзает землю.

Зачатья требует земля!..