Глава IV БЕЗ ЭКСТЕРРИТОРИАЛЬНОСТИ И ГРАЖДАНСТВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IV

БЕЗ ЭКСТЕРРИТОРИАЛЬНОСТИ И ГРАЖДАНСТВА

Тягостные вести продолжали поступать в Маньчжурию.

Они по-прежнему шли главным образом из Сибири с фронтов гражданской войны, где обстановка складывалась неблагоприятно для "белых".

Все началось вроде бы даже очень хорошо для белой стороны. Усилиями адмирала А. В. Колчака были созданы боеспособные воинские силы Омского правительства. В 1918 г. Уральский корпус получил под свое командование герой гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке ген. — майор М. В. Ханжин. Вскоре он назначается командующим Западной армией, которая в апреле 1919 г. берет Уфу, Белебей, Бугульму, Бугуруслан. До Самары остается всего 80 км… Но…

Несколько слов о Михаиле Васильевиче Ханжине (1871–1961). Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, Михайлов-ское артиллерийское училище и Михайловскую артиллерийскую академию. Участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войны. Кавалер орденов Св. Георгия 3-й и 4-й степени, Георгиевского оружия, ордена Почетного Легиона Франции. Автор учебников по артиллерии, по которым учились офицеры Красной армии вплоть до Великой Отечественной войны.

По окончании Гражданской войны эмигрировал в Харбин, затем переселился в Дайрен, где русская общественность торжественно отметила 50-летие его службы в офицерских чинах. Председатель Попечительного совета Порт-Артурского и других русских кладбищ в Южной Маньчжурии. В 1945 г. был арестован и незаконно депортирован в СССР. (Дополнительные сведения о Михаиле Ханжине — настоящем русском патриоте — можно получить в книге: Баканов В. Горькое золото погон. Магнитогорск, 1997.)

Его внучка Марина Юрьевна и правнук Павел Андреевич Бородины проживают в настоящее время в Москве (см.: Харбинцы в Москве. В 2 вып. Вып. 1. М., 1996, с. 29).

Но вот тяжелые бои под Бугурусланом весной 1919-го и первые неудачи.

М. В. Ханжин переводится на должность исполняющего обязанности Начальника штаба Колчака, затем входит в состав его последнего правительства, где занимает пост военного министра.

Над Волжской группой войск, костяк которой составляют Ижевская и Воткинская дивизии из единодушно восставших против большевиков рабочих этих заводов и окрестных крестьян, принимает командование ген. — лейтенат В. О. Каппель.

Каппель Владимир Оскарович (1881 — 26.1.1920) окончил 2-й кадетский корпус в Санкт-Петербурге, Николаевское кавалерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба. Последний главнокомандующий войсками адмирала Колчака.

Август—сентябрь 1919 г.: Белая армия действует на Тоболе и терпит поражения. Начинается отступление. Отсюда, с Тобола, и ведет свое начало легендарный Сибирский Ледяной поход протяженностью в 5 тыс. верст, завершившийся в Забайкалье.

Октябрьские бои — и снова неудачи… Фронт прорван. Отступление к Омску уже разобщенными между собой группировками.

Располагавшийся в городе чехословацкий полк покинул Омск 5 ноября 1919 г. 10 ноября отсюда выехал колчаковский Совет министров, направившийся в Иркутск. Сам А. В. Колчак отбыл из Омска через два дня после своего правительства. Омск пал 14 ноября.

Сразу же после падения столицы омской власти чехословаки заявили, что они ставят своей целью немедленное возвращение на родину. С этого момента Чехословацкая армия в России (ЧСА) начала, используя все имеющиеся в ее распоряжении средства, пробиваться на восток. Основой действий ЧСА стал принцип "наши интересы — выше всех остальных". Интересы эти реализовать было тем легче, что, охраняя по поручению союзников Сибирскую магистраль, чехи захватили в свои руки весь ее подвижной состав.

Фактический захват чехословаками главной железнодорожной магистрали всего региона разорвал коммуникации между фронтом и тылом отступавших белых армий и лишил их возможности перегруппировки, пополнения и снабжения боеприпасами, усугубил их военные неудачи.

Отступающая на восток Белая армия и сам Верховный Правитель, ставший заложником политических интриг союзников, начали существовать раздельно друг от друга. Судьбы их пересеклись еще один раз — и в последний! — только уже под Иркутском…

Великий Сибирский путь забит воинскими эшелонами. Вместе с чешскими медленно уходили на восток и другие — польские, сербские, румынские. Эшелоны эти перемежались с поездами, забитыми беженцами, ранеными. Было очень много тяжелобольных: на дороге свирепствовал сыпной тиф. Постоянно происходили длительные заторы в движении, оно подолгу замирало совсем.

Наконец распоряжавшаяся на Сибирской магистрали ЧСА заявила о приостановке отправления всех русских эшелонов на восток и запрещении их продвижения далее станции Тайга, пока не эвакуируются все чехословацкие части. В этих условиях армия Каппеля вынуждена была в основном покинуть Сибирскую магистраль и продолжать отступление по старому, пересекавшему глухую степную и таежную Сибирь, Московскому тракту, существовавшему в этих краях еще задолго до прокладки железной дороги.

Эта наиболее крупная военная группировка "белых", которую объединяла Западная (позднее 3-я) армия Каппеля — несколько десятков тысяч человек, их жены и дети, — отступала с тяжелыми боями против наседавшего противника — 5-й Красной армии и партизан. Целью, поставленной красным командованием, было разгромить этот сильный боевой кулак "белых", уничтожить их или заставить сдаться на милость победителей. Главной же задачей "белых" являлось сохранить свои силы от разгрома, не сдаться врагу, чтобы принять от него смерть, не отдать ему на поругание и гибель своих жен и детей, спастись.

На плечах отступавших "белых" 5-й армии уже через месяц удалось занять Новониколаевск (современный Новосибирск), сданный практически без боя. Эвакуация из-под Новониколаевска семей солдат, раненых и беженцев была чехами остановлена, что вызвало резкое обострение отношений Колчака с командующим ЧСА Я. Сыровы и французским генералом Жаненом. В обстановке этих столкновений и развития революционных событий на Сибирской магистрали и происходило развитие двух параллельных и последних актов общерусской трагедии: перемещение эшелона Верховного Правителя на восток и его выдача союзниками "красным" и тяжелое отступление белых сил.

Почти одновременно с прибытием поезда Колчака в Нижнеудинск (в 250 км к западу от Иркутска) власть в городе перешла к т. н. Политическому бюро — местному органу Революционного комитета, поднявшего на Сибирской магистрали восстание против Омского правительства. Охрана Колчака (1500 чел.) могла бы навести порядок на железной дороге, но этого не позволили сделать чехи. "В видах безопасности" Жанен (уже сидевший в Иркутске) приказал временно задержать поезда Колчака, премьер-министра В. Н. Пепеляева и "золотой эшелон" с 408 млн. золотых рублей на станции, объявленной "нейтральной зоной". Эта "временная задержка" продолжалась две недели — по 10 января 1920 г. ("нижнеудинское сидение"). Колчак говорил, что унего появилось предчувствие готовящегося предательства.

Отступающая Белая армия, голодная и не обмундированная должным образом, в лютые сибирские морозы продолжала свой скорбный путь на восток, теряя людей, замерзавших в пути и погибавших в беспрерывных боях, умиравших от сыпного тифа. Но она не складывала оружия, не сдавалась и до конца сохраняла грозную для врага боеспособность. И все это — несмотря на беспримерные лишения и муки, которые выпали на ее долю на 5-тысячеверстном пути. И Белая армия спасла себя, явив своим мужеством и стойкостью еще один великий подвиг русского солдата, дав пример его самоотверженности и героизма. Этот подвиг должен теперь получить должную оценку и на Родине и навсегда войти в историю Российской армии, равно как и имена российских полководцев и героев Гражданской войны с белой стороны.

"Днем солнце — еще терпимо, к вечеру же поднимался обычный резкий степной ветер, — писал И. И. Серебренников. — Мороз становился крепче. Зябли лошади, коченели солдаты. Далеко не все имели теплую одежду… Ночлег в теплой избе — редко. Бивак у костра. Отмораживались… Картина, которую все чаще и чаще видят те, кто идет следом: замерзшие люди — то в одиночку, то целыми группами, — крепко уснувшие у потухшего костра… И еще, — отмечает он, — эпидемия тифа и самоубийств сопровождали собой весь путь отступления белых на восток" (Серебренников И. И. Великий отход. Рассеяние по Азии Белых русских армий, 1919–1923. Харбин, 1933).

Одним из материальных памятников этого отступления явились картины художника П. И. Сафонова, проделавшего с отступавшими частями весь Ледяной поход:…тянется непрерывная цепь саней, с укутанными во что попало неподвижными, застывшими фигурами людей… Временами среди них — масса всадников, в лохматых папахах, огромных валенках, с суровыми лицами. И снова сани, сани с этими фигурами. А после прохода авангарда — на голом снегу трупы людей, трупы лошадей… Ими обозначен весь путь Ледяного похода…

В этом тягостном, мучительно длительном отступлении, когда людьми готово было овладеть смертельное отчаяние, для противодействия ему народная молва, народная мудрость создала образ таинственного Помощника, в котором, на мой взгляд, нашел некое земное воплощение Заступник за народ и Землю Русскую, Святитель Николай Чудотворец. Здесь в Сибири, в Ледяном походе он принял имя Понужая.

Арсений Несмелов в одноименном стихотворении так писал о Понужае:

Эшелоны, эшелоны, эшелоны —

Далеко по рельсам не уйти!..

Замерзали красные вагоны

По всему сибирскому пути.

В это время он и объявился,

Тихо вышел из таежных недр,

Перед ним богатырем склонился

Даже гордый забайкальский кедр.

Замелькал, как старичок прохожий,

То в пути, то около огней, —

Не мороз ли, дедка краснорожий,

Зашагал вдоль воткинских саней.

Стар и сед, а силы на медведя, —

Не уходят из железных рук!..

То идет, то на лошадке едет,

Пар клубится облаком вокруг..

И вот, этот человек-видение помогает отступающим, поддерживает их в трудную минуту:

Выбьешься из силы, — он уж рядом…

Проскрипит пимами, подойдет,

Поглядит шальным, косматым взглядом

И за шиворот тебя встряхнет.

И растает в воздухе морозном,

Только кедр качается велик…

Может быть, в бреду сыпнотифозном

Нам тогда привиделся старик.

А уж он перед другим отрядом,

Где-нибудь далеко впереди,

То обходит, то шагает рядом,

Медный крест сияет на груди.

— Кто ты, дедка? Мы тебя не знаем,

Ты мелькаешь всюду и везде…

— Прозываюсь, парень, Понужаем,

Пособляю русскому в беде. (…)

Тем временем, уже 1 января 1920 г. (приказ об этом Жанена последовал только 5 января) ЧСА поспешила взять Колчака и поезд с российским золотым запасом "под свою охрану". 4 января А. В. Колчак назначил своим преемником ген. Деникина, а "всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской восточной окраины" передал атаману Семенову, произведя его в генерал-лейтенанты. Г. М. Семенов стал, таким образом, верховным главнокомандующим и формальным главой Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке.

Вечером того же 4 января в Иркутске произошел переворот, в результате которого 5 января власть в городе формально перешла к т. н. Политцентру, а фактически — к рабоче-крестьянским дружинам, руководимым Иркутским губкомом РКП(б).

По предложению Жанена Колчак согласился перейти в отдельный вагон, на окнах которого были укреплены 5 союзных флагов — американский, английский, французский, японский и чешский, означавшие, что адмирал находится под защитой пяти держав. Вагоны Колчака и Пепеляева были прицеплены к эшелону 1-го батальона 6-го чешского полка и вместе с ним в ночь с 8 на 9 января двинулись на восток — к Иркутску. Поезд шел до станции Зима с большими остановками.

Ввиду явной опасности, которой грозила ситуация, А. В. Колчаку предлагались варианты спасения: бежать под видом солдата, покинуть чешский эшелон и уйти в Монголию, но он отказался, считая своим долгом до конца оставаться на посту.

Утром 15 января эшелон прибыл в Иркутск, к этому времени уже покинутый союзниками. Здесь заранее, согласно директиве Жанена и по сговору чехословацкого представителя в Иркутске с Политцентром, вопрос о выдаче чехами Колчака Политцентру был решен. Торг шел только из-за судьбы "золотого эшелона" и разрешился в конечном счете тем, что в качестве цены за свое свободное продвижение на восток чехи оставили золото в Иркутске — 366 млн. золотых рублей (из бывших с Колчаком 408), т. е. еще выторговали себе за предательство 42 миллиона рублей золотом.

Арест Колчака и Пепеляева произошел прямо на вокзале — в присутствии чехословацких, а также японских войск. Местным властям Колчака передал чешский офицер Боровичка. Когда Колчаку сообщили о передаче, он воскликнул: "Как, неужели союзники меня предают? Где же гарантии генерала Жанена?.."

21 января началось следствие, отраженное в неполном и фальсифицированном виде в книге "Допрос Колчака". Но 21 января власть Политцентра пала и на смену ему пришел Иркутский Военно-революционный комитет (далее ВРК), руководимый большевиками, — с иркутской губчека и прочими атрибутами советской власти. Допросы продолжались.

Отступавшая Белая армия не была в состоянии оказать какого-либо влияния на трагические события, разворачивавшиеся вокруг адмирала Колчака. Перед нею был Красноярск.

Но 4 января стало известно, что в городе установилась советская власть. Враг оказался таким образом у "белых" и спереди, и сзади. Каппель отдал приказ о штурме города, но вернуть Красноярск не удалось. Город было решено обходить с севера и двигаться по льду Енисея к устью Кана; по этой реке предполагалось снова выйти к железной дороге у г. Канска.

На устье Кана каппелевские войска разделились; было принято решение пробиваться за Байкал двумя отдельными группами северным и южным путями.

Южным путем, по Кану, пошла группа во главе с Каппелем (начальник штаба ген. С. Н. Войцеховский), ее целью был выход на Верхнеудинск (современный Улан-Удэ). Путь этой группировки по замерзшей реке, покрытой глубоким снегом, скрывавшим под своим покровом опасные наледи, по совершенно глухим и безлюдным местам (105 км), был в полном смысле этого слова путем на Голгофу. Были преодолены неимоверные трудности, и с Кана белые войска стали называть себя каппелевцами.

Вот передо мной сборник стихов сибирской казачки, проделавшей весь Ледяной поход, поэтессы Марии Вячеславовны Волковой "Песни Родине" (Предисловие П. Краснова. Издание Войскового представительства Сибирского казачьего войска. Харбин, 1936). Она пишет об этих днях:

"Костры горят по сторонам дороги, бросая свой зловеще-тусклый свет. Что это: явь или кошмарный бред? Горит лицо и стынут, стынут ноги, Глухая ночь, Все призрачно и странно. Кругом бело, но мрачно до тоски. Дорога наша — это грудь реки, реки обманчивой, живой, непостоянной… Какой мороз. А теплый кров — не скоро… Немеет тело, жизнь уходит прочь… Вокруг тайга, вверху над нами ночь, внизу — река и страшные зажоры".

Зажор (сибирск.) — это опасная наледь на северных сибирских реках, не замерзающая, так как постоянно подпитывается водами реки, часто покрытая лишь тонким слоем льда, покровом снега. Один из таких зажоров и стал причиной гибели В. О. Каппеля. В этом мучительном переходе по порожистой таежной реке командующий, который, как говорили, отказался ехать верхом, чтобы быть в равном положении со своими подчиненными, попал в такую наледь, промочил и отморозил ноги (гангрена); (по другим данным, его сани провалились под лед, он заболел крупозным воспалением легких). 26 января 1920 г. Владимир Оскарович Каппель скончался в румынском эшелоне на маленькой железнодорожной станции Утай недалеко от Нижнеудинска.

Командование армией возглавил ген. — лейтенант Сергей Николаевич Войцеховский.

В стихах Марии Волковой имя Каппеля перекликается с именем другого героя Гражданской войны — Лавра Корнилова. Каппелевцы не оставили тела своего погибшего командира и повезли его с собой, чтобы уберечь прах от посмертного дикарского надругательства со стороны большевиков, как это было с Л. Корниловым, тело которого те даже… вырыли из могилы и повесили.

Ледяной поход прошли многие харбинцы и маньчжурцы. Назову только одно имя — Николай Павлович Веселовский-Выговский, оставивший воспоминания (его статья "25 лет Ледяного похода" // Луч Азии, 1945, № 5/131). Биографом В. О. Каппеля за границей был полковник В. О. Вырыпаев.

28 января 1920 г. белые части подошли к селу Тулун — уже в пределах Иркутской губернии — и здесь о смерти командующего узнала основная масса бойцов. Армия сохраняла высокий боевой дух и боеспособность. А. Несмелов отмечает эти качества каппелевцев, и он совершенно прав, когда в том же стихотворении "Понужай" пишет:

… Догоняют, настигают, наседают,

Не дают нам отдыха враги,

И метель серебряно-седая

Засыпает нас среди тайги.

Бороды в сосульки превращались,

В градуснике замерзала ртуть,

Но, полузамерзшие, бросались

На пересекающего путь!

Брали села, станции набегом,

Час в тепле, а через час — поход.

Жгучий спирт мы разводили снегом,

Чтобы чокнуться под Новый год.

И опять, винтовку заряжая,

Шел солдат дорогой ледяной…

Смертная истома Понужая,

Старика с седою бородой!

Навстречу каппелевцам на станцию Зима из Иркутска был выдвинут заслон из 4 тыс. красных бойцов. 30 января этот отряд был наголову разбит, и мало кому из его состава удалось уйти живым.

Путь на Иркутск был открыт, и 2 февраля каппелевские войска подошли к городу. С. Н. Войцеховский предъявил Иркутскому ВРК ультиматум с требованием о выдаче ему Колчака и других арестованных, снабжении своей армии продуктами (на 50 тыс. чел.) и фуражом (на 30 тыс. лошадей) и выдаче 200 млн. руб., в том числе 50 млн. золотом, — в обмен на бескровный обход Иркутска Белой армией, целью которой был объявлен уход в Забайкалье.

Требования белого командования следует признать завышенными. Находившийся в тюрьме А. В. Колчак, узнав о них, воскликнул: "Войцеховский погубил меня!" Однако судьба его была предрешена еще ранее.

Ультиматум "белых" был отклонен, и каппелевцы начали бои за город, встретив упорное, отчаянное сопротивление.

Обстановка в Иркутске складывалась крайне угрожающей для "красных", и в этих условиях местная губчека представила ВРК список из 18 чел. "классовых врагов" для их немедленного уничтожения. Список возглавляли Колчак и Пепеляев. Расстрел их стал делом решенным.

Руководивший расстрелом председатель ЧК Чудновский так рассказывал о последних часах адмирала Колчака: "Председатель ревкома товарищ Ширенков [А. А. Ширямов. — Г.М.] принял мое предложение убить Колчака без суда. Я… рано утром 7-го февраля вошел в камеру Колчака. Он не спал. Я прочел ему постановление ревкома, и Колчак меня спросил: "Таким образом, надо мною не будет суда?" Должен сознаться, что этот вопрос застал меня врасплох. Я ничего не ответил и спросил его только, не имеет ли он какую-нибудь последнюю просьбу. Колчак сказал: "Да, передайте моей жене, которая живет в Париже, мое благословение". Я ответил: "Хорошо, постараюсь исполнить Вашу просьбу". Колчак и находившийся тоже в тюрьме министр Пепеляев были выведены на холм на окраине города на берегу Ангары. Колчак стоял спокойный, стройный, прямо смотрел на нас. Он пожелал выкурить последнюю папиросу и бросил свой портсигар в подарок правофланговому нашего взвода… Наши товарищи выпустили два залпа, и все было кончено. Трупы опустили в прорубь под лед Ангары…" (цит. по: Капитан 2-го ранга Чириков Н. С. Верховный Правитель Адмирал А. В. Колчак // Морские записки, Нью-Йорк, т. ХХ. № 1–2 (56), с. 42–43).

Так погиб замечательный полярный исследователь, командующий российского Императорского Флота адмирал А. В. Колчак, Верховный Правитель России, честный и непримиримый боец за нее — Единую и Неделимую, — втянутый в бурный водоворот политических и революционных потрясений в Сибири и на Дальнем Востоке. Светлая личность этого человека и его скорбная кончина сделали его одним из крупнейших деятелей Белого движения.

Каппелевская армия, узнав о гибели Верховного Правителя, прекратила штурм Иркутска и обошла его, завершив последний этап Ледяного похода переходом через замерзший Байкал.

И. И. Серебренников называет его Вторым Ледяным походом… С утра 10 февраля от села Голоустного на лед Байкала вступили первые колонны Каппелевской армии. Вступили нетревожимые никем. Мрачный и величественный Байкал. Ледяное отчаяние пустыни. Мрак и темнота. Ни следа, ни дороги, ни огонька.

И после долгого, казавшегося бесконечным пути — впереди забрезжил свет. Еще немного, и замелькали огни станции Мысовая Забайкальской железной дороги, где для приема больных и раненых отступавшей армии уже стояли поезда атамана Г. М. Семенова.

Во второй половине февраля 1920 года, писал И. И. Серебренников, каппелевские колонны Белой армии вошли в семеновскую столицу г. Чита. Сибирский Ледяной поход продолжался пять месяцев, до Читы дошли самые сильные, самые стойкие и выносливые… Это были каппелевцы — 25 тыс. закаленных бойцов.

Вторая группа под командованием полковника Сукина (11-й Оренбургский казачий полк, части 3-го Барнаульского стрелкового полка, другие), проделав за зиму огромный кружной путь по таежной глухомани Северного Прибайкалья, пришла в Читу в составе 4–5 тыс. чел.

Тяжелейшие жертвы были принесены не напрасно. "Белые" сохранили основной костяк боевых сил, высокую боеспособность, спасли от гибели своих жен и детей. В этом и был смысл всех лишений и страданий Сибирского Ледяного похода Белой армии. После прихода в Забайкалье каппелевские части составили 2-й и 3-й отдельные стрелковые корпуса войск Российской Восточной окраины. Войцеховский был назначен командующим армией — при главкоме Семенове.

В память Сибирского Ледяного похода был выбит орден участника похода. Он состоял из серебряного тернового венка — символа страдания за Россию — и обнаженного золотого меча — знака того, что борьба за Россию еще не закончена. Я поместил изображение этого ордена на обложке своей книги "Российская эмиграция в Китае". В структуре ордена очевидна его преемственность с орденом южнорусского Ледяного похода (золотой терновый венок и серебряный меч). Орден был памятью отступления, и поэтому в обиходе его называли "Понужаем".

По прибытии в Читу каппелевцы 22 февраля похоронили своего командира в ограде читинской церкви. При оставлении ими в сентябре города останки генерала в цинковом гробу были перевезены в Харбин и при большом стечении народа перезахоронены у северной стены Св. — Иверского храма. Над могилой была зажжена негасимая лампада.

Хранившие память о своем командире, делившем с ними все невзгоды, его боевые товарищи стремились поставить на могиле В. О. Каппеля памятник. По свежим следам событий это было сделать трудно: продолжалась гражданская война и после Забайкалья каппелевцы, которых после разгрома Семенова китайские власти пропустили на территорию Приморья, сражались против "красных" еще и в этом крае…

Были собраны народные пожертвования, и памятник воздвигнут в 1929 г. 28 июня он был освящен правящим архиепископом Мефодием, в окружении тысячной толпы. Памятник представлял собой гранитную глыбу с каменным же крестом над нею, у основания которого изваяна эмблема каппелевской армии — меч в терновом венке. На надгробии памятника высечена надпись: "Люди, помните, что я любил Россию и любил вас и своей смертью доказал это. Каппель".

Помним.

Помним и то, что после прихода в Харбин в августе 1945-го Советской армии на могилу героя Гражданской войны генерала В. О. Каппеля приходили бойцы и высшие командиры этой армии и отдавали Солдатский долг памяти этому человеку… И то, как по распоряжению какого-то сотрудника советского Генерального консульства в Харбине в 1956 г. могила была осквернена: памятник разрушен, вывезен и брошен у Нового кладбища, а саму могилу — сровняли с землей. Судьба праха остается неизвестной. Несколько иную версию излагает В. В. Перминов (см. его "Генерал Каппель" // Народная газета, 17 июня 1994 г.; его же "Где прах генерала Каппеля?" // НСМ, 1999, № 60). С работой С. Федоровича "Генерал Каппель" мне, к сожалению, не удалось ознакомиться.

Через несколько дней после освящения памятника волжане из каппелевской армии праздновали свой корпусной праздник. Присутствовало около 200 чел. За столом было оставлено одно свободное место, перед ним поставили прибор, возле которого стоял букет белых роз. Это было место генерала Каппеля.

Память Владимира Оскаровича Каппеля отмечалась дальневосточной российской эмиграцией ежегодно.

Этот доблестный офицер императорской Российской армии остался навсегда народным героем Белой стороны в Гражданской войне, героем, горевшим пламенем неистребимой веры в возрождение России, в правоту своего дела. Как говорилось в одной эмигрантской газете в 1940 г. — он горел сам и зажигал своей верой потухшие надежды. Имя покойного генерала Каппеля овеяно величием духа, искусством водительства ратным, умением влить в умы и сердца людей веру в конечное торжество Белого движения (Памяти Белого вождя: К 20-й годовщине кончины ген. — лейтенанта В. О. Каппеля // Шанхайская заря, 1940, 26 января, № 4735).

Важнейшие для судеб эмиграции события происходили в это время и в полосе отчуждения КВЖД.

Все белые правительства Сибири и Дальнего Востока включали русское население полосы отчуждения в состав граждан России. После падения Омского правительства Директор-распорядитель Правления Общества КВЖД Д. Л. Хорват совершенно обоснованно выступил с декларацией о принятии им на себя всей полноты государственной власти в отношении русского населения полосы отчуждения впредь до образования общепризнанного российского правительства.

Левые пробольшевистские круги Харбина, группировавшиеся вокруг т. н. Объединенной конференции, находившейся в ведении Дальневосточной республики и финансировавшейся ею, объявили борьбу против Хорвата под лозунгом "Вся власть над русским населением в полосе отчуждения КВЖД Дальневосточному Временному правительству во Владивостоке" и организовали забастовку, которая — также в полной мере — отвечала планам и интересам китайских властей: как в отношении отстранения авторитетного и влиятельного русского Директора-распорядителя, так и ликвидации русского управления зоной КВЖД, и поэтому была ими поддержана. Воспользовавшись ситуацией, Бао Гуйцин объявил о том, что Хорват не вправе осуществлять в полосе отчуждения какую-либо политическую власть, принадлежащую в полном объеме суверенному Китаю и ему, Бао, как представителю этого правительства в полосе отчуждения КВЖД.

Д. Л. Хорват был вынужден отказаться от поста Главноначальствующего в этой полосе, а позднее вышел в отставку и с поста Директора-распорядителя Общества КВЖД. Своим заместителем он оставил И. К. Пименова, хорошо знавшего Б. В. Остроумова и способствовавшего позднее назначению того на пост Управляющего КВЖД. А пока исполняющим обязанности управляющего оставался В. Д. Лачинов.

Организаторские способности Д. Л. Хорвата особенно ярко проявили себя в выборе им своих сотрудников. И Лачинов, и сменивший его позднее Казакевич — оба были прекрасными инженерами.

Василий Дмитриевич Лачинов (1872–1933, Харбин) — помощник начальника Службы тяги с 1903 г.; начальник этой важнейшей службы с 1 октября 1907 г. по 31 марта 1918 г. Помощник Управляющего дорогой по железнодорожной части: 1 апреля — 27 апреля 1918 г. И. о. Управляющего дорогой с 28 апреля 1918 г. по 5 ноября 1920 г. Товарищ Председателя правления Общества КВЖД с 6 ноября 1920 г. по 5 июля 1921 г. Старший консультант правления общества с июля 1921 г. по октябрь 1924 г.

Жена его — Вера Дмитриевна — играла большую роль в благотворительных организациях Харбина. Сыновья — Борис и Дмитрий, дочь — Нина. Потомки семьи Лачиновых живут в настоящее время в Англии.

С 7 ноября 1920 г. исполняющим обязанности Управляющего дорогой стал Дмитрий Петрович Казакевич (16 декабря 1869 г., СПб. — 3 февраля 1924 г., Сиэтл). Представитель знатного дворянского рода (его отец — Петр Васильевич Казакевич был ближайшим соратником графа Н. Н. Муравьева-Амурского и первым генерал-губернатором Приамурья), он окончил Санкт-Петербургский Институт инженеров путей сообщения. Поступил на службу Общества КВЖД 1 октября 1902 г. начальником одного из строительных участков около Хайлара. В период восстания ихэтуаней и русско-японской войны находился в Петербурге. В третий раз приехал в Маньчжурию в 1911 г., оставив семью в России. Был назначен помощником начальника Службы пути — Немчинова. С 1915 г. — после отъезда в Россию Немчинова — был назначен на его место. С 1 июня 1918 г. по 6 ноября 1920 г. — исполнял должность помощника Управляющего дорогой по Железнодорожной части. С 7 ноября 1920 г. по 1 февраля 1921 г. — и. о. Управляющего дорогой. Уехал в США и вскоре погиб на лесопилке в результате несчастного случая. В Сиэтле ему поставлен памятник.

Сын — Владимир Дмитриевич Казакевич — так описывает служебный дом отца в центре Нового Города: "Двухэтажная вилла американского типа, с двумя балконами. Теннисная площадка. Центральное отопление на один дом. "Зимний сад" — застекленная терраса, площадью около 20 кв. м. Вокруг нее проходила труба водяного отопления, на которой устроена лежанка, и на этом теплом днище стояли кадки с цветами. Две стороны террасы выходили в глубь сада, а одна — в сторону двора.

Был садовник — китаец. Питомник КВЖД присылал своих людей, которые приходили, подстригали сад, все налаживали. Обязанностью китайца-боя было следить за двором, качать воду и т. п.".

Владимир Дмитриевич, окончив Харбинские Коммерческие училища, в 1921 г. уехал в Америку; прожил там 28 лет, из которых 26 в Нью-Йорке. В 1949 г. возвратился в СССР, был научным сотрудником Института мировой экономики и международных отношений АН СССР, где я с этим интереснейшим человеком и познакомился. С 1971 года он неизменно давал отзывы на мои первые "писания" — тогда еще, конечно, только "в стол", по маньчжурским делам и высказывал некоторые соображения, весьма полезные для меня, за что я ему сердечно благодарен. Оставил мне свои интересные воспоминания.

Но вернемся к событиям в полосе отчуждения.

Далее, по приказу Чжан Хуансяна 14 марта 1920 г. китайские войска неожиданно, в часы служебных занятий русского Штаба охраны дороги заняли обширное здание этого штаба на Большом проспекте и подняли над ним китайский флаг. Вслед за этим китайская сторона объявила, что берет в свои руки полный контроль и всю полноту административной власти в полосе отчуждения, переименованной ею в Особый район Восточных провинций (ОРВП), и вводит сюда новые воинские части. Это означало ликвидацию Охранной стражи дороги (расформирована 15 июля 1920 г.) и русской полиции в Харбине и на линии. Но некоторые ее чины вошли в состав китайской полиции. Сохранив свою выправку и форму, "как мимолетная тень недавнего прошлого, — писал Е. Х. Нилус в "Историческом обзоре КВЖД", — изредка мелькают еще и теперь [это 1923 год. — Г.М.] на уличном фоне международного Харбина фигуры в серых солдатских шинелях со всеми атрибутами былого полицейского звания".

После захвата Штаба русской охраны дороги было расформировано и Управление военного коменданта города Харбина, которым в то время оставался ген. — майор Михаил Михайлович Иванов. Он жил в Модягоу и скончался 7 ноября 1935 г. в крайней бедности.

Ослабление русской охраны дороги и полиции вызвало, естественно, рост преступности в Харбине и на линии, где криминальная обстановка и так была на грани критической. Почти безнаказанно орудовали многочисленные хунхузские шайки, занимавшиеся грабежами и убийствами — главным образом своих же собратьев, китайцев. В городе было немало случаев похищения с целью выкупа детей состоятельных людей. Здесь действовали бандитские шайки, основной контингент которых часто составляли выходцы из СССР, свободно приезжавшие в Харбин и "работавшие" рука об руку с местными преступниками.

"Наименьшим злом", если так вообще можно выразиться в отношении преступности, были различного рода мошенники и мелкие грабители-воры. В основном китайцы; один, наиболее ловкий, получил прозвище "Ванька Золотой зуб" (но, видимо, под таким "именем" в действительности скрывалось несколько человек); была категория воров, прозванных "С добрым утром!" и специализировавшихся на ограблении квартир и беспечных домохозяек в ранние утренние часы, когда те либо еще спали, либо уходили в лавки за продуктами.

Имел место немало повеселивший обывателей случай, когда ловкие воры в 1922 г. сняли и унесли с собой всю сбрую у задремавшего у Железнодорожного собрания русского извозчика… Они так и остались непойманными. Был задержан китайский уличный торговец вразнос, у которого обнаружили четыре аршина разной длины… И тому подобное (особенно различные подделки и фальсификации), описания таких случаев можно умножить.

Но главной проблемой в это время оставались действия жестокой и преступной, терроризировавшей город, банды некоего Корнилова, грозы Харбина, имя которого стало нарицательным.

Корнилов, Иван. В 1914 г. окончил Харбинские Коммерческие училища, был студентом Петроградского университета.

Начал с того, что попытался с сообщниками ограбить главный чуринский сейф. Чтобы проникнуть в помещение, они стали проламывать потолок; куски штукатурки упали и привлекли внимание сторожей. Был схвачен и получил год тюремного заключения. Выйдя на свободу, совершил при ограблении состоятельных коммерсантов города несколько убийств, нагнав страх на весь Харбин. Но некоторые считали его "героем", кем-то вроде Робин Гуда.

27 января 1923 г. Корнилов снова попал на скамью подсудимых за убийство семьи Фишберг и был приговорен к бессрочной каторге. После этого его сообщники — Ломаковский (приговорен за сбыт фальшивых денег) с женой — разработали план бегства из харбинской тюрьмы. Необычайно дерзкий побег прямо из зала суда на третий день Пасхи удался. Преступники разделились. Корнилов, заметая следы, вбежал в дом Мичкова, по внутренним лестницам "мичковского небоскреба" и крышам соседних домов пробрался на Кавказскую улицу, затем от угла к углу на Китайскую, дальше на Аптекарскую, затем на Артиллерийскую. Был ранен.

С Ломаковским встретился в Нахаловке. Здесь они приобрели запас продуктов и оружие. Меняя квартиры, переодеваясь и гримируясь, в течение двух месяцев Корнилов и чета Ломаковских скрывались на Крестовском острове, Интендантском разъезде, в Московских казармах и, наконец, на окраине Модягоу.

Корнилова не раз замечали, но, ловкий, он всегда ускользал от преследования. Одновременно шайка сводила счеты с людьми, которых она считала предателями, виновными в своем аресте, жестоко убивая их, и разрабатывала планы нападений еще на трех богатых харбинских предпринимателей с целью добыть денег для своего исчезновения из города. Мало того, находясь на свободе, они даже дали согласие одному предприимчивому американцу на съемки фильма о себе после своего сенсационного бегства, и такая кинокартина с их участием была создана!

Но на ноги были поставлены все агенты городского и железнодорожного сыска. Были обшарены все закоулки Харбина и его окрестностей. Круг поисков бежавших преступников неумолимо сужался. Наконец, последнее убежище кровавой тройки было установлено точно. Стало известно, что Ломаковские по поддельным паспортам скрываются как квартиранты в Гондаттьевке (именно так ее название писалась ранее) — "небольшом, возникшем два года назад поселке на краю Модягоу", в доме Ромашева, по адресу Глебовский переулок, 1726 (это номер выделенного домохозяину железнодорожного участка), а Корнилов живет с ними под видом "гостя".

Глубокой ночью цепи полицейских окружили дом Ромашева и весь поселок. Как повествует газетная хроника, ранним дождливым утром 17 июня 1923 г. жителей поселка разбудил оглушительный залп. Первая мысль у них была о нападении хунхузов на расположенный рядом пороховой склад. Но тут дело было другое…

Из дверей дома выскочил успевший одеться Ломаковский с двумя наганами в руках и, дико закричав "Кто храбрый — стреляй!", пустился наутек в поле. По нему был дан залп, сделано еще несколько выстрелов, и бандит упал.

Корнилову предложили сдаться ("Ванька, сдавайся, а то расстреляем!"). Наступило молчание, после которого по дому и постройкам был дан второй залп. Из уборной в углу двора раздались истерические женские вопли. Еще минута — и из дверей выползла раненная в обе ноги Ломаковская, первым вопросом которой к подбежавшим полицейским был "Что с Мишей?" (мужем).

Через некоторое время из выгребной ямы той же уборной вытащили и Корнилова, всего в нечистотах. "Не будь бабы — не поймали бы", — сначала нагло бросил он. Но, скрученный по рукам и ногам, вскоре совершенно поник и в автомобиле, отвозившем его в тюрьму, сидел смертельно бледный.

Ломаковский умер в 10 час. утра. Пятью часами позже в больнице Красного Креста ушла из жизни и его жена.

"Вставайте, Корнилов пойман" — такой фразой начиналось утро в двух третях харбинских квартир, — писала газета. Сыщики Иван Семенович Волков, помощник начальника Сыскного отделения Главного полицейского управления, и Александр Федорович Кирста, помощник начальника железнодорожного розыска, выследившие и арестовавшие Корнилова, были представлены к орденам и денежной награде.

Потом было следствие, выявившее весь спектр преступлений Корнилова, жизненный путь которого был усеян человеческими жертвами…

А тем временем…

23 июня газеты взорвались анонсом:

"В субботу 23 и воскресенье 24 июня Корнилов и Ломаковский на свободе в жизни после побега.

Только эта есть настоящая правдивая картина. Снята и воспроизведена Пауль С. Кролей.

2000 футов захватывающих интересных похождений легендарных бандитов. Смотрите, как они улыбаются и смеются. Как Ломаковский приготовляется к убийству, его различные методы и приемы в обращении с оружием. Картина полна жуткими моментами с начала и до конца и иллюстрирует агентов сыска, участвующих в поимке бандитов во главе с Кирста, Волковым и полковником Сун.

В театре "Весь Мир" картина будет сопровождаться также сеансами Театра Миниатюр "Водевиль".

Дирекция П. С. Кролей".

Вскоре в газетах замелькало объявление о конкурирующей кинокартине:

""Арест Корнилова и его сподвижников. Корнилов в кандалах" — фильм С. С. Машина о Корнилове.

Исключительная уголовная хроника. Настоящий Корнилов только у нас! Не давайте себя обманывать! Смотрите только нашу фильму!"

Картина была заявлена к демонстрации в "Модерне", первое время были аншлаги, выстраивались длинные очереди за билетами. Но вскоре наступило разочарование. Оказалось, что съемки были сделаны в Гондатьевке: домик, в котором укрывался Корнилов, место, где смертельно ранили Ломаковского, оцепление улиц, чины розыска… Сама же картина поимки зафиксирована не была — по техническим причинам. Корнилов был снят уже в тюрьме.

Таким образом, как писали рецензенты, в картине "нет интригующих действий"; кроме того, Машин, вполне в современном духе, перемежал сцены своего фильма коммерческой рекламой: например, труп Ломаковского и призыв "Курите лучшие папиросы Лопато", снова какая-то сцена, и новая реклама, "совершенно затушевывающая впечатление самой фильмы".

Машинская лента, демонстрировавшаяся в "Модерне", быстро потеряла успех у зрителей.

Конкурент тем временем разворачивался все шире. Вот его объявление:

"Сегодня и завтра одновременно в двух иллюзионах — на Пристани в саду "Луна-Парк" (Комсоб) и в Новом Городе в "Новом Мире" демонстрируется сенсационная картина — "Корнилов и Ломаковский на свободе после побега" — снята Кролейем.

Фильма полна захватывающими моментами. Преступники оказались прекрасными кинематографическими артистами и с большим самообладанием провели свои роли. Они демонстрируют методы и приемы в обращении с бомбами и оружием, они подготовляют нападение и готовы к встрече с преследователями.

Фильма Кролея интересна тем, что снята с натуры.

Предстоит посмотреть тех легальных лиц, имена коих вот уже долгие месяцы не сходят с уст харбинских жителей".

А что это за "Луна-Парк" в Харбине?

Он был задуман артистом Шумским, как известный сад в Петрограде, и располагался на второй половине Летнего Коммерческого собрания (рядом с Городским садом на Пристани). Это была открытая сцена, где демонстрировались картины иллюзиона, разыгрывались миниатюры, шли отдельные аттракционы. Ему, конечно, было далековато до своего столичного собрата, но и харбинский "Луна-Парк" представлял собой место, где каждому было доступно провести вечер не скучая. Сюда перешла труппа "Сибкота" ("Сибирского кота") со своей программой кабаре, во главе с артистами Ардатовым и Ромославским, выступал с поразительным художественным свистом Бегичев (оперные арии!), другие.

Но я отвлекся.

Однако как же вдруг оба бандита стали подвизаться в качестве артистов кино? Где снимали картину? (Говорили, что она снималась в Мукдене.) Правда ли вообще вся эта история?

Да. Все правда.

И снимались Корнилов и Ломаковский не в Мукдене, а в Харбине, смело появляясь в центре города и открыто разгуливаясь по самым людным местам.

Как выяснилось позднее, дело обстояло так.

Корнилов явился к американскому кинорежиссеру, предложил свои услуги, договорился о гонораре, получил аванс в 1000 (местных) долларов (остальные три тысячи он должен был получить 17 июня, но не успел), заключил контракт на участие в съемках — свое и Ломаковского. Кролей возил их обоих по городу в автомашине, производил съемки по своему заранее разработанному сценарию, в нужных ему местах. Один раз Корнилов даже снимался вместе со случайно встретившимся ему полицейским…

Картина была снята с чисто американской предприимчивостью и размахом и действительно являлась сенсацией. Но перед демонстрацией ее полиция предложила Кролею представить фильм на предварительный просмотр, от чего тот, как гражданин США, уклонился. Тогда полиция обратилась к американскому консулу, получила фильм, произвела в нем вырезки и в таком виде разрешила в прокат.

На суд над Корниловым публика допускалась в строго ограниченном числе и по заранее выданным билетам. Корнилов предполагал, что его будут судить по законам Советской России, но его судили по законам Китайской Республики.

В тюрьме И. Корнилов раскаивался. Он утверждал, что никогда не стрелял первым, что он по убеждениям анархист, что его мечта — уехать в Германию и там закончить образование. К перспективам приговора относился оптимистически.

— Я хорошо знаком с законами Китая. Ни одна статья закона, ни декрет президента о смертной казни в отношении европейцев не может быть применен ко мне, так как я никого из стражи не убивал и вооруженного сопротивления во время поимки не оказывал, — заявлял он. — Самое большее, что меня ожидает, — это 10-летнее заключение в тюрьме. При этом возможно также применение ко мне досрочного освобождения. Хотя, может, и через несколько лет, но я все-таки уеду в Германию… Мне же всего 30 лет, хочется еще жить…

У Корнилова была редкая память, ему хорошо давалось изучение китайского языка и вообще языков. Он расспрашивал о товарищах по Коммерческим училищам, интересовался, что дало им знание китайского языка. И когда узнал, что многие из них хорошо устроились и зарабатывают большие деньги, глубоко задумался…

Приговор суда Корнилову: смертная казнь.

Оставалась еще надежда — ведь он был иностранец… Но в октябре 1923 г. был издан указ президента Китайской Республики о распространении смертной казни на иностранцев, лишенных права экстерриториальности в Китае… А русские к этому времени уже давно были лишены этого права.

Иван Корнилов еще некоторое время содержался в тюрьме, но в конце концов смертная казнь была к нему применена — в соответствии с китайскими законами — путем медленного удушения.

Но я забежал вперед и нарушил хронологию повествования. Вернусь к 1920 году.

Всем событиям этого, самого тяжелого в истории дальневосточной эмиграции, года одним лишь отстранением Д. Л. Хорвата не суждено было завершиться.

23 сентября последовал указ президента Китайской Республики о прекращении полномочий посольства бывшей Российской империи в Китае. Пекинское правительство заявило о непризнании русского посланника и консулов, отмене экстерриториальности русских в Китае, переходе их под защиту и покровительство китайского правительства и о передаче бывших русских концессий в Тяньцзине, Ханькоу и Шанхае новому созданному Особому бюро по русским делам.

На другой же день — 24 сентября — "в связи с переходом банка под французское покровительство" над зданием Русско-Азиатского банка в Харбине был поднят французский флаг.

Российское посольство в Пекине в эти и последующие дни:

"Над чугунными воротами уже спустили торжественно и медленно трехцветный флаг.

Почтенный бой из привратницкой встречает посетителей без прежнего предупредительного внимания, и его французский язык с трудом поддается уяснению. Роскошная усадьба с дорожками, усыпанными гравием, с причудливо, в тени деревьев, разбросанными скамеечками для отдыха, клумбами, с площадкой для тенниса и домами, такими просторными, уютными и барскими… Дома, тонущие в зелени, с террасами, куда никогда не посмеет проникнуть палящее солнце, беседки в виде пагод, пальмы, кипарисы, туи, и дурманящее благоухание цветов, и страстный звон цикад. Комфортабельные кабинеты с тяжелой мебелью, с кожаными холодящими креслами, куда так заманчиво скрыться от нестерпимой жары; можно с таким уютом тянуть коктейли… Здесь перебывали все… Здесь начал Колчак, когда возвращенный телеграммой Кудашева из Месопотамии, войдя в кабинет князя, он произнес своим глухим, но внятным голосом знаменательные слова: "По приказанию английского правительства прибыл в распоряжение Вашего Сиятельства""…

Таким увидел российское посольство журналист, побывавший в нем вскоре после описанных выше событий.