Превращение странноприимного братства иоаннитов в рыцарский Орден
Превращение странноприимного братства иоаннитов в рыцарский Орден
Как уже говорилось выше, иоанниты, наряду со своими изначальными госпитальерскими, или странноприимными, задачами, обязались также нести военную службу. Уже на самом раннем этапе существования Иерусалимского королевства иоанниты, наряду с тамплиерами, играли немаловажную роль в боях с магометанами.
Постепенно военная сторона деятельности Ордена Святого Иоанна стала преобладающей. Папы, которым был непосредственно подчинен Орден иоаннитов, поначалу были озабочены этим «смещением акцентов» в деятельности Ордена, рассматривая в качестве первоочередной и главнейшей обязанности иоаннитов заботу о паломниках и уход за больными и убогими. В своей булле Piam admodum (1178 г.) папа Александр III (1159-1181 гг.), обращаясь к магистру Роже де Мулэну, призывал его «...в меру сил соблюдать освященные временем правила и добрые обычаи своего блаженной памяти предшественника...Братия должна браться за оружие только тогда, когда раздается общий призыв к обороне страны или к осаде крепости неверных под знаком Креста. Вследствие этого не должна, однако, ни в коей мере умаляться забота об убогих».
Из дополнений к Уставу, принятых Генеральным капитулом иоаннитов в 1181 г., явствует, что эти призывы оказались услышанными. Однако даже папам оказалось не под силу остановить процесс превращения странноприимного братства в воинский союз. Благодаря все более частому и активному привлечению иоаннитов к военным действиям иерусалимскими королями и росту процента братьев-рыцарей среди членов Ордена военно-рыцарский элемент все больше выходил на первый план. Вместо изначально монастырско-монашеского, характер Ордена иоаннитов стал военно-монашеским. После того, как Орден обязался выполнять военные задачи, его госпитальерская деятельность, утратив свой первоначальный характер основной, продолжала осуществляться уже не всеми членами Ордена, а только частью иоаннитов, а именно - братьями духовного звания, которым помогали служащие братья. Так было положено начало разделению его членов на три класса.
Первый магистр Ордена иоаннитов Раймунд дю Пюи (до него предстоятели иоаннитов именовались «ректорами»), в течение 40 лет своего правления, постепенно придал Ордену преимущественно воинский характер, который Орден сохранил вплоть до конца существования орденского государства на Мальте. Именно он положил начало преобразованию Ордена из сообщества братьев-странноприимцев в рыцарский Орден. Именно при нем руководство Ордена перешло к рыцарям, начавшим играть в орденской среде доминирующую роль. Принадлежавшие к сообществу клирики, хотя и превратились в действительных членов Ордена, стали играть, по сравнению с братьями-рыцарями, второстепенную роль. На раннем этапе существования Ордена они чаще всего являлись капелланами (священниками) в госпиталях и рыцарских общежитиях, или же возглавляли, в качестве приоров, священнические конвенты (орденские общины наподобие монастырских). Третью группу членов Ордена составляли служащие (услужающие) братья. Они трудились в госпиталях или участвовали в военных походах в качестве вспомогательных войск.
Кроме того, Орден иоаннитов содержал отряды наемной легкой кавалерии, так называемых «туркопулов», или «туркополов», упомянутых впервые в булле 1131 г. В ней говорится, что Орден иоаннитов содержит за свой собственный счет отборный отряд оруженосцев и снабжает их лошадьми, с целью охраны паломников от нападений неверных по пути к местам паломничества и обратно. Крестоносцы впервые познакомились с подобным родом войск, состоявшим исключительно из наемников, у византийцев, у которых и переняли его, под тем же названием. Нанимавшиеся Орденом иоаннитов туркопулы рекрутировались по большей части из местных восточных христиан (греков, армян, сирийцев, арамеев-иаковитов, несториан, монофизитов, маронитов и т.п.), а частично из крещеных мусульман. Позднее в туркопулы зачисляли всех без разбору и без различия нации и вероисповедания. Эти вооруженные мечом и луком со стрелами наемные воины не представляли большой ценности в полевых сражениях на открытой местности. Их задача заключалась в том, чтобы внезапными нападениями вносить сумятицу и панику в ряды противника, производить разведку и вступать в бой повсюду, где тяжело вооруженные рыцари не могли сражаться достаточно эффективно.
Наемная легкая кавалерия Ордена сохранила за собой наименование «туркопулов» и в последующие столетия, когда в Святой Земле давно уже не осталось никаких крестоносцев. Даже в период пребывания Ордена иоаннитов на Родосе и на Мальте они продолжали содержать отряды туркопулов. Пилье (глава) английского «языка» Ордена иоаннитов выполнял функцию «Туркополье» (Туркопольера), то есть начальника наемной конницы Ордена. Последний английский Туркопольер умер в 1550 г. Кстати, возникший в Палестине в 1198 г. Тевтонский Орден также имел отряды туркопулов, продолжая использовать их под тем же названием и после ухода из Святой Земли, в боях с язычниками Пруссии, Прибалтики и Литвы. Даже в уставе Тевтонского Ордена, отпечатанном в 1806 г. в Кенигсберге, встречается упоминание о «Туркопольере», как особой высокой руководящей должности Ордена.
Однако решающую роль в бою играли не туркопулы, а рыцари Ордена, каждый из которых был обязан иметь при себе трех лошадей и двух служащих братьев. Каждый из этих служащих братьев обязан был иметь двух лошадей и, в случае исправного поведения, мог быть принят в число рыцарей Ордена. Защитное вооружение рыцаря описываемой эпохи состояло из панцирной рубашки, вероятно, довольно тяжелой. На рисунке, датируемом примерно 1080 г., изображены два человека, несущие вдвоем одну такую панцирную рубашку. Впрочем, этот рисунок толкуют по-разному. Может быть, дело вовсе не в большом весе панцирной рубашки. Она обозначалась в тогдашней литературе различными терминами - по-латыни: «lorica brunica», «brunica», «bruina» или «brunia» (отсюда древнерусское: «бронь», «броня»); по-немецки: «Bruenne»; по-французски: hauberс, hauberge или haubert («защита», «прикрытие», «укрытие»). Само первоначальное значение слова «лорика» восходит к латинскому прилагательному «loreus» («лореус»), то есть «кожаный». Соответственно, у римлян термин «лорика», или «лорика бруниа», первоначально означал кожаный панцирь (который со временем стали обшивать металлическими пластинками). Именно в таком значении его переняли у римлян германские народы. Но в описываемую эпоху этим термином обозначалась чаще всего длинная, доходившая до колен, железная кольчуга с рукавами и капюшоном. Подчеркнем особо: чаще всего, но не всегда, поскольку кольчуга оставалась очень дорогим защитным вооружением, и наряду с ней продолжала использоваться традиционная кожаная “броня”, обшитая металлическими бляхами. Поэтому представляется уместным использовать для обозначения защитного вооружения крестоносцев той поры термин “панцирная рубашка”, как более общий, подразумевая под ним как традиционную пластинчато-чешуйчатую на кожаной (или даже суконной) основе, так и кольчатую “бронь”. О доспехах западных „паломников“ ромейская царевна Анна Комнина, дочь василевса Алексея I, признанного вождями I Крестового похода, после ряда конфликтов, вылившихся даже в вооруженные столкновения, своим верховным сюзереном, писала следующее (именуя западных крестоносцев „кельтами“, как того требовала апеллирующая к античности византийская традиция):
„Кельтские доспехи представляют собой железную кольчугу, сплетенную из вдетых друг в друга колец, и железный панцирь из такого хорошего железа, что оно отражает стрелы и надежно защищает тело воина. Кроме того, защитой кельту служит щит – не круглый, а продолговатый, широкий сверху, а снизу оканчивающийся острием; с внутренней стороны он слегка изогнут, а внешняя его поверхность гладкая, блестящая, со сверкающим медным выступом (умбоном – В.А.). Стрела, безразлично какая – скифская (печенежская – В.А.), персидская (сельджукская или арабская – В.А.) или даже пущенная рукой гиганта, отскакивает от этого щита и возвращается назад к пославшему ее. Поэтому-то…Император, знакомый с кельтским вооружением и стрельбой наших лучников, и приказал им, пренебрегая людьми, поражать коней и окрылять их стрелами, чтобы заставить кельтов спешиться и таким образом сделать их легко уязвимыми. Ведь на коне кельт неодолим и способен пробить даже вавилонскую стену; сойдя же с коня, он становится игрушкой в руках любого“.
Под „железным панцирем“ здесь подразумевается чешуйчатый панцирь, неоднократно упоминаемый Анной Комниной в „Алексиаде“: „Однако сам Император не вооружался; он не надел чешуйчатого панциря, не взял щита и копья, не опоясался мечом, а остался спокойно сидеть на императорским троне…“; „Мариан быстро метнул в графа другую стрелу и ранил его в руку; стрела пробила щит, прошла сквозь чешуйчатый панцирь и задела бок графа…“ и т.д. Скорее всего, этот „чешуйчатый панцирь“ – не что иное, как упомянутая нами выше „brunia“ („бронь“), или панцирная рубашка.
Каждый рыцарь-иоаннит был вооружен прямым обоюдоострым мечом. Меч был прямым, так как ковался с обеих сторона, в отличие от сабли, кованой только с одной стороны и потому изогнутой. Шлем рыцаря представлял собой простую, несколько удлиненную кверху полусферу из нескольких склепанных железных пластин и наносником (носовой стрелкой), защищавшим нос и лицо рыцаря от ранений в бою. В качестве наступательного оружия служило легкое, но длинное копье с древком из (импортного) ясеня. Каплевидный щит, нередко с металлической шишкой-умбоном, состоял из досок, обтянутых кожей и окованных по краям металлическим ободом. Уже в XII в. засвидетельствовано использование на щитах геральдических фигур, однако еще без конкретной связи с представителем того или иного рода. Если предположить, что госпитальеры-иоанниты уже тогда метили свои щиты знаком орденского креста, то это был наверняка еще не восьмиугольный „мальтийский“, а простой прямой крест, состоявший из двух перекрещивающихся под прямым углом белых полос - продольной и поперечной, на черном или красном поле.
Цистерцианский аббат Бернар Клервоский писал в своем трактате “О похвале новому рыцарству”:
“Рыцари Ордена никогда не носят богато украшенных одеяний и редко моются. Со своими нечесанными волосами они выглядят косматыми; они покрыты пылью, и кожа их, под бременем вооружения, от постоянного ношения кольчуги и от жаркого солнца, покрыта густым загаром. Они ничего не жалеют для приобретения сильных и быстрых коней, но сбруя и седла их коней не имеют никаких украшений, ибо все их мысли направлены на брань и победу, а не на узорочье или выставление себя напоказ. Таких-то сильных и верных мужей, вооруженных мечами и опытных в воинском искусстве, избрал себе Бог для охраны Святого Гроба Господня”.
На время правления магистра Ордена иоаннитов Раймунда дю Пюи приходится и учреждение организации для женщин-членов Ордена. Это обстоятельство не являлось чем-то из ряда вон выходящим, ибо в эпоху Средневековья постоянно учреждались духовные женские Ордены, обычно присоединявшиеся к расположенным неподалеку мужским монастырям. Само собой, такая крупная больница, как Иерусалимский госпиталь, постоянно нуждалась в заботливых женских руках. Новая женская организация была основана под небесным покровительством Святой Марии Магдалины, руководствовалась в своей жизни и деятельности Уставом, в основе которого, как и у госпитальеров-иоаннитов, лежали правила монашеского Ордена августинцев, и находилась под омофором Патриарха Иерусалимского.
Следующим шагом к расширению сферы деятельности Ордена явилось завещание короля арагонского Альфонса I (1104-1134 гг.), успешно ведшего в своей стране борьбу с Исламом, но умершего молодым и бездетным. В завещании он назначил своими наследниками духовно-рыцарские Ордены иоаннитов, тамплиеров и Святого Гроба Господня (сепульхриеров, или “каноников Храма Гроба Господня”). Каждому из наследовавших ему военно-монашеских Орденов арагонский король завещал по трети своих владений. Королевское завещание являлось наглядным выражением огромного уважения, которым пользовались в ту пору духовно-рыцарские Ордены, как “воины Христовы” и борцы с Исламом. Не зря даже древнерусские летописцы именовали западных рыцарей-монахов “Божьими дворянами” (а вовсе не “псами-рыцарями”, в отличие от Карла Маркса!). Однако, составляя свое завещания, арагонский король-крестоносец наверняка руководствовался не только уважением к орденским воинам-монахам, но и четким осознанием того, что только эти представители “Церкви Воинствующей” были в состоянии довести Реконкисту до победного конца - изгнания всех мавров-мусульман с Иберийского полуострова. Правда, последняя воля покойного короля, выраженная в завещании, была выполнена не в полной мере, но, тем не менее, Ордены, и в том числе, иоанниты, благодаря дипломатическому искусству Раймунда дю Пюи, получили в Арагоне, наряду со значительными суммами наличных денег, немалые земельные владения. В соответствующем договоре, заключенном между иоаннитами и Арагоном в 1141 г., арагонская корона также обязалась не заключать с неверными мира без согласия вышеупомянутых трех рыцарских Орденов и Патриарха Иерусалимского. Со своей стороны, эти Ордены, и в том числе иоанниты, обязались оказывать арагонской короне всемерную и постоянную военную поддержку в борьбе против мавров. Последнее обстоятельство было очень важным, поскольку светские вассалы арагонских королей были обязаны им воинской службой только в продолжение строго определенного числа дней в году.
В Сирии и Палестине новые “латинские” владыки Святой Земли, под влиянием утонченной роскоши расслабляющей цивилизации культурного Востока буквально на глазах теряли свою прежнюю воинственность. Между тем военное положение, без оказания срочной помощи людьми и материалами из Европы, грозило стать катастрофическим. Поэтому папа Евгений III (между прочим, ученик Бернара Клервоского) вновь призвал западных христиан к Крестовому походу (1147-49 гг.). Благодаря страстным проповедям Бернара Клервоского недостатка в “паломниках” (как тогда именовали крестоносцев) не было; общее руководство походом осуществлял король французский.
Аббат Бернар писал папе в Рим:
“Вы повелели, я повиновался; и власть того, кто дал повеление, сделала мое послушание плодотворным. Я отверз мои уста; я стал говорить; и вскоре число крестоносцев умножилось до бесконечности. Ныне города и села стоят пустые, покинутые своими обитателями. На семь женщин не найдется и одного мужчины. Повсюду видишь вдов, мужья которых пока еще живы”.
Последняя фраза Бернара, между прочим, свидетельствует о религиозном воодушевлении крестоносцев, заранее как бы вычеркивавших себя из списка живых. В соответствии с давней паломнической традицией, странствие в Святую Землю рассматривалось подавляющим большинством из них как лучшее и величайшее деяние во всей их жизни, подобное обретению потерянного рая; продолжать после этого земную жизнь становилось как бы “не обязательным”; считалось, что те, кто умирал (или погибал в бою с неверными) в ходе паломничества, наверняка войдут, как святые мученики, в Царствие Небесное.
Как упоминалось выше, немцы как таковые (не считая лотарингцев и бургундцев, также входивших в “Священную Римскую Империю германской нации”) до сих пор не сыграли значительной роли в Крестоносном движении. Единственное, в чем выражалась их ревность к делу распространения христианской веры, так это обращение в христианство язычников-славян на восточной границе Империи. Миссионерская деятельность, сочетавшаяся с военными походами на язычников, практиковалась немцами с начала XII в. на славянских землях Померании (Поморья) и Бранибора (Бранденбурга). Побудить немецких крестоносцев обратить свои взоры к Святой Земле удалось лишь Бернару Клервоскому, объехавшему со своими проповедями все германские земли. После возвращения Бернара во Францию его дело с успехом продолжал Адам Кельнский, аббат (настоятель) цистерцианского монастыря в Эбрахе, собрат Бернара по Ордену. На Рождество 1146 г. Бернар встретился на Шпейерском рейхстаге с королем германским Конрадом III (1138-1152), первым представителем династии Гогенштауфенов на троне Карла Великого. Аббат произнес на рейхстаге столь пламенную проповедь, что успех был обеспечен. Сам король Конрад и многие из вельмож его Империи “взяли крест” (то есть, обязались участвовать в крестовом походе). Немцы спустились по Дунаю, однако основная часть их войска до самой Святой Земли не дошла. Близ Дорилея, в Малой Азии, немецкая армия, попав в искусно расставленную сельджуками ловушку, подверглась почти поголовному истреблению. Удалось спастись бегством от сарацин только самому Конраду и десятой части его разгромленного войска. Среди немногих спасшихся был и епископ Оттон Фрейзингский; составленная Оттоном хроника этого завершившегося полной неудачей Крестового похода дошла до наших дней. Французскому войску, двинувшемуся в поход почти одновременно с немцами, была уготована столь же печальная судьба. В ходе боев с мусульманами в Палестине, в которых приняли активное участие Ордены тамплиеров и иоаннитов, рыцари-монахи также понесли тяжелые потери. Магистру Ордена Святого Иоанна не оставалось ничего другого, как попытаться получить помощь из Европы. В 1157 г. он объездил испанские королевства, Португалию и Францию, неустанно ища спонсоров, но, наряду с вопросами финансирования, не забывая и о пополнении сильно поредевших рядов иоаннитов новыми воинами Христовыми.
Однако политическая ситуация в Европе ощутимо изменилась по сравнению с предыдущими десятилетиями. Во Франции возникли серьезные внутренние трудности. С тех пор, как престол Священной Римской Империи германской нации занял энергичный Фридрих I Барбаросса (Рыжебородый), центр власти тогдашней Европы переместился из Парижа и Рима ко двору этого выдающегося представителя династии Гогенштауфенов. Характерно, что Раймунд дю Пюи в 1158 г. обратился за подтверждением привилегий Ордена иоаннитов не к папе, а к римско-германскому Императору Фридриху, как бы признавая тем самым за ним, а не за папой первенствующее положение в христианском мире Запада.
После 40-летнего правления магистра Раймунда дю Пюи, сыгравшего столь важную роль в развитии Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, десятилетие, прошедшее со дня его смерти (1160 г.) поставило перед Орденом иоаннитов новые задачи. То, что он считался способным к выполнению подобных задач, красноречиво свидетельствует о возросшей военной силе Ордена. Не случайно король Иерусалимский в своих военных походах на египтян опирался главным образом на рыцари Ордена иоаннитов. В ту пору Иерусалимским королевством правил Амори (Амальрик) III (1162-1173 гг.). Амори был человеком с четко сформулированными политическими целями. Он первым из “латинских” правителей осознал, что главная угроза государствам крестоносцев исходила от Египта. Поэтому борьба с этим исламским государством на нильских берегах стала основной внешнеполитической проблемой его правления, решить которую он пытался то силою меча, то договорным путем, опираясь главным образом на поддержку правившего в 1163-1170 гг. магистра Ордена иоаннитов Жильбера Ассайи. Когда в 1168 г. возник вопрос о целесообразности нового крестового похода против египтян, именно Великий магистр госпитальеров убедил короля и вельмож решиться на войну с Египтом. Король Амори обещал щедро вознаградить иоаннитов за предложенную ими военно-политическую помощь и заранее даровал Ордену Святого Иоанна в договоре, заключенном с ним 10 октября 1168 г. в Акре, в собственность десять городов в Египте (который, правда, еще предстояло завоевать!), в том числе богатый город Бильбайс с прилегающими землями, ежегодный доход с которых равнялся 100 000 золотых. Со своей стороны, Орден иоаннитов обязался постоянно предоставлять королю военную помощь - 500 рыцарей и такое же количество легких кавалеристов-туркопулов. Судя по всему, Великий магистр иоаннитов рассматривал условия данного договора как желанную возможность основать свое собственное, самостоятельное орденское государство. Ради этого Орден иоаннитов согласился принести большие жертвы людьми и деньгами, надеясь, что они впоследствии окупятся сторицей. Поход в Египет состоялся, но окончился неудачей. Правда, обещанный иоаннитам город Бильбайс удалось захватить, несмотря на отчаянное сопротивление его защитников, но главная цель - захват Каира („Вавилона“) и последующее - завоевание всего Египта, не была достигнута. На помощь египтянам прибыло сильное сарацинское войско из Дамаска, что вынудило крестоносцев отказаться от продолжения борьбы и отступить обратно в Палестину. Иоанниты понесли в ходе боевых действий серьезные потери, что вызвало острый конфликт в Конвенте (Совете братьев), в результате которого Великому магистру пришлось в 1170 г. сложить с себя полномочия и выехать из Святой Земли. На сохранившейся иллюстрации к средневековому описанию этого неудачного крестового похода в Египет черно-белое знамя храмовников “Босеан” с подписью (“vexillum templi”) и красное, с прямым белым крестом знамя иоаннитов (“vexillum hospitalis”) изображены перевернутыми вверх ногами, в знак поражения, нанесенного сарацинами крестоносцам в Египте. 19 сентября 1183 г. Жильбер Ассайи, отплыв из Дьеппа в Англию, потерпел кораблекрушение и утонул в Ла Манше.
Еще в период пребывания короля Амори с войском в Египте он получил известие о вторжении сарацинских войск в графство Триполийское, для обороны которого не имелось достаточно сил. Амори, являвшийся не только королем Иерусалимским, но и регентом Триполи, всецело осознавал необходимость срочно укрепить оборону графства. Главная проблема заключалась в том, где найти необходимые для этого силы. Король предпочел снова опереться, как на вспомогательную силу, на войска духовно-рыцарских Орденов. Поэтому Амори передал им в 1167 г. и в последующие годы целый ряд триполийских замков с прилегающими землями. Замок Тортоза и почти весь север графства Триполийского достались рыцарям-тамплиерам. Иоанниты уже владевшие сильнейшим замком графства - Крак де Шевалье - получили во владение вдобавок плодородную Букайскую равнину (более известную нам как „долина Бекаа“ – место ожесточенных боев израильтян и марионеточной „армии Южного Ливана“ с палестинскими боевиками, ливанскими шиитами и друзами в 1982 г.). Расположенный на юге этой области замок Аккар, захваченный мусульманами в 1165 г., был отвоеван иоаннитами в январе 1170 г. Как регент графства Триполийского, Амори передал иоаннитам отвоеванный ими у сарацин замок, а в придачу - г. Арку. Так Орден Святого Иоанна стал владельцем всей долины Бекаа.
Склонность короля Иерусалимского передавать духовно-рыцарским Орденам замки и крепости, усилилась после захвата сарацинами графства Эдессы. На протяжении десятилетий это графство служило плацдармом “латинян” на Востоке, не позволявшим сравнительно недавно исламизированным туркам-сельджукам соединиться с арабами Сирии и Северной Африки. После падения Эдессы, от христианских владений на Среднем Востоке осталась лишь узкая полоска прибрежной земли, защитить и удержать которую можно было лишь при помощи хорошо продуманной системы крепостей. Правда, христианские властители и раньше предпринимали попытки упрочить свое положение в завоеванных странах путем строительства замков и крепостей. Но теперь эта фортификационная деятельность была значительно усилена. В ходе возведения планомерной и целесообразной системы укреплений были усилены уже существовавшие ранее и построены новые замки. Система укреплений была глубоко эшелонированной. Внешняя оборонительная линия состояла из целого ряда замков и отдельных сторожевых башен. Во второй линии обороны, в прибрежной полосе, в стратегически важных пунктах, господствовавших над окружающей местностью, были построены мощные крепости, имевшие центральное значение для обороны всей страны. За казавшимися несокрушимыми крепостными стенами были устроены склады оружия и продовольствия для снабжения передовой линии обороны.
Важнейшее значение имели замки, защищавшие государства крестоносцев с юга. Главным врагом христианских государств Востока были мусульманские правители Египта. Именно оттуда пришел султан Саладин, разгромивший войска крестоносцев в битве при Хиттине, после которой “франки”-латиняне не продержались в Святой Земле и сотни лет. Поэтому “латиняне” возвели в прибрежной полосе, на границе с пустыней, крепости Газу, Дарон и Бейт Джибрин. Для наблюдения за караванными путями между Дамаском и Каиром, по которым также шли паломники к мусульманским святыням Мекки на Аравийском полуострове и осуществлялась торговля с Индией, и для осуществления контроля над этими путями крестоносцы построили мощные крепости Монреаль и Керак, а еще южнее и, соответственно, еще ближе к границам Египта - крепости Петру и Эйлат.
Разумеется, большинство этих укреплений поначалу находились в руках самого короля или его ленников. Когда же христианские государства в XII в. оказались под все возрастающим давлением своих исламских соседей, король Иерусалимский и его вассалы оказались более не в состоянии нести постоянно возраставшие затраты на их поддержание в надлежащем состоянии, расширение и ремонт. Поэтому владельцы большинства замков продали или даже передали их в дар Орденам, поскольку только Ордены были в состоянии тратить огромные суммы на текущий ремонт старых и строительство новых укреплений. Эти деньги Ордены брали из пожертвований, стекавшихся в Святую Землю со всей Европы (например, в Германии в XIII в. двадцатая часть всех сборов взималась в помощь христианам Святой Земли). Кроме того, немалые суммы Ордены получали в форме доходов от своих земельных владений, мельниц и пр. К тому же Ордены, благодаря постоянному пополнению своих рядов за счет свежих бойцов с Запада и вспомогательных войск из числа местных жителей, нанятых орденскими вербовщиками на Востоке, могли обеспечивать замки и крепости достаточно многочисленными гарнизонами, хотя постоянно страдали от ”недокомплекта” (для обороны одной только крепости Крак де Шевалье „по штатному расписанию“ требовался двухтысячный гарнизон!).
Выше было описано, как Ордены свыклись с ролью своеобразной постоянной армии крестоносных государств и как их военная помощь последним становилась все более необходимой по мере обострения вооруженных конфликтов с соседними исламскими государствами. Вероятно, объединенной мощи военно-монашеских Орденов (во всяком случае, двух крупнейших из них - госпитальеров и тамплиеров) оказалось бы достаточно для успешной обороны укреплений Иерусалимского королевства от нападений сарацин - но лишь при условии, если бы Ордены, в соответствии со своими уставными обязанностями, действовали бы в тесном союзе и согласии. Между тем, трагизм положения крестоносных государств усугублялся недостаточной координацией действий между правителями отдельных государств и противоречиями между духовно-рыцарскими Орденами. С тех пор, как Ордены разбогатели и усилились, они стали соперничать между собой в борьбе за власть и земельные владения. Эти противоречия нередко выливались в кровавые распри. Даже папам не удавалось наладить между Орденами более-менее прочные мирные отношения. Так, папа Александр пытался в 1179 г. выступить посредником между Орденами иоаннитов и храмовников в такой форме, как если бы речь шла об установлении мира между двумя враждебными государствами. Но межорденские распри продолжались, и папа Григорий IX (1227-1241 гг.) был вынужден в 1235 г. официально поставить Орденам в вину то, что они, вопреки своим прямым обязанностям, вредят Святой Земле своими непрерывными стычками по самым ничтожным поводам (например, из-за права владения несколькими мельницами или территорией, на которой когда-то находился христианский замок, уже срытый к тому времени сарацинами!), вместо того, чтобы защищать страну от мусульман.
В лице Роже де Мулэна, “магистра Иерусалимского Госпиталя” в 1177-1187 гг., Орден странноприимцев вновь обрел выдающегося военного вождя и организатора. Он не только, в соответствии с заветами своих великих предшественников, всемерно поддерживал беспрекословную дисциплину и высокий боевой дух в рядах собственного Ордена, но и выступал в качестве опытного советника владык крестоносных государств. Наилучшим свидетельством выдающейся личной храбрости магистра явилась его героическая смерть в бою с сарацинами. Из орденского Устава, названного его именем, явствует, что он, невзирая на выдвинувшуюся на первый план военную деятельность иоаннитов, по-прежнему уделял неослабное внимание изначальным задачам и духу странноприимцев, служению бедным, больным и убогим. Под его руководством Генеральный Капитул госпитальеров в 1181 г. осуществил ряд нововведений, поставивших Госпиталь во главе всех известных в ту пору на христианском Западе странноприимных домов.
С появлением на исторической арене Саладина из курдской династии Эйюбидов - одного из наиболее выдающихся полководцев в истории ислама - резко усилилась военная деятельность мусульман, направленная против крестоносных государств. Арабский мир, раздробленный, до появления Саладина, на ряд постоянно враждовавших и воевавших между собою (порой в союзе с крестоносцами!) довольно мелких государств, был им объединен в единую исламскую державу, охватившую территорию государств крестоносцев с юга (со стороны Египта, которым Саладин завладел, свергнув власть измаилитских Фатимидов), с востока (со стороны Сирии) и с севера (со стороны Месопотамии, или Междуречья). Параллельно с укреплением исламских сил “развитие” крестоносных государств шло в прямо противоположном направлении. Правление сменявших друг друга на иерусалимском троне слабых и больных королей, внутренние потрясения вследствие борьбы за власть и междоусобиц, кровавые столкновения между соперничавшими духовно-рыцарскими Орденами приводили к постоянно возраставшей политической и военной слабости “франков” на Востоке.
В своей борьбе против соперничавших с ним исламских государств и крестоносцев Саладин искусно использовал политические и военные столкновения между своими противниками. В 1179 г. он одержал блестящую победу над крестоносцами у реки Литанни, притока Иордана, в Келесирии (нынешнем Южном Ливане). Разгромленное Саладином христианское войско обратилось в беспорядочное бегство. Все воины Креста, не успевшие переправиться на палестинский берег Литанни, были изрублены в куски. Среди многочисленных пленных, попавших в руки Саладина, находился и магистр храмовников, Одо (Одон) де Сент-Аман. Саладин первоначально планировал обменять главу тамплиеров на знатного исламского пленника, но Великий магистр Ордена Храма, обуянный гордыней, заявил, что “нет на свете сарацина, равного ему”, и предпочел умереть в дамасской тюрьме спустя год после своего пленения Саладином.
Чтобы отвести резко возросшую угрозу и получить помощь для оказавшихся в опасности крестоносных государств, Патриарх Иерусалимский Ираклий в сопровождении магистра иоаннитов Роже де Мулэна и магистра тамплиеров Арнольда де Торожа весной 1184 г. отплыл на Запад. В Вероне они были приняты папой Луцием III (1181-1185 гг.) и римско-германским Императором Фридрихом I Барбарососой, но без ощутимых результатов. В январе 1185 г. делегация отправилась в Париж просить о помощи французского короля. Опасаясь своего соперника, короля английского Генриха II Плантагенета, король Франции лично не взял крест, но предоставил патриарху значительную сумму денег на оборону Святой Земли. Заручившись письмом от папы, три просителя отправились в Англию. Преклонив колена перед королем Генрихом Английским, они вручили ему от имени короля Иерусалимского Балдуина IV (1173-1185 гг.) ключи от “столпа Давидова” (иерусалимской башни Давидовой, куда иерусалимские короли к тому времени перенесли свою резиденцию из своего прежнего дворца, всецело уступленного им Ордену Храма) и от Святого Гроба Господня, а также знамя Иерусалимского королевства, желая этим широким жестом побудить его “взять крест”. Однако английский король, в свою очередь, опасаясь короля Французского, отказался участвовать в крестовом походе. Впрочем, он также выделил просителям существенную финансовую помощь.
Подлинной катастрофой для христианских владык и находившихся под их управлением территорий стала битва при Хиттине в 1187 г. Эта решающая битва, в которой был “сломан хребет” власти крестоносцев на Ближнем и Среднем Востоке, подробно описана как в “латинских”, так и в арабских хрониках. Из описаний средневековых летописцев вырисовывается следующая картина.
В 1185 г. Саладин заключил с христианскими государями перемирие сроком на 4 года. Торговля между государствами “франков” и их соседями, почти сведенная на нет вследствие военных действий, ведшихся на протяжении предыдущих десятилетий, была возобновлена. В условиях перемирия возобновилась, в частности, и транзитная караванная торговля между сирийским Дамаском и Египтом через территорию крестоносных государств. В конце 1186 г. из Каира в Сирию отправился огромный караван под охраной небольшого отряда египетских воинов. Когда караван вошел в Моав, на него неожиданно напал местный «франкский» сеньор Райнальд (Рейно) де Шатийон. По его приказу все египетские воины были перебиты, а мусульманские купцы с семьями и товарами заключены в сильно укрепленном замке Керак, принадлежавшем Райнальду. Добыча была столь велика, что “не поддавалась никакому описанию”. Вскоре об этом грубейшем нарушении условий перемирия было доложено султану Саладину. Саладин направил к Райнальду посла с напоминанием о святости заключенного договора и с требованием об освобождении пленников и компенсации причиненного им ущерба. Получив от Райнальда отказ, посол Саладина отправился в Иерусалим к королю Гвидону Лузиньяну, чтобы с помощью короля добиться выполнения требований султана Египта и Сирии. Король приказал Райнальду отпустить пленников и выплатить им компенсацию. Но Райнальд не подчинился королевскому приказу. Война тем самым стала неизбежной. Саладин начал подготовку к окончательному уничтожению крестоносных государств и провозгласил джихад (священную войну всех мусульман против неверных).