Как все начиналось
Как все начиналось
Когда в середине XIV века власть монгольских императоров рухнула, Китай был переполнен восставшими армиями. Они не только штурмовали императорские цитадели, но и вели непрерывную борьбу между собой. Эти внутренние раздоры продлили агонию монгольской династии, но когда у китайцев появился способный лидер, ее участь была предрешена.
Основатель династии Мин Чжу Юань-чжан родился в области, лежащей между реками Хуанхэ и Янцзы, в 1328 г. в бедной крестьянской семье. Еще ребенком он лишился родителей и почти всей родни, умершей от голода. Карьеру свою он начал пастухом, а затем стал буддийским монахом. Однако монастырская жизнь оказалась амбициозному юноше не по душе, он покинул обитель, стал нищим, а потом, как часто случается, разбойником – это больше соответствовало его яркой натуре, чем просить подаяние. В рядах бунтовщиков, начавших плодиться в то время повсюду, Чжу Юань-чжан и нашел свое место. Он быстро поднимался по карьерной лестнице, пока не возглавил большой отряд, а затем, порвав со своим начальником, превратился в независимого партизанского вождя.
Подобная карьера достаточно типична для всех неспокойных периодов китайской истории. Правда, Чжу Юань-чжана от многих соперников отличало умение пользоваться плодами побед и объединять подвластные ему земли в хорошо управляемое государство. Пока другие вожди разбойников метались по стране, просто грабя города и отнимая ценности, Чжу Юань-чжан не просто захватывал населенные пункты ради их богатств, а занимал стратегически важные и использовал их как опорную базу для расширения своей власти. В 1356 г. он одержал решающую победу, захватив Нанкин, который стал вначале столицей его сторонников, а затем и столицей всего Китая.
Чжу Юань-чжан прекрасно владел основами тактики и стратегии. В те годы он пока не трогал укрепленные твердыни монголов, направив все силы на подавление своих соперников, бесчинствовавших на юго-востоке Китая. Десять лет спустя он уничтожил последнего из них, оставшись единственным претендентом на престол и признанным лидером китайского сопротивления. Два года спустя, в 1368 г., после захвата всего восточного побережья от Кантона до Шаньдуна, в армии его полководца Су Да насчитывалось около четверти миллиона человек. Монгольский император не стал дожидаться их появления. Он бежал на север, оставив Китай победоносному основателю династии Мин. Пекин капитулировал.
Потребовалось еще несколько лет войны в западных и юго-западных провинциях, пока новую династию не признали во всех частях Китая. Монголы также пытались вернуть утраченную империю, но военное превосходство уже было за китайцами. В 1372 г. генерал Су Да пересек Гоби, сжег Каракорум, столицу Чингисхана, и дошел до северных склонов Яблонового хребта в Сибири. Ни одна китайская армия прежде не заходила так далеко на север. В 1381 г. монголы были выбиты и из Юньнаня, где они оставались в изоляции со времени основания династии. Десять лет спустя минская армия заняла Хами в центральной Азии, чем и завершила воссоединение империи.
Таким образом, впервые со времен Тан границы отодвинулись далеко на север, а в целом минская империя была обширнее любой другой предшествовавшей ей китайской империи. Ляодун (Южная Маньчжурия) стал частью провинции Шаньдун. Юго-западные Юньнань и Гуйчжоу, лишь частично заселенные при Хань и Тан, стали полноправными областями империи, находящимися под провинциальным контролем. Их города и долины стали центрами китайской колонизации.
Минские армии явно превосходили армии монголов и других кочевников, но императоры династии никогда не пытались установить китайское господство в центральной Азии. Они довольствовались удержанием Хами, первого города по караванному пути, охранявшего подходы к провинции Ганьсу. Дело в том, что Великий шелковый путь пришел в упадок, и поэтому император Мин не последовал примеру своих ханьских и танских предшественников, столетиями пытавшихся завоевать центральную Азию. Усиление значения морского пути и разорение северо-запада монголами, последствия которого видны до сих пор, обесценили Туркестан в глазах китайцев.
Чжу Юань-чжан, отказавшись от внешней политики танской империи, во всех остальных отношениях сделал ее образцом для подражания. Управление было организовано по танской модели, и даже провинции, насколько позволяли территории и численность населения, были изменены, чтобы соответствовать десяти «дао» Тай-Цзуна. В минский период утвердились многие из нынешних границ и названий провинций, хотя тогда их было лишь 15 (при маньчжурах – 18). Перед войной японцы, завоевавшие Маньчжурию и провозгласившие там государство Маньчжоу-го, заявляли, что эта территория никогда не была собственно китайской. Однако минская провинция Шаньдун включала в себя не только одноименный полуостров, но и территории к северу от Великой стены от побережья Бохайского залива до Шэньяна и вплоть до границы с Кореей, проходившей по реке Ялу. Эти земли были в то время полностью заселены китайцами, минская провинция цзинши (нынешняя Хэбэй) простиралась на север до реки Ляо. За этими исключениями несколько нынешних провинций составляют одну минскую, границы и названия их также большей частью были установлены при Мин.
Практический дух административных преобразований проявился и в другом. Предыдущие династии получали имя в соответствии с древним названием той области, откуда родом был основатель, или же по названию удела, которым он (или его предок) управлял. Так Лю Бан назвал свою династию Хань, ибо в период междувластия, после падения династии Цинь он управлял эфемерным государством Хань. Первый император Тан был при династии Суй владельцем удела Тан в Шаньси. Династия Сун получила название от древнего царства Сун, находившегося в восточной части Хэнани.
Другие, менее известные династии, тоже следовали такой практике. Основатель Мин, бывший прежде главарем разбойников, не мог, как и его предки, похвастаться владением или уделом, поэтому, выбирая название для династии, он порвал с веками освященной «территориальной традицией» и назвал ее Мин. Историки пишут, что Чжу Юань-чжан стал одним из лидеров мессианской секты «Мин цзяо» («Учение Света»), буддо-манихейского характера, ожидавшей прихода мессии – царя Света (мин ван). Отсюда и название основанной им династии – Мин: «светлая», «сияющая», «просвещенная».
Еще одно его важное нововведение коснулось девизов правления, по которым шла датировка событий. Если ранее этот девиз менялся каждые несколько лет, то минские императоры сохраняли его на протяжении всего царствования. Поэтому период Юнлэ, например, полностью совпадает со временем правления императора Чэн-цзу. Ранее, с тех пор как ханьский У-ди ввел девизы правления, дело обстояло иначе. Тем самым минские императоры возвращались к древним обычаям чжоуских ванов и Цинь Ши-Хуанди. Такое изменение имело очевидное преимущество, ведь прежние императоры за время царствования порой меняли девизы по 5–6 раз, под каждым из которых летоисчисление начиналось заново, поэтому без математических подсчетов просто нельзя было узнать, сколько же правил тот или иной император. Впоследствии этому же новому правилу следовали и маньчжуры, поэтому императоров этих двух династий чаще всего и называют по девизам правления. Общеизвестные девизы Вань-ли и Цянь-лун почти что превратились в имена собственные, и немногие вспомнят, что под первым правил император Шэнь-Цзун, а под вторым – маньчжурский император Гао-цзу. Девизы правления этих императоров знакомы европейцам по надписям на фарфоре, что и положило начало такому устоявшемуся, но ошибочному обычаю.
Первой столицей минской династии был Нанкин. Город и сегодня таков, каким он стал после того, как его перестроил Чжу Юань-чжан. Хотя от самого дворца сохранились лишь ворота, обозначающие место его нахождения, городская стена более двадцати миль в длину и шестьдесят футов в высоту остается самой длинной в мире. Выбирая столицей Нанкин, первый император Мин хотел, видимо, чтобы управленческий аппарат находился в наиболее ему знакомой части Китая, из которой он сам был родом. Этот мудрый выбор, быть может, позволил бы в будущем сохранить династию, следуй его преемники такой же логике.
После падения власти Сун на севере множество самых влиятельных и образованных людей бежали на юг, и север утратил свою культурную и торговую значимость. Нанкин, располагавшийся на берегу Янцзы, куда легко могли приставать лодки с данью и торговые суда, идеально подходил для управления самой населенной и богатой частью империи, ведь в силу географического положения он был защищен от нападения с севера и в то же время не столь уж удален от северных провинций.
К сожалению, вышеперечисленные причины проигнорировал третий минский император Юнлэ, вновь перенесший столицу в Пекин. Это увеличило основную внутреннюю слабость новой династии – все усиливающееся расхождение между Севером и Югом и, как следствие, взаимную ненависть чиновников – выходцев из различных частей империи. Разделение империи на две половины стало более явным, чем когда бы то ни было прежде. Пока Юг не был колонизован при Тан, а затем обогащен и окультурен при Южной Сун, сколько-нибудь значительного соперничества быть не могло, ибо и культура, и власть, и население концентрировались в северных провинциях. После чжурчжэньских и монгольских завоеваний баланс нарушился. Север был разорен, а юг стал богатым и многонаселенным.
Началась масштабная миграция самого «культурного» населения. На юге нашли убежище все известные ученые кланы, на протяжении столетий управлявшие империей. Вплоть до конца Северной Сун такие фамилии, как Сыма, Сыду, Шангуань, Оуян, обозначавшие в древнюю эпоху должности, были распространены на Севере и участвовали в общественной жизни.
Сегодня их можно встретить только в Кантоне (Гуанчжоу). Поскольку эти кланы возникли в Шэньси, ясно, что предки их нынешних представителей бежали с севера. Едва ли можно встретить в Кантоне сколько-нибудь влиятельную семью, чьи предки не «пересекали Мэйлин» – горный хребет, разделяющий бассейны Янцзы и Западной реки (Сицзян). Все эти переселения большей частью происходили во время чжурчжэньского и монгольского нашествий.
К воцарению Мин различия между двумя половинами империи стали уже слишком очевидными. Выходцы с юга занимали на государственных экзаменах все более высокие места, в то время как северяне не были даже представлены на них пропорционально количеству населения. Неудовлетворенность такой ситуацией заставила императоров «резервировать» за северянами одну треть всех мест, вне зависимости от уровня знаний, но даже эта пропорция сама по себе весьма показательна.
Барельеф с драконом и львов из гробницы эпохи Мин
Перенос столицы в Пекин еще более усилил это соперничество. Юнлэ сделал это потому, что здесь находились его владения до того, как он вступил на трон, и здесь он находил опору и поддержку. Однако Пекин был плохим местом для столицы. Он расположен на песчаной и достаточно сухой равнине и не связан водными путями с экономически развитыми провинциями. К тому же он находится всего в сорока милях от проходов в Великой стене, по которым кочевники во все времена просачивались в Китай. Наконец, он расположен на крайнем северо-востоке империи и удален от основных производящих и населенных центров. Естественно, что монголы и чжурчжэни выбрали этот пограничный город столицей. Ибо они в этом случае оставались вблизи своих родных земель и не были окружены со всех сторон враждебно настроенным населением. Однако подобные «преимущества» для китайской династии не только не давали никакой выгоды, но, напротив, представляли серьезную опасность.
К тому времени, как военная мощь империи иссякла, столица оказалась открытой для нападения. Кочевникам не нужно было совершать длительный поход в глубь Китая. Достаточно было простого пограничного набега, чтобы угрожать двору и дезорганизовать управление. Поэтому минский двор был всецело поглощен пограничными проблемами в ущерб подлинным интересам империи. Деньги и войска, которые требовались на охрану незащищенной столицы, могли бы пойти на надзор за провинциями. Двор, изолированный на северо-востоке, утратил понимание нужд юга и запада, которые с течением времени становились все более и более безразличны к судьбам минской династии. Положение столицы явилось одной из главных слабостей империи и главной причиной ее падения.
Чжу Юань-чжан, основатель династии, правивший под девизом Хун-у, умер в 1398 г., после тридцати лет царствования, характеризовавшихся внутренней стабильностью и успешными внешними походами и увенчавшихся долгим миром. К сожалению, его старший сын и наследник умер, так и не взойдя на трон, поэтому престол перешел к его внуку Хуэй-ди, которому было лишь 16 лет. Однако власть молодого императора немедленно оспорил его могущественный дядя, принц Янь, командовавший войсками Севера и правивший в Пекине. В итоге, спустя всего поколение после основания династии, империя оказалась ввергнутой в долгую и разрушительную гражданскую войну. После борьбы, шедшей с переменным успехом, поддерживавшие императора силы разбежались, и войска яньского принца заняли Нанкин (1402 год). Поначалу считалось, что молодой император погиб в пылающем дворце, однако позднее стало известно, что Хуэй-ди, переодевшись буддийским монахом, бежал из города в сопровождении горстки сторонников. Несмотря на все усилия, яньскому принцу, ставшему императором, не удалось поймать беглеца – нищего монаха, странствующего по всему Китаю. Лишь много лет спустя, в 1441 году, он был опознан, арестован и отправлен в Пекин. В это время на троне сидел Ин-Цзун, правнук Чэн-цзу[48]. Старый евнух узнал в монахе бывшего императора, которому, чтобы замять дело, позволили тихо дожить до конца дней в Пекине.
Недостатки Пекина как столицы в правление Чэн-цзу не были столь очевидны. Сам он – опытный и способный воин – долгие годы воевал с монголами. Он всегда был готов лично принять командование, если со стороны кочевников возникала какая-нибудь угроза, и совершил много походов во Внешнюю Монголию, доходя до Сибири. При нем вопрос о возможности вторжения кочевников в Китай попросту не стоял, ибо китайская военная мощь оставалась непревзойденной. Однако минская империя благополучно избежала опасности, которая подвергла бы тяжелому испытанию военные таланты Чэн-цзу. Тимур, великий покоритель Азии, сокрушивший Иран и взявший в плен османского султана, в 1404 году выступил в поход на Китай. Ни одному государству или городу не удавалось выстоять против него. Его армии наводили ужас на Западную Азию, а его имя гремело в Европе. Что бы случилось, если бы армия Чэн-цзу столкнулась с могущественным Тимуром, – на этот вопрос история не дает ответа, ибо в походе Тимур умер. Это событие даже не упомянуто китайцами, которые, похоже, остались в счастливом неведении относительно столь близко подходившей к ним беды.
Система управления минской династии моделировалась по танскому образцу и после переноса столицы, однако в некоторых отношениях она не достигла танского уровня. То, что люди обращались за примерами к Тан, а не к Сун – последней великой китайской династии, вообще характерно для Мин. Династия Сун оставалась мирной, и ее невоинственная политика позволила варварам завоевать Китай. Тан, напротив, была державой-покорительницей, утверждавшей свою власть далеко за пределами Китая.
Первые минские императоры, сами воины, не любили правивших сунской империей пацифистов, оставлявших в руках завоевателей исконно китайские земли. К сожалению, минские правители отказались не только от сунского миролюбия, но и от тех ограничений, которые характеризовали внутреннее управление при Сун. Монгольское завоевание оставило в качестве наследства варварские способы ведения войны и политики. При Мин отношение к восставшим, заговорщикам и врагам стало более жестоким и фактически вернулось к варварству древней эпохи. Сунский пацифизм был дискредитирован нашествием кочевников, в равной степени забыли и о сунском гуманизме. Тем не менее, хотя управление при Мин было излишне суровым, в чем проявилась сознательная ориентация на древние образцы, это не оправдывает порой возлагаемые на династию обвинения в регрессивности и застое.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.