Пролог

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пролог

Митридат VI Евпатор, правитель Понта и создатель Черноморской державы, был последним великим царем эллинистического мира, который с оружием в руках встал на пути агрессивных устремлений Римской республики. С детства возненавидев это волчье племя, Митридат пронес ненависть к Риму через всю свою жизнь и до последнего дня мечтал о победе над лютым врагом. Три войны, которые он вел против этих захватчиков, полностью изменили мир, и после этого римская гегемония в ойкумене стала непререкаемой — до тех пор, пока римские легионеры не столкнулись на поле боя с парфянскими катафрактариями. Подобно Ганнибалу Митридат всю свою жизнь боролся с Римом и погиб в этой неравной борьбе, но деяния понтийского царя оставили в истории неизгладимый след. Создав Черноморскую державу, легендарный царь противопоставил ее Средиземноморской державе римлян, но судьба отвела ему очень мало времени, и он не успел скрепить ее изнутри — что в конечном итоге и явилось одной из причин его поражения. С детства привыкший к трудностям и лишениям, Митридат производил неизгладимое впечатление на современников как своей громадной физической силой, так и своим проницательным умом. Понтийский царь знал 22 языка и с любым из своих подданных мог изъясниться на его наречии, а о его доблести и выносливости при жизни ходили легенды. Талантливый полководец и грамотный администратор, он был великим политиком, прекрасно знавшим все сильные и слабые стороны своего врага. Вступая в тяжелую борьбу, при определенном раскладе Митридат имел некоторые шансы на успех, но этот успех не заключался бы в самом уничтожении республики, как того хотел Ганнибал, а лишь в том, чтобы остановить римский натиск на Восток. За смертельной битвой гигантов наблюдал весь мир, и когда победил Рим, а Митридат удалился из Азии, казалось — все кончено. Но не таков был царь, чтобы, сложив оружие, наблюдать за торжеством противника, и потому, укрепившись на Боспоре Киммерийском, он начал готовить новый поход против заклятого врага. Боспорское царство находилось на территории Керченского полуострова, и именно этот регион Митридат сделал своим оплотом в дальнейшей борьбе с Республикой. Его войско было воистину интернациональным, в нем служили представители многих народностей, в том числе и тех, которые сегодня проживают на территории нашей страны. Можно сказать и так, что пусть и косвенно, но свою лепту в борьбу с самой страшной напастью того времени, мы все же внесли. Планы царя были грандиозны, и их размах поражает воображение, но там, где бессильно железо, на первый план выступает предательство. Смерть своего самого страшного врага со времен Ганнибала в Риме восприняли с откровенной радостью и облегчением — вряд ли теперь кто с оружием в руках рискнет выступить против сыновей волчицы! Историк Юстин оставил очень яркую характеристику этого человека, которая, на мой взгляд, очень верно отображает положение вещей. «Этот последний (Митридат) впоследствии достиг такого величия, что превзошел своим могуществом всех царей не только своего времени, но и всех прежних времен : в течение сорока шести лет вел он с переменным счастьем войны против римлян. Хотя его побеждали величайшие полководцы Сулла, Лукулл и другие, наконец Гней Помпей, но он вновь подымался на бой, еще более могучий и славный, становясь после неудач еще более грозным. Он скончался, уже будучи стариком, не вражеской силой побежденный, а сам, наложив на себя руки, в дедовском своем царстве, оставив наследником сына».

* * *

В нашей стране отношение к этому историческому персонажу довольно своеобразное: с одной стороны, вроде бы на слуху — как же, царь Митридат! С другой — далеко не каждый скажет, чем знаменит и что сделал, а на ум в основном приходит гора с таким же названием в Керчи (древний Пантикапей). Известен же легендарный царь в основном благодаря замечательной дилогии Виталия Полупуднева о Северном Причерноморье «У Понта Эвксинского» и роману «Митридат» в частности. И как тут не вспомнить произведение Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки», где главному герою, находившемуся в сильнейшем подпитии, в пьяных грезах является грозный понтийский царь с ножом в руках и начинает кромсать несчастного алкоголика. Вот как-то так в целом получается… Из серьезных научных работ хотелось бы отметить книги Е. А. Молева «Властитель Понта» и С. Ю. Сапрыкина «Понтийское царство», но, к сожалению, достать их теперь практически невозможно. В 2010 г. вышла работа Л. А. Наумова «Митридатовы войны», очень интересная и познавательная, где автор высказывает ряд оригинальных мыслей по поводу великого противостояния между Римской республикой и Митридатом VI Евпатором.

Если же подойти к деятельности понтийского царя с сегодняшними мерками, то можно обнаружить удивительную вещь — Митридат всю свою жизнь сражался и боролся против однополярной мировой системы, отстаивая право своего государства на самостоятельное развитие, без вмешательства извне. Он выступил против того, что и сегодня процветает в мировой политике — диктат сверхдержавы в международных отношениях, наглый грабеж, прикрытый красивыми лозунгами, свержение неугодных правителей и установление подконтрольных режимов, беззастенчивое навязывание своих ценностей народам, которые в этом абсолютно не нуждаются. Удивительно, но если его чуть-чуть подправить, то лозунг, выдвинутый Митридатом «против владычества римлян за всеобщую свободу », будет актуален и в наши дни. Впрочем, Евпатор был поборником справедливости только в той степени, в которой это касалось его лично, а также и государства, которым он правил. Всех своих соседей он железной рукой держал за горло, так же избавлялся от неугодных правителей, которые начинали представлять угрозу его интересам, и так же носился с мыслью о создании могущественной державы. Царю очень хотелось, чтобы Рим не лез в его дела, не мешал развитию и усилению Понтийской державы, ну и, конечно, Митридат спал и видел, как бы лишить Республику ее Азиатских владений, но здесь уже одно вытекало из другого. И не он один был таким на Востоке — тем же самым занимался и правитель Великой Армении Тигран II, и парфянские цари, но в том то и дело, что их интересы, так же как и интересы Евпатора, были сугубо региональные, и они явно не замахивались на мировое господство. А вот их западный сосед… И если планы Митридата никогда не простирались так далеко, чтобы его фаланги промаршировали по Лациуму, а понтийская армия разбила лагерь на берегах Тибра (за исключением последних двух лет жизни, когда война в Италии стала смыслом жизни царя), то римские сенаторы явно были не прочь увидеть легионы под стенами столицы Понта Синопы. Любое усиление независимого государства около их границ всегда вызывало в Риме сильнейшее раздражение и вело к ответным мерам, а потому столкновение между Понтом и Республикой было неизбежным. Обе стороны конфликта были хищниками, но все равно взгляд на мир у Митридата резко отличался от взгляда его римских оппонентов. Ведь если разобраться, то легендарный царь Понта нам гораздо ближе и понятнее, чем многие деятели западной истории, чьи многочисленные биографии уже навязли на зубах. Можно, конечно, умиляться и восхищаться тем, что Гай Юлий Цезарь делал несколько дел одновременно, но, на мой взгляд, уж очень он распиарен западными исследователями, возвышаясь неприступной горой над остальными деятелями эпохи. И вот в тени этой горы, а также горок поменьше, но тоже из римской истории, и оказался Митридат Евпатор, чья жизнь и борьба известны в нашей стране гораздо меньше, чем деяния римского авантюриста и иже с ним. А между тем, хоть царь и не делал нескольких дел одновременно, зато был натурой более цельной, яркой, производившей колоссальное впечатление на современников, и что самое главное, он до конца жизни придерживался определенных принципов, усвоенных в детстве, и даже в труднейшие минуты жизни им не изменял. Однако сразу оговорюсь, это мое личное мнение и навязывать его я никому не собираюсь: каждый видит ситуацию по-своему.

Так кем же он был, Великий Митридат, человек, пытавшийся изменить ход истории и оставивший в ней столь глубокий след? Но прежде чем перейти к рассказу о нем, на мой взгляд, необходимо сделать краткий экскурс немного назад и посмотреть, а как Риму удалось подчинить себе регион Средиземного моря, почему оно стало Римским озером и что несло соседям это порабощение.

* * *

Римская агрессия (III–II вв. до. н. э.) стала настоящим бедствием для народов как Восточного так и Западного Средиземноморья. От поступи легионов сотрясалась ойкумена, под их ударами рушились древние и великие царства, а высокомерный и грубый народ с берегов Тибра объявил себя вершителем судеб всех окрестных земель и их правителей. И опирался он при этом только на одно право — право силы, то самое право, которое позволяет творить что угодно и с кем угодно до тех пор, пока не появится еще более грозная сила. Так же произошло и с Римской республикой — ее полководцы и военачальники до тех пор терроризировали соседние государства в целях грабежа и захвата новых земель, углубляясь все дальше и дальше на Восток, пока не столкнулись с Парфянским царством, наследником боевых традиций империи Ахеменидов и скифов — парнов, которые его и основали. Римская армия вдребезги разбилась о сверкающую броню катафрактариев, голова полководца Марка Красса полетела к подножию трона парфянского царя, а гордые римские орлы, перед которыми трепетали страны и народы были выставлены в качестве трофея во дворце Ктесифона. Натиск на Восток был остановлен, а позор от этого поражения преследовал римлян на протяжении долгого времени. Но путь к такому великому триумфу над разбойничьим племенем из далекой Италии, которое ограбило и поработило практически все Средиземноморье, был долгим, страшным и кровавым.

Кто только не сражался против римских хищников, кто только не пытался их остановить — все было тщетно! Пирр Эпирский и Ганнибал, македонские цари Филипп V и Персей, Антиох III Великий и Аристоник Пергамский. Все эти люди жили в разное время и располагали разными возможностями, но имели одну цель — остановить римскую агрессию, однако в силу разных причин потерпели неудачу. Первым, кто по-настоящему перепугал племя наглых и агрессивных людей с берегов Тибра, был царь Эпира Пирр, блестящий стратег и тактик, двоюродный племянник Александра Македонского. Идея создания на Западе монархии, подобной той, которую создал его великий родственник на Востоке, увлекла эпирского царя, и римская агрессия против городов Великой Греции, которые процветали на юге Италии, пришлась очень кстати. Сами итальянские эллины не могли противостоять сыновьям волчицы, и, призвав на помощь лучшего полководца эпохи, имели все основания рассчитывать на успех. И Пирр сначала их надежды оправдал. Последовательный разгром римских армий, которые наводили ужас на весь Аппенинский полуостров, четко продемонстрировал всему миру, кто есть кто. Но три причины свели на нет все усилия великого полководца — во-первых, в отличие от своего двоюродного дядюшки, он не обладал должной последовательностью в достижении цели, и часто, что-то начав, бросал, не доводя до конца. Великий Македонец подобным не грешил, а выбрав себе цель, он любыми путями шел к ее достижению и пока не достигал, не останавливался. А у Пирра все было наоборот, — получив приглашение от эллинов Сицилии помочь им в борьбе против агрессии Карфагена, он посчитал свои дела в Италии законченными, и, переправившись на остров, ввязался в очередную войну. Не доведя до ума и сицилийские дела, он вновь вернулся в Италию, и, пока царь метался туда-сюда, римляне оправились от разгрома и в итоге нанесли ему поражение. Второй причиной, по которой Пирр потерпел неудачу, было то, что Эпир, служивший ему основной базой, обладал крайне скромными ресурсами для подобных мероприятий. Отправляясь на помощь Великой Греции, царь получил довольно серьезную поддержку войсками и финансами из Македонии, но это было только один раз и в дальнейшем подобная благотворительность прекратилась. А сам по себе Эпир был не в состоянии вести длительную войну с Римской республикой, материальные и людские ресурсы были просто несопоставимы. А третья причина вытекала из второй и называлась — нежелание италийских греков нести все тяготы войны. Призвав на помощь Пирра, эллины посчитали дело сделанным, но царь так не думал, а потому затребовал от них денег на ведение войны, а также стал проводить тотальную мобилизацию: собственных сил для борьбы с Римом было недостаточно, они могли лишь служить ядром будущей союзной армии. Все это в дальнейшем привело к конфликту, и Пирр, бросив в очередной раз италийские дела, метнулся на этот раз в Балканскую Грецию, где и увяз в войнах с македонцами. Реальнейший шанс остановить римскую агрессию в самом начале был упущен. Великая Греция была завоевана варварами с берегов Тибра, и теперь возник вопрос: а куда дальше эта агрессия будет направлена — на Восток или на Запад?

Римские легионы направились на Запад и вступили в противостояние с Карфагеном, во время которого Республику едва не постиг военный и политический крах. Легендарный Ганнибал, перевалив с армией через Альпы, развязал против римлян настоящий блицкриг, и, завалив их телами поле битвы у Канн, оказался в одном шаге от долгожданной цели. Но она так и осталась недостижимой — никто и никогда не ответит на вопрос, почему великий полководец не пошел на Рим и не уничтожил логово сыновей волчицы. Оставалось сделать последний шаг, но Ганнибал его не сделал, а гадать, почему он так поступил и строить всякие предположения, дело абсолютно неблагодарное — это все равно что придумывать теории на тему, зачем Марк Антоний бросил в битве своих солдат и последовал за Клеопатрой. Карфагенский военачальник мог изменить ход всей мировой истории, и тогда многие народы как на Востоке, так и на Западе Средиземноморья не испытали бы тех ужасов, которые несло с собой римское нашествие. Последствия этой ошибки сказались довольно скоро, и дальнейшая борьба Ганнибала стала просто длительной агонией — поражение в войне он потерпел не в сражении при Заме, когда впервые был разгромлен в открытом бою, а там, на поле битвы у Канн, когда упустил свой реальный шанс уничтожить Рим.

И после того, как капитулировал Карфаген, для многих государств и их правителей, для сотен тысяч людей, которые до этого просто жили своей жизнью, начался сущий кошмар, и имя ему было — Рим. Следующими, кто вступил в бой против захватчиков, были македонские цари, и римлянам пришлось вести три войны, чтобы сломить отчаянное сопротивление Македонии. Не было той низости и подлости, к которой бы не прибегли политиканы с берегов Тибра в этой борьбе, их демагогическая политика переплюнула все международные нормы, которые до этого существовали. Филипп V яростно сражался как против римлян, так и их многочисленных союзников, которые взяли Македонию в огненное кольцо, отражая их атаки с севера, юга, востока и запада. И потерпел он поражение в этой неравной борьбе не потому, что македонская военная организация была хуже римской, а потому, что на тот момент страна просто не располагала ресурсами для длительной и напряженной борьбы. Истощенная десятилетиями непрерывных войн, массовым оттоком на Восток и гибелью боеспособного населения, Македония могла рассчитывать на победу только в одном случае — если за ее спиной будет союзная Греция. Но этого не произошло и потому поражение Филиппа V становилось лишь вопросом времени. И если для многих держав той эпохи неудача в отдельно взятом сражении не значила практически ничего, то царь Македонии подобной роскоши себе позволить не мог, это было для него смерти подобно, поскольку новую армию ему было просто негде взять. И когда в битве при Киноскефалах македонцы были разбиты, Филипп был вынужден сложить оружие и согласиться на все вражеские условия.

А вот его сын Персей находился в совершенно другой ситуации, благодаря стараниям отца, который возродил страну из руин, а также очень разумной и грамотной собственной политике. Он был полностью готов к войне, располагал самой мощной армией в регионе, а сама Македония буквально ломилась от запасов оружия, продовольствия и золота. Для успешной борьбы с врагом Персей располагал всем, кроме одного — у него не было той железной воли и целеустремленности, как у его отца, царя Филиппа. Римские историки — патриоты и их подпевалы из Эллады и других стран, вылили на последнего царя Македонии столько грязи, что просто удивляешься, как такой человек вообще мог оказаться во главе великой страны. Но если отбросить всю римскую патриотическую чушь, а также личное отношение к царю греческих историков, и взглянуть на Персея непредвзятым взглядом, то мы увидим, что это был умный и толковый правитель, прекрасный администратор и хороший военачальник. В любое другое время он был бы идеальным правителем для своей страны, как полководец он мог успешно противостоять эллинистической или варварской армии, но так случилось, что ему пришлось стать у кормила власти в страшную эпоху римского нашествия. Последний царь Македонии справился бы с любым врагом, но только не с тем, самым страшным и опасным во всей ойкумене, с которым ему пришлось воевать. Все что Персей мог сделать для защиты своей Родины, он сделал, несколько раз ему даже удалось разгромить римлян в открытом бою, но тот тяжкий груз ответственности, что рухнул на плечи молодого македонского царя, буквально раздавил его. И он в итоге не выдержал — это обернулось не только его личной трагедией, но и трагедией всей страны. Сам Персей погиб в римском плену, македонская монархия была уничтожена, а некогда великое царство разделено на ряд независимых республик. Однако народ Македонии, помнивший своих великих царей и славу победоносных предков, не смирился с иноземным господством и снова поднялся на борьбу с поработителями. Восстание Андриска — самозванца, объявившего себя сыном царя Персея и поднявшего народ на борьбу с ненавистным Римом, иногда называют IV Македонской войной (150–148 гг. до н. э.). Шансов на конечный успех у македонцев практически не было, но их мужество и доблесть в этой критической ситуации вызывают уважение. Но только не у римских историков, воспевающих героическое прошлое своего народа-хищника, и их греческих коллег, сполна обогащенных римскими ценностями.

И здесь хотелось бы отметить вот какой момент — начиная с немецкого историка Т. Моммзена, многие исследователи, в том числе и современные, разве что не льют слезы умиления, восхищаясь римскими военными и политическими деятелями, которые по доброте душевной, не преследуя никаких корыстных целей, вступили в бой с македонцами за освобождение Греции. Не знаю, из чего такие исследователи исходят, но свою кровь за просто так никто проливать не будет, и особенно такой прагматичный народ, как римляне. А что же касается римских полководцев, которые преклонялись перед культурой Эллады, то это вовсе не означает, что они так же хорошо относились и к народу, который был носителем этой самой культуры. Когда грубый солдафон Муммий сровнял с землей прекрасный город Коринф, с него и взять-то было нечего, даже римский историк Веллий Патеркул открыто потешается над его неотесанностью. Другое дело — те, которые свое эллинофильство выставляли напоказ, декларируя его при всяком удобном случае, хотя их дела говорили как раз об обратном. А. П. Беликов справедливо указывал, что факты свидетельствуют о том, что приходится говорить о «преступлениях филэллинов против эллинов». Вот что он написал по поводу фигуры, вокруг которой слышатся восторженные охи и ахи некоторых историков — «Фламинин, человек греческой воспитанности, идеализировавший греков и восторженно относящийся к их культуре, разграбил Эретрию и Элатею. Греколюбивый и гуманный римлянин хотел уничтожить всю Беотию и до вмешательства ахейцев успел-таки совершить карательный поход на Коронею. Его действия не отличаются от поступков его предшественников, он охотно использовал террор, а его политику нельзя назвать новой или мягкой ». Примеров подобных действий и других римских военачальников можно найти достаточно, но это только о том, что касалось греков, культурой которых некоторые из римлян восхищались, а что пережили другие народы, перед которыми грубые завоеватели не испытывали духовного трепета? За примером ходить далеко не будем, греческий историк Полибий оставил нам довольно подробное описание того, что несла миру пресловутая римская справедливость. Речь пойдет о том, как римский консул Эмилий Павел после победы над Персеем Македонским поступил с городами Эпира, которые поддержали царя. «После этого Эмилий Павел разослал по отдельным эпирским городам центурионов. Им поручено было объявить, что они прибыли вывести из городов гарнизоны, чтобы эпироты стали такими же свободными, как македоняне. Затем от каждого города было вызвано по десять знатнейших граждан. Объявив им, что все золото и серебро должно быть собрано в общественную казну, Эмилий Павел разослал когорты во все города… Рано утром все золото и серебро снесли в общественную казну. В четвертом часу воинам был дан сигнал грабить города. Добыча оказалась столь велика, что при разделе каждому пехотинцу досталось по 200, а всаднику — по 400 денариев. 150 000 человек обратили в рабство. Стены разграбленных городов были снесены. Всего таких городов насчитывалось около 70. Вся добыча была продана, и полученные деньги розданы воинам». Это — свидетельство современника и очевидца, притом проримски настроенного и старающегося всячески затушевать негативные стороны деятельности своих римских друзей. А что же касается самого Эмилия Павла, то что потом ни болтали бы в оправдание этого «глубоко порядочного и честного человека», но перед нами цинично спланированная и осуществленная военная операция, ставшая трагедией для десятков тысяч ни в чем не повинных людей. Поражают масштабы самого мероприятия, оно должно было произвести огромное впечатление на современников, а вот человек, его осуществивший, больше смахивает на военного преступника, а не объект восхищения. И еще можно наблюдать вот какую картину — когда македонский царь Филипп V захватывает и разрушает греческие города, то многие исследователи эпохи объявляют его извергом и врагом рода человеческого, а когда тем же самым занимаются их обожаемые римляне, то они смотрят на подобные проделки мягко и снисходительно, — дескать, выбора у них не было, а глупые греки сами пользы своей не понимали. И потому погром в Сиракузах и убийство Архимеда остаются в тени, а разгром Абидоса македонским царем вспоминают при каждом удобном случае. То же самое касается и Митридата, чуть что — так он во всем виноват, а о том, что творила озверелая римская солдатня со своими военачальниками, стараются умолчать. Такие вот двойные стандарты получаются…

Страшный мировой кризис, начало которого ознаменовало восстание в Македонии, завершился в 146 г. до н. э. завоеванием Греции, а также уничтожением двух величайших городов Средиземноморья — Карфагена на Западе и Коринфа на Востоке, которые римские варвары стерли с лица земли. И потому вполне объяснима та ненависть, которую эллины всегда питали к римлянам, и не случайно они смотрели на них сверху вниз, по-прежнему считая варварами и мечтая о независимости Эллады. И именно эта самая ненависть в дальнейшем приведет греков под знамена Митридата Евпатора, а самого его эллины будут встречать как Царя-Освободителя.

* * *

Но это все на Балканах, а что же творилось в Малой Азии, как ее правители и народы сопротивлялись той чуме, которая наползала с Запада? Первым, кто из азиатских царей столкнулся с римлянами на поле брани, был Антиох III Великий, правитель громадной державы Селевкидов. Располагая мощнейшим флотом и могучей армией, а также превосходным военным советником в лице Ганнибала, он умудрился бездарно провалить все военные операции. Хотя сам план ведения войны, который он предложил, был довольно неплох — вести войну на чужой территории и перенести боевые действия на Балканы, а закрепившись там, организовать вторжение в Италию. Идея была хороша, но то, как она претворялась в жизнь, не выдерживает никакой критики — такое впечатление, что Антиох пустил все на самотек, а сам оставался лишь сторонним наблюдателем. Боевые действия велись в 192–188 гг. до н. э., и так называемая Сирийская война закончилась полным военным разгромом Селевкидов, что произошло не без помощи самого Антиоха. В отличие от своего македонского коллеги Филиппа V, который продемонстрировал удивительную стойкость и мужество в неравной борьбе с римской агрессией, Антиох после первых же неудач впал в уныние, запаниковал и провалил все дело. По сравнению с маленькой Македонией, держава Селевкидов располагала колоссальными ресурсами, но царю это впрок не пошло, и его молниеносный разгром потряс воображение современников. После такой катастрофы государство было вычеркнуто из числа великих держав, и неуклонно начало катиться вниз.

Еще более плачевный конец был у Пергамского царства, правители которого проводили проримскую политику в Восточном Средиземноморье и считались вернейшими псами Республики в регионе. За что в итоге и поплатились. Забыв простую истину про бесплатный сыр в мышеловке, они с помощью своих западных друзей настолько усилили свое царство за счет соседей, что мудрецы на Тибре задумались: а стоит ли продолжать в том же духе? Первый звонок прозвучал, когда для преданного союзника римлян, сражавшегося с ними плечом к плечу против Селевкидов, пергамского правителя Эвмена II был специально придуман закон, запрещающий царям вступать в Рим. Эвмен все понял, но плевок стерпел, поскольку уже поделать ничего не мог, а потому развернулся и отбыл обратно на Восток. Но в отличие от других государств, которые пали в грохоте сражений и жестоких войн, к Пергаму римляне подбирались исподтишка, незримо опутывая его своей паутиной. Апофеозом их деятельности стало убийство последнего пергамского царя Аттала III, и истолкование по праву сильного его завещания в свою пользу — дескать, все свое царство он завещал Риму! Не было в те времена пределов римской наглости, цинизму, жадности, и, присваивая себе независимое государство, они явно перешагивали все пределы допустимых норм того времени. Потому что одно дело — принять по завещанию личные владения царя, и совсем другое — наложить лапу на все царство, где проживали сотни тысяч свободных людей, которые не желали иметь ничего общего с западными варварами. Вот тогда и произошел мощнейший взрыв народного возмущения, который потряс всю Малую Азию (131–129 гг. до н. э.).

* * *

Борьбу с ненавистным врагом возглавил побочный сын пергамского царя Эвмена II и сводный брат Аттала III Аристоник. С одной стороны, он чувствовал себя обойденным, поскольку алчные римские политиканы не принимали в расчет его прав на престол, с другой стороны, население Пергамского царства не желало переходить под власть иноземцев. В итоге интересы народа и Аристоника пересеклись, и началось мощнейшее движение против римского владычества в Анатолии. Претендента на трон поддержали некоторые города Эгейского побережья, но были и такие (например Эфес), которые выступили на стороне Рима. Однако Аристоник нанес ряд поражений ополчениям этих городов, «которые из страха перед римлянами не хотели перейти на его сторону» (Юстин), и, заняв солидную территорию, уже считал себя царем освобожденного Пергама. Но все было не так просто, в результате поражения в морском бою, новый пергамский царь был отброшен от моря вглубь страны, и стало казаться, что движение захлебнется. Но Аристоник быстро нашел выход из положения и не только собрал новое войско, но и значительно расширил социальную базу восстания. По сообщению Страбона, он «быстро собрал толпы бедняков и рабов, привлеченных обещанием свободы». Но у подобного действа была и другая сторона медали, поскольку, привлекая к себе широкие массы обещаниями свободы, Аристоник настроил против себя малоазийских династов, которые в подобных действиях увидели для себя смертельную опасность. В итоге против него образовалась мощная коалиция из царей Митридата V Эвергета Понтийского, Пилимена Пафлагонийского, Ариарта V Каппадокийского и Никомеда II Вифинского, которые начали военные действия против претендента. А когда в Малой Азии высадились римские легионы под командованием Публия Лициния Красса и соединились со своими союзниками, то многим показалась, что песенка Аристоника спета. Но произошло то, чего никто не ожидал, — в битве при Лейке армия повстанцев полностью разгромила войска враждебной коалиции, а голову римского командующего фракийские наемники бросили в пыль к ногам Аристоника.

Это был неслыханный успех, но он оказался и последним. В далеком Риме давно с тревогой наблюдали за развитием событий на Востоке, но в то же время в сенате присутствовала твердая уверенность в успехе экспедиции Красса. Однако когда весть о катастрофе достигла берегов Тибра, там очнулись от благодушной дремы и начали действовать быстро и решительно. Новый консул, Перперна, снова привел в Азию легионы и, разгромив Аристоника в нескольких сражениях, заблокировал его в крепости Стратоникее. Не имея возможности овладеть ею штурмом, он голодом вынудил восставших открыть ворота и капитулировать. А потом началась расправа — Аристоника отправили в Рим и задушили по приказу сената, десятки тысяч свободных людей было продано в рабство, а бывшее некогда независимым Пергамское царство стало римской провинцией Азия. Эпоха великих царей закончилась, наступила эпоха господства сената.

* * *

Сказать, что население новой провинции Азия ненавидело римлян — значит ничего не сказать. Их не просто ненавидели, их ненавидели люто, до зубовного скрежета, ожидая лишь удобного случая, чтобы взяться за оружие и вышвырнуть завоевателей обратно за море. Некогда свободную страну римские откупщики и ростовщики накрепко опутали своей паутиной, римские купцы прихлопнули местную торговлю, а поборы и налоги римских наместников подорвали благосостояние населения. У Диодора Сицилийского мы находим интересное известие о том, как обстояли дела на территории Вифинского царства, которое было римским союзником, а не завоеванной землей: «Тогда Марий послал за помощью к царю Вифинии Никомеду, но тот ответил, что большинство вифинцев схвачены сборщиками налогов и томятся в рабстве в провинциях». Так это на территории союзной державы, а что тогда творилось на захваченных территориях? По сравнению с римским гнетом времена правления своих законных царей воспринимались местным населением едва ли не как эпоха золотого века, и потому вполне объяснимо то, как они переносили свое нынешнее положение. Да и за что было любить этих самодовольных и наглых пришельцев, которые, раздуваясь от чувства собственной значимости, нагло диктовали свою волю народам Малой Азии? Римское политическое влияние в регионе заметно усилилось, и правители соседних государств и пальцем теперь не смели пошевелить без сенатского соизволения. Римляне теперь совали свой нос везде и всюду, вмешивались во все споры и конфликты, а заодно следили за тем, чтобы, не дай бог, кто-то из царей мог бы усилиться. Это стало основной целью их дипломатии, навязчивой идеей, и местным правителям приходилось сильно изворачиваться, чтобы не вызвать подозрений у могущественного соседа. Таким был этот мир, когда в него пришел Митридат.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.