В Тауэре льется королевская кровь

В Тауэре льется королевская кровь

Ричарду II не терпелось взять бразды правления в свои руки. К двадцати годам он стал красивым молодым человеком с золотистыми волосами. Его характер отличали взрывы энергии, порождавшие неровность в отношениях с людьми. Понятия о королевской власти, в которых его воспитали, заставляли его смотреть на конституционное развитие Англии (бывшее следствием войны, так как королям приходилось постоянно испрашивать у парламента разрешения на новые налоги) как на ущемление его монарших прав.

Оппозиция королевскому всевластию сосредоточивалась вокруг герцога Джона Гаунта и его сына от Бланш Ланкастерской, Генри, графа Дерби, который доводился королю кузеном и после смерти матери унаследовал титул герцога Ланкастерского.

В мае 1389 года Ричард II вошел в королевский Совет и спросил своего зятя, герцога Глостера, сколько, по его счету, ему лет.

– Вашему величеству двадцать второй год, – ответил герцог.

– Стало быть, я достаточно вырос, чтобы управлять своими делами, – холодно заметил король. – Я был под опекой больше, чем любой сирота в моем королевстве. Благодарю вас, лорды, за вашу службу, но больше в ней не нуждаюсь.

Правление Ричарда II указывает на его недюжинные политические способности и умение владеть собой. Молодой король подавал блестящие надежды. Он примирился с баронами и парламентом – но не за счет своих прав. Поскольку продолжение войны с Францией ставило его в зависимость от парламента, Ричард предпочел заключить с французским королем перемирие, в обеспечение которого в 1396 году женился на Изабелле Валуа, дочери Карла VI. Невеста была еще почти ребенком, но она привезла с собой в Англию двадцативосьмилетнее перемирие.

Однако едва был заключен этот брак, характер Ричарда внезапно изменился – с него словно упал покров. В короле обнаружилось желание пользоваться абсолютной властью – такой, какую ему довелось наблюдать при французском дворе во время сватовства. Под предлогом необходимости избежать войны с Францией он отдал французам ряд территорий на континенте, принадлежавших Англии. Затем он совершенно изменил характер правления. Ричард приобрел вкус к пышности и расточительности, а его гордость превратилась в манию величия – он мечтал ни много ни мало о том, как низложить императора Священной Римской империи. Парламент попросил короля уменьшить расходы на содержание двора. Ричард воспользовался этим, чтобы начать борьбу с Великой хартией вольностей. Он объявил, что подданные забыли верность присяге, коль скоро «берут на себя право приказывать и управлять личностью короля и его домом». Неугодные ему депутаты палаты общин и поддерживающие их лорды были изгнаны из парламента. Новый парламент оказался заполненным королевскими ставленниками, и Ричард уверенно схватил английскую свободу за глотку. Парламент безропотно одобрял казни, изгнания, опалы и вводил новые налоги в пользу короля.

Лорды ничего не могли противопоставить королевскому деспотизму, потому что в их рядах не было единства. В конце 1397 года главы двух баронских группировок, герцог Ланкастер и граф Норфолк, обвинили друг друга в измене. Оскорбление было решено смыть кровью. Но Ричард не дал состояться поединку и приговорил графа Норфолка к пожизненному изгнанию, а герцога Ланкастера – к шестилетней ссылке за границей. Когда Генри Ланкастер уезжал из Лондона, улицы были запружены народом, плачущим о его судьбе; многие провожали изгнанника до самого берега, где его ожидал корабль.

Удаление Ланкастера окончательно развязало Ричарду руки. Принудительные займы, продажа амнистий, объявления вне закона сыпались как из рога изобилия. В довершение беззаконий король конфисковал земли опального герцога.

К Генри Ланкастеру прибыли гонцы от лордов и городов, умоляющие его вернуться и возглавить восстание против деспотизма Ричарда. Они уверяли герцога, что все только и ждут его возвращения, «особенно лондонцы, любящие его во сто раз больше, чем короля». Слушая их, Генри казался задумчив – он стоял, «наклонясь к окну, выходившему в сад» и ничего не отвечал. Однако убеждения посланцев подействовали – он инкогнито прибыл в Бретань и с пятнадцатью рыцарями отплыл из Ванн в Англию.

Решимость герцога была обусловлена отсутствием Ричарда, который в это время воевал в Ирландии. Король не предчувствовал грозящей ему опасности. В Англии его торжество казалось полным. Изгнание Ланкастера и Норфолка лишило баронов предводителей. Ричард полагал, что обеспечил преданность знати, взяв с нее заложников, которых увез с собой в Ирландию; среди этих знатных юношей был и сын герцога Ланкастера, будущий король Генрих V.

Но пока Ричард думал о покорении Ирландии, он получил известие, что потерял Англию. Едва прошел месяц со дня его отъезда, как Ланкастер высадился в Равенспуре. Он утверждал, что пришел не бунтовать против короля, а вернуть свои земли, и три из его йоркширских замков немедленно открыли перед ним ворота. Вся знать оказалась на его стороне. Во время быстрого похода к югу армия герцога нигде не встретила сопротивления. Королевские войска перешли под его знамена. Утвердив свою власть в Лондоне, Ланкастер двинулся на Чешир, где собрались вооруженные приверженцы Ричарда.

Противные ветры долго не позволяли сообщить Ричарду о случившемся. К тому же королю больше двух недель пришлось дожидаться своих отрядов, рассеянных по Ирландии. Эта просрочка оказалась роковой для него. Армия, собравшаяся в Чешире, не получая известий от короля, мало-помалу разбрелась. Когда же в начале августа Ричард наконец отплыл в Англию, Ланкастер был уже властелином всего королевства.

Ричард высадился в Милфордской гавани, имея под началом тридцатитысячное войско. Однако через день у него оставалось всего шесть тысяч человек, которые в свою очередь разошлись, когда узнали, что король уехал, переодевшись простым воином, чтобы возглавить уже несуществующую чеширскую армию.

Не желая лично вступать в переговоры с мятежниками, Ричард послал к Генри Ланкастеру своих родственников. Но их арестовали, и королю пришлось договариваться о личной встрече с герцогом. Решено было съехаться во Флинте. Едва Ричард достиг этого города, как увидел себя окруженным войсками Ланкастера. Король был взят в плен и приведен к изменнику-кузену.

– Я вернулся раньше времени, – сказал Ланкастер, – но я объясню причину моего поступка. Ваш народ, государь, жалуется, что в течение двадцати лет вы сурово управляли им, потому-то, с Божьей помощью, я помогу вам управлять им лучше.

– Прекрасный кузен, – покорно отвечал Ричард, – если так угодно вам, это угодно и мне.

Он был увезен пленником в Лондон и заточен в Тауэре. Заставить Ричарда II отречься от престола не составило труда, и в сентябре 1399 года парламент торжественно принял акт о его низложении. Король был бездетен, поэтому корона должна была перейти к королевским родственникам. Но ближайшему претенденту – Эдмунду, графу Мортимеру, – было всего шесть лет, и тогда Генри Ланкастер предъявил свои права на престол, «так как я происхожу, – заявил он, – по прямой линии от доброго короля Генрих III».

Парламент признал его права. Два архиепископа, взяв его под руки, посадили на трон, и Генри Ланкастер – теперь уже Генрих IV – торжественной клятвой обязался не лишать никого из своих подданных наследства или другого имущества, «которым они владеют по закону и обычаю государства».

Клятву эту он не сдержал, и спустя два года против него возник заговор, имевший целью вернуть корону Ричарду II. Однако предатель выдал планы заговорщиков, и Генрих IV послал к свергнутому королю убийц.

Со смертью Ричарда II пресеклась династия Плантагенетов. Благодаря множеству браков Анжуйского дома с английскими баронами и шотландскими королями, в Англии появилось несметное количество королевских родственников. В течение последующих двухсот пятидесяти лет, до воцарения Карла I Стюарта, ни один английский король не мог чувствовать себя прочно сидящим на троне, всякому приходилось опасаться претендентов, подчас более законных, чем царствующий государь.