Мехти Рафаилов: «Усердные услуги мои России небесполезны»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Мехти Рафаилов: «Усердные услуги мои России небесполезны»

В донесении генерал-губернатора Западной Сибири П. М. Капцевича министру иностранных дел К. В. Нессельроде от 20 декабря 1821 года сообщается: «Посланный в июне месяце сего года для прикрытия отправленного из крепости Семипалатинской в Кашкарию купеческого каравана здешнего линейного казачьего войска отряд в числе 146 человек под командою одного казачьего офицера, сопроводив караван тот… возвратился прошлого ноября 27 числа в крепость… Командир сего отряда по прибытии своем донес мне, что повстречавшийся с ним за границею… бухарец Ахун объявил ему, что отправленный по высочайшему соизволению прошлого 1820 года в последних числах апреля по особым поручениям в Тибет надворный советник Мехти Рафаилов на пути своем… не доходя до города Яркенда, помер…»

Одна из улиц Яркенда. Современный вид

«Особое поручение» осталось невыполненным. Заключалось же это поручение в том, чтобы доставить письмо российского министра иностранных дел К. В. Нессельроде к махарадже Пенджаба Ранджит-Сингху. В письме сообщалось о желании России вступить с ним в «дружественное сношение», чтобы «подданные купцы российские» и индийские «имели свободный приезд во взаимные области».

Портрет К. В. Нессельроде. Художник Ф. Крюгер

Для такой гигантской в территориальном отношении страны, какой была Российская империя, обладающей огромными земельными малоосвоенными пространствами, большим населением, проникновение на средневосточный, в частности индийский, рынок не было сколько-нибудь острой необходимостью. Да и Индия была далеко, труднодоступна.

В конце XVIII — начале XIX века продолжался ее колониальный захват англичанами. Российским купцам трудно было конкурировать с иностранными купцами, прежде всего английскими, везшими высококачественные изделия своих мануфактур, и они ограничивались вывозом таких традиционных русских товаров, как, например, лес, лен, пенька, юфть, деготь и т. п. Азиатская торговля занимала в русском экспорте и импорте незначительное место.

Вместе с тем российское правительство стремилось к завязыванию прямой торговли с Индией с целью получения непосредственно из этой страны местных товаров, находивших большой спрос в России (красители, ткани, шали, благовония, пряности, сахар, лаки и др.), главным образом хлопка-сырца, необходимого для российских мануфактур. Как известно, еще с петровских времен Россия стремилась наладить постоянные прямые коммерческие связи с Индией, создать через территорию России выгодные для нее транзитные торговые пути, связав Индию и Западную Европу. Между тем в начале XIX века большая часть хлопка ввозилась в Россию не из Индии непосредственно, а из стран Европы, главным образом из Англии. И это был, естественно, не английский, а тот же индийский хлопок. Он часто фигурировал в сделках под наименованием «американский».

Английское посредничество, высокие пошлины, естественно, были невыгодны для экономики России и тем кругам, которые занимались торговлей или были заинтересованы в ее развитии. Для них установление прямых торговых связей с Индией было очень заманчиво.

Это нашло отражение в ряде официальных документов. Например, в марте 1802 года на имя Александра I была подана записка «Общее обозрение торговли с Азиею», составленная известным генералом, членом Непременного совета В. А. Зубовым. В ней имелся специальный раздел, касающийся Индии: «Что торговля с Индиею, отколе Европа извлекает знатнейшую часть богатств своих, весьма удобовозможна для России, в том нет ни малейшего сомнения. Лучшие индийские товары, даже драгоценные металлы и камни, провозимые на оренбургскую линию, в Мангышлак и Астрабад, подтверждают то очевидно. Итак, мне кажется, — писал В. А. Зубов, — дабы усилить торговлю сию чрезвычайным пользам России, стоит только правительству обратить на оную деятельное внимание…» Записка рассматривалась 31 марта 1802 года, но какого-либо конкретного решения по ней принято не было.

Заинтересованность в развитии торговли с Индией проявлялась не только в столице, но и местными чиновниками в пограничных и торговых городах, лежащих на восточных путях, прежде всего в Астрахани, Оренбурге, Семипалатинске.

Махараджа Пенджаба Ранджит Сингх. Гравюра XIX в.

В начале XIX века, как уже отмечалось, продолжался колониальный захват Индии англичанами. Мирный по своей религии, своим традициям и характеру народ многочисленных индийских государств относительно легко подчинялся солдатам Ост-Индской компании. И лишь на севере Индии, там, где жили воинственные сикхи, оставались свободными княжества Пенджаб и Синд, а также Кашмир, номинально входивший в состав Афганистана.

С 1799 года махараджей Пенджаба был талантливый и мудрый правитель Ранджит-Сингх — «Лев Пенджаба», как называли его. Ранее князь одной из пенджабских областей, он обновил по европейскому образцу армию, усилил ее и вел борьбу за объединение разрозненных пенджабских земель. Образно сказал об этом известном политическом деятеле своей эпохи один из современников — замечательный русский ученый, дипломат и писатель Е. П. Ковалевский: «Реджит-Синг — одно из тех немногих лиц в Азии, на котором отрадно отдохнуть душой, как взором на роскошном оазисе посреди дикой пустыни».

К 1811 году Ранджит-Сингх завершил объединение Пенджаба, создав сильное централизованное государство с современным шестидесятитысячным войском, просуществовавшее до английской аннексии в 1849 году. Вот с этим свободным и сильным государством прежде всего и можно было бы установить полезный и взаимовыгодный торговый контакт.

В начале XIX века отправным пунктом для торговых караванов, следовавших в Восточный Туркестан и далее в Северную Индию, стал Семипалатинск — город, лежащий на Иртышской (Сибирской) пограничной линии. Он был основан в 1718 году как крепость, название свое получил от построенных в новом форте семи зданий, или палат.

Среди имен купцов, совершавших через Семипалатинск крупные торговые операции со странами Западного Китая и Северной Индии в начале XIX века, история сохранила, например, имена С. Мадатова, А. Поленко, М. Рафаилова, 3. Шаргилова.

Дальние экспедиции на Восток, в Северную Индию в частности, в то время были опасны как в силу географических условий — трудностей пути, так и в силу частых грабежей на степных и горных дорогах. И хотя такие экспедиции для купцов были очень заманчивы, сулили им большие прибыли в случае успеха, но совершались они очень редко — несколько раз в несколько лет. Гораздо чаще отправлялись купцы в ближайшие города Синьцзяна.

С 1804 года иностранные купцы стали завозить в Семипалатинск кашемировые шали — товар, бывший тогда в большой моде, изящный, прибыльный. Мода на шали пришла в Европу в конце XVIII века, после египетских походов Наполеона. Шали во Франции, а затем и в других европейских странах стали непременной частью женского аристократического костюма. Скоро мода на шали пришла и в Россию, где они стали пользоваться большим спросом. Узорчатые, тканные из пуха тибетских коз платки и шали стоили огромные деньги — от 1 тыс. до 15 тыс. рублей за штуку.

Особенно заманчивой для купцов была именно торговля шалями, и ради доходов, какие она сулила, они пренебрегали опасностями.

Женщина в кашемировой шали. XIX в.

В 1807 году из Кашмира приехал с тюками шалей Мехти Рафаилов, приказчик крупного купца Семена Мадатова. Оба они, а также еще два приказчика — Е. Артемов и 3. Шаргилов — сами повезли товар в Петербург.

Надо думать, что удовлетворение от успешной торговли имели не только купцы. За развитием этой торговли внимательно следило и российское правительство, заинтересованное, как уже отмечалось, в установлении и постоянном развитии прямых торговых связей с государствами Центральной Азии. Кашмирскими шалями М. Рафаилова сразу же заинтересовались в МИДе.

В Петербурге купцам было поручено министром иностранных дел Н. П. Румянцевым снова отправиться с товарами в Западный Китай и Северную Индию. За его подписью им был вручен 21 февраля 1808 года указ о свободном пропуске туда и обратно и денежное «вспоможение». Тогда же, в феврале, купцы покинули столицу. 4 августа 1808 года они с новыми товарами выехали из Семипалатинска, о чем имеется отметка в выданном им и сохранившемся до нас паспорте.

За три года они побывали в Кульдже, Аксу, Кашгаре, Яркенде и Кашмире и возвратились в Семипалатинск в начале марта 1811 года. 11 марта командующий войсками Сибирской линии Григорий Иванович Глазенап отправил «Его сиятельству господину канцлеру графу Николаю Петровичу Румянцеву» свою «Записку», составленную со слов одного из путешественников — Мехти Рафаилова. «Отправленны Вашим сиятельством в прошлом 1808 году чрез крепость Семипалатинскую в китайские пределы грузинской дворянин Семен Мадатов, кобульской житель из еврей Махти Рафулла, в числе четырех человек. Дворянин Мадатов по своим делам остановился в Семипалатинске, а еврей Махти Рафулла препровожден с караваном нашим до китайского города Кулжи, — писал Г. И. Глазенап, — отколе пустился по границе китайской к достижению Кашемира. Махти Рафулла исполнил свое предприятие, был в Кашмире довольное время, испытав ход тамошней торговли, и ноне возвратился в пределы наши к Семипалатинской крепости. Я, осведомясь о сем, вытребовал его ко мне в Омск, дабы получить от него сведения о тех отдаленных китайских городах и владениях, в коих он успел быть во время своего путешествия, с тем намерением, чтобы с точностию воспользоваться такими известиями на распространение в Сибирском крае торговли послужащее… Еврей сколько был в силах удовлетворил требованное от него, и с его показаний составлена записка, кою я за долг вменил себе представить к усмотрению Вашего сиятельства. Рассмотрел я также товары, приобретенные им в Кашмире. Они состоят из одних шалей тамошней выработки, но превосходного достоинства, все эти вещи повез он с собою, таможнею запечатанные в тюки, до Санку Петербурга, ноне по приказанию моему должен явиться Вашему сиятельству».

Мехти Рафаилов — купец, побывавший в Кашмире прежде всего по своим торговым делам, но доставивший российскому правительству важные сведения о тех странах, где побывал. Что известно о нем? Сам он сообщает о себе в одном из документов, что в Россию приехал в первый раз в 1802 году. Сведений о нем, относящихся ко времени до его появления в России, практически нет. В архивных делах говорится только, что он — «кабульский житель» или «кабульский еврей». Кое-что, хотя тоже немного, нам рассказывает Уильям Муркрофт, англичанин, офицер и разведчик Ост-Индской компании, много ездивший по Востоку и находившийся в конце первого — начале второго десятилетия прошлого века в Северной Индии. Он был знаком с приказчиками М. Рафаилова и, вероятно, знал и его самого. Согласно У. Муркрофту, Рафаилов — выходец из Персии, его мать была когда-то рабыней, а отец — купец. Родители рано умерли, и мальчика воспитали товарищи отца. Он начал работать слугой, был разносчиком, приказчиком, сам стал торговать и именно как купец попал в Россию, где поменял религию, крестившись в православной церкви.

У. Муркрофт отмечал, что Мехти Рафаилову были свойственны ум и хитрость, благодаря которым он смог выдвинуться и занять в купеческой среде видное место. Он был компетентен, по словам английского офицера, в политике, географии, знал многие восточные языки, что тоже способствовало его успеху. У. Муркрофт упоминает кашмирский и пенджабский языки. А сам М. Рафаилов пишет об этом в одной из своих записок следующее: «И не к похвале моей осмеливаюсь донести, что при малом богатстве языка российского имею я основательные познания в языках турецком, персидском, индейском и татарском, с помощью коих надеюсь и обязуюсь оказать усердные услуги мои России небесполезны».

Мехти Рафаилов, «сколько был в силах, удовлетворил требованное от него», — писал Г. И. Глазенап. Записка, составленная с его слов, обстоятельная, содержит подробное описание путешествия, географические и этнографические данные о народах и странах, сведения о занятиях населения, торговле, государственном управлении, организации войск, отношениях с соседними странами и т. п.

Подобные документы о «современном» состоянии интересующих стран правительство получало не так часто. На данный момент представленная М. Рафаиловым записка была единственной. Автор заслуживал награды.

27 июля 1811 года Рафаилов обратился к Н. П. Румянцеву с просьбой об исходатайствовании у императора «медали для ношения на шее… за описание об открытом мною ближайшем пути к китайским границам».

26 ноября 1811 года «всемилостивейше пожалована кабульскому жителю Мехти Рафаилову золотая медаль с надписью "За полезное" на красной ленте для ношения на шее».

В марте 1812 года Рафаилов обратился к министру с новой просьбой — исходатайствовать для него классный чин, «в коем, — как он писал, — могу я с большею удобностию и пользою посвятить себя деятельнейшим мерам в предприятиях, поспешествующих преимущественным выгодам нового отечества моего», а «не из бесполезного тщеславия».

Конечно, чин, хотя и небольшой, придавал вес, особенно вдали от столиц. И например, весьма убедительно звучат здесь слова такого крупного чиновника, как министр внутренних дел О. П. Козодавлев, сказанные им однажды в докладе царю несколько лет спустя (в 1819 году при случае, о котором упомянем ниже): «Доктор Сальватори не имеет никакого чина, а по России без чина ездить невозможно, пока еще большинство голосов остается на стороне необразованных и безграмотных…»

Мехти Рафаилов не имел, по его словам, бесполезного тщеславия, но, можно догадаться, не был вообще лишен этого чувства. Потому что, обращаясь с просьбой о чине, между прочим, замечает, что о нем в свое время даже в газете было «троекратно публиковано на российском и немецком языках». Публикации такие действительно имеются в газетах «Санкт-Петербургские ведомости» и «St. Petersburgische Zeitung». Относятся они к февралю 1808 года (то есть ко времени, когда он и другие купцы, мы помним, были отправлены министром иностранных дел с торговой миссией на Восток) и помещены в разделе «Отъезжающие» («Abreisende») на последней странице: «Семен Мадатов, грузинский дворянин, Мехтира Фулло, еврей, Захар Шаргилов, тифлисский житель, и Егор Артемов, тифлисский же житель, жил близь церкви Владимирской Богоматери, в Московской части в Шишовом доме», то есть это простое, самое обыкновенное извещение об отъезде из столицы, подобные помещались всегда и обо всех с деловыми целями. Но даже такие совсем скромные строки в столичной «прессе», можно догадаться, были очень приятны и запомнились надолго бывшему «кабульскому жителю», бывшему простому лоточнику, тем более что на той же странице подобное было напечатано о таких людях, как «Густав Корсар, кондитер, королевско-шведский подданный», «Роберт Буек, сафьянный мастер, великобританский подданный», «Иоганн-Фридрих Кисель, седельник, франкфуртский уроженец, с женою своею Анной-Маргаритою» и «Осип Треска, французский купец»…

А мог ли он в самых невероятных мечтах представить свое имя напечатанным через 200 лет?

В 1812 году Мехти Рафаилов подал на имя Н. П. Румянцева свой «Проект на открытие путей, ведущих из России в Индию». Документ очень интересный, большой по объему и информации, составленный автором на основе своего немалого опыта «путешественника» и накопленных знаний о виданных им странах.

«Проект» содержит, подобно прочим запискам М. Рафаилова, сведения о народах и странах, лежащих на пространствах между Россией и Индией, их экономике, торговле, географии и т. п. И хотя он изложил все, как сам пишет, «в самой кратости, но не упуская из виду главной цели», и все, что он написал, «основано на строжайшей истине и на существующем ныне порядке вещей во всех сказанных странах», автор иногда несколько наивен или пересказывает легенды, как, например, при упоминании того, что жители Коканда хлеб и овощи не продают проезжающим, а подносят «все из того потребное в подарок, разве токмо от богатых людей примут иногда аршина два или три бумажной бязи», или что в Балхе цены на продукты такие низкие, что семь пудов пшеницы продаются лишь за одну серебряную монету…

Получить чин М. Рафаилов не успел. В сентябре 1813 году он был послан с караваном товаров на 160 тыс. руб. в города Северного Китая. Генерал Г. И. Глазенап сообщал в Петербург, что поручил Рафаилову доставить письмо к «тибетскому владетелю… приглашая его вступить с нами в торговые сношения. Самому ж Рафаилову поручил… делать путевые замечания свои насчет удобности таковых сношений и прочем».

А за год до этого Г. И. Глазенап информировал Н. П. Румянцева о следующем: «По случаю открываемых торговых сношений с китайскими городами… нахожу я нужным, дабы достоверно изведать пути, туда ведущие, отправить тайно при кабульском жителе Михти Рафулле… омского военного сиротского отделения учителя Дешева, хорошо знающего инженерную науку… Но как он не знает татарского языка, почему и должен представлять из себя немого, то в переводчики ему командировать урядника сибирского линейного казачьего войска Белевцова, бывшего несколько раз за границей, кои уже по приказанию моему растят бороды».

Знаменитый ученый и путешественник Ч. Ч. Валиханов в 1850-х годах неоднократно бывал в различных городах Восточного Туркестана и, готовясь к своим поездкам, изучал материалы, связанные с поездками своих предшественников в те края. В архивах Омска он законспектировал документы об упомянутом выше новом путешествии М. Рафаилова в 1813 году.

Знаменитый ученый и путешественник Ч. Ч. Валиханов

Итак, караван Мехти Рафаилова выступил из Семипалатинска под прикрытием отряда из 70 казаков под командой сотника Е. Старкова. Через Семиреченский край, озеро Иссык-Куль за 54 дня караван достиг Турфана. Пробыв здесь 11 дней, он отправился в Аксу. Там М. Рафаилов оставался четыре недели, ведя успешную торговлю: он продал часть своих товаров, получив взамен ямбовое серебро (ямба имела форму «подковы с круглой китайской печатью»), а затем выехал в Кашгар, где также вел торговлю, но менее удачно, так как обменял свой товар не на серебро, а на местные товары (которые намеревался уже продать на Нижегородской ярмарке).

В Кашгаре М. Рафаилов оставался в течение 13 месяцев, за это время к нему прибыл из Семипалатинска его приказчик с новыми товарами, которые Рафаилов очень быстро и выгодно продал на серебро. Затем он двинулся в Яркенд, а еще через два месяца — в Тибет. Здесь на второй день по приезде он встретился с ханом Агбар-Махмудом и передал ему письмо Г. И. Глазенапа.

Рафаилову в Тибете был оказан очень милостивый прием, было разрешено беспошлинно торговать, и хан обещал ему, что будет и впредь покровительствовать русской торговле. В Тибете российский купец прожил 34 дня. Он намеревался ехать дальше в Кашмир, чтобы там купить шали, но по случаю купил их в Тибете и от поездки в Кашмир поэтому отказался. Перед отъездом из Тибета М. Рафаилова хан дал ему аудиенцию, вручил письмо для передачи генералу Глазенапу и чрезвычайно милостиво сообщил о своем большом желании вступить в торговые сношения с Россией и о намерении отправить туда своего посланника. Из Тибета М. Рафаилов уехал в Кульджу и через восемь месяцев возвратился в Семипалатинск.

Почти два года продолжалось это путешествие Рафаилова и его спутников. Одним из результатов его явились для российского правительства новая записка «кабульского жителя», составленная им по приезде, и написанное по-персидски упоминавшееся выше письмо на имя Г. И. Глазенапа от тибетского «раджи» Махмуд-хана — документы очень важные.

«В бытность мою в вышепомянутых городах, — пишет уже М. Рафаилов, — по короткому знакомству моему с индейскими, ауганскими, кашемирскими и персицкими знатными купцами [узнал], что они охотно желают завести на границах российских и внутри оных постоянной торг и учредить купеческие конторы, даже на таких условиях, какие предложит российское правительство». И еще одна важная информация, сообщаемая М. Рафаиловым. «Не смею умолчать, — пишет он Глазенапу, имея в виду постоянную борьбу Пенджаба с английской Ост-Индской компанией, — чтобы не доложить… что владетель индейской провинции и города Лагора Ранджицын Бадша (Ранджит-Сингх. — Авт.) ищет покровительства, но не знает, где его найти».

Возможно предположить, что эти слова не остались без внимания и о них вспомнили через несколько лет, когда решили отправить своего посланника с письмом в Пенджаб.

Прошло еще более двух лет. В 1819 году Мехти Рафаилову был пожалован новый чин — надворного советника. И осенью этого года начала готовиться новая его поездка в Северную Индию. На этот раз правительство поручило ему важную миссию — доставить письмо К. В. Нессельроде «владельцу Панджабских областей Ранджит Дсинг. Таково же содержание письма… к правителю Кашемирскому и к независимому владельцу одной части Тибета Ранджет Акибету, с некоторыми переменами только в титулах».

«Имею честь сим уведомить Ваше Высочество, — говорилось в письме российского министра, — что ныне в столь счастливое время высокопочтенный наш чиновник надворный советник, знаменитый между торгующими персидскими и великотатарскими купцами, с давних времен Вам известный и верноусердствующий Ага Мехти Рафаилов, приехав к нам в Россию, представил всю Вашу славу, великолепие и могущество… наконец, гостеприимство, оказываемое приезжающему из разных соседственных мест купечеству, а особливо великороссийским подданным купцам. Все сие для меня приятное донес я Его Императорскому величеству… государю Александру I. Его Императорское величество… указать соизволил мне вступить в дружественное сношение с Вами чрез верных и усердных чиновников, дабы подданные купцы российские и Ваши имели свободный проезд во взаимные области».

На проекте писем Александр 117 января 1820 года написал: «Быть по сему».

Все письма, написанные по-персидски и уложенные в мешочки из красной узорчатой парчи (образчик которой сохранился до сих пор, подшитый к делу вместе с черновиками дипломатического письма и с финансовыми счетами из лавки, мешочки стоили 50 руб. 50 коп. «с работаю»), были вручены М. Рафаилову для передачи их правителям Тибета и Кашмира. Вместе со своими помощниками — бухарцами М. З. Зариповым и Муса-Ханом — он выехал из Петербурга в Семипалатинск.

Проезжая через Омск, сделал там остановку, встретился как правительственный курьер с местным начальством.

В Петербурге М. Рафаилову было поручено и еще два задания: купить шесть лучших туркменских жеребцов для государственных конных заводов (на это было ассигновано по 1,5 тыс. руб. за каждого коня), а также купить в Тибете и доставить в Россию несколько кашмирских коз для разведения их породы в дальнейшем где-нибудь в Сибири.

М. Рафаилов предлагал закупать ежегодно в Тибете козий пух и устроить в Петербурге казенную фабрику для выделки кашмирских шалей. Он лично брался найти в Тибете и в попутных городах торговых агентов, закупить в Тибете на первый раз не менее 50 пудов пуха и убедить кашмирского владетеля отменить запрет на вывоз пуха и шерсти из Тибета в другие страны, кроме Кашмира. В этом М. Рафаилов надеялся на близкое знакомство с кашмирским правителем и на дружбу с его визирем. Вместе с тем он обещал нанять и привезти с собой в Петербург пятерых местных мастеров по выделке и тканию шерсти, закупить все необходимые для этого дела станки и даже самому ознакомиться с техникой ткачества шалей. В будущем он предлагал устроить фабрику, на которой, кроме кашмирских шалей, могли бы производиться изделия из пуха других пород коз.

Этот план М. Рафаилова был одобрен министром финансов и при дворе. Ему было обещано за каждый пуд привезенного пуха по 100 голландских червонцев и за каждого нанятого ткача по тысяче. Предприятие это, по словам Д. А. Гурьева, «обещало России неисчислимые выгоды».

30 апреля 1820 года М. Рафаилов выехал из Семипалатинска со своим караваном. Его вел опытный караван-баши ташкентец Мулла-Мансур Мамасеитов, а до ближайшего пограничного поста Бадельдован караван сопровождал отряд из ста казаков под командой хорунжего Мокина. На пути они подверглись нападению кочевников-киргизов, отогнавших 500 лошадей, принадлежавших каравану и отряду. Казаки сумели отбить и возвратить 436 из них. Мы не знаем подробностей этой стычки: подобное никем не описывалось и было вполне обыкновенным, недостойным особого внимания делом. Но часто в результате оказывались убитые и раненые. Путников поджидали и другие тяжелые испытания — непогода, болезни. И сама смерть на караванной дороге была частым встречным, и ее появление было, конечно, страшно, но неудивительно. Мы говорим об этом потому, что данное путешествие и для М. Рафаилова тоже оказалось последним…

Но пока он и его спутники — приказчики Муса-Хан и Мухамед Зугур Зарипов (Мамзур) — более или менее благополучно прибыли в город Турфан в Восточном Туркестане, где, пробыв 20 дней, приехали затем через Аксу (где с частью товаров остался Муса-Хан) в Яркенд. Здесь М. Рафаилов в течение двух с половиной месяцев вел успешную торговлю, а потом с оставшимся товаром на 18 верховых и вьючных лошадях двинулся в Тибет.

Двадцать дней путешествие протекало нормально. Но за шесть дней до цели М. Рафаилов неожиданно заболел. Болезнь длилась три дня, и от «опухоли всего тела» он умер. Его похоронили здесь же, у дороги, которою он столько раз когда-то ездил со своими тюками. У. Муркрофт сообщает с чужих слов, что все это случилось в местечке, называемом Кара-Корум.

Имущество и товары М. Рафаилова не были разграблены, все они поступили в распоряжение его спутника Мухамеда Зугура Зарипова. Он и «товарищи его, два татарина и бухарец, достигли Тибета», где с товаров была взята пошлина, а «по объявлении ими о смерти Рафаилова начальство отобрало от них его (личное) имущество» в казну «по обычаю». Среди прочего в этом «имуществе» находились и письма российского Министерства иностранных дел.

Мухамед Зугур отправился затем в Кашмир, где вел успешную торговлю в течение десяти месяцев и разменял все товары М. Рафаилова на шали. А о возвращении его вещей из Тибета хлопотал находившийся в Яркенде кокандский посланник, который знал, по словам Ч. Ч. Валиханова, «связь Коканда с Россией и требовал от тибетского владетеля выдачи имущества Рафаилова», чтобы «незамедлительно представить» его своему хану, а уже тот передал бы его в Россию.

Вскоре же после смерти М. Рафаилова письмо из его «имущества» к Ранджит-Сингху оказалось вдруг у англичанина У. Муркрофта. По его словам, он «не испытывал больших угрызений совести», что читал это письмо, ибо о нем и его содержании знали вообще «очень многие». С самого начала путешествия М. Рафаилова Муркрофт следил за ним: наводил справки, посылал своих агентов, которые интересовались личностью российского купца и его не просто купеческой миссией.

И такое внимание именно англичан к этому, и то, что именно англичанину в итоге досталось в руки письмо, которое вез российский посланник, было неслучайно и даже естественно.

Англичанин сообщает далее, что намеревался встретиться с М. Рафаиловым и кое-что узнать у него лично и волновался при этом, так как знал, что тот не просто купец, но «занимается политикой». И лишь из-за внезапной смерти Рафаилова эта встреча не состоялась.

Можно догадаться, что офицер Ост-Индской компании не очень жалел об этом: во-первых, планы русских, то есть противников Англии, в отношении установления контактов с североиндийским государством рушатся; во-вторых, можно попытаться завладеть и самими письмами, какие российский посланец вез (что и удалось). Правительство России, в свою очередь, знало о «происках» англичан в этом районе. Во многих документах российского МИДа, например, У. Муркрофт и его коллега Д. Требек называются «фискалами», то есть шпионами, а также сообщается, что они подкупами добивались расположения начальников в Кашмире и в Тибете и т. п.

Российское правительство знало об этом и иногда пыталось предпринимать какие-либо ответные меры.

В конце 1820-х годов очевидной стала бесперспективность развития непосредственно русско-индийской сухопутной торговли. Царское правительство и торгово-промышленные круги все большее внимание уделяли Средней Азии как рынку сбыта и потенциальному источнику сырья для текстильной промышленности. Дальнейшие территориальные захваты, продолжающаяся экономическая колонизация Индии Англией, активизация ее борьбы за овладение и среднеазиатским рынком подталкивали российское правительство к более решительным действиям в Средней Азии. Хотя русско-индийская торговля полностью не прекратилась, но все более приобретала случайный характер, а ее масштабы были весьма скромны.

Сведения, доставленные Мехти Рафаиловым, как мы уже отмечали, представляли для правительства России большой интерес и важность: это были одни из очень немногочисленных «современных», новейших документов, посвященных соседним и ближайшим восточным странам.

Конечно, сейчас, два века спустя, с высот современной науки легко отыскать в сочинениях М. Рафаилова некоторые ошибки и неточности, как, например, в тех или иных географических и этнографических описаниях. Сам он не бывал, естественно, везде и не мог всегда с точностью знать тот или иной маршрут, местность, населенный пункт, но пользовался иногда слухами, какие существовали в его среде, чужими сведениями, отсюда иногда и его весьма приблизительные оценки. Автор их не был ученым, не был «путешественником-профессионалом». Он был торговым человеком, опытным, знающим, но прежде всего купцом.

(По материалам В. Воловникова.)