XIV. Артист из сферы необычного

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XIV. Артист из сферы необычного

Ни один день, прожитый в Катманду, не был для нас серым. Пока Мари-Клер изучала хозяйство экзотических базаров и за мой счет приобретала изделия талантливых ньюарских ювелиров, я проводил каждое утро с большей экономией. В мои занятия входило изучение тибетцев, поскольку я планировал путешествие в далекое и малоизученное королевство Мустанг, таинственную область в северо-западной части Непала, где до сей поры правил его собственный король, говоривший на тибетском языке и живший, как мне говорили, в укрепленном городе.

После захвата Тибета китайцами тибетское население долины Катманду значительно пополнилось в связи с притоком беженцев. Доведенные до крайней нищеты, многие из них стекались к отелю Ройэл. Там их встречала теща Бориса г-жа Скотт, которая, поторговавшись с ними на невообразимой смеси шотландского и датского языков, приобретала у них реликтовые изделия и драгоценности, которые они приходили продать.

Г-жа Скотт, приехавшая пожить со своей дочерью в Ройэл, быстро стала знаменитостью среди населения долины. Энергичная и полная жизни, хотя отнюдь не молодая, она контролировала отель в отсутствие Бориса. Ее «штат» располагался в маленькой, темной и сырой комнатушке на первом этаже, где она устроила свой собственный магазин тибетских изделий.

Зайти в это полутемное убежище, чтобы поболтать с г-жой Скотт, было всегда настоящим удовольствием. Ее гнездышко до самого потолка было набито тибетскими коврами, посеребренными седлами, бусами из человеческих костей, длинными медными трубами и бесчисленными идолами. От всего этого разило духом тибетского масла, что резко контрастировало с безукоризненной импозантностью самой хозяйки.

С щедростью «ма» (мамаши) Скотт могло сравняться лишь ее тонкое чувство бизнеса. С неподражаемым юмором она заламывала невообразимые цены за тибетские безделушки, которыми торговала в пользу беженцев. Не было случая, чтобы она не одарила нас массой сувениров, которые доставала из потаенных уголков своего гнездышка, когда ей удавалось заполучить от нас несусветную сумму за свои товары.

Для сувениров у нее всегда имелся запас прелестных вещичек, доставленных из Гонконга, таких как нейлоновые чулочки и другие западные товары, которых во всей долине нельзя было найти днем с огнем.

Самые свирепые тибетские воины и самые искушенные и опытные купцы из Лхасы вскоре стояли на цыпочках перед «ма» Скотт. По изворотливости ума она не уступала самым пронырливым клиентам, и было уморой видеть, как она выпроваживает грубых и нахальных тибетцев, подчас доводивших ее до кипения.

С течением времени обстановка, окружавшая нас, стала действовать нам на нервы. Дружба с Борисом, странная рутина жизни в отеле и, вероятно, непривычная высота, на которой находился Катманду, мало-помалу начали раздражать нас. Сначала мы жили относительно спокойно в белом бунгало, расположенном в парке отеля. Когда соседствовавшее с нами стадо свиней исчезло, мы ненадолго облегченно вздохнули.

Но наш покой продолжался недолго. Жена купила тибетского пса, потом еще одного, затем наши «хоромы» оказались под завязку забиты странными предметами искусства, разными деревяшками, стилизованными под драконов, тибетскими свитками и книгами. И это продолжалось до тех пор, пока мы не сочли необходимым приобрести двух миленьких несчастных медвежат по кличке Пугу и Пумо.

В мире найдется немного отелей, где вам разрешат держать в своем номере собаку. Однако в отеле Ройэл это не вызывало никаких возражений. Напротив. Тот факт, что с нами жили два маленьких тибетских терьера, не привлек никакого внимания. И лишь когда в нашем «питомнике» появились два черных медвежонка, Борис проявил к этому некий интерес, что выразилось лишь в том, что он прислал к нам еще двух служащих с рецептом детского питания и буйволиным молоком, чтобы помочь моей измотанной супруге кормить своих страшных бэби.

Говорят, что в Непале шесть времен года, но, исходя из погоды в период нашего полугодового пребывания в Ройэл, мы бы могли описать климат долины одним словом: «весна». Независимо от того, был ли это зимний или муссонный период, каждое утро солнце неизменно освещало покрытые росой лужайки отеля и согревало бодрящий, прохладный воздух долины. Круглый год цвели цветы, и на рисовых полях, окружающих город, ежегодно снимали два урожая — в июле и ноябре.

В сухой сезон здесь практически не бывает дождей, в связи с чем проводится много священных церемоний по «вызыванию дождя». На берегу реки Багмати мы наблюдали одну из самых поразительных церемоний такого рода — дойку коров. Молоко этих священных животных смешивают с водой сильно обмелевшей реки, а поскольку Непал до сих пор является страной магии и суеверий, после такого ритуала боги должны обеспечить приход благословенных ливней.

По словам Бориса, за те двенадцать лет, что он провел в этой стране, еще не было случая, чтобы подобная церемония обманула ожидания людей.

Практически еженедельно в долине отмечался тот или иной праздник, придававший городу какой-то необыкновенный вид. В ноябре наступал праздник Девали, когда все храмы и здания иллюминировались мерцающими огнями и масляными лампадами. Затем наступал праздник Холи, продолжавшийся три дня.

В это время все население долины, включая иностранцев, принимало вид рыжих, краснолицых монстров. Дело в том, что все дети и взрослые посыпали друг друга ярко-красным порошком, стряхивать который считалось осквернением духов.

Во время некоторых других праздников по узким улицам торжественно проезжали огромные пятиметровые колесницы с тяжелыми деревянными колесами. В соседнем Патане нам посчастливилось присутствовать на празднике Панчдан, который проводится раз в пять лет. На это торжество на улицы города выносят золотые и серебряные статуи Будд. Это те же самые удивительные, богато убранные божества, которые были немыми свидетелями коронации короля.

Во время других праздничных церемоний из окружающих сел пригоняют сотни коз для того, чтобы принести их в жертву фаллическим святыням с изображением Шивы. Вот в такой необычной атмосфере Борису приходится заниматься повседневными делами.

Последние дни нашего пребывания в Непале были такими же волнительными, как и первые. Единственной рутиной нашей жизни было то, что постоянно происходило что-либо необыкновенное и неожиданное. Невозможно было даже поверить, что когда-то Борис был танцовщиком балета, завсегдатаем популярных у художников парижских кафе и душой общества в Калькутте.

Обычно волнение начинается каждый день с рокотом самолета, наблюдаемого в прозрачном воздухе. При этом все жители долины сверяют свои часы. «Небесные лодки», как их называют тибетцы, играют жизненно важную роль в Катманду, т. к. с ними появляются почта и новые лица — две главные заботы иностранной колонии и единственная связь между долиной и внешним миром. Для Бориса прибытие самолета означает неожиданный сюрприз, т. к. олицетворяет целый мир: почти с каждым рейсом прилетает какой-нибудь старый знакомый или друг Бориса либо какая-нибудь важная персона.

На верхней площадке обманчивой винтовой лестницы, ведущей к укромной квартирке Бориса, у ее дверей дежурят два непальца в белой одежде с голубыми кушаками и черных шляпах. Едва самолет приземляется, как слышится рев двигателей автомашин, которые быстро подвозят к отелю вновь прибывших гостей. Тут же раздается стук в дверь Бориса, свидетельствуя о том, что, возможно, из Одессы прибыл какой-нибудь его старинный друг, коего он не видел целую вечность, или какой-либо знакомый по Калькутте, решивший, наконец, посетить Непал. Не успевает дверь закрыться за этим посетителем, как снова раздается стук. На этот раз заходит собирающийся отправиться в горы антрополог, чтобы взять с собой десять приличных образцов фруктового торта а-ля Борис. Затем приходит немецкий посол, которому требуется другой номер. За ним с жалким видом является кто-нибудь из обслуги с просьбой о повышении зарплаты на десяток центов. Потом приходит почта: письма от Национального географического общества, просьбы альпинистов дать те или иные рекомендации и зарезервировать туры в страну.

Следующим посетителем оказывается повар, работавший у Бориса в Калькутте. Пока Борис демонстрирует антропологу тибетских Будд, он одновременно диктует повару суточное меню и раскладывает письма в беспорядочные кучки, в которых они остаются до того момента, пока Ингер не наберется сил, чтобы рассортировать их так, как должно.

Потом заходит садовник, и Борис, с утра ходивший в шортах, идет в свою комнату и надевает свою походную рубаху с вертикальными полосками. Затем он вприпрыжку сбегает вниз по гремящей винтовой лестнице, натыкается на какую-нибудь важную персону, приветствует ее, жестом просит трех непальцев с портфельчиками присесть и подождать, и идет к столику администратора.

Там он подписывает ряд бумаг и отправляется вместе с садовником в свой персональный опытный сад, чтобы проверить созревание клубники, цветной капусты, бобов и роз, соответственно произрастающих на длинных грядках и клумбах на широкой открытой лужайке.

Для него типично сажать многие растения и совсем забывать о сборе плодов, когда они поспевают. Зорким взглядом он осматривает мелкие отростки и срезает пару цветов. Затем он прыгает в заезженный лендровер, на борту которого все еще видна надпись «Из Солихалла в Непал». В долине всем известен некий захолустный Солихалл, хотя кроме него и Лондона они ничего не знают об Англии.

Борис, рядом с которым сидит слуга, едет в Катманду по делам. По их завершении он возвращается по тряской дороге к Ройэл. К этому времени на его пути по коридорам отеля возникает масса народу, чтобы задать те или иные вопросы, высказать просьбу или попросить совета.

Борис четко и по-доброму отвечает на их вопросы, прежде чем уходит к себе. В их квартире Ингер уже занимает разговорами человек шесть вновь прибывших гостей, в числе которых оказывается нервная итальянская графиня, знававшая Бориса в Шанхае, американская чета с Лонг-Айленда, чересчур кричаще разодетый французский инженер, собирающийся заняться торговлей непальскими сувенирами в Париже, и оборванный, бородатый парень, только что возвратившийся из похода по горам.

По приходе Борис задерживает у себя нескольких гостей, а остальных приглашает на вечерний коктейль. Вернувшийся с горного маршрута парень получает бесплатный номер в отеле, а зашедшие к Борису туристы — рекомендации относительного того, куда сходить и что посмотреть.

Затем с супругой и друзьями приезжает французский посол, и инженер исчезает, оборванный парень отходит на задний план, а Борис просит обслугу принести бутылочку перно. В этот момент появляется высоченный и величественный, величайший непальский охотник генерал Киран с вопросами касательно новой охотничьей стоянки в тераях: сможет ли Борис поехать поохотиться в субботу? Как насчет провизии? Совсем не осталось виски, зато полным-полно корма для слонов.

Вполне возможно появление отца Морана с его обычным: «Привет, Борис, я хотел рассказать тебе еще кое-что о тибетцах».

И, несмотря на всю эту сумятицу, Борису удается одновременно решать бесчисленные проблемы, возникающие в хозяйстве отеля, на свиноферме, на охоте и в доме, открытом для массы гостей. Без всякого напряжения, с улыбочкой, он всегда находит возможность по-доброму отнестись ко всем, кто приходит к нему. В отличие от него, Ингер постоянно суетится и волнуется. Их сын Мишка учится в школе-интернате в Швейцарии. В загашнике у семьи, как обычно, нет денег.

— Это все из-за этих проклятых свиней и кинопродюсера, — признается мне Ингер, одновременно объясняя жене посла, где можно купить тибетских божков.

Внезапно эту благодушную атмосферу нарушает вопль: «Отель Ройэл — это сумасшедший дом!». Это «ма» Скотт врывается в комнату, размахивая тибетским знаменем. За ней следуют двое туристов из Германии. Самая проницательная дама во всем Катманду, г-жа Скотт, неизменно прибранная и опрятная, следит за всем хозяйством.

— Только я заведую здесь всеми делами, — замечает она. — Борис — прелесть, но у него нет времени следить за обслугой. Ведь это я должна смотреть за курами, а то мальчишки умыкнут снесенные яйца. И вы только посмотрите, как садовники пачкают свою форму, когда сидят на корточках на грядках и клумбах. Они просто сводят меня с ума! Но я их не боюсь. Борис, ты не желаешь купить эту «танка»[12]?

— Ради всего святого, ма. Ты же знаешь, что я не имею возможности, — отвечает Борис. Затем «ма» несется вниз по лестнице, неотступно преследуемая ищущими экзотики немцами, чтобы поторговаться о цене за чашкой чая, которую она выпивает вместе со своими собачками и другими питомцами, живущими в ее гнездышке.

Неожиданно в комнату Бориса врывается младший сын Николай, размахивающий зловеще выглядящим непальским топориком, которым в семнадцатом веке рубили головы врагам. Этим предметом он обычно угрожает двум уличным пацанам, подающим мячи на теннисном корте.

В три часа слуга приносит ланч и телеграммы. Еще одна кинокомпания просит Бориса помочь организовать съемку фильма в Непале. Но Борис пресытился съемками, поэтому он пишет резолюцию: «нет».

Вообще киносъемки никогда не имели в Непале особого успеха, хотя страна, казалось бы, имеет все необходимое для этого. Все попытки снять кинокартину, предпринимавшиеся до настоящего времени, проваливались из-за привходящих обстоятельств.

Так, компания Пэрэмаунт безуспешно пыталась экранизировать книгу Хан Сюинь «The Mountain is Young». Другая компания собиралась снять фильм «A King in the Clouds»[13], романтическую иcторию о двухлетнем пребывании в Непале терапевта, лечившего короля Трибувана при режиме династии Рана.

Джон Хьюстон предпринимал всяческие усилия, чтобы экранизировать рассказ Киплинга «The Man Who Would be King»[14], но также безрезультатно. Поэтому самая экзотическая обстановка на всем Востоке, обстановка в долине Катманду до сих пор позорно служит лишь фоном для тривиальнейших кинозвезд и вышедших в тираж комедиантов.

Когда дела на свиноферме позволяют Борису отлучиться, он временами все же удовлетворяет свою страсть к охоте, спускаясь с королем или небольшими группами иностранцев в тераи, чтобы добыть тигра, леопарда или оленя.

Именно на одной из таких вылазок слон, на котором ехали Ингер и генерал Киран с сыном, внезапно обезумел, поравнявшись со слонихой, на которой был устроен бар.

С бокалом в руке Ингер и ее спутники оказались вовлечены в паническое бегство своего слона, что могло бы окончиться весьма печально, если бы не погонщик, который мощными ударами непальского ножа «кукури» по голове слона заставил остановиться взбесившееся животное за минуту до того, как оно могло ворваться в густые джунгли.

После ланча Борис обходит отель с целью подготовки к вечернему приему, который должен состояться в большом бальном зале, украшенном причудливо выполненными портретами бородатых представителей династии Рана, на головах которых изображены непомерной величины шлемы с драгоценными камнями.

Непал — небольшое государство, и Борису доводилось принимать у себя таких видных людей, как бывший председатель Президиума Верховного Совета СССР Ворошилов, Чжоуэньлай, премьер-министр Индии Джавахарлал Неру, Айюб Хан из Пакистана, наследный принц Японии Акихито, уже не говоря обо всех послах, прибывавших через Нью-Дели для вручения своих верительных грамот.

В своем отеле Борис повидал большинство видных представителей стран Востока, многие из которых стали его друзьями.

Каждый год в Непале возникают все новые проекты, а в голове Бориса роятся новые планы. Сегодня он, как и всегда, полон энергии и, как еще в самом начале моего пребывания справедливо предупреждала Ингер, с Борисом невозможно провести ни единого спокойного вечера… Обязательно появлялся какой-нибудь новый гость.

Приехав в Непал одновременно с Хиллари и русскими космонавтами, в последующие четыре месяца я ежедневно встречал все новых людей, к примеру, немецкого магната Альфреда Круппа фон Болен унд Гальбаха, эксперта по Тибету Джорджа Паттерсона, великих охотников, талантливых музыкантов и артистов, знаменитых миллионеров, супругов-туристов из Огайо, уже не говоря о более скромной элите из Индии, Таиланда, Бирмы, Пакистана и Афганистана.

Чем еще займется Борис? Этого не может сказать никто, а когда об этом спрашивают его самого, он обычно отвечает: «Приму ванну». Никто не знает, что варится в его голове, какой созревает новый невообразимый план, какое новое безумие одолевает его мятежную натуру.

Кто-то может подумать, что, прожив такую полную событий жизнь, если не сказать десять жизней, Борис подумывает о спокойном будущем. Это отнюдь не так, ибо в глухих закоулках его мозга сохраняется неистощимый запас планов и идей. Он не забывает о необходимости реализации сухопутного круиза в Непал, он жаждет поставить все более грандиозные шоу, ему еще нужно завершить проект по разведению свиней, он подумывает о плантациях, очередных охотничьих вылазках, поездках в Европу, предстоящих визитах видных деятелей из России, экспресс-полетах в Гонконг, походах в отдаленные уголки Непала, которых он еще не видел, и необходимости модернизации отеля.

По вечерам он собирает приятелей и, когда его уговорят, до поздней ночи рассказывает под водочку с икрой о жизни в Одессе, о конеферме отца, исполненных партиях в балете, людных шанхайских авеню, опиуме в Кратие, тиграх Ассама, эксцентричных выходках магараджи Думраона, ловле тигров и слонов, приемах в Клубе-300, экспедиции в Голливуд, охоте королевы, о генерале Махабире и короле Трибуване, Масине, Баланчине, Хиллари, пребывании русских беженцев в Тибете, магарадже Куч Бихара, магарадже Прити Синге, Анне Павловой, леди Диане Мэннерс и бесчисленном числе других людей.

Но Борис никогда не раскрывает всей правды. В его самых поразительных рассказах, на которых строится его легендарный облик, всегда есть какая-то недоговоренность. Кроме того, рассказывая потрясающе забавные истории, он всегда забывает упомянуть об истинной роли, которую в тех удивительных обстоятельствах играл он сам.

Я полагал, что, будучи близким другом Бориса, хорошо понял основные события его жизни и услышал все, что стоило услышать. Но позднее я обнаружил, что существуют целые пласты его биографии, которые мне абсолютно неведомы. Оказалось, что я многое упустил.

Просматривая его запылившиеся чемоданы, я наткнулся на странные фотографии: мальчик Борис в превосходной кубанке на фоне великолепной усадьбы; Борис — кадет; снимки знаменитых танцоров балета с автографами; Борис и Сергей Лифарь.

Я даже засомневался, тот ли это Борис или кто-то другой, или же это какая-то фантазия. Поработав с документами, я лишь обнаружил новые подробности и даже еще более поразительные факты, упущенные или забытые Борисом. Был также целый ряд эпизодов, о которых нельзя было упоминать по политическим, дипломатическим или иным причинам.

В жизни Бориса есть много такого, о чем нельзя говорить, ибо его близкие отношения с таким огромным числом людей налагают на него определенные обязательства соблюдать конфиденциальность.

Более того, у всех людей, с которыми я встречался, находилось какое-то откровение или анекдотический случай, связанный с Борисом. Их набиралось так много, что какими-то из них приходилось жертвовать. Невозможно описать масштабы его щедрости и доброты. И, что удивительно, несмотря на все перипетии и переделки, в которые он попадал, он не нажил себе врагов.

Слава Бориса ныне распространилась по всему миру. Как в Азии, так и на Западе вспоминают его элегантный Клуб-300, политики не забывают о его связях с правителями и принцами Индии и Непала. Альпинисты, осваивающие Гималаи, любят его и с благодарностью упоминают его имя в своих книгах и докладах. Память о театральных выступлениях Бориса сохраняется и в мире балета. Во многих книгах, посвященных этому искусству, есть ссылки на его карьеру в качестве артиста балета.

В трех статьях, опубликованных в журнале «Лайф», высоко оцениваются его таланты организатора королевских банкетов и автора гастрономических редкостей, предлагавшихся гостям в самых необычных районах мира.

Каждый его проект, начиная от научной экспедиции в Голливуд и заканчивая сухопутными круизами из Европы в Непал, получал широкую огласку в печати. В узком кругу охотников всего мира на крупную дичь репутация Бориса также очень высока. Его имя регулярно всплывает в разговорах о необычных явлениях.

Но при всей этой публичности, за пределами его репутации, основанной на слухах и раздуваемой тысячами туристов, которые ныне ежегодно посещают Непал, на ум приходит вопрос, какова же роль самого Бориса как человека.

Ибо каким бы нереальным и поразительным ни представлялся многообразный жизненный путь Бориса, за его именем скрывается всего одна личность: мастер необычных дел, человек, который в необычайных обстоятельствах блестяще справляется с невероятными трудностями.

Борис — это образ жизни, организатор развлечений в их самых волнующих, великолепных, экзотических и артистичных формах. Из-за таких контрастов и поразительного разнообразия его жизни стороннему наблюдателю он может показаться кем-то вроде «monstre sacr?»[15] или презренного снежного человека. На деле же Борис — ни тот, ни другой. Те, кто знает его репутацию, при первой встрече с ним страшно разочаровываются, т. к. их взору предстает простой, непритязательный, великодушный человек, вежливый, восхитительный хозяин. Но его характер многолик. Под маской беспечности скрывается неистовство страстей. За его обходительностью можно не разглядеть Бориса — лихого водителя, неутомимого человека, брызжущего энергией. Видя, что иногда он засиживается допоздна и много пьет, гости могут подумать, что он ведет свободный образ жизни, однако на деле это весьма дисциплинированный человек, получивший закалку в кадетском корпусе и прошедший школу Дягилева. Борису-повесе противостоит Борис-артист и коллекционер; Борису-охотнику противостоит Борис-администратор. Если бы серьезная сторона жизни Бориса была единственным основанием для славы и признания, то такое основание было бы шатким. За ширмой сенсационных аспектов его деятельности, за ярким и экзотическим декором его жизни скрывается ее подлинная тональность, тот дух, который заставлял его так действовать. Именно в этом скрывается его настоящий талант. Настоящий Борис прочно прикрыт фасадом из тигровых шкур, многочисленных историй и дружеских бесед. Именно в этом заключается магнетический характер, который завораживает тысячи людей, от знаменитых и влиятельных до занимающих самое скромное положение слуг, которые уже двадцать лет работают у него, начиная с Индии и заканчивая Непалом, несмотря на хаотические взлеты и падения на протяжении его жизни.

Для многих людей личность Бориса не доступна анализу, и именно это стало причиной появления многих легенд вокруг его имени. Никто не знает всей правды об этом человеке, и эта таинственность дает основание появлению противоречивых мнений о его характере. Часто в разгар беседы он смыкает веки, замирает и мыслью как бы погружается в глубины своей тайной памяти. В такие минуты без каких-либо объяснений он уходит в себя. Во многих отношениях его можно считать человеком Востока. — А что вы по-настоящему цените? — в отчаянии спросил я его в один прекрасный день. — Что вам было особенно по душе за всю вашу долгую и насыщенную событиями жизнь? Что бы вы хотели выполнить? Что вас стимулирует? Борис обвел руками отель, указал на далекий огромный заснеженный хребет, на тераи, на украшенные порнографическими архитектурными изысками пагоды Катманду. — Все это — просто игра, — заметил он. И к этим словам великий повеса Клуба-300, плейбой Голливуда, безмятежный искатель приключений, беззаботный охотник на тигров, артист балета и друг раджей и беженцев добавил: — Есть только одна вещь в мире, имеющая настоящее значение. Ее суть в том, сколько людей вы можете осчастливить! И, улыбаясь, Борис отвернулся, прихватил скотч и содовую и направил свои стопы к заскучавшему иностранцу, которому сказал: — Как насчет того, чтобы пропустить еще по одному стаканчику?